Под водой в Антарктике

В АНТАРКТИДУ НА ЗИМОВКУ

Обработка образцов и фотографий флоры и фауны, анализ данных учета животных и особенностей подводного рельефа позволили биологам ответить на основные поставленные перед экспедицией вопросы. Удалось установить причины многоярусного распределения животных по вертикали, а также закономерность в смене одних обитателей другими с ростом глубин. Было установлено, что условия существования животных вблизи поверхности моря одинаковы, поскольку фактически показатели. морской воды (температура, соленость, содержание питательных веществ вдоль всего материка) стабильны и мало зависят от широты места и глубины океана. Оказалось, что на распределение животных по глубинам влияет в основном свет. Уровень освещенности под водой зависит от толщины льда, характера рельефа дна и количества снега на припае. Обилие света создает благоприятные условия для развития водорослей. Там, где на льду мощный слой снега, водорослей нет не только на мелководье, но и на глубинах более 30 м. При отсутствии снега жизнь начинается непосредственно под нижней границей припая. Лед снизу покрывает тонкий зеленовато-коричневый налет диатомовых водорослей, а толщу его заселяет множество ледовых рачков. Развиваясь непосредственно от уреза воды, водоросли к осени устилают дно плотным ковром вплоть до глубин 50 м. Более светолюбивые бурые водоросли занимают верхние этажи, красные, опускаются глубже. Ярусное распределение флоры определяет зональность связанной с ней фауны. Выделяются два типа подводных ландшафтов — равнинный и гористый. Равнинный тип характерен для тех участков побережья, где дно постепенно понижается и на припайном льду не аккумулируется в значительных количествах снег. Здесь, в поверх-постной зоне обитают рачки и мелкие моллюски, а ниже, до глубины 30 м, морские ежи, звезды, черви и сидячие полихеты сменяют друг друга. Глубже основу фауны составляют животные фильтраторы — губки, асцидии и альциопарии; в изобилии встречаются кишечнополостные и горгонарии.

Гористый тип ландшафта наблюдается в тех акваториях, где береговой склон отвесно спускается в глубину. Освещенность дна, как правило, в таких местах мала, поскольку крутой профиль берега приводит к накоплению снега на льду в заветренной зоне. Как следствие этого — частичное угнетение диатомовой флоры. Тем не менее фауна крутых склонов оказалась более богатой, что связано с благоприятными условиями обтекания организмов водой и снабжения питательными веществами. Колонии гигантских губок и асцидий располагаются на вертикальных гранях террас и отдельных камней, у краев трещин в скалах и возвышениях дна. Такой тип ландшафта характерен для района обсерватории Мирный и острова Майолл на станции Молодежная. Зональное распределение животных наблюдается также в прибрежных сообществах Западной Антарктиды, на Антарктическом полуострове и Южных Шетландских островах. Там море значительную часть года свободно ото льда, что благоприятно отражается на росте водорослей. Гигантские сплошные леса водорослей многих видов покрывают дно до глубины 10–20 м. В целом же донное население Южных Шетландских островов обнаруживает гораздо большее сходство с островами Субантарктики, где климат намного мягче, чем с Восточной Антарктидой.

Дальнейшие гидробиологические водолазные исследования в Антарктике планировались в двух направлениях: во-первых, более детальном изучении видового состава флоры и фауны различных ландшафтов; во-вторых, наблюдении за изменениями в донных сообществах и у отдельных видов в течение всего года. Исследования по первому направлению могли бы быть дополнены работами еще одного сезонного отряда, вторые же могли быть проведены только круглогодичной экспедицией.

В начале 1970 г. мне позвонил Женя Грузов и сообщил о планируемой экспедиции в Антарктиду с зимовкой в 1970–1972 гг… Тем, кто туда поедет, предстояло проработать два сезона и полный год. Получил предложение поехать и я. В мае гидробиологический отряд был включен в состав Шестнадцатой советской антарктической экспедиции. В отряд вошло шесть человек: четверо гидробиологов (Е. Грузов, Ю. Гигиняк, А. Шереметевский, В. Андронников) и инженеры по подводному оборудованию — В. Люлеев и С. Рыбаков.

Еще во время первой экспедиции гидробиологов в Антарктиду была намечена программа, предусматривающая создание в случае зимовки стационарной гидробиологической базы на одном из островов вблизи побережья материка. Анализ карт береговой акватории возможных районов работ показал, что в советском секторе Антарктики наиболее приемлемым был район Мирного. Характер берега в районе всех станций был одинаков — ледяной барьер, обрывающийся в море 20-метровой стеной, и отдельные выходы коренных пород. Такой рельеф предопределял многие трудности при водолазных работах. В районе же Мирного располагался архипелаг островов Хасуэлл. Здесь были разнообразные профили морского дна и переменный гидрологический режим прибрежных вод. Крутые вертикальные склоны, уходящие в глубину на десятки метров, сменялись пологими ступенчатыми террасами; проливы между островами с сильными приливно-отливными течениями переходили в закрытые бухты, при входе в которые располагались многочисленные банки, не достигающие нескольких метров до поверхности моря и надежно преграждающие путь айсбергам. Одна лишь станция Беллинсгаузен могла быть сравнима с Мирным. Но климат Южных Шетландских островов, где она находилась, намного теплее, чем на побережье материка, где расположен Мирный.

В подготовительный период Грузов, как выяснилось на зимовке, смог предусмотреть практически всё необходимое для жизни пяти-шести человек в условиях Антарктики. При подготовке к экспедиции любые мероприятия, связанные с получением снаряжения, отнимали много сил и времени. Не удивительно, что Женя к концу сборов еле держался на ногах. Надо было получить щитовые дома, катера, вездеход, водолазное оборудование, съемочную аппаратуру. Принцип Грузова «идти подписывать бумагу следует к самому главному начальнику, ибо решает все он», как правило, себя оправдывал. Активная помощь со стороны члена-корреспондента АН СССР А. П. Андрия-шева, курирующего биологические исследования в Антарктике, и встреча с начальником отдела морских исследований Академии наук СССР И. Д. Папаниным во многом предопределили успех нашего предприятия. Благодаря авторитету и энергии И. Д. Папанина мы смогли получить столь дефицитные жилые дома и катера, пригодные для работы во льдах. Лучше обстояло с комплектацией водолазного снаряжения. После экспедиции 1968 г. Женя заказал барокамеру, портативный компрессор, автономное переговорное устройство, гидрокостюмы и другое мелкое, но необходимое оборудование. За несколько месяцев до отъезда все это было получено. Особенно мы были рады барокамере, без которой не могли бы работать на больших глубинах. Барокамера была рассчитана на одного человека.

Большое количество оборудования необходимо было изготовить заново. В первую очередь — различные приспособления и приборы для проведения биологических исследований под водой, а также оборудование для подводной фотосъемки.

Качество фотографий, сделанных ранее в Антарктике под водой, было явно неудовлетворительным. Размытость изображения по краю кадра, малая резкость, отсутствие общих планов, неудовлетворительная проработка фактуры объектов съемки объяснялись тем, что мы снимали обычными фотоаппаратами, объективы которых были малопригодны для работы под водой. При съемке под водой в построении изображения участвует несколько элементов, влияющих на его качество: вода, иллюминатор, объектив, фотоматериал. Все они связаны между собой сложной зависимостью. Обычный объектив в сочетании с плоским иллюминатором на воздухе сохраняет свои характеристики, однако при съемке под водой у него меняются масштаб изображения, угол зрения, аберрационные характеристики. Поле зрения объектива в воде сокращается примерно на 1/4, широкоугольные объективы с фокусным расстоянием 35 мм в воде работают как нормальные. При этом удовлетворительное качество изображения может быть получено только в пределах половины поля изображения. Для компенсации изменения габаритных характеристик объективов мы могли бы использовать известные в оптике способы: плоскопараллельные иллюминаторы, склеенные из двух стекол таким образом, чтобы лучи света, проходя через них, не отклонялись; телескопические насадки, увеличивающие угол зрения объектива в воде. Чтобы выбрать оптимальный вариант, я встретился со своим другом Борисом Котлецовым, который занимался конструированием оптики для съемки под водой. Выяснилось, что различные приспособления, устанавливаемые между объективом и водой, полностью не устраняли дефекты изображения. Зачастую требовалась очень точная центровка осей иллюминатора и объектива, а в отдельных случаях необходимо было производить перефокусировку объектива. Кроме того, использование широкоугольных объективов при поле зрения 90° значительно снижало освещенность по краю кадра; корректирование светосилы с помощью насадок превращало иллюминаторы в конструкцию не менее сложную, чем сам объектив. Борис убедил меня, что более целесообразно вместо применения сложных насадок-иллюминаторов к обычным объективам использовать специальные объективы для съемки под водой. В них погрешности, вносимые иллюминатором, компенсировались конструкцией самого объектива. Котле-нов связал нас с Ленинградским институтом оптики, где создавались объективы типа «Гидроруссар». За месяц до отъезда в Антарктику объектив «Гидроруссар-4А» был получен. Его характеристики нас вполне устраивали, тем более что использовать его было необходимо с камерой на формат кадров 6 × 6 см. Для экспедиции были получены два фотоаппарата «Салют», рассчитанные на применение широкой катушечной пленки. «Салют» комплектуется двумя сменными кассетами, что особенно ценно при работе в экспедиционных условиях, поскольку имеется возможность быстрой перезарядки камеры.

Мне предстояло совместить «Салют» с «Гидроруссаром», изготовить бокс и осветитель. Бокс был выполнен из дюралевой трубы диаметром 160 мм, приводы управления — через обычные сальники и могли надежно функционировать до глубины 80 м. Осветитель был собран в отдельном корпусе и принципиально ничем не отличался от своего предшественника «морского змея». Была увеличена мощность до 300 джуолей и предусматривалась возможность быстрой замены системы отражателей при переходе на макросъемку. Собирать аппаратуру в Ленинграде уже не хватало времени. Я только успевал получать готовые детали из мастерских и упаковывать их в ящик.

Получив паспорт моряка, климатическую одежду, мы почувствовали, что экспедиция действительно состоится и вскоре настанет тягостный момент прощания с родными и друзьями. Почему снова нужно ехать в Антарктику через год после возвращения, было непонятно нашим близким. Конечно, мы приводили веские доводы: «редкая возможность провести круглогодичные гидробиологические исследования», «уникальный научный эксперимент», «сбор материала для книги» и прочее, все в таком же духе. Но была и другая причина: нас троих, уже побывавших в высоких широтах, тянуло вновь в мир льда, где постоянно на каждом шагу человек ощущает красоту и величие девственной природы. Нас загипнотизировал фантастический подводный мир Антарктики, и мы желали скорее встретиться с ним опять. Представлялась возможность поработать полтора года в мире дикой, манящей природы, и упустить эту возможность очень не хотелось.

Приближался день отъезда. Мы начали свозить ящики со снаряжением на склад антарктической экспедиции в порт, где в ближайшие дни дизель-электроход «Обь» должен был встать под погрузку. Перед самой отправкой наш отряд оказался разделенным на две группы. Грузов, Люлеев и я плыли на «Оби»; Гигиняк, Андронников и Шереметевский — на научно-исследовательском судне «Профессор Визе». «Визе» выходил на две недели позже, но должен был нагнать «Обь» у кромки дрейфующих льдов.

На «Оби» действует правило: экспедиция включается в судовые работы, а команда участвует в разгрузке, транспортных операциях на припае, строительстве береговых станций. Капитан, высшее должностное лицо, представитель власти на «Оби», доступен каждому. Дверь его каюты всегда открыта. Свободны для посещения все помещения корабля: от нижнего трюма до кончика мачт, — и поэтому мы не чувствуем себя пассажирами.

Прошло немногим более месяца со дня отплытия, и мы снова в Антарктике. Опять Молодежная. Суета. Те, кто уезжает, в приподнятом настроении — много говорят и мало делают. Новая смена больше молчит и дотошно принимает научное оборудование — готовится к зимовке. Наш. отряд, один из немногих, не участвующих в общих работах, сразу же начинает выполнять свою программу.

Припай еще цел, хотя озера талой воды и образовались на его поверхности. На легком вездеходе мы подъезжаем к острову Майолл. Здесь предстоит продолжить исследования, прерванные осенью 1968 г. По периметру острова — ледяной барьер и широкая приливная трещина. Мы проходим вдоль барьера к тем местам, где трещина, расширяясь, переходит в узкие разводья. Через воду видно, как низ барьера уступами заходит под припай, оставляя узкие щели, явно недостаточные для спуска водолаза. Сверлим лунку для тола рядом с приливной трещиной, чтобы попасть на глубины пять — десять метров. Бур идет плохо. Прослойки рыхлого и стекловидного льда сильно тормозят продвижение — место выбрано неудачно. Отступаем на несколько метров в сторону — и снова за бур. Наконец колонка льда всплывает — толщина припая оказалась около двух метров. Меряем глубину — под нами 30 м. Многовато для первых спусков, но так здесь повсюду. Поскольку берег крутой, мелководье где-то рядом с лупкой, и до него можно будет проплыть под водой.

Грузов перед отъездом окончил курсы взрывников и теперь готовился продемонстрировать полученные знания. Мы отошли на почтительное расстояние, а Женя привязал к нескольким пачкам тола взрыватели, подсоединил провода и опустил все в воду. Раздался оглушительный грохот. Дым и глыбы льда взметнулись вверх. Черная копоть запорошила припай вокруг майны. Взрыв оказался удачным, и мы поздравили Женю с первым успехом. Взрывать лед трудно. Даже опытному взрывнику не всегда удается сделать аккуратное отверстие, поскольку лед вблизи берега торосится и имеет слоистую структуру переменной толщины.

Право спуститься первым принадлежит Шереметевскому. Из трех водолазов отряда он в Антарктике впервые. Саша несколько суетливо надевает снаряжение, явно волнуется. Мне хорошо понятны его чувства: все кругом необычно, вместо воды лед, спуск в майну — под припай, и еще неизвестно, как все пойдет, а вдруг окажется, что он подвержен боязни закрытого пространства и подо льдом неожиданно начнется приступ панического страха. Человек может погружаться в море всю жизнь и не знать, что у него клаустрофобия (так в медицине называется боязнь закрытого, пространства). Такие случаи крайне редки, но если окажется, что человек подвержен клаустрофобии, подо льдом лучше не работать. Можно, конечно, заставлять себя спускаться, контролируя состояние, но рано или поздно, особенно в сложной ситуации, когда контроль будет затруднен, боязнь может проявиться.

Шереметевский — опытный водолаз, но тем не менее я напоминаю Саше заповеди, усвоенные мною еще в период работы на Баренцевом море: «Самое главное — это не утонуть… А чтобы не утонуть, лучше было бы не погружаться. Но коли все-таки вздумал спуститься под воду, то не следует забывать дышать. Тонут люди в основном оттого, что забывают это делать. Ни в коем случае не вынимать загубник до выхода из воды. Обмен впечатлениями на берегу. Груз и ласты призваны не преумножать страдания под водой, а уменьшать их, поэтому не забыть их надеть. Спустившись на грунт, необходимо сразу же найти страховочный конец, просигналить наверх, что все в порядке, и пе терять его до конца погружения. Еще нужно удалить липший воздух из-под костюма и как следует обжаться, в противном случае все попытки погрузиться под воду будут напрасны. Нужно тщательно следить за ушами, ибо они обладают удивительным свойством преподносить сюрприз, особенно если водолаз погружается как кирпич, брошенный в воду. Скорость спуска зависит от умения быстро уравновесить давление на барабанную перепонку».

Саша сразу же выбрал около 30 м конца и теперь замер на месте. Пузыри воздуха рассыпаются по поверхности воды мелким бисером — водолаз находится прямо под лупкой. Судя по страховочному концу, погружение проходит нормально. Через полчаса подъем. Валентин принимает сетки со сборами и раскладывает пробу на снегу. Перед нами изумительная картина: ярко-оранжевые шарообразные моллюски, конусовидные губки, нежные и хрупкие ветвистые кораллы, ослепительно-красные звезды. Увиденное явно повлияло на водолаза: на наши вопросы Саша отвечает столь восторженно, что у нас единственное желание — оказаться быстрее в воде.

Я приготовился к спуску. Стараюсь не смотреть на снег: он очень слепит. Ныряю ногами вниз, и меня сразу же поднимает под лед. Уперевшись в лед руками, постепенно обжимаюсь, но несколько больше, чем следовало бы, и меня начинает утягивать вниз. С трудом успеваю продувать уши. Наконец первый уступ. Коснувшись ногами дна, я останавливаюсь.

Пологий скалистый склон от берега прямо под лункой переходит в крутую стенку. От основания стены начинается новый склон, очертания которого растворяются в сиреневой глубине.

Вода неправдоподобно прозрачна. Я как-то отвык от такой хорошей видимости и в первый момент задержался на уступе: закружилась голова. Взгляд беспрепятственно скользит на десятки метров, предметы видны абсолютно четко.

В толще воды, мягко пульсируя, зависли небольшие медузы. Под берегом темно, только через приливную трещину кое-где пробивается приглушенный свет. Глубже 10 м дно сплошь покрывает щетина в виде коротких прутиков — колонии сидячих полихет в известковых трубках. На скалистом дне губки самой разнообразной формы: шаровые и в виде кувшинов, веерообразные и как грозди стручков фасоли. Иглокожих мало. Я останавливаюсь у начала откоса, на глубиномере 30 м. Вверх уходит отвесная стена, поросшая чахлыми и явно угнетенными альционариями. И никаких водорослей. А осенью весь склон был покрыт столь плотным слоем, что грунт и многих животных не было видно. Чтобы обнаружить обитателей, тогда приходилось водоросли раздвигать. Видимо, они растут очень интенсивно в течение полутора-двух теплых летних месяцев. Как только становится лед и наступает южная полярная ночь, водоросли отмирают.

Ниже меня, там, где глубины достигали 40–50 м, красовались огромные губки, характерные для аналогичной зоны моря Дейвиса. Я мало двигался и вскоре почувствовал холод. Спланировав чуть ниже к двум желтым шарам, я увидел крупных моллюсков. С трудом оторвав их от скалы, я положил их в сетку и вернулся к лунке. На поверхности, на льду, уже стоял каркас палатки, и ребята натягивали верх, укрепляли растяжки. Вскоре убежище на случай непогоды было готово. В центре палатки Валентин установил газовую плиту, под куполом были натянуты веревки для гидрокостюмов и снаряжения. Ящики с банками для коллекций заняли место по периметру палатки, заменив нам на время разборки стулья и стол.

В ожидании вездехода мы устроились на теплых нагретых солнцем террасах острова. После погружений у нас было о чем поговорить. Сомнения, что не удастся с первых же дней работать на глубинах 30–40 м, отпали. Мы знали, что время пребывания под водой должно постепенно возрастать по мере улучшения нашей формы, утраченной в период между экспедициями.

Единственное, что беспокоило нас, — это трудности с продувкой ушей. Когда человек погружается в воду, на возрастание внешнего давления первой в его организме реагирует барабанная перепонка. Она вдавливается внутрь. Давление можно легко уравновесить через евстахиеву трубу, отверстие которой в большинстве случаев не препятствует движению воздуха. Нужно, как говорится, продуть уши: сделать несколько глотательных движений, как пассажиры самолета при взлете и посадке, или же, зажав через маску ноздри, выдохнуть через нос. Если этого не сделать, то достаточно перепада внешнего и внутреннего давления на 0,2–0,3 атм, чтобы барабанная перепонка лопнула. Следует учитывать также, что при длительных работах на море барабанная перепонка «просаливается» и теряет эластичность. В этом случае рекомендуется перед погружением закапывать в уши персиковое или прокипяченное подсолнечное масло.

При спусках в гидрокостюме барабанная перепонка может порваться, выгибаясь не только внутрь уха, но и наружу. Когда водолаз спускается, отсутствие поддува под костюм приводит к сильному обжиму. Шлем гидрокостюма, особенно в тех конструкциях, где он выполнен из тонкой резины, плотно присасывается к уху. Сжатый воздух проникает через евстахиеву трубу и вызывает изгиб барабанной перепонки наружу, так как при всплытии шлем действует, как кровососная банка. Водолаз вынужден отрывать от лица присосавшийся к нему шлем и в образовавшуюся щель подпускать к ушам воду, выравнивая таким способом давление. Только гидрокостюмы, в которых для устранения обжима используется выдыхаемый воздух, позволяют избежать при всплытии болевых ощущений в ушах.

В ближайшие дни я хотел проверить камеру, собранную во время плавания на «Оби», и отработать методику съемки «Гидроруссаром». Намечалось использовать плоскую подводную фотографию как дополнение при проведении количественного и качественного учетов. Предстояло сфотографировать площадки, ограниченные рамками таким образом, чтобы они полностью входили в кадр. Последующее изучение собранного материала, сопоставление результатов с фотографиями морского дна помогают установить взаимосвязь между живыми организмами и средой обитания.

Анализ плоских фотографий производится либо по известному расстоянию съемки, либо по известной величине снимаемого животного; поскольку размер животного заранее неизвестен, то определение расстояния съемки должно быть очень точным. Иначе ошибка в определении дистанции на 10 % в ту или другую сторону приводит к разбросу данных в определении площади до 40 %.

Точность определения дистанции съемки и площади, попадающей в кадр, во многом зависит от конструкции визира. Подводное фотографирование через визир осложняется тем, что маска не позволяет приблизить глаз вплотную к визиру. Для съемок в Антарктике подо льдом и в тропиках на глубинах за 20 м освещенность настолько низка, что пользоваться возможно только рамочным видоискателем. Точность визирования через рамочный видоискатель вполне приемлема, однако работа утомительна вследствие перефокусировки глаза в процессе наводки на две рамки и снимаемый объект. Для компенсации этого неудобства следует увеличить расстояние от глаза до первого визира, но при пользовании широкоугольным объективом при этом значительно возрастают габариты рамок. Параллакс, возникающий из-за несовпадения осей визира и объектива, можно компенсировать, если предусмотрено устройство для изменения наклона оси визира в зависимости от расстояния съемки. В зеркальных камерах шахтного типа визиры, работающие через основной объектив, не имеют параллакса и могут быть использованы в том случае, когда светосила объектива не менее 1:4 и объектив снабжен прыгающей диафрагмой. При меньшей светосиле или же при значительном диафрагмировании визирование через объектив невозможно ввиду низкой освещенности изображения на стекле шахты. В качестве зеркального визира может быть использован обычный линзовый визир, укрепляемый на боксе и представляющий перевернутую галилеевскую трубку с увеличением ’Vs — Vs. При макросъемке ввиду малой глубины резкости объектива пользоваться визиром нецелесообразно, так как значительно осложняется процесс наводки. Гораздо эффективнее применение специальных габаритных рамок, прикрепляемых к корпусу фотоаппарата и точно фиксирующих плоскость наводки.

Выполнив необходимый минимум по сбору проб, мы приступили к более приятному занятию — осмотру больших участков дна для подсчета крупных организмов. При этом водолаз перекладывает с места на место рамку размером 1 × 1 м и подсчитывает число крупных животных путем записи на пластинку из оргстекла или диктуя в микрофон переговорного устройства. Результаты подсчета обрабатываются статистическими методами, точность которых возрастает с увеличением, числа рамок. Мы решили несколько изменить методику, применив фотосъемку по фалу. Грузов прикрепил на дне фал длиной в 30 м. Настроив камеру на ’ съемку площадок размером 1 × 1 м, я проплывал вдоль фала и фотографировал все дно. Работа наладилась, и каждым спуск нам доставлял большое удовольствие. Но попадать на остров становилось все сложнее и сложнее. Припай расползался на глазах. Глубокие снежницы протянулись по всей дороге от материка к острову. Вездеход нырял в воду по ветровое стекло, ездить стало опасно. Мы решили ликвидировать лагерь, оставив на острове только камеру для съемок и один комплект водолазного снаряжения.

Перед самым новым годом корабли уходили в Мирный. В Мол одежной для окончания работ задерживались Грузов и я. Однако спуститься под воду нам больше не удалось. Неожиданно испортилась погода. Два дня дул сильный ветер, шел снег. Когда ненастье прекратилось, мы увидели, что от острова к берегу протянулись широкие полыньи. Припай еще стоял, но местами сильно потемнел и стал рыхлым. Было ясно, что при первом же сильном ветре его взломает. Нам предстояло срочно добраться до острова и забрать снаряжение. Плавсредств на Молодежной, кроме надувных матрасов, не было. Единственная возможность — подойти к острову со стороны моря. На подходе к острову путь преградила широкая трещина. Был отлив, и лед растянуло. Мы уселись на нарты в самом узком месте трещины и стали ждать. Через несколько часов разводье уменьшилось настолько, что удалось достигнуть берега. Нужно было спешить. Приближался вечер. От материка потянуло холодом, начало подмораживать. Акваланг, камера, груза, катушка со страховочным концом и прочее снаряжение с трудом уместились на нартах. Мы двинулись по прямой вдоль полыньи к берегу, на каждом шагу проваливаясь по колено в кашу из льда и воды. Все обошлось. Мокрые и усталые, мы с трудом дотащили нарты до аэродрома, откуда попутный вездеход доставил нас на станцию.

Делать в Молодежной было больше нечего, и в тот же вечер Женя пошел договариваться о перелете в Мирный. Выяснилось, что вылететь можно будет в ближайшие дни и следует быть наготове.

Перелет. Под крылом самолета безжизненная ледяная пустыня. Мощный ледниковый щит покрывает более 99,7 % площади материка. Здесь настоящее царство льда. Средняя толщина ледникового щита около двух километров, а в отдельных местах более четырех. Общий объем находящегося в Антарктике льда более 24 млн. куб. км. Считается, что оледенение материка началось около 20 млн. лет назад. Ответить на вопрос, увеличивается пли уменьшается масса льда, сегодня трудно. Косвенные данные говорят о том, что в некоторых местах масса льда уменьшается. Об этом свидетельствуют следы, оставленные ледником на поверхности скал в антарктических оазисах, понижение уровня льда у нунатаков[3]. Но эти сокращения измеряются геологическим временем, и не исключено, что в иных местах происходит его накопление. Лед скрывает сложный горный рельеф Антарктиды, материковые отмели, острова и заливы. Поверхность ледникового щита расколота гигантскими трещинами, достигающими глубины многих километров. Хотя из всех континентов земли Антарктида самый высокий и горные цепи пересекают его в различных направлениях, увидеть все горы во всем их величии нельзя. Они находятся подо льдом, и отдельные вершины изредка поднимаются над антарктическим куполом. Одна из таких вершин — гора Гаусберг, потухший вулкан. Словно черная пирамида, прорвавшая объятия ледников, она возвышается над ровным куполом почти на 400 м. От горы Гаусберг до Мирного час полета.

Вскоре открылись чистое море, корабли у кромки припая, лабиринт айсбергов, острова и, наконец, мачты радиостанции.

Разместиться в Мирном оказалось трудно. Здесь находилось около двухсот человек: два зимовочных отряда, сезонный и летный, сотрудники станции Восток. Все помещения, в которых можно поставить кровати, были заняты. После долгих поисков мы устроились в одном из старых домов, который должны были ликвидировать. Дом был построен еще в первую экспедицию и за прошедшие годы оказался под многометровым слоем снега. За счет тепла, идущего от стен, снег по периметру оттаял, образовав пустоты. Под давлением вышележащих слоев снег спрессовался в лед, и дом оказался замурованным в ледяной пещере. В этом «отеле» никто не жил. Спускались мы в дом только на время сна через люк на крыше, ведя счет этажей не снизу вверх, а сверху вниз. После ослепительного блеска солнца и снега внизу все казалось погруженным в полную темноту. Считать лестничные марши было совершенно необходимо, ибо летом снег таял и вода, стекая вниз, заполняла ледяную полость, затопляя дом. Периодически вода откачивалась на поверхность и по шлангам отводилась в сторону моря, тем не менее на полу за ночь накапливалось около полуметра воды. Утром один из нас пробирался по стульям к рубильнику, чтобы включить насос. При этом не раз спросонья дежурный сваливался со стула в воду. От грохота все просыпались и советовали ему добираться до рубильника вплавь, используя хотя бы такую возможность для тренировки.