Подпольная империя рода Амато

Глава 11

Прошло сорок дней с похорон братьев Амато. Устроили скромную памятную церемонию, на которой присутствовали лишь члены семьи.

Атмосфера в доме царила двойственная: с одной стороны, все скорбили по погибшим, с другой — уже на завтра была назначена свадьба Анны с Сальваторе.

Сестра, как в лихорадке, металась по дому, всё контролируя, перепроверяя, волнуясь. То и дело она заламывала руки в страхе и беспокойстве: то ей казалось, что свадебное платье жмёт, то сомневалась, что не всем гостям пригласительные отправлены, то ещё что. В общем, в её голове творился полнейший предсвадебный бардак. Мать, то есть Ольга Владимировна, металась на пару с дочерью, забыв даже на время хлопот о своей болезни. Вообще ей на пользу шла вся эта предпраздничная суета: Ольга Владимировна оживилась, присущая ей всегда бледность уступила место румянцу на щеках, в глазах появился блеск. Пожалуй, женщина даже похорошела. Быть может, она отчасти болела из-за пустоты своих дней? Надо ей почаще давать забот, от которых у нормальных людей болит голова. Ольге Владимировне они доставляют подлинное наслаждение. Только дайте человеку цель — и он расцветает пышным цветом.

Наконец, знаменательный для Анны день настал. К моему огромному сожалению. Я не мог без раздражения даже смотреть на этого напыщенного Сальваторе. Он вёл себя так, будто вселенная вертелась вокруг его невероятной персоны. Неприязнь моя была оттого ещё острой, что этот актёришка незаслуженно носил нашу фамилию. Да, родственник он нам весьма далёкий, по факту — совершенно чужой человек, поэтому особо стыдиться нечего, но всё же неприятно, что наше великое и древнее родовое имя носит этот недостойный недоумок, который не заслуживает и рядом стоять с истинными Амато.

Утром Анна забежала ко мне, в очередной раз забыв постучаться. Ну что за ветер в голове у этой взбалмошной девицы⁈

— Андрюш, хочу тебя попросить! Это очень важно! Ради меня! — затараторила она, умоляюще складывая тонкие, холёные руки на груди.

— Говори уже, — улыбнулся я.

Я, с одной стороны, раздражался на девушку из-за её беспечного характера, с другой — она меня невероятно умиляла им же. Буду, пожалуй, тосковать по этой её беспечной беззаботности, наивной непосредственности. Некоторые навсегда остаются детьми. Быть вечным ребёнком — безответственно, но какое же это, наверное, блаженство — жить, ни о чём не заботясь. Скучное, впрочем, блаженство. Меня всегда больше привлекало всё, что заставляло жизнь играть яркими красками, бить ключом, что возбуждало душу и гоняло адреналин по крови. Азарт. Гонка за славой. Жажда власти. Я всю жизнь упивался каждым шагом, который приближал меня к вершине.

— Прошу, не будь грубым с Сальваторе! Хотя бы сегодня! Постарайся не вступать с ним в споры!

— Куда мне деваться… Любить его не начну, даже не проси, но свадьбу любимой сестрёнке не испорчу. — Я щелкнул её по носу.

На свадьбу съехалось море народа. Сенаторы, члены правительства, префекты районов Санкт-Петербурга, городские главы других городов, даже парочка великих князей. Да, эта свадьба однозначно была самым громким событием последнего месяца.

Так как корни обеих семей были сицилийскими, то бракосочетание решили провести, сочетая традиции исторической родины и русские.

Анна, вопреки бурным протестам бабушки и матери, выбрала свадебное платье синего цвета! Для меня самого это было полной неожиданностью. Даже в моём мире невеста всегда облачалась в белое, которое символизировало её невинность. Не всегда, правда, этот красивый символ отражал реальное положение дел, но это уже другой вопрос.

Венчание единогласно было решено провести в католическом храме. К алтарю невесту повёл по старой традиции князь. Глаза Андрея Николаевича, по обыкновению, сурово взирали на окружающих, весь его вид можно охарактеризовать фразой — величественное достоинство.

Анна сияла от счастья. Жених сдержанно улыбался. Ольга Владимировна была вне себя от восторга — по её мнению, дочь хорошо пристроена, её ждёт счастливая, красивая жизнь с достойным мужчиной.

Кстати говоря, меня в моей антипатии к Сальваторе поддержала, неожиданно для меня самого, бабушка. Екатерина Анатольевна едва сдерживала своё недовольство при виде новоиспечённого члена семьи. Пожилая мудрая женщина была убеждена, что семья совершает большую ошибку, впуская в себя «этого самонадеянного, вульгарного павлина», как она выражалась.

Когда все формальные процедуры были соблюдены и Анна со своим певцом стали законными супругами, все мы вместе с гостями отправились в поместье Амато для празднования. Да, разумеется, торжество было решено провести в нашем доме, потому что рядом с величием Амато знатность и богатство семьи Сальваторе — просто пыль под ногами.

Дом был разукрашен к торжеству так, что едва ли я узнал бы его, если бы не жил в нём постоянно.

Все веселились, ели, пили, танцевали, хохотали… все, кроме меня, князя и семейного адвоката.

Пока сотни гостей вокруг нас развлекались, хозяин дома ткал паутину интриги против Глинских. Последние, само собой, не были в списке приглашённых на свадьбу — собственно, из всей высшей знати империи они были единственными, кого не пригласили.

Я пристально следил за тем, как князь шепчется с могущественными гостями. Разговор между ними был куда важнее, чем бракосочетание сестры, которое послужило отличным поводом для сходки между мафиозными семьями империи.

Да, в нашем доме собралась вся мафия российской империи. Восемь величайших родов — теневых правителей страны. Амато, Глинские, Шереметьевы, Салтыковы, Трубецкие, Демидовы, Воронцовы и Нарышкины. Каждая из этих фамилий пользуется уважением и окружена почётом. Каждая ассоциируется почти с беспредельной властью и огромными, невообразимыми богатствами. И каждая, помимо легальной деятельности, имеет ещё и подпольную.

Николай Дмитриевич Шереметьев, например, товарищ военного министра. И он же — владелец крупнейшей на континенте наемнической компании. За это по законам российской империи господина Шереметьева должны были бы казнить, но этого никогда не произойдёт.

Из-за того, что мафия успешно проникла в структуру власти страны, стало сложно различать, где кончается мафия, а начинается правительство, где кончается мафия.

Не напрасно все эти люди сегодня собраны здесь, свадьба — действительно лишь предлог.

Отец посвятил меня в свой план, и я находил его почти гениальным. Интриган из князя Амато, что надо, не просто так же небывалого могущества достиг.

Андрей Николаевич подходил то к одному дворянину, то к другому, дружески пожимал им руки, улыбался, готовил почву для предстоящего разговора. В промежутках он успевал станцевать с женой, с дочерью, переброситься парой фраз с другими гостями. Но всё это были лишь декорации для него.

Основное действие началось, когда узкий круг гостей вместе со мной, князем и адвокатом Антоновым перебрались в комнату для игры в бильярд. Здесь стоял большой, хороший бар. Мягкие диваны и кресла уютно расположились вдоль стен. Окон не было, словно комната была специально оборудована для особенных, приватных встреч.

— Андрей Николаевич, вы дали нам понять, что считаете Вадима Глинского виновным в аресте и попытке убить вашего сына, — начал без обиняков князь Трубецкой. — Но почему вы так уверены в этом? Насколько мы понимаем, это лишь ваши догадки…

— Что вы! Разве стал бы я без доказательств бросаться столь серьёзными обвинениями? — ускорительно произнёс отец.

— Так у вас есть доказательства? — с интересом подался вперёд Шереметьев.

— О да. Наш адвокат, Михаил Алексеевич, постарался и сумел кое-что найти…

Антонов, присутствовавший здесь, поднялся с кресла и вытащил из кармана маленький треугольник с кнопками. Нажал одну из них, и мы услышали голоса Ефима Глинского и какого-то мужчины.

Двумя неделями ранее

Трое сидели в кабинете князя Амато — собственно, сам князь, его сын Андрей и семейный адвокат.

— Вы сможете сфальсифицировать подобную запись? — спросил Андрей Николаевич у Антонова.

— Конечно, Андрей Николаевич. Не без трудностей, конечно, но вы же меня знаете — всё сделаю в лучшем виде.

— Благодарю вас, Михаил Алексеевич. И вы меня знаете — наградой никогда не обижу.

С юристом попрощались, и он покинул дом Амато.

— Опасную игру ты затеял, отец, — сказал Андрей-младший.

— А у нас иначе и не бывает. Неужто ты думал, что я так высоко поднялся без хитросплетения интриг?

— Нет, не думал. Но если нас раскроют…

— Им это ой как не понравится, — кивнул князь. — Но мы рискнём. Глинские виновны в смерти троих моих сыновей, Андрей, и они попытались убить тебя, моего последнего сына. Даже если они не приложили руку конкретно к покушению на тебя в тюрьме, они хотели убить тебя на дуэли. Мы готовы были договориться с ними по просьбе генерал-губернатора, но Глинские лишь посмеялись над нами. Я не прощаю такое, сын. Они должны быть наказаны.

— Хорошо, отец.

На некоторое время воцарилось молчание. Андрей Николаевич глядел на сына и в очередной раз размышлял о переменах, незаметно для семьи произошедших в нём во время службы в армии.

Андрей-младший всегда был волевым, решительным, сильным духом парнем. Но тот Андрей, что теперь сидел перед князем, всё же был другим. Тот был безрассудно-храбрый, импульсивный, вспыльчивый юнец. Армия, война изменили его. Юнец превратился в настоящего мужчину.

Впрочем, перемены в характере сына не так сильно поражали Андрея Николаевича, как его магический рост. Всё-таки человек прошёл через военные испытания, возмужал, познал, как говорится, на собственной шкуре суровость жизни. Немудрено, что какой-то стержень в нём появился, а вспыльчивость и безрассудство сменились на сдержанность и расчётливость. Андрей Николаевич сам прошёл этот путь внутренних перемен, когда был молод.

С удивлением только сейчас князь осознал, что из всех его детей более всего на него походил именно Андрей, а не погибший Александр, как раньше думал он.

Александр был улучшенной копией самого князя в молодости. Такой же беспринципный, такой же неудержимый. Но куда благороднее отца.

Андрей Николаевич оставил в далёком прошлом свою горячность, как и его младший сын сейчас.

Удивительнее всего, что Андрей за время службы в армии успел стать более сильным магом. Раньше князь и не подозревал, что его сын обладает настолько сильным даром. В прошлом никаких предпосылок к этому Андрей Николаевич в нём не замечал. А вот вдали от дома потенциал младшего сына раскрылся…

— Я получше изучил один вопрос, отец, — нарушил молчание Андрей-младший. — И понял, что ведь наш род — единственный, кто выступает против наркоторговли. Остальные влиятельные дома не то, чтобы прямо «за», но и осуждать за это Глинских они не будут.

— В этом-то и проблема, — подтвердил князь. — У Глинских все шансы переманить на свою сторону тех, кто стоит во главе всех этих влиятельных домов. Именно поэтому мы должны действовать немедля. Опередить их. И тут уже не важны средства. Либо мы, либо нас.

— Я, в общем-то, поддерживаю твою идею, она разумна, но и крайне опасна. Игра с огнём.

Князь помолчал несколько секунд, потом ответил:

— Но я прекрасно знаю правила этой игры.

Настоящее время

— Вы выяснили, что второй голос на записи принадлежит тому парню, которого подсадили в камеру к Андрею Николаевичу? — уточнил Нарышкин, когда запись закончилась.

— Именно. И не кажется ли вам странным то, что в одной камере с моим сыном оказался человек, которого Глинские использовали, как мальчика на побегушках? — задал риторический вопрос князь Амато. — Вадим Глинский вызывает у меня серьёзные опасения, господа. Ведь генерал-губернатор ясно дал понять, что нам с ним стоит заключить мир. И я готов был на этот шаг, как бы тяжело он мне ни дался. Но Вадим нашёл повод прицепиться к Андрею. Я убеждён, что это была обдуманная провокация с его стороны. И если он плюёт на просьбы самого губернатора… — Отец многозначительно замолчал.

— То как же он поведёт себя с кем-то из нас, если однажды мы ему не угодим? — закончил за него Шереметьев.

— Нет, я, конечно, согласен, что Глинские учинили беспредел, — заявил Демидов. — Но пока они не трогают никого из нас и сам губернатор крайне лоялен к ним.

— Не трогают никого из вас — пока, — с нажимом произнёс отец последнее слово. — И да, губернатор симпатизирует Вадиму Глинскому, что должно только внушать опасения всем нам. Ведь Глинский может совсем потерять страх из-за мнимого своего величия. Я не желаю войны, но… — князь с тяжёлым вздохом покачал головой. — Повторюсь, я готов был идти на мировую, оставить в прошлом все наши… разногласия… я лишь потребовал соблюдения правил. Ведь зоны интересов давно поделены между нами всеми, — он обвёл взглядом всех присутствующих, те согласно закивали. — Я лишь потребовал соблюдать этот баланс. Но Глинский, можно сказать, рассмеялся мне в глаза. Его не волнует, у кого какие права. Его волнует лишь собственная власть. Он попытался отхватить кусок от того, что принадлежит не ему, где гарантия, что не попытается сделать это снова — с одним из вас? Нельзя допускать усиления такого беспринципного дома. Чем сильнее он становится, тем большая угроза нависает над всеми нами.

Князь замолчал. Его речь как минимум на половину слушателей подействовала нужным для нас образом. Но всё-таки они сомневались. Во взглядах мафиозных глав читались вопросы.

В комнате стало невыносимо душно из-за раскуренных гостями трубок. За дверью слышались звуки безудержного веселья.

Как странно, что всё так тесно соприкасается в мире. Вот смех, и танцы, и музыка, и пир горой, а вот буквально за стеной решается, можно сказать, судьба целой империи. А, может, и мира.

— Мы обдумаем твои слова, Андрей, — первым заговорил Шереметьев.

— Верно, нам нужно время, — согласился Трубецкой.

— Конечно, господа. Обдумайте всё хорошо. Поймите, я лишь хочу сохранения баланса сил среди нас, как было раньше. Вадим слишком честолюбив, если у него появится возможность забрать всю власть, он непременно ею воспользуется. Это тот человек, который понимает лишь язык силы. Позвольте мне восстановить баланс, который он успешно начал нарушать, и я всё сделаю. Мне лишь нужно знать, что вы солидарны с моими действиями.

— Мы дадим вам знать, когда решим, Андрей Николаевич, — повторил Трубецкой.

А затем открыл дверь, и в комнату ворвался шум — шум жизни, веселья и не потревоженной никем радости.