Меня привезли в полицейский участок. Жандармы обыскали, отобрали всё, вплоть до ремня. Логика в этом, конечно, есть, я ведь, то есть Андрей Амато, бывший офицер, так что я вполне мог бы даже этот ремень с тяжёлыми, металлическими пряжками использовать в качестве оружия. Тем не менее, возмущению моему не было предела. Меня, наследника знатной, могущественной семьи, обшаривали по карманам, как какого-то уличного воришку, заставили снимать ремень, что крайне унизительно для человека моего статуса.
Я уже хотел вслух возмутиться, но решил не усложнять своё и так неприятное положение. Адвокат Амато наверняка уже в курсе ситуации, значит, скоро я буду отпущен из этой дыры.
Обыскав и лишив меня всего, что показалось жандармам внушающим опасения, меня заключили в КПЗ.
Перед тем, как запереть дверь темницы, мои руки сковали специальными кандалами, блокирующими магию. Я лишь усмехнулся мысленно: эти товарищи даже не подозревают, как наивны их меры предосторожности. Наконец, меня оставили одного.
Оглядел пространство, ставшее временным моим обиталищем. Полумрак, спёртый воздух, несколько узких коек с продавленными матрасами. Вид удручающий, но ничего: и не через такое я проходил, не кисейная я барышня, чтобы печалиться об утрате комфорта.
Всё, что сейчас было в моей власти — это лежать и думать, вспоминать, анализировать. Важное, между прочим, занятие. Размышления и критический анализ ситуации не стоит недооценивать. Безумец тот, кто предпринимает какие-то действия, тщательно их не обдумав и не оценив обстановку.
Итак, что мы имеем? Поединок с человеком Глинских почти состоялся, лишь в последний момент нас прервали. Очевидно, что жандармы знали всю информацию о предстоящей дуэли: место, время и прочее. Значит, либо Глинские им сообщили, либо органы порядка подслушали наш разговор. Впрочем, как бы они могли незаметно подслушать его? Они могли поставить прослушку на Вадима Глинского, но опять-таки с его согласия. Получается, в любом случае Глинские были в курсе готовящегося на меня ареста. Значит, власти заодно с ними, они почти открыто поддерживают Глинских. Плохо дело, коли так.
Амато власти не собирались убивать, потому что мы им нужны, но их симпатии явно не нашей стороне, а значит, если что-то пойдёт не так и властям придётся выбирать, зачистку какого рода им сделать — их выбор будет очевиден.
Спустя около часа после моего заключения дверь камеры открылась, и внутрь втолкнули троих парней жуликоватого вида. Взглянув на них, я сразу понял, что это либо мелкие воришки, либо какие-нибудь уличные хулиганы. И с какой радости ко мне, представителю знатного, уважаемого семейства, подсадили этот сброд? Совсем охамели, скоты.
— Ну что, как звать тебя? — обратился ко мне один из «банды», когда дверь камеры заперли.
— Тебе это не обязательно знать, — отозвался я, не глядя в их сторону.
— Ты что тут, самый борзый, что ли?
«Банда» стала надвигаться в моём направлении.
Так, жареным запахло. А тут, я знаю, камеры видеонаблюдения установлены. Я сосредоточился на пару секунд, и камеры видеонаблюдения были выведены из строя.
— А вы что, самые рисковые, что ли? — Нехотя, с демонстративной ленцой в движениях я поднялся.
Придурки рассмеялись.
— Надо бы проучить этого нахала, — сказал один.
Он был в таких же кандалах, как и я. Любопытно…
— Значит, проучим… — отозвался другой.
Двое вытащили что-то из карманов, в полумраке камеры сверкнули лезвия ножей.
Князь Андрей Николаевич Амато и адвокат семьи, Антонов Михаил Алексеевич, сидели в полицейском участке и вели напряжённую беседу с жандармом. Ситуация вырисовывалась пренеприятнейшая.
— Вы хотите сказать, что мой сын, будучи безоружным, в кандалах, блокирующих магию, как-то умудрился убить троих арестантов? — повторил вопрос князь.
— Я верю только фактам, — утомлённым голосом ответил жандарм, Бондарёв Юрий Владимирович — низенький полноватый мужчина возрастом слегка за полтинник. — А факты налицо. Утром мы открываем камеру, а там три трупа. А ваш сын лежит целёхонький и сладко дремлет…
— Я, как адвокат обвиняемого, требую предоставить мне протокол задержания для изучения, — заявил Антонов.
Семейный адвокат Амато был мужчиной в летах — существенно старше Андрея Николаевича. Величавая осанка, ухоженные руки с длинными пальцами, аккуратные седые волосы, худое лицо с благородными, тонкими чертами — всё в его образе вызывало приязнь и симпатию.
Бондарёв нехотя выдал адвокату требуемый документ. Антонов на некоторое время погрузился в чтение.
— Андрей Андреевич был заключён без оружия, не так ли? — подняв голову на жандарма, спросил он.
— Само собой, оружие заключённым не полагается.
— Но у троих трупов нашли ножи?
— Это недоразумение, которое мы пытаемся выяснить… — начал Бондарёв.
— Уж выясните, пожалуйста, как так вышло, что к моему подзащитному, сыну знатного человека, подсадили каких-то отбросов, да ещё и с оружием, в то время как Андрей Андреевич был безоружен. Как, по-вашему, он мог совершить тройное убийство без оружия и без магии?
— Это мы и пытаемся узнать, — угрюмо отозвался страж порядка.
— Пока вы пытаетесь, мой подзащитный должен быть на свободе, залог за него уплачен.
— Но…
— Я сегодня утром нанёс визит самому шефу городской полиции, и вам должен был поступить приказ об освобождении моего сына, — стальным голосом произнёс князь.
— Да, но с выяснением новых обстоятельств…
— Начхать я хотел на ваши обстоятельства! — рявкнул Андрей Николаевич. — Его посадили в одну камеру с вооружёнными преступниками, которые могли убить моего сына! И вы ещё пытаетесь выставить во всём виноватым его самого?
— Господин Амато…
— Вы смотрели запись с камер видеонаблюдения? — оборвал жандарма адвокат.
— Записи нет. Кто-то отключил камеры.
— Как отключил? Всё интереснее и интереснее становится… С какого момента запись оборвалась?
— Когда в камеру к Андрею Андреевичу ввели троих заключённых.
— О как! Какое любопытное, странное совпадение, не находите? Добавим ещё к этому, что у новых арестантов почему-то не отобрали ножи при обыске. Или обыска не было вовсе? — приподнял брови Антонов.
Жандарм начал отвечать что-то невразумительное, но адвокат снова его перебил:
— Итак, сколько нарушений мы уже можем насчитать? У всех арестантов, кроме моего подзащитного, было запрещённое в камере оружие, камеры видеонаблюдения оказались отключены — уже этого достаточно, чтобы мы обратились в суд, заявив о грубых нарушениях прав моего подзащитного. К этому ещё можно добавить то, что к знатному человеку подсадили каких-то отбросов, но это уже мелочи в сравнении с остальным.
Бондарёв выглядел совершенно раздавленным.
— Итак, когда моего сына выпустят под залог? — жутко-спокойным голосом спросил князь.
— Сейчас. Подождите немного. Я оформлю документ, и вы с Андреем Андреевичем сможете уехать.
Князь вышел из кабинета жандарма, внутри у него всё клокотало от ярости.
Для полного блаженства порой достаточно бывает горячего душа и чистой одежды, особенно после того, как просидишь сутки в вонючей камере.
Князь внёс залог, и свобода вернулась ко мне. Мы дома.
Приняв душ и приведя себя в порядок, я спустился к ужину. Семейную идиллию портило лишь присутствие Сальваторе. Анна с глупой улыбкой на влюблённом лице сидела рядом с женихом и самозабвенно глядела на него.
Меня едва не вытошнило, когда я стал свидетелем сахарно-слащавой сцены, когда сестрица вытерла испачканный соком персика подбородок своего избранника. Как можно быть такой дурой? Неужели все влюблённые напрочь лишаются рассудка?
Поздоровавшись со всеми собравшимися, я занял своё место за длинным столом. В ноздри впился невыносимо-прелестрый аромат изысканных блюд. Я отпил первый глоток восхитительного ежевичного вина. Эйфория в чистом виде полилась по моему горлу.
— Андрюш, мы очень рады, что недоразумение с твоим арестом было улажено и… — начала Ольга Владимировна, но я перебил её:
— Мама, прости, но мне бы не хотелось обсуждать столь деликатные вопросы при чужих.
— Кого чужого ты здесь увидел? — тут же встала на дыбы Анна.
Я молча и с улыбкой взглянул на её жениха, запивая превосходно запечённое мясо ещё одним глотком вина.
— Как ты смеешь так оскорбительно высказываться о моём женихе? — зло, аки разъярённая кошка, зашипела на меня сестра. — Он почти уже член нашей семьи, и я требую уважительно…
— Дорогая, не стоит так волноваться, — Сальваторе накрыл её ладонь своей. — Мне, признаться честно, весьма прискорбно слышать подобное в свой адрес, однако я не хочу, чтобы из-за меня ты ругалась с семьёй.
— Что же такого ужасного я сказал в ваш адрес, что вам прискорбно это слышать? — невинно поинтересовался я у него.
Тоже мне, оскорблённый наш!
— Андрей, быть может, ты возьмёшь себя в руки и вспомнишь о манерах? — вскричала Ольга Владимировна, слегка покраснев. Видимо, ей стыдно за меня, безманерного такого. — Извинись сейчас же перед Сальваторе!
— Ольга! Ты тоже держи себя в руках, — одёрнул её князь.
— Я лишь прошу нашего с тобой сына помнить о правилах гостеприимства, дорогой. Что мы за семья такая, если позвали на ужин человека, а теперь оскорбляем его за нашим же столом? Ты не находишь это бесчестным по отношению к жениху нашей дочери?
— Андрей, — обратился ко мне отец, — мать права, Сальваторе — наш гость и почти член семьи, будем вежливы друг с другом.
— Что ж… благодарю за ужин, что-то я насытился, — бросил я скупые слова и убрался прочь в свои покои.
Что с ними всеми не так? Ну ладно, Анна — её мозг жрёт вредный вирус слепой влюблённости; ну ладно, Ольга, она женщина и проявляет солидарность к дочери; но князь⁈ Разумный, думающий человек, глава рода, мафиози, провернувший кучу опасных и сложных операций! Почему он терпит этого недоноска в собственном доме⁈
Вскоре после ужина отец вызвал меня к себе.
Я сделал заметку в мыслях, что всё чаще называю членов рода Амато, как своих родных. Хорошо это или плохо, не берусь судить, но однозначно облегчает мою адаптацию в новой семье.
— Ты был груб за ужином, — сказал князь первым делом, когда я сел напротив него — но сказал без злости.
— Зато ты был поразительно добр к тому, кого ещё вчера считал кобелём, охмурившим нашу Анну, — спохватившись, что перегнул с резким тоном, я добавил: — Извини, отец, но мне не нравится этот тип Сальваторе, не доверяю я ему, и не понимаю, почему твоё отношение к этому актёришке изменилось.
— Не то, чтобы совсем изменилось… — задумчиво ответил князь. — Это скорее надежда. Всё-таки Анне жить с ним, она по уши влюблена, и мне бы хотелось верить, что её жених не так уж плох. Может, мы были чересчур предвзяты по отношению к нему?
— Сдаётся мне, на тебе так сказался разговор с мамой, — пробурчал я недовольно. — Ты ведь говорил с ней на эту тему?
— Говорил. Ольга не видит так далеко, как мы с тобой, но, как женщина, она довольно чутка и восприимчива ко многим тонкостям, которые мужчины упускают из виду. И твоя мать уверена, что Сальваторе — прекрасный кандидат в мужья Анны.
— Женщины… наивные, доверчивые…
— Тут я спорить не буду, — заговорческим тоном отозвался Андрей Николаевич и даже улыбнулся, что редко с ним случается. — Но будем надеяться, что на этот раз это их доверие оправдается. Так, оставим пока в покое этого Сальваторе… Андрей, что случилось в камере? Ты убил их всех?
— Да, отец. — Я твёрдо взглянул ему в глаза и не увидел в них удивления: князь догадывался об ответе. — Этих троих недоумков подослали, чтобы убить меня.
Сутками ранее
— Ох, как мы сейчас тебя проучим, — повторил один из отморозков, подкинув и поймав нож.
Тот, который в кандалах — я почувствовал это — попытался сбить меня с ног телекинезом, но я за мгновение поглотил его ману, и незадачливый маг рухнул без сил, как подкошенный.
Интересное дело: получается, что его блокатор магии не рабочий. Я-то понятно, почему могу колдовать: этот хренов блокатор не в силах ничего заблокировать, когда речь идёт о такой мощи, какой обладаю я. Но этот парнишка, сил которого хватит, разве что, стул поднять силой мысли — его-то силу кандалы должны были сдерживать. Если бы были рабочими, конечно. Ай-ай-ай, как нехорошо, у них неполадки в такой важной вещи, а они даже не занимаются этим вопросом, какая вопиющая халатность!
— Серёга, ты чего? — удивлённо-испуганно спросил его товарищ.
— Не… не могу встать… — простонал тот, больно, видимо, ударившись при падении.
— Лежи уж, отдыхай, — усмехнулся я. — А вы, товарищи, либо признавайтесь, кто вас подослал, либо будете умирать в страшных мучениях.
Пару секунд висела тишина, затем два оставшихся на ногах подонка загоготали.
— Ты, конечно, молоток, что в штаны не нассал от страха, но уж сказки свои попридержи…
Они двинулись на меня. Один сделал выпад ножом, направляя лезвие мне в грудь, но я сделал усилие воли, и в следующий миг нож выпал из руки противника.
Второй отморозок попытался зайти мне за спину, но я слегка развернулся и ударом ноги в живот согнул недодрачуна пополам. Он охнул от боли, другой в это время успел поднять нож и снова пошёл на меня.
Мне надоел этот детский сад, и я, выбросив приличную магическую энергию, приподнял обоих противников над полом и припечатал к стене. Они застонали от боли, но больше — от ужаса.
— Так, а теперь я жду имя: кто меня заказал? — чеканя слова, повторил я вопрос.
— Как ты это делаешь с блокатором магии? — ошеломлённо спросил один из парней.
— Вашему другу никакой блокатор не помешал, — кивнул я с ухмылкой на лежащего на полу парня.
— Так ведь он… — начал тот, но осёкся.
Я вновь понимающе ухмыльнулся.
— Я всё ещё жду ответ на вопрос.
— Нас прикончат, если скажем.
— Нет, не так: вас прямо сейчас прикончу я, если не скажете. Впрочем, не прямо сразу — заставлю покорчиться в муках перед смертью. Не верите?
Я даже почти не напрягся, но оба придурка застонали от боли, когда я, даже не прикасаясь к ним, заставил их пару раз приложиться о стену.
— Мы не знаем имени… — прохрипел, бледный от страха, один из парней. — Просто какой-то мужик к нам пришёл… нас должны были казнить за разбой, но он пообещал пожизненную каторгу вместо казни — а жить-то охота. Ну и семьям нашим денег обещал. А взамен мы должны были грохнуть тебя.
— Как выглядел мужик?
— Да как… обыкновенный — среднего роста, не худой и не жирный, с тёмными волосами, лицо тоже обычное…
— Понятно… прямо сразу ясно, о ком речь, — сыронизировал я.
— Ты, может, пощадишь нас? Мы ведь всё сказали, что знаем.
— Зачем? — пожал я плечами. — Вы же сами сказали — вас и так казнят, так облегчу родной империи задачу.
И, как только я это сказал, двое у стены поочерёдно свалились на пол, как мешки с мукой.
— Не надо… оставь меня… — прошептал в панике лежащий на полу.
— Казнь сейчас, казнь потом — так ли велика разница? — спросил я и, не дожидаясь ответа, кинул в преступника сгусток смертельной магии.
— Думаешь, их послали Глинские? — спросил князь.
— Скорее всего, но, думаю, не только они. Уж больно быстрая была реакция на мой арест. И арестанты эти, и блокатор магии неисправный был у отморозка этого.
— Кстати, а почему твой был неисправен?
— Он был исправен, отец, — ответил я, не отводя взгляд.
Князь был крайне обескуражен.
— Но ведь невозможно обойти блокатор магии… если только ты не маг высшего уровня.
Я пожал плечами: пусть думает, что я просто очень сильный маг.
— Ты, конечно, и раньше был хорош в магии, но я не подозревал, что настолько…
— Это ведь хорошо для нашего рода?
— Конечно! Ты меня всё больше поражаешь, сын… скажи, видеонаблюдение выключил ты?
— Да.
— А в полиции думают, что те трое. Наш адвокат постарался, чтобы они так думали.
— Это хорошо. Пусть продолжают так думать. А нам надо разобраться, кто, помимо Глинских, стоит за всем этим.