Подпольная империя рода Амато

Глава 6

— Если человек выпьет это зелье, он полностью потеряет память или лишь частично? — спросил я, пересчитывая склянки с прозрачной жидкостью — ровно двадцать штук.

На самом деле я был уверен, что мне понадобится гораздо меньше, но хотел перестраховаться. Никакие меры в таком важном деле излишними не бывают.

— Человек забудет лишь события последних суток, — ответил низенький худощавый паренёк — один из лекарей рода Амато, занимающийся не традиционной медициной, а лечением разного рода зельями и отварами. — А вам нужно, чтобы потеря памяти была полной?

— Нет, суток будет вполне достаточно. Вы можете быть свободны, благодарю вас.

Лекарь покинул меня. Я сел за стол и в сотый раз просмотрел карту поместья Ефима Глинского.

Всю последнюю неделю шла масштабная подготовка к нападению на него.

Князь одобрил моё предложение начать уничтожение Глинских со старшего брата главы рода. Он выделил мне подчинённых для подготовки.

По моему поручению один из них раздобыл карту дома Ефима, которую я подробно изучал на протяжении всех этих дней.

В дверь постучались.

— Входите.

— Добрый день, Андрей Андреевич.

— Здравствуй, Ян. Чем порадуешь меня?

Ян, высокий тощий парень в очках старше меня лет на пять, был моим главным помощником в этом деле, именно он достал карту поместья врага, он занимался разведкой обстановки, в которой мне и моим людям вскоре предстояло оказаться. Весьма толковый парень, только занудный до невозможности, чем частенько раздражает меня.

— Дом, как я уже говорил, находится в отдалении от города, в лесу. К нему можно подъехать с трех сторон, но все эти пути просматриваются, незаметно подобраться невозможно.

— Это всё я уже слышал, — нетерпеливо перебил я его. — Что нового ты узнал?

— Я выяснил, что к дому ведет тайный ход. — Ян выдержал паузу. — Подземный. Протяжённость — пятьдесят километров.

— Так, это хорошая новость. — Постучал я пальцами по столу.

— Да, но въезд в подземную дорогу охраняется не хуже самого поместья.

— Неважно, я справлюсь с этой проблемой, главное, что есть возможность незамеченными приблизиться к дому. Спасибо, Ян, ты не разочаровал меня. Пока можешь идти.

— Насколько ты готов к выполнению операции? — Князь Амато вопросительно взглянул на меня.

Прошли ровно две недели с момента начала подготовки к выполнению моего первого задания в этом мире.

— Полностью готов, отец. Я проверил и перепроверил всех, кто пойдёт со мной: они тоже готовы. Можно выдвигаться.

— Сколько людей ты с собой возьмёшь?

— Десять бойцов и пятерых связистов. Первых я отбирал сам, проверяя каждого на владение навыками рукопашного боя и стрельбы. Отобрал самых умелых. Связистов мне рекомендовал Ян.

— А Яну ты доверяешь? — Князь пристально следил за мной.

— Его ко мне послал ты, отец.

— Верно. Но ты должен запомнить: когда ты станешь главой нашего рода, не доверяй никому, кто не прошёл проверку на верность у тебя самого.

— Я это понимаю, отец, и буду следовать этому принципу всегда. Когда нам выдвигаться?

— Завтра на рассвете. Не подведи меня, сын.

На рассвете следующего дня я и пятнадцать моих людей отправились штурмовать поместье Ефима Глинского.

Когда до охранного поста, расположенного у выезда из-под земли, оставалась пара километров, я велел своим людям остановиться и ждать моего звонка, а сам отправился дальше пешком. Если поеду на машине, охрана заметит меня раньше времени и может сделать предупреждающий звонок в поместье. Из-за одного автомобиля, впрочем, может, и не стала бы предупреждать, но рисковать я не могу. У одинокого путника куда больше шансов не вызвать опасений. Необходимо просчитывать каждый шаг, чтобы план не сорвался из-за какой-нибудь маленькой ошибки, которая может изначально показаться пустяком: за свою насыщенную кровавыми событиями жизнь я твёрдо усвоил — на войне пустяков не бывает.

Я добрался до небольшого двухэтажного здания, в котором был пост охраны. Ко мне вышел высокий мужчина, одетый в чёрный костюм, и враждебно сообщил:

— Дальше начинается частная территория, въезд запрещён.

— Не жалует, видать, господин Глинский гостей, — улыбнулся я, после чего взял себя, мужчину и всё здание в хроносферу.

— Ты что тво…

Договорить он не успел, я вытащил спрятанную под плащом винтовку и застрелил охранника. Даже магическое усиление не стал накладывать на оружие.

Дальше начался хаос, но я чувствовал себя в нём в полной безопасности.

Из здания выбежали ещё двое охранников, которых я также быстро застрелил, после чего бегом направился к двери. Встав на безопасное место у стены, я проверил: первый этаж был чист. Переступил порог, стал подниматься на второй этаж. Из-за угла выскочили трое с поднятыми пистолетами, но я оказался быстрее них: за пару секунд застрелил всех троих. Обошёл всё здание — оно было пусто. Сделал звонок своим людям и сообщил, что можно продолжать путь.

Спустя некоторое время увидел их, подъезжающими на машинах.

Один из них рулил тяжеленным броневиком. Я забрался на него, и мы направились к поместью Глинского по открытой подземной дороге, остальные мои бойцы следовали на автомобилях за нами.

Связисты остались в бывшем здании охраны, чтобы вывести из строя всю систему связи Ефима. Когда мои ребята сделают дело, последний не сможет сообщаться с внешним миром.

Один из связистов был почти гением в своём деле: я вышел на него через старые связи настоящего Андрея Амато. Будучи в армии, он успел завести весьма полезные знакомства, одно из которых сейчас пригодилось. Этот гений, Станислав Ковальский, активирует магический постановщик помех, который вырубит радиосвязь Глинского. Услуга Ковальского обошлась роду Амато в кругленькую сумму, но результат однозначно того стоит.

Мы выехали из подземного хода и оказались на открытом участке в нескольких десятках метров от ворот поместья. Машины позади остановились, а наш броневик пошёл напролом. Мы стали таранить ворота, они были крепки, но спустя некоторое время нам удалось вышибить их.

Путь для моих боевиков был открыт. Мы въехали во внутренний двор поместья и, выйдя из автомобилей, устремились внутрь дома. Везде была охрана; люди Глинского были застигнуты врасплох, но за то время, пока мы таранили ворота, успели немного подготовиться. В нас полетели пули.

Я мог бы использовать хроносферу, но не хотел упрощать задачу своим парням, чтобы проверить их в реальном бою. Мне важно было знать, кто чего стоит. В том, что отобранные мною бойцы, умеют драться и стрелять, мне сомневаться не приходилось: ведь я устраивал поединки с каждым из них, прежде чем взять на задание. Нет, я хотел проверить другое: как они поведут себя, когда начнётся месиво, кто обосрется от страха, а кто покажет себя настоящим бойцом и выстоит до конца.

Когда я в своём прежнем мире был юнцом и только учился искусству боя, я запомнил одну банальную, но важную истину: не важно, насколько ты мускулист, как хорошо ты умеешь махать кулаками — если твой дух легко сломить, всё остальное попросту не имеет значения. Дух и только дух ведёт главный, настоящий и самый сложный бой, и лишь от его крепости зависит исход этого боя.

Заиграла привычная для моего слуха музыка смерти: звуки стрельбы, крики, ругательства и грохот падающих тел сотрясали воздух.

Я стрелял в людей Глинского, но краем глаза следил за своими людьми. Сегодня я узнаю, кто из них перейдет из разряда пешек в ферзи.

За себя я был абсолютно спокоен. Я хорош в рукопашном бою, за последние две недели научился неплохо обращаться с винтовкой — и был приятно удивлён, что порой она куда эффективнее и проще в использовании, нежели сила любого архимага — а в крайнем случае я всегда успею использовать хроносферу.

Что касается огнестрельного оружия, я оценил в ней то, что она не требует концентрации и убивает с такой лёгкостью, какой никогда не даст магия. Последняя, как бы хорошо ни владел ею одарённый, всё равно требует расхода внутренней энергии и сосредоточения.

Пальба продолжалась недолго. Вскоре мои люди одержали верх над противниками. Не без потерь, конечно: четверо моих людей погибло — трое застрелены, у одного я обнаружил нож в брюхе. Я велел нескольким своим людям погрузить их тела в грузовик. Как приеду домой, надо будет поручить Яну организовать им достойные похороны. Они хорошо служили роду и погибли, как храбрецы.

Оставшиеся в живых несколько человек Глинского сдались, лишь один проявил преданность хозяину, показав себя настоящим мужчиной.

— Стреляйте, я не пойду на измену, — плюнул он мне под ноги, когда я подошёл к нему.

— Я бы и не принял к себе на службу предателя, — ответил я с улыбкой. — Этого расстрелять как верного пса Глинского, который непременно попытается откусить нам что-нибудь, если оставить его в живых, — велел я своим бойцам, — а этих, — указал я на сдавшихся, — как изменников.

Пока мои парни учиняли расправу по моему приказу, я направился на второй этаж и принялся открывать дверь за дверью в поисках хозяина дома. За всеми было пусто, кроме одной — она оказалась заперта. Я отошёл на пару шагов назад и с размаху выбил дверь ногой. Ступив за порог комнаты, лицезрел отвратительную картину: Ефим Глинский — высокий, некогда хорошо сложенный, судя по воспоминаниям Андрея, а теперь обрюзгший мужчина, стоял посреди комнаты наполовину обнажённый, а в дальнюю стену комнаты вжались несколько девушек разного возраста — самой старшей было, на мой взгляд, не более девятнадцати-двадцати. Судя по выражению лица хозяина дома, минуту назад он лихорадочно бегал и что-то искал, сейчас его глаза в ужасе метались от меня к двери и наоборот. Половина девушек выглядела едва ли не обезумевшей от ужаса; по их юным лицам стекали слёзы, едва прикрытые тела вжались в стены так, словно хотели слиться с ними. Другая половина девиц выглядела жутко: они сидели или лежали в расслабленных позах, их лица напоминали лица сильно пьяных людей, в глазах застыло странное выражение, лишённое осмысленности. Тут к гадалке не ходи: ублюдок Ефим напичкал их наркотой. Не нужно было быть специалистом в этом деле, чтобы определить, что девушки находились под кайфом. Меня передёрнуло от хаоса эмоций: неподдельное сопереживание этим несчастным хрупким созданиям, отвращение от их вида, лютая ярость к Глинскому… Зло, сотворённое им, не имеет ни единого шанса ни быть оправданным, ни заслужить прощения. Всю жизнь я презирал таких, как он.

— Не убивай меня! Отпусти! Я заплачу денег, сколько попросишь! Я богат, куда богаче твоей семьи! — обратился ко мне Ефим тоном, в котором поразительным образом сочетались ненависть ко мне и безумная жажда сохранить жизнь любой ценой.

— Даже разговаривать с тобой омерзительно, — бросил я, содрогаясь при мысли, что человек может превратить себя в такую вот жалкую пародию на самого себя. — Ты не заслуживаешь лёгкой, быстрой казни. Таких, как ты, я бы подвергал пыткам.

— Мы закончили, господин Амато. — В комнату вошёл один из моих людей. — Какие будут приказания дальше?

— Отведите этого… — Я кивнул на Глинского: — … куда-нибудь и напичкайте до отказа наркотой.

— Простите, что спрашиваю, господин, но зачем?

— Затем, что он должен испытать на собственной шкуре то, что делал с другими.

— Понял.

Боец схватил Глинского, но тот начал вырываться, тогда я прострелил ему ногу — Ефим заорал от боли.

— Вначале займитесь его раной, он не должен умереть от заражения или потери крови, — велел я. — И смотрите, чтобы он ничего не сделал с собой. Я, конечно, сомневаюсь, что этот урод способен собственноручно оборвать свою жизнь, но мало ли, на что только не готов человек в отчаянии…

Боец увёл проклинающего меня Глинского.

— Есть тут кто-то из вас, кто не под кайфом? — обратился я к девушкам.

— Мы не употребляли ничего, — тихо, испуганно ответила старшая из них, указывая на себя и ещё троих.

— Отчего такое разделение?

— Господин Глинский колол только тех, кто отказывал ему в повиновении, — пояснила она все так же испуганно.

— Вам больше не надо называть его господином, — поморщился я. Оглядев их перепуганные лица, добавил: — И бояться его вам тоже больше не надо. Вы все из простых семей?

— Нет, я и она, — всё та же девица указала на стоящую рядом приятельницу по несчастью, — из дворянских семей.

— О как! — Я был, признаться, искренне удивлён.

Ефим, конечно, козёл, но я не думал, что он ещё и безумец. Держать в плену и трахать знатных девиц… довольно опасная затея.

— Напишите свои адреса, — велел я. — Сегодня вы все окажетесь дома.

У одной из пленниц задрожали губы и она, схватившись за лицо, зарыдала.

— Ох, господин… спасибо, спасибо вам…

— Ну-ну, — отмахнулся я, не выносивший женских слёз. — Как я могу узнать адреса тех, кто под кайфом?

— Я покажу вам, где господин… то есть этот человек хранил наши вещи, сумочки и прочее… быть может, там будут документы…

Аристократка-пленница отвела меня к шкафу, открыла его, отодвинула кучу вешалок с костюмами, задняя стенка шкафа оказалась потайной дверью, за которой пряталось отделение поменьше. Там лежала гора шмотья и сумок. Так, не хватало ещё рыться во всём этом.

— Найди мне их документы, — бросил я девице и вышел из комнаты.

Мой человек напоил девушек зельем забвения, которое я взял с собой. Это было совершенно уникальное снадобье из очень редких и ценных трав, сочетание которых стирало воспоминания человека за последние сутки. Как меня просветил лекарь, это зелье широко применялось в тех случаях, когда с человеком происходило какое-то травмирующее его событие: изнасилование, например. Если у родных пострадавшего было достаточно денег, они покупали зелье, давали его жертве, и та забывала драму, произошедшую с ней. Потом человеку могли всё рассказать, а могли утаить правду. Но он в любом случае уже не испытывал душевных страданий, его психика оставалась неповреждённой, даже если его посвящали в то, что с ним было сотворено.

Мне необходимо было, чтобы все, кто видел меня и моих людей в доме Глинского, забыли об этом. Напоив девушек из гарема Ефима, я отправился на поиски других людей, которые могли оказаться в доме. Вскоре обнаружил прислугу, в страхе забившуюся на чердак дома, и жену Глинского и дочь, которые заперлись в подвале.

У обеих дам, которым не посчастливилось быть семьёй мерзавца, случилась страшная истерика. Успокоить их не представлялось возможным, да и острой необходимости в этом не было. Я силой влил в них — они испугались, что я травить их собрался — зелье забвения.

Когда все эти манипуляции были завершены, я велел своим людям отвести жену и дочь Глинского в какую-нибудь комнату.

Зелье имело очень удобное действие: усыпляло человека чуть ли не на сутки. Когда все дамы в доме уснули крепким сном, мои люди собрались в гостиной. Глинский скорчился на полу.

Я решил обшарить его кабинет в поисках чего-то интересного. Документы, найденные в ящиках стола, я прихватил на всякий случай, чтобы показать князю Амато.

А это что такое?

В одном из ящиков лежала камера. Что это за вещь такая и для чего предназначена, мне подсказала память Андрея.

Я открыл экранчик, включил. Увиденное заставило меня вздрогнуть от отвращения второй раз за день: на видео-записи Ефим Глинский вытворял жуткие мерзости со своими наложницами.

Что ж, напрасно ты снимал эти гадости, господин Глинский. Ты сделал всё для того, чтобы твоя смерть была мучительной и страшной.

Я спустился вниз и велел вколоть Ефиму такую дозу наркоты, которая заставит его биться в агонии на протяжении максимально долгого времени. И снимать каждую минуту его страданий на камеру.