Странная атмосфера установилась в доме после свадьбы и последующего переезда Анны теперь уже к мужу. Бывало, что сестра ворвётся ко мне беспечным вихрем, протараторит что-то, после чего так же умчится обратно по своим девичьим делам. Её легкомысленные, совершенно не вяжущиеся с образом благородной леди, манеры и раздражали, и умиляли одновременно. Но больше раздражать и умилять меня было некому. Пожалуй, я успел слегка привязаться к сестре. Даже тот факт, что я начал считать её действительно сестрой, говорит о многом.
Но тяжелее всего переживали переезд сестры бабушка и мать. Первая всё хмурилась и время от времени пророчила, что «мы все ещё пожалеем, что отпустили нашу девочку в логово врага, этот вымесок замарает её честь и честь всей нашей благородной семьи, заставит нашу Аннушку рыдать кровью!».
Мать же, с одной стороны, радовалась: «Наконец, дочь устроена. Уверена, её жизнь станет воплощением сказки рядом с таким обходительным и элегантным молодым человеком. Сальваторе всё делает элегантно — пожалуй, это лучшее слово для характеристики всей его сущности».
Я лишь закатывал глаза от восторгов Ольги Владимировны.
Однако её радость граничила с тоской, какая овладевает, наверное, большинством матерей, когда их дети упорхают из семейного гнезда. Ольга Владимировна потеряла троих сыновей, в чём отчасти винила себя; эта женщина получила серьёзную душевную рану, и тот кровоточащий кусок, что остался на месте её сердца, заболел сильнее с потерей ещё одного ребёнка, пусть эта потеря и не равнялась смерти. Да, матери семейства Амато было одиноко, очень одиноко. Она напоминала мне человеческий обломок, который терпел поломки с каждым горем, произошедшим в семье, и теперь ожидает, когда же очередное жизненное крушение станет последним для него.
Спустя несколько дней после свадебного торжества я с удивлением получил письмо от командира полка, в котором служил. Я бы ещё больше удивился, если бы оно было от того, с которым у меня едва не вышла дуэль, но командир был новый. Я выяснил, что старый полёг на поле брани: Российская империя вела в течение нескольких лет патагонскую кампанию, время от времени неся потери в ней. Одной из таких потерь и стал мой бывший командир: гроб с его телом прибыл позавчера, вчера состоялись пышные похороны, и буквально спустя день я получил приглашение посетить нового командира полка — весьма любопытно развивается история отношений Андрея Амато с военной службой, которую он оставил не по своей воле.
Держа путь в штаб полка, я мысленно прокручивал калейдоскоп воспоминаний Андрея о его службе.
А служба у него шла в Уланском Его Величества лейб-гвардии полку. Уланы были и в моём мире, конечно, только назывались иначе. А так, я имел прекрасное представление, что это за ребята и как они сражаются. Только вот этот мир сделал огромный прыжок вперёд, став технологичным и совершенствуя эти технологии всё больше и больше.
Уланский полк остался, но сама его сущность трансформировалась: почти полвека назад они, как и вся остальная кавалерия Его Императорского Величества, сменили седла своих коней и сабли на рычаги танков, бронетранспортеров и боевых машин пехоты. Да, войны теперь ведутся иначе, люди научились убивать друг друга куда эффективнее и быстрее. Машина смерти может отличаться в разных мирах, менять свой облик, но она не останавливается никогда — это ненасытное чудовище, которое постоянно нуждается в кормёжке.
Мотострелковое подразделение, в котором служил Андрей, было самым элитным в императорской армии. Не всякий уважаемый господин мог попасть в него — лишь верхушка знати.
Добравшись до штаба и ступив в кабинет нового командира, я увидел перед собой человека с величавой осанкой, подтянутой фигурой, приятным лицом и проницательным взглядом.
— Тимофей Евграфович Сафронов, — протянул он руку.
Я пожал её, говоря:
— Рад знакомству. Моё имя вы уже знаете.
Память Андрея подсказала мне, что новый командир — человек весьма знатного происхождения.
— Да, и я знаю вашу историю, Андрей Андреевич.
Мы уселись друг напротив друга.
— История ваша печальна. Молодой человек, подававший большие надежды, добившийся блестящих успехов, с прекрасно проявленными качествами на службе… и такой финал. Досадно, очень досадно.
— Было неприятно, признаюсь, — ответил я, — но я нашёл своё место в семейном бизнесе. Быть может, оно и к лучшему, что так получилось.
— Догадываетесь ли вы, почему я пригласил вас, господин Амато?
— У меня есть предположение. Со старым командиром, о гибели которого я весьма сожалею, у нас не сложились отношения, но с вами меня не связывает ничего плохого. Вы хотите, чтобы я вернулся в строй?
— Да. — Сафронов кивнул. — Такие люди, как вы, всегда нужны империи для защиты её интересов.
— Для меня большая честь ваше предложение, Тимофей Евграфович, но я не могу его принять. Все мои старшие братья мертвы, отец остался один на один с делами семьи. И мой долг — быть верным его помощником, а когда придёт время — встать на его место. Моя главная задача сейчас — защита чести и интересов моей семьи.
— Прекрасно понимаю вас, Андрей Андреевич. Собственно, на другой ответ я и не рассчитывал, но попытаться стоило. — Тимофей Евграфович вздохнул. — Но, полагаю, семейные дела не помешают вам вступить в офицерский суд чести полка? Членство в нём не обязательно подразумевает действующую службу в армии, в суд входят в том числе и заслуженные ветераны.
— О! Я почту за честь состоять в этом суде, Тимофей Евграфович, — с искренней благодарностью отозвался я, прекрасно понимавший, какое выгодное предложение только что получил.
В офицерском суде чести могла состоять лишь элита элит. Могущество его членов невозможно переоценить. Можно сказать, что этот суд представлял собой закрытый клуб узкого круга людей, в котором обсуждались и решались важнейшие вопросы, порой судьбоносные и поворотные для всей империи. Просто со двора попасть в суд, разумеется, не было ни единого шанса. Более того, даже знатное происхождение не всегда было проходным билетом в него. В самом этом полку служили лишь столбовые дворяне, корни которых уходили в глубокую древность — люди, стоящие на самой вершине могучего древа аристократии империи. А уж членство в суде чести и вовсе было уделом лишь избранных. Из воспоминаний Андрея я понял, что все состоящие там офицеры имели в родословной своего рода как минимум несколько имён предков, павших героической смертью на поле боя. Род Амато тоже имел своих героев.
Ведя приятную беседу с Тимофеем Евграфовичем, я думал о том, что он наверняка в курсе того, что происходит между Амато и Глинскими. Да и о делах нашей семьи столь влиятельный человек должен знать куда больше, чем есть в официальной истории рода. Забавно, что, прекрасно зная мой ответ, командир всё же задал свой вопрос.
— Вы весьма обрадовали меня своим согласием, Андрей Андреевич. Сегодня по этому поводу и ещё по одному состоится торжественный вечер, который вы непременно должны посетить.
— С радостью!
В кабинет постучались, и к нам вошёл молодой человек в офицерском мундире.
— Вот и случай появился представить вам одного из членов суда, — сказал Тимофей Евграфович. — Этот очень перспективный молодой человек — Князев Дмитрий Сергеевич. А это новый член офицерского суда чести — Амато Андрей Андреевич.
Со словами любезности мы пожали друг другу руки.
Затем, заверив их, что непременно буду на офицерской «вечеринке» сегодня, отправился домой.
«Вечеринка» состоялась преимущественно по одному важному поводу: один из офицеров, поручик Лановой Иван Евгеньевич, представлял офицерскому суду свою потенциальную невесту. Та была хороша во всём и нареканий не вызывала: древний знатный род; чистая репутация и самой девицы, и её семьи; влиятельные, уважаемые родители. Да, кандидатка в жёны была, можно сказать, идеальная, однако офицерский суд обязан был изучить всю её подноготную.
Бывали неприятные случаи, мало, правда, когда молодой офицер женился или едва не женился на сомнительной особе, которая, имея неприличную репутацию, очаровывала юнца. Целью таких охотниц, конечно, были деньги и статус. Брак с такой дамой не только порочил офицера, но и был пятном на репутации самого полка, поэтому такие союзы крайне осуждались. Если же женитьба всё-таки состоялась, офицера переводили из лейб-гвардии в обычную армейскую часть. Из князи в грязи, грубо говоря. Но офицеру в любом случае давался шанс: либо ты строишь амурные дела с более пристойной девицей, либо попрощайся с карьерой. Выбор казался очевидным, к счастью или сожалению, мало кто ставил любовь во главу угла. Если молодой офицер и упрямился по глупости или какой другой причине, в его семье благородных кровей находились люди, которые быстро вправляли мозги влюблённому родственнику.
Я прибыл на вечер одним из последних. Меня представили собранию молодых людей; дальнейшие полчаса я бесконечно пожимал всем руки, улыбался, здоровался, обменивался светскими фразами. Ко мне подошёл Князев.
— Утром не успели нормально познакомиться, — дружелюбно улыбнулся он.
— Что сподвигло вас стать военнослужащим? — решил я поддержать беседу.
— Пошёл по стопам деда и отца. Давай на «ты», не в кабинете командира находимся, можно и расслабиться. А ты почему был уволен со службы?
— Защита чести дамы пришлась не по вкусу моему бывшему командиру.
— А, так ты у нас рыцарь.
— Но ты ведь не мог не слышать эту историю, — подловил я его на хитрости.
— Одно дело — верить сплетням, другое — узнать от первого лица.
За непринуждённой беседой время летит быстрее. Вскоре появилась избранница Ланового — Елена Федотова. Правила приличия не позволяли ей находиться в обществе молодых мужчин одной, поэтому Елена явилась с младшей сестрой — Анастасией. По виновнице сегодняшнего вечера я лишь скользнул равнодушным взглядом — Елена была миловидна, но не более — а вот на её сестре глаза мои задержались. Анастасия была прехорошенькой. Тонкий девичий стан, облачённый в воздушное, струящееся платье до пола, не мог не притягивать мужского любопытного внимания; лицо в обрамлении пышных густых волос было прелестно. Я впился взглядом в её тонкие черты, в большие тёмные глаза, в красиво очерченный рот, и всё не мог насытить свой взор. В каждом движении девушки ощущалась лёгкость, походка её была такой, будто Анастасия могла в любой момент воспарить над землёй. И улыбалась она не так, как её сестра — потому что того требовали манеры, потому что на неё все смотрели, потому что необходимо было произвести благоприятное впечатление. Нет, она улыбалась так, будто мы все были лучшими её друзьями, будто она искренне обрадовалась встрече с нами.
— Какая из сестёр кажется тебе более симпатичной? — шепнул мне на ухо с лукавством Дмитрий.
Я ответил лишь молчаливой улыбкой. Елена не вызвала ни у кого из членов суда сомнений в том, что она станет образцовой женой Лановому. Когда официальная часть вечера завершилась, началось веселье — ограниченное рамками пристойности, само собой. О, среди этих молодцев, уверен, немало любителей более смелых развлечений, однако места для этого они выбирают другие; здесь, как никак, дамы.
Дмитрий представил меня нескольким своим товарищам — молодым людям из влиятельных семей. Полезные знакомства, могут пригодиться. Я старался источать максимум дружелюбия — впрочем, это не составляло труда, новые знакомые вызывали у меня симпатию.
Вскоре представилась возможность обмолвиться парой ничего не значащих фраз и с Лановым, а заодно и с его дамой сердца, которая держалась рядом с сестрой. Наскоро сказав пару любезностей Елене, я обратился к Анастасии:
— Вам не наскучило исключительно мужское общество, Анастасия Викторовна?
— Напротив: с девицами из моего окружения мне чаще всего не о чём говорить. Я отношусь к этим милым барышням со всей нежностью, на которую способно моё сердце, но не разделяю большинства их увлечений.
— А что вы скажете о своих увлечениях?
— Что их многие находят весьма странными для дамы. — Анастасия скромно улыбнулась.
— Например? — проявил я настойчивость.
— Например, я изучаю историю пыток и нахожу человечество, хоть и запредельно кровожадным, но весьма изобретательным.
— Прекрасно понимаю тех, кого смущают ваши слова, — отозвался я, всё больше восхищаясь девушкой.
— Вас они тоже смущают?
— Только не меня, нет. Меня смущают девицы, общество которых может наскучить такой, как вы.
— Какой же?
Наш невинный флирт был прерван Князевым, который позвал меня покурить.
Я не травил лёгкие этой гадостью, но выйти на балкон согласился, чтобы закрепить возникшую с Дмитрием товарищескую связь.
Ночное небо, усыпанное звёздами, радовало меня сегодня так же, как и всё остальное.
— Тебе приглянулась младшая Федотова? — хитровато прищурился он.
— А что такое?
— Да ничего, девушка она вроде положительная во всех отношениях, только вот история была одна…
— Что за история? — тут же заинтересовался я.
Дмитрий не успел ответить: воздух сотрясся от оглушительного взрыва.