ПЕРВЫЙ ЗАХОД
У выхода из музея топтался парень в странного вида хламиде. Что-то мне это напоминает...
– Лаборант? – спросил я его.
– А вы – Дмитрий Пожарский?
– Он самый. Что сегодня свободно?
– Да почти все зоны пустые, каникулы же. Хотите конкретную стихию, или нечто универсальное?
– Универсальное, пожалуй.
– Прошу следовать за мной.
Мы направились по выложенным мозаикой дорожкам – впрочем, недалеко.
– Вот, – представил нам лаборант, – универсальный павильон, все стихии, сотовые щиты держат урон до шестисот единиц одноразово, пятьдесят метров в диаметре – подойдёт?
– Вполне.
Особенно меня устраивало, что до Святогоровой избушки отсюда рукой подать. Чувствую, бегать туда-сюда мне придётся сегодня раз двести.
– Если хотите переодеться перед тренировкой – пожалуйста, раздевалки. Направо мужская.
Мог бы и не говорить. Значок со штанишками от значка с юбочкой я отличить пока могу.
Я вынул из кармана десятку, вручил лаборанту и велел:
– Можешь быть свободен.
Парень озадаченно смотрел на деньги:
– Так положено ж следить, чтоб без происшествий...
Вторая десятка повторила путь первой:
– Положено следить – сядь снаружи на лавку, да следи. В павильон не лезь, здоровее будешь.
Против такой постановки вопроса он возражать не стал.
Я зашёл в раздевалку, выбрал ячейку, быстро сменил приличный костюм на тренировочный, погрубее и попроще.
Стешка, как солдатик, ждала меня у входа в павильон.
– Итак, дорогой мой лекарь, слушай сюда. Главное – не паникуй. И помни, что ты – тоже маг, только ещё нераскрытый.
– Ага.
Глазищи-то.
– Мотай на ус, пригодится. Происходить всё будет быстро. Сейчас небольшая разминочка. Потом я сотворю одно максимально доступное для меня заклинание – и отрублюсь. Постараюсь завалиться на спину, чтоб тебе меня не ворочать. Если упаду неудачно – зови того шкета, что нас караулит – зря я ему, что ли, заплатил? Перевернёт меня на спину – лечилку мне в рот заливай. Всё поняла?
– М-гм...
– Чур не трястись. Не смертельно это, просто неприятно. А мне надо, иначе меня в Академию возьмут не на тот курс, на который я хочу, а на жутко скучный.
– А-а-а, тогда понятно.
– Ну и ладушки.
Я положил свой чемодан прямо на песок – других вариантов не предвиделось, тут кроме песка, траншейки с водой по периметру и полупрозрачных шестиугольных ячеек защитного купола ничего и не было. Раскрыл. Да, я притащил с собой измерительную плитку, ибо безвестность томила меня хуже дурных посланий. «12-18-18».
Ну, что ж.
– Стеша, вставай вот сюда, чтоб я тебя ненароком не зацепил. Поехали.
Начнём с воздуха. Я начал свивать восходящие потоки в центре павильона. Что характерно, формулы давались легко, привычно, и по внутренним ощущениям ничего не предвещало, что скоро будет достигнут предел. Как и в случае со схроном. Кстати, задним числом нелишне ещё раз порадоваться, что при попадании в тело внука я каким-то образом зацепил с собой остаток своего прежнего магического баланса. Не хватило бы единички – и всё, привет ромашке, упал бы в схрон без ног, схлопнувшимся порталом подрубленный. Учитывая, что я тогда ещё и сознание потерял, так бы и истёк кровью за здорово живёшь.
Да уж.
Но теперь-то я вооружён знаниями! Восемнадцать единиц – это ж можно минут десять небольшой вихрь крутить. Или, скажем, постепенно усиливая, увеличить диаметр метров до трёх. И рывком прибавить скорости, потому как мне сейчас не стабильность нужна, а именно что усилие за пределами технических возможностей.
Внезапно вспомнился сегодняшний сон, пышная задранная юбочка и разведённые в стороны розовеющие ножки. Бам-м-М! Рывок получился сам собой, а звук – это внутри моей непутёвой головушки. Песок ткнулся в ладони и колени. Сучьи потроха, обещал же сам себе мысли в узде держать... В ушах звенело. В глазах было темно.
– Дмитрий Михалыч! – испуганно вскрикнула Стешка.
Я упал на песок, из последних сил заставив себя рухнуть не плашмя, а плечом, да перекатиться на спину. Хотел сказать, что всё нормально – язык не ворочался.
Стешкины шаги я не услышал, скорее – почувствовал лёгкие толчки по песку. В зубы ткнулось стеклянное горлышко.
– Пейте, Дмитрий Михалыч, пейте!
Жидкость была сладенькой. И отдавала мятой и лимоном. Я вдруг разозлился. То есть, вкус крапивы или ромашки у вас уже желудочные колики вызывает, что ли? Не столь изысканно, как хотелось бы? Едрид вашу мать, какие вы нежные тут все!
Я сел, потирая шею.
Напротив, тоже на песке, сидела Стешка и размазывала по лицу слёзы.
– Ну и чего ты? Испугалась? – она мелко закивала, продолжая шмыгать носом. – Ну-у-у, мать, это не дело! Ты ж лекарь! А ежли бы мне руки оторвало?
Вот теперь Стеша испугалась так, что аж перестала реветь. Да уж, утешитель малявок из меня так себе.
– Шучу я. Здесь же тренировки. Но падать буду вот так, будь готова. Ну что, не передумала лекарем быть?
Стешка шмыгнула носом и упрямо встала:
– Нет!
– Тогда пошли.
– Куда?
– В Святогорову избушку, понятное дело. Заряд-то я весь потратил.
Лаборант на лавке у двери страшно удивился:
– Как? Вы уже уходите?
– Сиди, сейчас вернёмся, – уверил его я.
Следующий заход вышел даже быстрее – без переодеваний и настраиваний. Я уж знал, как достичь нужного мне эффекта, и тележиться не стал.
На третий раз Стеша спросила:
– А можно я поближе встану? Сразу вот за спиной? Вы ж всё равно магию только в серёдку кидаете?
Я прикинул:
– А вставай.
– Я и бутылёк заранее открою, чтоб быстрее, а?
– А не прольёшь?
– Не-а. А чего вы сразу на песок не сядете, чтоб меньше падать?
Некоторое время мы друг на друга смотрели.
– А действительно? – сказал я и сел.
Ниже пола не упадёшь, как говаривала моя матушка.
Дальше я запускал вихри из положения сидя. Потом уж вовсе – лёжа. Чего зря об землю колотиться-то? И каждый раз после подзарядки я бежал к чемодану и проверял – не увеличился ли каким-то чудом хоть один из показателей? Я прекрасно понимал, что веду себя как ребёнок, посадивший горошину и каждые пять минут её из земли выковыривающий, проверить – не проросла ли? Но сделать с нервозным ожиданием ничего не мог.
За три часа я успел тридцать раз уйти в отруб и израсходовать все закупленные лечилки.
– Это последняя была, – сообщила мне Стеша, для верности встряхнув сумку.
– Значит, пойдём обедать.
– Домой?
– Зачем домой? Я вчера в неплохую ресторацию заходил на Красной площади. Вкусно. Выйдем за ворота да по сторонам глянем – может, поблизости тоже людей кормят?
– А я ни разу в ресторане не была, – призналась Стеша. – И даже в кафе.
– Да дело-то нехитрое, поел да заплатил. Пошли.
О том, куда тут народ ходит перекусить, пока в каникулы академическая столовая закрыта, мы без затей спросили у привратника и были снабжены сразу несколькими рекомендациями. Для начала пошли в небольшое кафе «Три медведя». Поели вкусно, заполировали сверху мороженым. Страшно довольная Стешка, по-моему, слегка засоловела.
– А интересно тут. Как в сказке, да?
– Так поэтому и «Три медведя».
А ещё это дёшево и сердито. И если студенты буянить начнут, ремонт недорог.
На обратном пути мы заглянули в «Зелья, травы и прочие ингредиенты».
– Пришли, пришли ваши укольчики! – засуетилась аптекарша. – Сегодня использовать хотите?
– Да, сразу.
– Вы как: сами внутривенно поставите, или вам помочь?
Ещё и внутривенно...
– Помочь, пожалуй.
– Присаживайтесь за столик! Левый рукав закатывайте... – она протёрла мне место инъекции вонючей ваткой и начала медленно вводить золотисто искрящийся препарат. – Срок действия от шести до двенадцати часов, в зависимости от индивидуальных особенностей организма. В побочных эффектах указано головокружение, за руль лучше сегодня не садитесь.
– Не буду, – щедро пообещал я, понятия не имея, о чём она говорит. – Нам бы ещё лечилок, десятка четыре.
– Одну минуту. Ваточку вот так прижмите... А я лечилочки достану.
Лечилки деловито сгребла к себе в сумку Стешка.
– Не тяжело тебе будет?
– Я же лекарь, – важно ответила она.
Хорошо, тут недалеко.
На подходе к нашему павильону голова у меня реально начала немного плыть. Вот же ёшки-матрёшки, сильная, видать, дрянь. Ладно, потерплю неделю.
Вторая часть дня практически дублировала первую. Только она была длиннее. И тошнотворнее, мда. Хорошо, я поесть успел, иначе бы даже ложка супа не влезла. Я ложился на песок, вызывал локальный шторм, сразу отрубался, Стеша поила меня лечилкой, после которой даже тошнота немного отступала. Потом я бодрым кабанчиком бежал в Святогорову избушку подзаряжаться. И каждый раз перед новым заходом конечно же лез проверять – сдвинулись ли показатели?
Естественно, каждый раз испытывал жесточайшее разочарование. Цифры стояли мёртво, как прибитые. И только к самому вечеру, в предпоследний заход энергноёмкость вдруг прибавилась до девятнадцати.
– Ядрёна-Матрёна! – не сдержался я.
– Что там, Дмитрий Михалыч?
Я вздохнул.
– Видишь, Стешка? Ёмкость накопителя подросла.
– Так это ж здорово?
– Здорово-то здорово, а каналы больше двенадцати никак не пропускают.
Стеша склонила голову чуть вбок и рассудительно выдала:
– А вы не торопи́тесь. Вы укол когда поставили? В обед. Вот к следующему обеду мы и поймём, расстраиваться или нет. И не волнуйтесь так. Вдруг это мешает? Надо вам в этой аптеке что-нибудь от нервов купить.
– А ты, Стеша, и впрямь как докторша. Молодец. Зайдём и купим.
– И лечилок ещё. А то у меня всего две осталось.
– Ну, значит, ещё два захода – и домой.
НОВЫЕ ЛИЦА
В прихожей нас ждал несколько встревоженный Пахом.
– Живы-здоровы?.. Я уж думал, случилось что!
– Мы тренировались, – сурово ответила Стеша. – Дмитрий Михалыч принял тяжёлое лекарство, и немножко не в духе, ты к нему не лезь.
– Эвона как! А управляющий как же? Или до завтра отправить?
– А он тут уж? – я правда был в не лучшем настроении. Сильно я рассчитывал на этот эликсир, а результат пока неочевиден.
– А как же! Велено ж было к пяти, вот пришёл, в садике сидит.
– Один? Говорили ж, их несколько будет.
– А их и пришло несколько. Четверо. Только трое как увидели, в каком виде дом да сад, так и свинтили. А этот сидит.
– Ну, пошли поговорим. А ты, Стеша, иди отдыхай, завтра у нас с тобой ещё один тяжёлый день.
– Помогала хоть? – негромко спросил Пахом, когда внучка степенно удалилась по коридору.
– А как же! Сперва, правда, испугалась, ревела даже. А когда поняла, что я после лечилки подскочу да побегу, вполне освоилась, – мы вышли в садик. – Где этот-то... соискатель?
– А вон, в беседке ждёт.
Сквозь плети вьюнка виднелась склонённая над столом голова.
– Пишет, что ли?
– Есть такое. Сперва просился по дому пройтись, теперь вот строчит, цельна тетрадка у него, час уж пишет.
Хм.
Заслышав наши шаги, кандидат в управляющие подскочил и вытянулся во фрунт:
– Добрый вечер, ваша светлость!
Мужик среднего роста, лет около сорока, сложения плотного, волос тёмно-русый. Что мне оказалось по душе – аккуратная квадратная борода. С подозрением я, всё же, к босым лицам отношусь.
– Добрый. Да не тянись так. Садись, – мы с Пахомом устроились за тем же столом, напротив. – Чего писал-то?
– Обратите внимание: список первоначальных наиважнейших мероприятий. Дом в чрезвычайно сложном состоянии, следует срочно произвести ряд работ во избежание дальнейшего обветшания.
– Та-ак.
– Далее, список необходимых сотрудников, в первой колонке – постоянные, во второй – временные. Потребное для поддержания хозяйства оборудование...
– Дай-ка, – я взял тетрадку, полистал, показывая дядьке развороты. Посмотрел на него вопросительно. Пахом кивнул. Я вернул тетрадь и спросил: – Как зовут?
– Лапшин, Фёдор Ильич.
– Фёдор, значит. На кого до сих пор работал?
– Извольте, – Фёдор протянул лист, исписанный до половины. – Все мои должности, начиная с помощника приказчика, с четырнадцати лет. Далее – помощник управляющего поместьем. Последняя – управляющий городским особняком купцов Прилучиных в Омске. Имею также соответствующий диплом, окончил вечерний институт.
– А чего в столицу потянуло? Или платили плохо?
– Платили достойно, по шестисот рублей в месяц, тут я не жаловался. Тут дело семейное вышло. Супруга моя – она весьма неплохой врач по... женскому направлению – получила приглашение на хорошую должность в Московский императорский госпиталь. Да и для детей по части обучения здесь больше возможностей. Вот, решили перебраться.
– Детей сколько?
– Двое, мальчики, восьми и шести лет.
– Понимаешь, что селить семью пока негде?
– За это вы не беспокойтесь, на первое время их приютили родственники.
– М-хм, – я повернулся к дядьке: – Что, Пахом, почём нынче в столице управляющим платят?
Дядька огладил бороду:
– На бирже сказали: от пяти сотен до восьми, если дом большой, солидный.
– Будем считать себя солидными, – я сплёл пальцы шалашиком. – Но сперва хотелось бы посмотреть, каков ты, Фёдор, в деле. До конца августа у нас две недели осталось. Двести пятьдесят рублей на этот период тебе кладу. Да на сентябрь пятьсот. Однако если к концу сентября фасад дома, мои покои и первый этаж приобретут достойный жилой вид, выплачу такого же размера премию. В деньгах можешь себя не ограничивать, людей для работ нанимать в любых количествах, главное, чтоб сделано было хорошо. Если работой останусь доволен, с октября подниму жалованье до восьмисот. Премиальные по ситуации. Как тебе такое предложение?
В глазах управляющего словно зажглись лампочки и закрутились колёсики вычислительных машинок.
– Весьма щедрое предложение, ваша светлость!
– Тогда по рукам!
Я протянул руку, и Фёдор торжественно её пожал.
Я думал, что на этом всё, но Пахом внезапно вытащил какие-то бумаги, они начали заполнять договора и расписки, привлекая меня время от времени для подписи.
Эк, потомки, как у вас заморочно-то всё...
Меня снова начало мутить, да ещё голова заболела. И тут явился мой мелкий любопытный ангел.
– Стеша! Притащи-ка бутылёк из тех лечилок, что мы с тобой на завтра купили.
Она обернулась пулей, привычным жестом распечатала крышечку и сочувственно спросила:
– Плохо?
– Ужас как. Тяжёлое снадобье оказалось.
– Я вам ещё тогда принесу, вдруг ночью накатит?
– Тащи!
Пахом подсунул мне последний лист. Подписал.
– Всё, ужинать не буду, худо мне. Отлежусь. А ты, Фёдор, пройди со мной, денег тебе выдам на первое время.
САМОБИЧЕВАНИЕ
Да, иначе как самобичеванием предстоящий день я назвать никак не мог. Предвкушая побочные эффекты от укола, я постарался поесть с утра. Эк вчера мне дурно было, даже сны с девицами не снились, мда.
Ушли мы сегодня довольно рано, первым делом завернули в аптеку, аптекарша мне поставила укол, за что я её порадовал ещё одной трёхрублёвой бумажкой. Потом подзарядился – и во вчерашний павильон. И умирать от перенапряжения!
Настроение у меня, честно сказать, было так себе, пока перед самым обедом, на исходе припасённых сорока лечилок, моя измерительная плитка не показала вдруг рост! Пропускная способность каналов выросла на единицу!
– Тринадцать! – радостно запищала Стешка.
– Ну вот, пошло дело! Теперь можно и отобедать.
– В «Три медведя» пойдём?
– А на другую не хочешь посмотреть? Там неподалёку «Птица Сирин», к примеру.
Мы неторопливо пошли на заслуженный отдых.
Со Стешкой мне неожиданно понравилось общаться – как с племяшкой, что ли. Я ведь, когда уходил, сыну едва десять исполнилось, а дочка даже чуть помладше Пахомовой внучки была. Умом я понимал, что они давно уж выросли, детей родили... а сердцем тосковал. И тут – Стеша, забавная и непосредственная, живая чистая душа.
– Дмитрий Михалыч, сюда? – она уже дёргала дверь с привешенным к ней бронзовым колокольчиком.
– Заходи, место выбирай.
«Птица Сирин» оказалась кофейней. Супов здесь не предполагалось, зато выпечки всякой было навалом.
– Степанида, а как ты отнесёшься к замене супа на пирожки с мясом?
– Очень даже отнесусь! – бодро отрапортовала Стеша. – А это что за цветочки?
Что за цветочки, я и сам понимал не очень, и поэтому слегка улыбнулся буфетчице, выжидающей нашего решения по ту сторону витрины:
– Девушка, объясните, пожалуйста, моему лекарю, что это за дивные блюда. Мы купим всё, что Степанида выберет. И два чая с лимоном.
Подозреваю, что кроме кисловатого чая больше ничего я в себя впихнуть не смогу. Плющило меня здорово, ещё ядрёнее, чем вчера.