Пожарский-1

07. ТЕПЕРЬ ТЫ БОЕВОЙ

ИСПЫТАНИЯ

Неделя изнурительных тренировок с одной стороны здорово меня подкачала (если сравнивать с мизерным первоначальным уровнем), а с другой – разочаровала страшно. Я колол отвратительные уколы, от которых способность принимать пищу пропала совершенно, ругал своё истончившееся и одновременно съёжившееся ментальное поле, не способное сколько-нибудь эффективно канализовать пространственную ману, я сотни раз на дню падал и вставал... и всё зря. Несмотря на все старания, и даже на то, что в день испытаний я снова пришёл на тренировки, снова поставил этот омерзительный укол и четыре часа изводил себя надсадными усилиями, минимальные условия мне выполнить не удалось.

Декан Болеслав смотрел на свою измерительную установку, хмурясь и покусывая губу.

– За неделю на семёрку – это очень хороший показатель. Ёмкость, глянь, даже двадцать четыре. Но пропускная девятнадцать... – он покачал головой. – Не имею права.

На этот счёт у меня был последний козырь, который – может быть – сработает:

– Я имею право на полигонные пробы. Учитывая мой уровень, это не займёт много времени.

Болеслав усмехнулся:

– Ну, что ж, если у тебя получится меня удивить...

Мы прошли в павильон, за неделю ставший мне почти родным. Сколько, лаборант сказал, тут щиты выдерживают? До шестисот, кажется, одномоментно? А у меня в наличии двадцать четыре, ха! Интересно, лаборант сказал декану, что всю неделю я упражнялся исключительно с воздушными потоками?

Сказа-а-ал! Потому что Болеслав сходу поставил лёгонький щит от воздуха.

– Ну, давай!

Я слегка прищёлкнул пальцами и вытянул вперёд руку. Жест этот был совершенно бесполезный, пустой, но буквально вчера я подумал, что светить своим умением формировать заклинания исключительно мыслью не стоит. Сразу же спалят, что я – не просто Пожарский, а тот самый. А будет ли это полезно – писями на воде виляно.

В центре павильона сформировался маленький воздушный вихрь, плотнее, плотнее, почти жгут... Восемь единиц.

Жгут дёрнулся, хлестнул в сторону декана, с конца его пулей слетел маленький плотный снежок. Ещё три единицы.

Болеслав, конечно, показал себя молодцом: разом подобрался и поверх воздушного поставил кусок водяного щита.

Снежок ударился в щит и мгновенно испарился. А вот упакованный внутри него крохотный файербол – благополучно проскочил и противоводную защиту, и противовоздушную, и повис перед носом охреневшего декана. Три единицы шарик, три – скорость и пять – упаковка. Уложился и даже две оставил в резерве!

– Это ты как это? – Болеслав требовательно воззрился на меня.

– Семейная тайна, – скромно сказал я.

Декан усмехнулся и схлопнул файербол:

– Принят!

На лавочке рядом с музеем меня ждала Стеша, всю первую половину сегодняшнего дня снова отработавшая лекарем.

Стеша стеснялась откуда ни возьмись набежавших толп студентов, решивших подправить свою магическую форму перед началом учебного года, и, увидев возвращающегося меня, обрадовалась страшно.

– Ну что, Дмитрий Михалыч?! Перевели, куда вы хотели?

– Перевели, Стеша, – доволен я был, как сытый Бобик.

Она очень тихо, совсем шёпотом закричала:

– Ур-р-р-ра-а-а-а! – мелко и неслышно хлопая в ладоши. – Домой пойдём?! Праздновать?!

– Пожалуй, сегодня можно себе позволить. Если... дай-ка мне лечилку. Нет, две!

Убрать эту отвратительную дурноту. Спасибо, конечно, без инъекций я бы при всём желании вряд ли до девятнадцати за неделю дотянул, но насколько же тяжёлая гадость!

У меня, между прочим, осталось ещё две ампулы. Когда-нибудь я их использую, не пропадать же добру. Но не на этой неделе. Через месяц. Или через два, когда перестану передёргиваться при воспоминании об этом снадобье.

ЕСТЬ ПОВОД ПОРАДОВАТЬ СЕБЯ

О чём я ещё не сказал – новый управляющий развил небывалую кипучую деятельность вокруг (и внутри) особняка Пожарских. Повсюду толклись толпы людей, чем-то скоблили, мазали, тёрли, красили... На фасаде повисло несколько строительных люлек, рабочие отдирали негодную обветшалую отделку, и дом на время стал ещё страшнее, чем был. А внутри чем только отделочно-ремонтным не воняло, так что я покамест переехал в пустующую гостевую комнату во флигеле. Впрочем, для Пахома я оказался гостем необременительным. Настолько меня выматывали эти тренировки и побочные от них эффекты, что я с трудом добирался до гостевого диванчика и падал, как подрубленный. Есть вечерами я не мог вообще, хорошо если утром удавалось что-то перехватить.

На подходе к дому мне показалось, что дурнота снова накатывает, и я выпил ещё один лечебный бутылёк. Мир сделался ярким, аж глянцевым. Пожалуй, на сегодня исцелений точно хватит.

Не желая попадать под возможные капли краски, куски штукатурки и прочие радости, мы со Стешей зашли со стороны хозяйственных ворот, глядящих на переулок. А тут нас встречала целая делегация! Дядька Пахом, управляющий Фёдор и целая шеренга обслуги (да, Фёдор нанял слуг, хотя в точный состав штата я не вникал, да и, собственно, не собирался).

– Дмитрий Михалыч, можно я скажу? – попросила Стеша.

– Говори! – махнул рукой я.

И тут уж она закричала во весь голос:

– Получилось!!! – и захлопала от души, прыгая вокруг меня.

И все, конечно, захлопали тоже, принялись меня шумно чествовать – в общем, как полагается поздравлять хозяина дома. Я велел Фёдору ради такого приятного случая отпустить всех на два часа пораньше, да выдать по пяти рублей – пусть с семьями успех хозяина отметят.

– И ужин заготовленный за моё здоровье съешьте.

– А как же праздновать? – захлопала на меня глазами Стеша.

– А праздновать мы с тобой и дедом пойдём в ресторан! – Стешка взвизгнула, а Фёдор слегка поклонился:

– Прикажете заказать столик?

– Да, отправь посыльного. На пять часов, пожалуй. Нет, давай пораньше, на четыре, чего тянуть. Ресторацию сам подбери, получше. И такси к воротам заблаговременно.

– Слушаю-с, всё будет оформлено в лучшем виде. Смею заметить, посыльного отправлять нет нужды. Я, с вашего позволения, восстановил пользование телефонной линией. Главный дом покуда не подключен, но во флигеле и в сторожке аппараты уже функционируют. Я лично позвоню в «Московскую звезду» и в службу такси.

– Молодец! – похвалил я, ставя себе зарубку основательно разобраться с этими телефонами.

– Цирюльника изволите пригласить?

За неделю я изрядно оброс, и босое лицо в зеркале перестало меня удручать.

– Нет, цирюльника мы пустим по боку. Но к сентябрю найми, пару раз в неделю пусть приходит, в аккуратный вид бороду приводит. Всё, два часа меня не беспокоить.

Стараясь держаться прямо, с достоинством, подобающим главе клана, я добрался до своей комнаты и проспал все два часа чистым младенческим сном.

Если говорить про убранство рестораций, то мне куда больше «Птица Сирин» понравилась – ярко, стены-потолки в росписях, как в прежних моих палатах. Или даже «Три медведя взять» – лавки резные, печь изразцовая, любо-дорого. В «Московской звезде» тоже было дорого. Очень дорого. Высокие потолки, багряные скатерти, посуда вся тонкая, аж прозрачная, да с узорными каёмками из настоящего золота, люстры огромные хрустальные, картины по стенам в тяжёлых золочёных рамах, да и просто золочёные розетки и венки по стенам, а... всё не то. Холодно как-то, бездушно.

Но готовят тут вкусно, не отнять.

Мы от души посидели за хорошей едой, распили с Пахомом бутылочку довольно приятного вина, обсудили между прочим и интерьер, и как бы каждый из нас по своему вкусу что-нибудь тут поменял. Мы со Степанидой, к слову, сошлись во мнении об узорах.

– Так, надо Фёдору-то подсказать, – зашевелил бровями Пахом. – Не сегодня-завтра уж отделка начнётся, так пусть он проектёрам велит узорчатости добавить.

– Вот ты и подскажи, увидишь его. А я сегодня отлучусь, с неделю меня может не быть, не теряйте.

– А чего ж так долго? – на правах дядьки удивился Пахом.

– Может, и быстрее выйдет, но тут я не уверен. Так что предупреждаю вас заранее.

– Дмитрий Михалыч, – с подходом издалека начала Стеша, – а вот вы в Академию пойдёте...

– Ну, пойду. Дальше-то что?

– А мы с вами будем ещё на тренировки ходить?

– А как же! Где я ещё такого верного лекаря найду? Лучше, чем ты, никто меня ещё лечилками не отпаивал!

Абсолютная правда, между прочим. В прошлый раз я сидел в подземелье один и всё делал сам, стараясь пройти по грани и сознание не потерять. Но Стешка раздулась от гордости.

– А гимназия как же? – укоризненно напомнил ей дед.

– Ой, деда! Куда там гимназия! Это ж важнее!

– Так-так, не гони коней! – остановил мелкую лекаршу я. – Знаешь ли ты, Степанида, что грамотный помощник ценится втрое дороже безграмотного? Какой класс-то у тебя нынче?

– Второй, – слегка приуныла Стеша.

– Гимназию мы пропускать не будем, даже не думай. Но время для тренировок всё равно найдём, это я тебе обещаю.

Тут наши рассуждения прервалось появлением вазочек с мороженым, украшенным заморскими цукатами и дивными шоколадными кружевами, и все мысли Стеши переключились туда.

До дому мы лихо долетели с ветерком на автомобиле.

– А что, Пахом, надо и нам в хозяйстве такую машинку завести, – вслух высказался я.

– Можно, – огладил бороду дядька. – Солидно, опять же: со своим шофёром.

Я, если честно, подумывал о том, что и сам смог бы управлять этакой штуковиной – дело не хитрее левитации или телекинеза будет. Но для начала можно и с шофёром.

– Деньги-то у тебя ещё остались, что я на обзаведение выделил? Или добавить?

– Остались, конечно! – чуть ли не испугался Пахом. – Этакие деньжищи!

Я кивнул:

– Стешке для гимназии всё лучшее купи, не прижимайся. И на себе не экономь. Помнишь, что я говорил? Вы – тоже лицо дома Пожарских. Я желаю, чтобы вы выглядели достойно. Шкатулку с камнями тебе на сохранение оставляю. Если деньги закончатся – возьмёшь несколько штук да снесёшь в ювелирный салон братьев Свечниковых, В «Кремлёвских рядах», они хорошую цену дадут.

– А не прихватят меня с теми камушками? – почесал в затылке Пахом. – Скажут: спокрал?

– Доверительную записку тебе напишу с родовой печатью. Пошли.

КАК ТЕБЕ НЕ СТЫДНО?

Мы с Пахомом сочинили весьма приемлемое доверительное письмо, после чего я настрополился в схрон: переоделся в тренировочное, собрал дорожную сумку: измерительную плитку, которую я теперь вечно таскал с собой, как писаную торбу, штук сорок лечилок, что остались в запасе, плюс какие-никакие продукты. Всё же, неделю сидеть.

Тут мне вдруг пришло в голову прогуляться по моим владениям – осмотреть происходящие к лучшему изменения, а то ведь всё некогда было. По вечернему времени, бригады уже заканчивали свои работы, строители собирали инструменты, в отдалении гулких пустых помещений слышалось эхо переговаривающихся голосов.

Я обошёл часть первого этажа, поднялся в свои покои. Спальня стояла пустой серой коробочкой. Вышел в соседний кабинет. Просторно, светло. Во всю стену стеклянные окна выходят на обширный полукруглый балкон. А здесь, пожалуй, даже можно будет рояль поставить, как в этой ресторации, да посадить музыканта, пусть играет для настроения.

Прошёлся по мраморным плиткам балкона. Под ногами хрустела старая ободранная штукатурка. Эх, дайте только силы набрать, я на всю будущую красоту такое укрепление поставлю, что захотите отковырять – не получится! Я оперся о перила балюстрады, рассматривая подсвеченный огнями вечерний бульвар, фонтаны, нарядную гуляющую публику. Некоторые с любопытством глазели на мой особняк. Смотрите-смотрите, не то ещё увидите.

Да, пожалуй, слухи поползут: последний Пожарский внезапно где-то разжился деньгами. Плевать мне, никому ничего объяснять не должен – я князь! А камушков ещё надо притащить. С имением непонятно, сколько за него беспутная мамаша внучка́ выцепила. А отдать придётся всё до копеечки. Да и обставить дом нужно как следует. Цены я в «Кремлёвских рядах» мимоходом глянул – закачаешься. Это скупать по дешёвке готовы, а продавать – пожалте бриться. А ежели по своему особенному вкусу заказывать, так сразу ещё втрое дороже. Хорошо, Горуш постарался, надо ему свежих настоечек в гостинец прихватить.

Я совсем собрался развернуться в комнаты да уйти порталом в схрон, но тут меня словно царапнуло. Что-то странно-неправильное появилось на этом бульваре. Комариным писком звенел в подсознании сигнальный звоночек. И, вроде бы, не опасность...

Я решил, что из припасённых двадцати четырёх единиц восемнадцати мне на портал хватит, и аккуратно, очень экономно подключил магическое сканирование. Нечто подозрительное находилось в группе молоденьких девиц вида совершенно такого же, как те, из кафе. Открытые ножки, выпрыгивающие из вырезов груди... Я сморгнул, заставляя себя сосредоточиться на задаче. Тити-мити потом будем разглядывать! И-и-и...

Осознание пришло столь внезапно, что мысль моя пронзила ментальный план:

– Ты что меня позоришь, охламон?!

И в ответ получил радостный вопль узнавания:

– Папаня!!!

Он висел за спиной девочки, которая явно им хвасталась, крутясь перед подружками. И имел вид настолько неестественно монструозный и огромный, что будь он настоящего веса, девочку бы придавило к земле и, пожалуй, частично расплющило. Более человеческого роста и с локоть ширины!

Сердце заколотилось прямо у горла. Я протянул руку, и меч лёг рукоятью в ладонь – не этим бестолковым чудовищем, а аккуратным, строгим каролингом.

– Кузенька, сынок, как тебе не стыдно?!

– Мне пришлось, – виновато сказал он.

– Ещё скажи, что ты был молод и тебе нужны были деньги! – фыркнул я.

– Нет. Но выживал я, как мог, – Кузя вздохнул, трансформировался в фибулу, закрепившись на лацкане пиджака, и немного обиженно добавил: – Думаешь, легко из защищённого схрона Салтыковых выбраться? Там целый отряд магов защиты ставит, чтоб наружу – только с дозволения верхушки рода. А она – старшая дочь. И то еле как пролезли.

У дальнего фонтана пищали и метались девчонки, на глазах у которых растворился и начисто исчез древний артефакт. Почему-то мне было их нисколько не жаль.

– Н-да, не царские хоромы, – критически высказался Кузьма. Я прямо чувствовал, как он озирается по сторонам.

– Я как увидел, тоже слегка опух, – честно сказал я. – Ничё, управляющего нанял – вроде, дельный мужик. Развернул ремонт, только шум стоит.

– Глянуть-то хоть можно, где жить будем? А то я столько лет в хранилище провалялся, света белого не видя.

– Да уж слезу-то в голос мог и не подпускать.

– А что, лишнее? Ладно, не сердись, пап, я исправлюсь!

– Пошли, балабол!

На сердце было легко. Меч со мной! Мало того – это ещё и собеседник, который понимает любую мою мысль с полуслова – в нём же изрядная часть меня! Мы с Кузьмой основательно прошлись по особняку, после чего я прихватил подготовленную сумку и с лёгким сердцем направился в схрон.

АКУЛЫ

На вопли мечущихся вокруг фонтана девчонок немедленно подтянулось несколько папарацци, вечно пасущихся в «рыбных» местах в поисках новостей для светской хроники. А уж когда стало известно, что внезапно исчезнувший меч был на самом деле не игрушкой, а магической реликвией (что косвенным образом подтверждалось рыданиями Анастасии Салтыковой: «Папа меня убьёт!»), фотокамеры защёлкали с утроенным рвением.

Наконец в кружок возбуждённых барышень протиснулся хлыщ с микрофоном:

– Газета «Вечерний свет»! Не хотите сделать заявление по поводу скандальной пропажи?

Настя вздрогнула и словно пришла в себя:

– А ну, пошёл прочь, писака! По судам затаскаю!

Она в последний раз шмыгнула носом, гордо задрала подбородок и сердитым дёргающимся шагом направилась к ожидающему её автомобилю. Зато подружки были не прочь попасть на страницы светской хроники! Наперебой представляясь, они бросились рассказывать, как прямо на их глазах древний магический меч просто исчез. Репортёры задавали наводящие вопросы. Всем хотелось, чтобы были подробности – и вот они уже возникли! И таинственный звон, и потусторонний грохот, и искры, и даже, кажется, призывающий голос... Впечатлительная Лизонька Милославская заявила, что почувствовала, как земля дрогнула под ногами, а в затылок дунуло замогильных холодом. В общем, материала для скандальных статей набралось более чем достаточно.

А Анастасия Салтыкова помчалась не куда-нибудь, а к отцу. Если успеть первой, рассказать и покаяться, глядишь, рука родителя и не будет столь тяжёлой.