Техотдел — маленькая комнатка. В ней всегда многолюдно и шумно. Приходят мастера, чтобы уточнить планы, заполнить наряды, по неотложным делам забегают монтажники, арматурщики, шоферы... Эта крохотная комнатка, пропитавшаяся запахом духов и горьковатым дымом махорки и папирос, напоминает штаб.
Сильва сидит за некрашеным дощатым столиком, планирует объем работ, подсчитывает, решает какие-то сложные технические задачи, ругается с мастерами и рабочими. Это, наверное, тоже входит в распорядок ее рабочего времени.
— Сигуладзе, ты опять журнал не заполнил? Ты, может быть, хочешь аварийных лишиться? Смотри!
— Да я же... понимаешь, Сильва, не успел... — отчаянно врет парень.
— Успевать надо.
— Есть успевать!
Изредка выдаются тихие минуты, когда в техотделе остаются только двое: Сильва и экономист — молоденькая некрасивая девушка по имени Люся.
— Ты счастливая, Сильва. — вздыхает Люся. — У тебя любовь. Выходи, Сильва, замуж. Хватит с ума сводить парней.
— За кого замуж? За Жорку? Ничего у нас с ним не было и не будет. Мне хочется, Люська, такого счастья, чтобы на всю жизнь. А Жора что... Жора не для меня.
— Почему за Жорку? Говорят, бригада монтажников вся влюблена в тебя. Покой потеряли парни. Выработку даже снизили. Выбирай.
Сильва смеется, влажно сверкают ее мелкие ровные зубки.
— Ух, какой кошмар! Вся бригада? Семнадцать человек?.. Нет, Люська, я еще семнадцать парней с ума сведу, а потом уж посмотрю!
— Это не по-комсомольски, — вздыхает Люся и грубовато спрашивает: — А если тебя сведут?
Сильва внимательно и грустно смотрит на подругу, может быть, думая о том, что жизнь несправедливо одним отвешивает с избытком, другим недодает. И говорит:
— Пусть сводят, Люсенька. Вот и хорошо, что сведут... Любить — так уж так, чтобы не угольки тлели!..
В распахнутую настежь дверь врываются тяжелые звуки тракторов. Раздаются короткие, отрывистые, протяжные гудки машин.
— Жора проехал, — говорит Сильва. — Третий рейс сделал.
— Откуда ты знаешь? — удивляется Люся.
— Два коротких сигнала слышала? Это он.
Я кашлянул, прежде чем войти, сделал вид, что только что появился.
— Привет, девчата! А я за вами. Хотите на левый берег? Там начали рыть котлован. Хотите посмотреть?
— Едем! — с готовностью отзывается Сильва.
Левобережье бурлило. Человеческие голоса сливались с грохотом бульдозеров, утюживших землю, с натужным воем машин, преодолевающих бездорожье. Экскаваторы вгрызались в грунт острыми зубьями металлических ковшей. Ветер поднимал горячую желтовато-серую пыль и рассеивал по реке. Пыль оседала на корпуса машин, на лица людей, скрипела на зубах.
— Привет флоту!
Из кабины экскаватора высунулось чумазое, улыбающееся лицо Тараненко.
Я снял фуражку и помахал Виктору.
— Привет механизированной пехоте!..
И было радостно от ощущения чего-то большого, необыкновенного и светлого, как весна. Хотелось по-мальчишески подбросить вверх фуражку и крикнуть «ура», но рядом стояли девушки. Неудобно. Я посмотрел на Сильву. Она была какой-то притихшей, необычно сосредоточенной и серьезной. Может быть, ее поразил грандиозный размах на этой, в сущности, небольшой (не Братск все-таки!) стройке. А может быть, что-нибудь другое.
«Кто их поймет, этих девушек», — подумал я, сбегая вниз, к реке. Я спешил на правобережье.
Мотор чихнул раз-другой и весело застучал.