Синие столбы дыма поднимались над крышами домов. Занесенные снегом теплушки походили на сказочные терема. «Терем-теремок, кто в тереме живет?..» Молчание. Никто не живет. Девушка в коротенькой беличьей шубке и брюках, заправленных в большие валенки, деревянной лопатой отбрасывала снег. Ей нелегко, наверно, но она не показывает виду и бросает, бросает сухой, шуршащий снег. Я подхожу и останавливаюсь рядом. Девушка — ноль внимания на меня. Не вижу ее лица, она работает, не разгибая спины, но подозреваю, что девушка красивая. Снежная королева, которой принадлежат все эти терема... Девушка обернулась и удивленно глянула на меня. Красивая, но не так чтобы очень.
— Тяжело ведь... — сочувственно говорю. — Давайте помогу.
— Спасибо. Вы что, ходите и всем помогаете?
— Нет, только снежным королевам...
— Да? В таком случае вы ошиблись адресом.
— Давайте все же помогу...
Я отбираю лопату почти силой и ожесточенно начинаю швырять снег. Становится жарко. Когда дорожка готова, еле держусь на ногах. Девушка говорит:
— Так нельзя работать. Это, знаете... лихачество. А вы, между прочим, сильный. Спортом занимаетесь?
Не пойму, смеется она или серьезно спрашивает.
— Было дело... — уклончиво отвечаю.
Улыбаюсь и дышу тяжело, как загнанная лошадь, и улыбка на моем лице, наверное, кажется приклеенной. Мне часто говорят, что я не умею улыбаться. Подумаешь, важность какая! Может, специальный курс по улыбкам пройти? Ладно, обойдусь как-нибудь без улыбок.
— Было дело... — повторяю.
— Под Полтавой?
— Точно. Как вы угадали?
Неожиданно я испытываю к этой девушке безграничное доверие.
— Между прочим, одно время я занимался боксом. Потом бросил. Потом не до бокса было...
— Почему? — спрашивает девушка.
Красивая все-таки она, снежная королева. Но мое доверие к ней так же неожиданно пропадает.
— Причины разные... — говорю. — А вы давно здесь обитаете?
— Целую вечность. Нас, как видите, уже и снегом успело занести.
— Вы откуда приехали?
Она смотрит на меня, прищурившись, будто прицеливаясь. Сейчас уколет взглядом. Нет, не уколола... Длинные заиндевевшие ресницы дрогнули, она отвела взгляд и сказала, приятно растягивая слова:
— Из Ма-а-сквы. Вы бывали в Москве?
— Нет, не бывал. Не приходилось. Большой городище, наверно?
— Еще бы! — исчерпывающе говорит она. — Я жила на Большой Бронной.
— Разве еще и Большая есть? — удивляюсь я. — Я знаю песню про Сережку с Малой Бронной...
— Есть и Большая, — говорит она. — Только не понимаю, почему их назвали так. Большая Бронная намного меньше Малой. — Она улыбается, наверно, ясно представив себе эти малые и большие московские улицы, шумные дворы и все такое, что недоступно даже воображению моему. Подумать только: Москва!
— А иногда мы бегали к Театру сатиры и встречали знаменитых артистов... А во дворе одного из домов на Малой Бронной — мастерская известного скульптора. Мы приходили к нему, и скульптор показывал нам свои скульптуры. А еще неподалеку от нас старый собор. Такой огромный-преогромный. И старый такой... говорят, в этом соборе венчались Пушкин и Наталья Гончарова.
Она говорила торопливо, щедро пересыпая слова звуком «а». И мне этот звук казался сейчас каким-то совершенством, самым главным в русском языке. Недаром же и в алфавите букву «а» поставили на первое место.
— А потом выпускной вечер. А потом... Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье!..
— У вас родители в Москве? — спросил я.
— А где же им еще быть?..
— И они вас отпустили?
— Отец — да. Мама — нет. А я, между прочим, принципиально уехала. Утверждают, что если отец какой-нибудь ответработник с большим окладом или профессор с именем, то дети их — потенциальные тунеядцы. Вот я взяла и уехала.
— У вас отец профессор?
— Нет, военный. — Она засмеялась. — Генерал от инфантерии.
— А-а... — сказал я удивленно и, нахлобучив шапку, засунул руки в карманы телогрейки.
— Ну, всего вам... до свидания.
Девушка шагнула за мной.
— Постойте.
Я остановился.
— Постойте... У вас же вся щека белая.
Она взяла горсть снега и приложила к моей щеке.
— Разотрите. Да не бойтесь, сильнее трите. Вот так... Теперь все в порядке. Вы на нашем... на пятом участке будете работать?
— Нет. На втором. До свидания.
Я шел прямо по сугробам. Снег набивался в валенки и таял.
— Меня, между прочим, Ритой зовут, — сказала она вдогонку.
Я не обернулся. Сделал вид, что не расслышал. Мне было жарко. Я чувствовал, как горят мои щеки, и удивлялся, что даже снег может быть теплым и может отогревать...