Погода завтра изменится

XVII Принципиальный разговор

— А что ждать-то? Ну, скажи, что?

Мы вернулись с Жорой в нашу комнатку, и мне захотелось вдруг поспорить с ним, доказать ему, что — пусть он не думает — есть и у меня свое мнение. Жора смотрел на меня насмешливо, снисходительно и явно не собирался вступать в дискуссию. Но и я не думал отступать.

— Считаешь себя лучше других, да?

— Чего? — Последнее, видно, задело его.

— Ничего! Строишь из себя... Сильва сказала, что на комсомольском собрании будут разбирать тебя.

— Ну, и пусть. Подумаешь! Разберут и соберут. А я на принцип пойду...

— Думаешь, у тебя только принципы?

Жора искоса, через плечо, глянул на меня, помолчал, придумывая, наверно, как бы похлестче и позлее ответить, но ничего не придумал и вздохнул.

— Пошел ты к черту! Как будто я без тебя не знаю, что мне делать... Да! — Он о чем-то вспомнил и оживился, достал из-под полы бутылку «Столичной» и поставил на стол. Потирая руки, он нагловато, насмешливо посмотрел на меня и сказал: — Вот теперь поговорим. Разговор серьезный, без пол-литра тут не обойдешься... Да! — Он еще что-то вспомнил. Он взял со стола графин, выплеснул из него воду за окно, открыл бутылку и слил водку в графин. А бутылку поставил за тумбочку.

— Теперь комар носа не подточит... Послушай, Генка, ты на глазах стал портиться. Воняешь, как тухлая рыба. Ты ж еще сопляк зеленый, а туда же, с поучениями! Не надо.

— Ладно, — сказал я угрожающе, — хотел как с добрым поговорить, а ты... Эх, ты!

Меня захлестнуло чувство бессилия и обиды. Я понял, что при всей своей правоте не могу убедительно, твердо выразить свое мнение. Но ведь нужно же, нужно сейчас же, немедленно все это высказать! Нет, я вовсе не собирался поучать его, не в этом дело; я хотел, чтобы он понял меня и относился ко мне серьезно, как человек к человеку.

— Вообще-то ты гад, Жорка, — сказал я как можно спокойнее.

Он усмехнулся чуть, одними губами.

— Еще что?

— Все, — выдохнул я. — Люди спины гнут, а ты... Гад!

Я думал, что он вскочит, будет размахивать руками, кричать, налетит на меня с кулаками. Ничего подобного. Он остался сидеть, как сидел, положив руки со сжатыми кулаками на стол. И лицо у него было спокойное. Мои слова, как пули неопытного стрелка, прошли мимо цели. И я замолчал, не зная, как продолжать и стоит ли вообще продолжать начатый разговор. Жора взял со стола граненый стакан и покрутил его между ладонями.

— Ну, что, может, освежимся?.. А потом и поговорим.

Я не успел ему ответить. Он не успел что-либо предпринять. В комнату вошли Сильва и двое незнакомых парней. Парни были в добротных пиджаках, при галстуках и держались в меру солидно и в меру свободно. Они весело поздоровались с нами за руки, как со старыми приятелями. Сильва пошутила:

— Это у нас «люкс». Вообще у нас, товарищ корреспондент, с жильем решено неплохо.

— А как с питанием?

— И с питанием ничего... Как, мальчики, ничего? — спросила Сильва.

— Ничего... — охотно подтвердил Жора.

— Ничего... — сказал я.

Один из парней, тот, которого Сильва называла корреспондентом, подмигнул мне хитровато, понимающе.

— Недостатки замазываете?

— Да нет, правда, чего же замазывать, — сказал я. — Конечно, фруктов и всяких там десертов нет. А вообще неплохо...

— Ну, вот так и живем, — как бы обобщила наш разговор Сильва.

Жора стоял спиной к столу в какой-то неестественной, напряженной позе и следил за каждым их движением. Я думал об одном: поскорее бы они ушли! А они не уходили. Им нужно было еще выяснить наше настроение, наш моральный дух, их интересовали наши интересы, наше отношение к окружающей действительности... Все-таки они собрались наконец уходить. Но тут произошло такое, что я содрогаюсь при одном только воспоминании об этом. Перед тем, как уйти, Сильва подошла к столу, открыла графин и налила в стакан... водки. Нет, она-то, конечно, думала, что это вода. Я хотел что-нибудь сказать, все равно что, лишь бы помешать ей выпить, но слова у меня застряли в горле. А Жора стоял в той же позе, только еще в более неестественной и напряженной, чем прежде, и с ужасом смотрел на Сильву. Секунды тянулись томительно и долго. Знаете, как в кино, когда хотят какой-нибудь кадр показать замедленно! Сильва подняла стакан, и я заметил, что маникюр на ее пальцах почти сошел и ногти были в синевато-розовых крапинках. И еще я заметил, что водки она налила меньше полстакана. Это уже лучше, чем если бы она налила полный стакан. Вообще-то утешение слабое. Какая разница, сколько. Сейчас все станет ясно... Да еще эти, как с неба свалившиеся, корреспонденты! Распишут на все сто и разбираться не станут. Я пожалел, что нет дома Виктора, при нем бы Жора не посмел проделывать такие «манипуляции» с водкой. Интересно, а как бы сейчас, на моем месте, поступил Виктор?..

Сильва наконец пригубила стакан и глотнула водки. Я видел в эту секунду ее глаза с расширенными и как бы застывшими зрачками. Она задохнулась и закашлялась, закрыв ладонью рот. Лицо ее стало красным, испуганным и злым. Мы смотрели на нее, а она смотрела поочередно то на Жору, то на меня. Она все поняла, конечно, но растерялась и не знала, как ей поступить. Все было бы проще, если бы не корреспонденты. Но они тоже смотрели на нее и могли, конечно, догадаться. И тогда Сильва сделала невероятное — подняла стакан и глоток за глотком допила водку. Наверно, больших усилий стоило ей снова не задохнуться. Но она выдержала. Допила. Поставила стакан. И сказала:

— Вот так и живем...

Больше я не смотрел на нее. Не мог. Я не видел, как она выходила. Я слышал только, как стукнула дверь. Все, что произошло спустя минуту, казалось мне нереальным. Когда я поднял глаза, я увидел, что Жора сидит около стола на табуретке и улыбается. И улыбка его тоже показалась мне нереальной, как бы отделенной от его лица и глаз... Мне захотелось вдруг подойти и ударить по этому лицу. Или сделать еще что-нибудь более отчаянное. Во мне все кипело, бушевало. Я шагнул к столу и взял графин. Жора пристально, настороженно следил за каждым моим движением.

— Ты что? — сказал он.

Я молча пошел к раскрытому окну.

— Ты что! — крикнул Жора и рванулся было ко мне.

Я не сомневался, что он сильнее меня, но в груди моей все клокотало, и я в ту минуту, рухни потолок на голову, не испытал бы никакого страха... Я повернулся и сказал:

— Не подходи! Слышишь?

Я очень тихо произнес эти слова. Так тихо, что даже сам их не услышал, а только почувствовал, что именно эти слова произнес. И Жора не подошел. Он стоял и смотрел, как в моей руке подрагивает графин и тонкая, прозрачная струйка, булькая, вытекает из его горлышка за окно.