В десять утра следующего дня (тусклого, дождливого) авто с Сашей, Максом и Агатой помчалось к южной окраине Вены, держа курс на оконечность Восточно-Австрийских Альп, Адольф же с Изольдой направились туда на поезде. Проехать автомобилистам пришлось около 100 км: сначала через городок Бад-Феслау в долину р. Лайта, далее вверх по ней через Винер-Нойштадт, Нойкирхен, Терниц и Глогниц, от которого они углубились в долину ручья Земмеринг до деревни Брайтенштайн и от нее по сильно петляющему грунтовому шоссе стали подниматься на водораздел высотой более 900 м, где и расположился модный летне-зимний курорт Земмеринг (летом здесь обитали любители прогулок и горных видов, а зимой уже обжились горнолыжники). Многие аристократы и богачи Вены заимели тут собственные виллы, однако у Ауэршпергов ее здесь не было (они предпочли окрестности Зальцбурга) и потому Агата, Адольф и Изольда напросились в гости к Траутмансдорфам, с которыми Ауэршперги были в свойстве через жену князя, тетку Адольфа и Агаты. Ну, а Коловрат и Городецкий поселились в отеле Бельведер, в двухкомнатном номере, заказанном по телефону из Вены.
Утро следующего дня было также сумрачным, хотя дождишко пока прокидывал редко.
— Сентябрь в здешних горах редко балует солнечными днями, — пояснил Саша. — Дождь идет часто по два-три дня, потом сменится облачностью с ветерком, а через неделю снова нагоняет дождливые тучи.
— Как же вы тут гонки устраиваете? — спросил недоумевающе Городецкий.
— В тот самый недельный облачный перерыв: ветер просушивает щебнистое покрытие, да и солнце из-за облаков периодически выглядывает.
— Посмотрим на этот ваш ветерок, — с сомнением протянул Максим. — Позволит ли он мне обучать Агату…
— Сегодня обучать ее буду я, ты не забыл? — проворчал Коловрат.
— Если дождь позволит, — усмехнулся Макс. — Послушал бы меня, поставил переднее и боковые стекла, накрылся брезентовым верхом и катался бы по дождю аки посуху… А теперь любой дождичек будет умывать ваши личики. Твоей-то дубленой коже ни черта не будет, а вот ланиты, уста и выю Агаты мне искренне жаль.
— Пожалел волк овечку, — хмыкнул Саша. — Не она ли тебе снится в утренних эротических сновидениях?
— Нет, — искренне сказал Макс. — Совсем другие девы и дамы. Сегодня, кстати, это была Изольда. С чего бы? Хоть к Фрейду за объяснением обращайся…
— Когда ты успел познакомиться с доктором Фрейдом? — удивился Коловрат.
— Я всего лишь заглядывал в его книгу «Толкование сновидений». Знакомился и с его взглядами на причины сексуальных закидонов у разного рода отщепенцев. Ты не читал?
— А надо? — скривился Саша.
— Ты прав, абсолютно не надо. Мы, слава богу, нормальные женолюбцы с девизом «Влынди дальним, ближние сами приластятся».
— Этого я и боюсь: ты занырнул к Божене и Элизабет, а близкая Агата сама на шею повесится.
— Да ты всерьез ревнуешь, — хохотнул Макс. — Тебе ведь объясняли, что графу не по чину зариться на княжну…
— Тебе, значит, можно, а мне нельзя?
— Со мной дама или знатная дева вправе позабавиться, а ты же матримониальные планы начнешь строить…
— Ну, я тоже позабавиться могу, — сумрачно предположил Саша.
— С кем из нас забавляться, будет решать ее сиятельство, а никак ни ты или я. Такова придурочная правда жизни, будущий господин граф. Ну что, идем завтракать? А то княжна вот-вот прискачет по наши души…
— Не обижайся, Макс, но я бы желал обучать Агату наедине, — заявил гонщик. — А ты прогуляйся по окрестностям или пофлиртуй с незнакомыми дамами — глядишь, еще кого себе для постельной утехи сорганизуешь…
— Нет, — мотнул головой Городецкий. — Я рискую в этом случае остаться без глаз: наша экзальтированная подруга запросто может их выцарапать. Она поревнивее тебя будет, я уж знаю.
Побродив по улицам поселка, застроенными преимущественно виллами и отелями и полюбовавшись на просторы нижележащей лесистой Штирии, Максим вышел к западному устью железнодорожного тоннеля (пройденного под поселком) и двинулся вдоль железной дороги по грунтовому шоссе в сторону деревни Штайнхаус. Не доходя ее, он увидел справа, за железной дорогой, несколько полян шириной до 500 м, полого вздымающихся в гору. «Вот и полигон для парапланирования» — удовлетворенно решил попаданец. К тому же он приметил грунтовую дорогу, проложенную от Штайнхауса в гору и ныряющую под железнодорожное полотно — значит, проблем с подъездом к полигону не будет. Тут начался давно собиравшийся дождь, но Макс был при зонте и вернулся в отель почти не вымокнув.
Ужинать Агата решила в их ресторане. За ней увязались и Адольф с Изольдой, сиявшие как новенькие серебряные кроны и по любому поводу ухватывающие друг друга за руки. Говорила, в основном, новообращенная автомобилистка, с лица которой не сходила улыбка.
— Представляешь, Макс, — частила она, — я сама проехала под вечер всю трассу: от Брайтенштайна до Земмеринга! Конечно, со скоростью черепахи и пару раз на поворотах «глохла», но Саша почти ни разу не хватался за руль! Подтверди, «графинчик»!
— Да, княжна необыкновенно способная ученица, — солидным баском сказал Саша. — При езде в гору нужно ловко манипулировать переключением скоростей, и она с этим справилась почти на «отлично». А уж с горы мчалась как норовистая кобылица! Вот тут мне пришлось несколько раз вмешаться…
— Оказывается, с горы ехать значительно труднее, — смущенно подтвердила Агата. — Эти деревья так и лезут под колеса! Но Саша меня отлично подстраховывал. Он вообще лучший учитель на свете: терпеливый как слон и ругается исключительно интеллигентно!
Меж тем ужин продвигался вперед, а поскольку аппетит все молодые люди нагуляли отменный, поданные кушанья были вскоре сметены. Расставаться никому не хотелось, но заняться в ресторане, лишенном музыкантов, было вроде бы нечем. Впрочем, Макс это обстоятельство предвидел и успел подготовиться (сделав заказ в Париж еще в Млада Болеславе).
— Кельнер! — позвал он. — Поставьте на граммофон вот эту пластинку…
— Что за пластинка? — мигом спросила Агата.
— Это аргентинское танго «Ла мороча», которое сейчас в Париже активно учатся танцевать все круги общества.
— Танго? Впервые слышу. А что означают слова «ла мороча»?
— По-испански это «брюнетка». Но давайте послушаем его.
И вот под сводами отеля «Бельведер» зазвучала экзотическая аргентинская музыка в исполнении скрипки и аккордеона. После первой, инструментальной части взбудораженная Агата зашептала на ухо Максиму:
— Какой чудный рваный ритм! Его же задает аккордеон?
Но тут в мелодию влился чарующий голос певицы и Агата вновь зашептала:
— О чем она поет? Вы знаете? Вы же переводчик…
— Я списал и перевел ее слова на немецкий, — шепнул в ответ Городецкий. — Возьмите листок и читайте…
Вот этот текст, господа:
— Это я — брюнетка
Очень грациозна
— И очень известна
В нашенском квартале
Я своим соседям
Очень рано утром
Предложу душевно
Горький симаррон (чай матэ)
Сладко и умильно
На пороге хижины
Пою очень стильно.
Ну а мой владыка
Выводит на тротуар
Рысистого коня
Я — аргентинская брюнетка, та, что не чувствует сожалений
И проводит жизнь весело со своими песнями
Я — нежная подруга благородного портового гаучо
И лелею жизнь своего владыки.
Это я — брюнетка
Ищу горящим взором
Того, кто чувствует в душе
Огонь любви.
Я лишь креолито
Благородных и храбрых
Люблю со всем пылом
Моей души.
В моем любимом ранчо
Серебристой ночью
Пою на ветер с чувством
Про милую страну
И мою верную любовь.
Я — аргентинская брюнетка, та, что не чувствует сожалений
И проводит жизнь весело со своими песнями
Я — нежная подруга благородного портового гаучо
И лелею жизнь своего владыки.
— Вы, конечно, умеете танцевать это танго? — спросила Макса княжна Ауэршперг после остановки пластинки. — Я хочу сейчас же его разучить!
— Если господа и дамы, ужинающие в ресторане, будут не против, я могу его показать, — громко произнес Максим.
— Просим, — сказал после небольшой паузы седовласый господин, сидящий в компании с благородного вида дамой такого же возраста.
Через минуту Максим с Агатой стояли на небольшом пятачке возле граммофона. Он показал ей танговую четырехходовку (два шага на партнершу с левой ноги, раскачка назад-вперед-назад, шаг назад правой, шаг в сторону левой и приставление к ней правой ноги), после чего пластинка вновь закрутилась и Городецкий, слегка притянув к себе Агату за талию, пошел с ней в танцевальное путешествие. Почти сразу оно стало эротическим: пространства у них было мало, пришлось часто делать повороты, во время которых тела внятно соприкасались, что порождало в них волны сладострастия — все более и более сильные. Максим ожидал, что Агата все же отстранится и прекратит искушение своего целомудрия — но дева вцепилась в его плечо и длань и продолжала трепетать. Положение спасла краткость записи (менее 3 минут). Они расцепили объятье, поклонились друг другу, пытаясь этой условностью согнать с лиц предательскую красноту — и вдруг услышали аплодисменты публики. Повернувшись к залу, танцоры сделали общий поклон и пошли к своему столу.
— Вы как будто давно это танго вместе танцуете, — простодушно удивилась Изольда.
— Ловко у вас получилось, — подтвердил Адольф.
— Я уверен, что Ваш отец, Агата, этот танец бы не одобрил, — мрачно сказал Коловрат, покрасневший не меньше танцоров.
— Это было восхитительно, — возразила княжна вполголоса и против обыкновения ничего не прибавила.