Похищение из сераля

Глава двадцать первая. Триумф Коловрата

Утром в день гонки первым поднялся на ноги Коловрат. Макс слышал топот его тяжелых ног, но поднимать голову от подушки страшно не хотелось. Двух часов сна его организму было явно недостаточно. В начале свидания он надеялся ограничиться жаркими поцелуями, но то ли они были слишком жаркими, то ли Агата заранее настроилась на полную «само-отдачу» — в общем, вскоре они оказались в ее девичьей постели и мяли, свивали, рвали и роняли ее простыни и подушки с неослабевающим энтузиазмом до начала слабенькой зари. Тут Городецкий опомнился, резко встал, оделся и, покрыв поцелуями исхудавшее лицо своей милой, скользнул на веранду, в сад, за ограду и припустил к «Бельведеру», где его ждал еще подъем по веревке в свою комнату.

Чуть придя в себя, он припомнил, что пытался использовать прихваченный с собой презерватив, но Агата со смешком его отвергла, молвив, что «сегодня ей можно». А потом добавила, что об этом ей сказала любимая тетя, то есть Мари Траутмансдорф, от которой у нее нет секретов. Та же тетя одобрила ее выбор, признавшись, что сама бы не отказалась от такого любовника как Максим Городецкий. В общем, семейная идиллия по-австрийски, мать их ети…

Еще через полчаса он все же встал, умылся, оделся, устыдился своих мыслей по поводу дам Ауэршперг и спустился в буффет, где Коловрат уже приканчивал обильный завтрак.

— Что, греховодник, проспался наконец? — приветствовал его Саша.

— О чем ты говоришь? — прикинулся валенком попаданец. — Я просто устал вчера, видимо.

— И я бы устал на твоем месте, — хмыкнул Саша. — Такую кобылку за час не умотаешь. Ей всю ночь подавай…

— Иди ты в баню со своими подозрениями, — стал злиться Городецкий.

— Ты веревку с окна поднял, а отвязать забыл, — пояснил Коловрат. — И не рычи на меня. Я на тебя не в обиде и даже чуточку горд: мой друг покорил имперскую контессу! Надеюсь, ты был у нее первым?

— Дай ты мне поесть, негодяй, — ласково сказал Максим. — Сам наелся до отвала, а надо мной изгаляешься.

— Ладно, питайся. И подтягивайся к авто, скоро надо ехать в Брайтенштайн. Или ты предпочтешь ждать меня здесь?

— Нет, поеду. Вдруг какой гад захочет, когда ты отвернешься, диверсию с твоим болидом сделать, — а я его цап-царап и по кумполу!

— Где ты жаргонов этих нахватался, Городецкий? И что характерно, на дойч!

— Классный переводчик по знанию жаргонов как раз и определяется, — снисходительно пояснил Максим. — Это ты еще моего английского сленга не слышал…

В Брайтенштайне жизнь кипела. На его единственной улице выстроилась длинная цепочка гоночных машин самых разных марок и производителей: «Мерседес» от Даймлер Моторен, «Вело» от Бенц, «Принц Генрих» от Австро-Даймлер (конструкции Порше), «Вуатюретт» от Рено Фрере, «Торпедо» от Дион-Бутон, «Лион» от Пежо, «Тип 10» от Бугатти, «Даррак» от Альфа-Ромео, «130 НР» от Фиат, «Итала» (от одноименной фирмы, только что ставшей знаменитой благодаря победе в ралли «Пекин-Париж»), «Типо 1» от Изотта Фраскини, «Тип 12» от Испано-Сюиза… Явным же фаворитом смотрелся шикарный серебристый «Сильвер Гост» от Роллс-Ройса! На его фоне тускнели все собравшиеся здесь автомобили, в том числе и скромный «Тип ФФС» от Лаурин унд Клемент. Впрочем, пара знатоков в присутствии Макса (Саша как раз отлучился по каким-то делам) с интересом притормозила возле двигательного отсека, осложненного четырьмя гнутыми гофрированными трубками.

— А парни-то непростые, — сказал один из них другому. — Похоже, что по этим трубкам к цилиндрам идет поддув воздуха!

— Поддув уже пытались кое-где делать, но мотор у них почему-то часто глохнет, — скептически сказал второй. — Особенно при такой нагрузке как гонка в гору.

— Посмотрим на этот мотор наверху, — согласился первый. — Хотя может спросим гонщика?

— Никакой информации до старта, — категорически заявил Городецкий и вдруг добавил: — Можете поставить на него пару крон. В прибытке будете.

Наконец возле болида появился Коловрат, ведший за собой какого-то мальчишку. Заметив недоумение на лице Макса, он пояснил:

— По правилам в автомобиле должно быть два гонщика общим весом до 150 килограмм. Я сейчас вешу около 100, поэтому взрослого гонщика взять не могу. В Млада Болеславе, ты помнишь, я возил с собой бульдога или брата, Гинека. Но ни того, ни другого в этот раз я с собой не взял, поэтому вот нашел Петера среди местных: он самым смелым оказался.

Прошло еще с полчаса, прежде чем далеко впереди, на старте, прозвучал сигнал к началу гонки. Непосредственное соперничество она не предусматривала и потому машины выпускались с интервалом в минуту. Вот рванул вперед первый болид… Теперь второй… Саша запустил мотор и потихоньку стал продвигаться к старту, а Макс пошел рядом. Вдруг он увидел бегущую навстречу им Агату, одетую в комбинезон!

— Уфф! Еле успела! — закричала она на бегу, мельком кивнула Максу и, ухватившись за борт машины, взвыла: — Саша, миленький, возьми меня вместо этого мальчика!! Я вешу почти как он, честное слово!

— Я ведь объяснял Вам, Агата, — замотал головой Коловрат, — что гонки — это не шуточки. Машина может перевернуться или врезаться в дерево. Что я потом буду говорить Вашим родственникам?

— К черту моих родственников! — усилила крик княжна. — Я хочу разделить с тобой упоение победой! Возьми меня, иначе нашей дружбе конец!

— Я не могу, — упавшим голосом сказал Саша.

— Можешь и возьмешь! — зарычала дева. — Мальчик, дай мне свой шлем и выпрыгивай! Давай, давай, видишь — дядя не против!

Чем обычно кончается спор одержимой женщины и пытающегося быть уравновешенным мужчины все вы отлично знаете. Макс проводил взглядом болид с Сашей и Агатой и поплелся к четырехместному авто Коловрата, возле которого должен был дожидаться возвращения триумфаторов. Впрочем, не факт: противники-то у нашего чемпиона подобрались серьезные…

Прошло еще пара часов и вот спорткары массово стали возвращаться в Брайтенштайн — однако болида Лаурин и Клемент среди них не было. Вот дорога вообще опустела, а Сашка все не ехал. Макс забеспокоился (неужели чертов «графин» беду накаркал?), подошел к одному из гонщиков и узнал, что победителем стал никому неизвестный чех Коловрат на каком-то странном драндулете, зато снабженном компрессором, который он называл «турбонаддувом».

— В этом все и дело, понимаете? — злился гонщик. — Его мотор ревет как оглашенный и особенно мощно тянет именно в подъем! По ходу он даже обошел двоих предшественников!

Час спустя Саша все-таки спустился из Земмеринга. Завидев товарища, он состроил повинную рожу и вдруг выпалил:

— Макс! Я совершенно не ожидал, но она мне взяла и отдалась! В честь моей победы, понимаешь?

— Чего тут непонятного, — сказал через силу Городецкий. — Женщина — законный приз победителя.

— Но ведь она только что была твоей, еще ночью!

— Она сама тебе об этом сказала?

— Да. И добавила, чтобы я не смел тебя ревновать, по двум причинам…

— Что еще за причины?

— Первая: потому что я — твой друг. А вторая: потому что мы такие разные. Я ее забавляю, а ты — восхищаешь.

— Это ее слова? — недоверчиво спросил Максим.

— Точь в точь, — торжественно ответил Саша и добавил: — Ты на меня рассердился?

— А знаешь, нет, — со странным облегчением сказал Макс. — Она умнее нас с тобой оказалась. Наша дружба останется в целости только при таком ее отношении к нам. Ну, а сексуальные аспекты придется передать в ее регулирование.

— Согласен, — бодро сказал Коловрат. — В конце концов, в нашем окружении периодически появляются и другие женщины…

Вечером в ресторане самого большого отеля Земмеринга «Панханс» состоялся многолюдный банкет, посвященный итогам автомобильной гонки. Одним из распорядителей и гонки и банкета был все тот же Карл Траутмансдорф, который разразился прочувственной речью о международном автомобильном содружестве, показывающем всему миру пример добрососедства и сотрудничества.

— Мы, автолюбители, — возглашал он, — который год твердим разнообразным военным и политикам: наш дом — вся Европа! Мы говорим на разных языках, но всегда понимаем друг друга и неизменно приходим на помощь в дорожных ситуациях! Технические находки немецких конструкторов моментально перенимаются во Франции, Британии, Италии и Испании и наоборот. В итоге мы имеем год от года все более совершенные автомобили, радующие граждан наших стран. Ярким примером служит сегодняшняя победа автокара из мало кому известной австрийской фирмы Лаурин и Клемент, на котором впервые в мире установлен турбокомпрессор, обеспечивший невиданную еще скорость и тягу на горной дороге. Поприветствуем же Александра Коловрата из древнего графского рода Богемии, который привел этот кар на финиш!

Саша, сидевший по правую руку от князя, поднялся с медвежьей грацией и раскланялся на три стороны. Агата, севшая справа от него, звонко стукнула бокалом шампанского о его бокал и крикнула «Виват!». Все этот клич подхватили и, выпив, загомонили.

Макс, вопреки желанью Саши и Агаты, сел вдалеке от автомобильной элиты, за боковой стол, и не отсвечивал. Одно время он испытывал сильное желанье уйти с чужого пира, но запретил себе так думать. Все, как известно, кончается, закончилось и это застолье. По знаку Карла зазвучала музыка и мужчины стали приглашать дам в танцевальный круг (здесь было так устроено). К Агате тотчас направилось несколько претендентов, но она бесцеремонно от них отмахнулась и направилась через весь зал к Городецкому.

— Пригласите меня, Максим, — несмело сказала она. — Очень прошу.

— Вы ли это, Агата? — улыбнулся ей Макс, встал из-за стола, взял за руку и повел в круг. — Куда подевалась гордая австрийская княжна?

— Я очень виновата перед Вами, — продолжила она. — Сегодня, когда наш автомобиль влетел в Земмерлинг, стало ясно, что мы победили. Я ликовала вместе с Сашей, но тут он посмотрел на меня, и я увидела, что он несчастен. Это показалось мне такой несправедливостью, что я решилась сделать его счастливым. Дождавшись, когда качавшие и поздравлявшие его люди угомонились, я увела его в отель и там безоговорочно отдалась. Вот ужас, да?

— Пока неясно, — спокойно сказал Макс. — Продолжайте Агата.

— Ужас в том, что я искренне вас люблю. Обоих! Понимаете?

— Возможно. Дальше.

— У меня в детстве была любимая игрушка — большой плюшевый медведь. Я подолгу с ним возилась. Так вот Саша очень на того медведя похож: такой же большой, неуклюжий, невозмутимый, домашний. Ты же его полная противоположность: стройный, ловкий, красивый, а еще изобретательный и красноречивый. Я уверена, что у тебя в жизни было много любовниц.

— Ты всех их затмила, Агата.

— Боже, боже! Как мне теперь жить?

— Живи согласно движению души, моя милая. Если мы оба тебе нравимся, люби обоих. Это необычно, но отвечает твоей демонстративной экстравагантности. Кстати, в России я знаю о таком альянсе — правда понаслышке. Он — крайне современный поэт, она — экзальтированная дама по имени Лиля, а третий в их союзе — ее муж, согласный ради счастья Лили на все и потому нежно ею любимый.

— Так ты на меня не сердишься?

— Уже нет. Мне не хотелось бы терять ни тебя, ни друга.

— И мы завтра сможем полетать?

— И завтра и, дай бог, послезавтра. Потом и погода вмешается, и командировка наша подойдет к концу.

— Это что, я опять останусь в одиночестве в Вене? Категорически не хочу!

— Переезжай в Прагу, — посоветовал миленок. — Там вроде бы есть дворец Ауэршпергов?

— Есть и даже рядом с дворцом Коловратов, — вяловато сказала Агата. — Там жили мои дедушка и бабушка, а теперь живет дядя Франц с молодой американской женой Флоренс…

— Не слышу энтузиазма в голосе.

— Они между собой не очень ладят, — призналась княжна. — И детей у них нет.

— Вот ты там появишься и всех детей им заменишь, — усмехнулся Макс. — Или своих заведешь — по паре от нас с Сашей.

— Прекрати издеваться, — шикнула на него Агата. — Дети — это святое, их с любовниками аристократки не заводят.

— Как знаешь. Я ведь от чистого сердца предложил, госпожа принцесса.

— Вот и танец кончился, — выскользнула из его рук Агата. — Ты тут еще побудешь?

— Нет, пожалуй. Женщин в зале как всегда мало — пойду лучше посплю, авось компенсирую вчерашний недосып.

— Я бы тоже пошла в кровать, только ты правильно заметил: нас тут мало, надо исполнять свой долг перед автомобилистами. Но завтра я подниму вас на самой заре!