Похищение из сераля

Глава двадцать седьмая. Роза Люксембург и Константин Цеткин

На другой день Адольф, Иоганна и Катрин отбыли в Вену на поезде. Адольф еще пытался хорохориться, предчувствуя отцовскую выволочку дома, но переспорить Агату ему никогда не удавалось. Единственным весомым доводом мог стать отказ в финансах, но эти проклятые друзья вволю снабдили ее ими. Иоганне и Катрин очень хотелось, чтобы Макс тоже поехал с ними, но он показал на свои руки, намекая, что на них сейчас лежат заботы об Агате и Саше. Тем не менее уже через три дня он тоже ехал в поезде по направлению к Вене. Туда его вызвала по телеграфу Элизабет, сообщившая, что генеральная репетиция «Случайной любовницы» состоится через неделю. Макс подсуетился и сумел отправить товарными поездами почти все самобеглые транспорты: мотоцикл и гоночный болид — в Юнгбунцлау, а свой лимузин — в Вену. «Лаурин» Коловрата он оставил в Париже в распоряжении Агаты.

Ехал он, конечно, первым классом (через Старсбург-Штутгарт-Мюнхен-Зальцбург) и до германской границы блаженствовал в одиночестве. Перед Саарбрюккеном поезд остановился на пограничный досмотр, но пруссаки были молчаливы и корректны. В Страсбурге проводник привел в купе двух пассажиров: симпатичного молодого блондина (лет 22–23) и невысокую прихрамывающую женщину еврейского типа (далеко за 30), в которой сразу привлекало лицо: ястребиный нос и умные, проницательные глаза. Первоначально Городецкий решил, что это сын с матерью, однако вскоре переменил свое мнение: очень уж нежен был взгляд дамы, когда обращался на парня, и трепетны ее прикосновения к его рукам. «Да они любовники! — осознал он. — Интересное сочетание».

Дав им обустроиться в купе, Максим в него вернулся и счел нужным представиться по-немецки:

— Максим Городецки, драматург.

— Вы русский? — быстро спросила дама по-русски.

— Полурусский — полуполяк, но при этом подданный Австро-Венгрии, — ответил по-русски и он.

— Я тоже полурусский, — сказал, улыбаясь, молодой человек. — Константин Цеткин, студент.

— А я Роза Люксенбург, доктор права.

«Мамма миа! Вот это знакомство!» — удивился Макс и, видимо, чересчур сильно, так как дама вновь резко спросила:

— Наши имена Вам знакомы?

— Слышал их порознь, а, вернее, читал. Известная феминистка Клара Цеткин — Ваша мать, Костя?

— Это так. Но в немецкой прессе маму называют «борцом за равные права женщин». Она — главный редактор газеты «Равенство».

— Феминистками называют женщин Англии, — вмешалась Роза. — Тех, что борются за свои права. Вы, видимо, поклонник этой страны?

— Пожалуй, да. Прекрасной чертой англичан является склонность к юмору, которого практически нет в Германии.

— Так Вы, значит, драматург, — продолжила докапываться Роза. — Что за пьесы вышли из-под Вашего пера и в каком театре их представляют?

— Мне надо попросить у вас прощения, — состроил повинную рожицу Макс. — Я — начинающий драматург. Пьеса у меня одна, правда ее приняли к постановке в венском Бургтеатре.

— И называется она?

— «Случайная любовница».

— Ну, разумеется. Этакий красавец другую пьесу вряд ли мог написать. А действие ее случайно не в Англии происходит?

— В ней, — покаянно бросил голову на грудь попаданец.

— Странно, — сказала Роза. — Странно, что ее приняли в Бургтеатр. Я там бывала пару раз и отзывы о спектаклях читала: водевили там ставить не принято. Тем более британского происхождения.

— Я и не говорил, что это водевиль. Вполне серьезная пьеса, в духе Ибсена или Стриндберга.

— Еще страньше. Полурусский-полуполяк написал пьесу об англичанах в скандинавском духе и ставит ее в Вене. Далеко откочевали Вы от Родины, господин Городецкий.

— Это, мне кажется, в духе времени. Вот мы едем во французском поезде по немецкой земле, являемся практически русскими, но живем космополитическими интересами. Так, пожалуй, и надо. «Патриотизм — последнее прибежище негодяев» — по выражению одного из умнейших англичан 18 века, Самюэля Джонсона, литератора.

— Ого! Шикарный афоризм. Я его раньше не слышала, надо взять на заметку. Где об этом можно прочитать?

— Некто Босуэлл написал биографию этого писателя под названием «Жизнь Сэмюэля Джонсона». В Королевской библиотеке Берлина она должна быть.

— Хорошо. Так о чем все-таки ваша пьеса, Максим?

— О выборе интеллигента между обогащением и творчеством и выборе женщины между семьей и свободой.

— Что же они выбирают?

— Творчество и свободу.

— Великолепно! Надо бы попасть на представление этой пьесы.

— Нет ничего проще: я приглашу вас на премьеру по контрамаркам, хотя пока не знаю, когда она состоится. Но не позже, чем через месяц.

— Увы, мы не хозяева своему времени. У меня плотный график выступлений то там, то здесь, а Константину нужно будет сдавать сессию.

— Жаль. Мнение борца за свободу женщин мне было бы ценно.

— У меня еще вопрос, — внезапно активизировался Константин. — Чем Вы зарабатываете на жизнь в ожидании гонораров от драматургии?

— Я генерирую идеи технического характера и мне за это иногда хорошо платят.

— Например? — заинтересовалась и Роза.

— Например, усовершенствую автомобили, что выражается в победах на гонках. Сейчас еду как раз с такой гонки в Гайоне.

— Вы сами на авто гоняете? — округлил глаза Костя.

— Нет, на это есть профессиональные гонщики. Я же наблюдаю, как ведут себя мои нововведения.

— Еще раз например? — спросил Костя.

— Например, я придумал турбонаддув для цилиндров двигателя. Он оказался очень эффективным. Мы должны были победить, но вмешался случай и денежный приз от нас ушел.

— Что за случай? Поймите, я спрашиваю потому, что дорога длинная, а Вы — человек интересный.

«Ладно, получите, господа революционеры» — решился Макс и сказал:

— Мой гонщик упал с неба, когда мы испытывали новую модель параплана.

— Аэроплана?

— Нет, это что-то вроде паруса, на котором можно летать в небе как угодно долго.

— Фантастика! — воскликнул Костя. — Я никогда о таком устройстве не слышал! А гонщик разбился?

— Нет, просто сломал ногу при неудачном приземлении. На самом деле параплан — довольно безопасное изобретение.

— Его тоже Вы придумали?

— Не совсем. Я видел картину, на которой изображена буря в море и улетающий с мачты парус, за край которого уцепился моряк. И я подумал: а что, если этот моряк улетел далеко, до берега, а там ветер стал утихать и его могло плавно спустить на землю? Так родилась идея параплана, а потом я такой парус сшил (из шелка) и смог летать над землей.

— Вы тоже летаете?! А меня можете научить?

— Костя, — увещевающе сказала Роза. — Какой Вы еще мальчик!

— Такой же как Максим! — упрямо сказал Константин. — Которому уже лет тридцать…

— Тридцать шесть, — уточнил Макс.

— Тридцать шесть? — удивилась Роза. — Вы мой ровесник? Я Вам и тридцать-то не дала бы! Вероятно, Вы так молоды, потому что в облаках все летаете…

— Вероятно, да. Кстати, время обеденное. Приглашаю вас в вагон-ресторан. Один приз на той гонке нам все-таки дали.