Похищение из сераля

Глава тридцать пятая. Легко ли быть журналистом

Ориент-экспресс вырвался наконец из гор и пошел берегом Мраморного моря. Максим Городецкий стал с жадностью вглядываться в голубую морскую ширь, на которой коптили черным угольным дымом два невысоких парохода, шедших со стороны Стамбула, а ближе к берегу виднелось несколько рыбачьих шаланд под неказистыми парусами.

— Что необычного Вы там увидели, Макс? — насмешливо спросил по-французски его попутчик лет тридцати, парижский журналист Альбер де ла Мот из «Тан». — Оба крейсера Османской империи?

— Вероятно, нет, — улыбнулся попаданец. — Будь эти крейсера турецкой постройки, я мог бы обмануться. Но их построили в Британии и эти два карлика на горизонте для них все же маловаты.

— Да, — посочувствовал Альбер, — с таким флотом против Италии, имеющей уже 7 броненосцев с очень сильной артиллерией, Порте не выстоять. А о том, что итальянцы нацелились на Триполитанию и Киренаику, не знает только безграмотный и совсем глухой турок.

— Тунис стал уже колонией Франции. Отчего она должна уступить соседнюю Триполитанию более слабой Италии?

— Оттого, что сейчас моя бесстыжая страна нацелилась на Марокко, чему вдруг стала мощно противодействовать Германия. Делать своей противницей еще Италию Франции неблагоразумно. А втянув ее в войну с османами, Клемансо надеется убить двух зайцев: еще более ослабить султана, который очень уж подружился с Германией, и сделать Италию поневоле своей союзницей — хотя формально она является членом Тройственного союза: итало-австрийско-германского.

— Тонковато, — поморщился Городецкий. — В союзницы попадет Италия, зато Турция окончательно примкнет к Германии и наглухо закроет проливы для России.

— Так ли уж сильна защита Босфора? — поморщился в ответ де ла Мот. — Ведь русские ее ни разу преодолеть не пробовали! А надо лишь высадить крупный десант на его берега при огневой поддержке Севастопольского флота и занимать крепость за крепостью. Там всего 30 км и вот он Стамбул! Под дулами броненосцев султан медлить не будет и заключит мир!

— Я уверен, что одним из непременных условий этого мира станет передача Истанбула-Константинополя Российской империи, — сказал Городецкий. — Они даже имя для него успели придумать — Царьград!

— Это не так уж будет страшно для Европы, — спокойно отреагировал журналист. — В Средиземном море сейчас оперирует несколько мощных флотов: Британии, Франции, Италии и Австро-Венгрии. Ну, прибавится к ним часть флота России, который всегда можно будет легко блокировать: не на выходе из Дарданелл, так в густо насыщенном островами Эгейском море. Был же мощный флот у османов еще 80 лет назад, но объединенная русско-англо-французская эскадра уничтожила его у берегов Пелопоннеса, в бухте Наварин…

— С Вами приятно дискутировать, Альбер! — рассмеялся Макс. — Вы оперируете теми же аргументами, которые мне только-только пришли в голову. Где Вы, кстати, намереваетесь поселиться в Стамбуле?

— Только в «Пера-паласе»! Все прочие отели Стамбула — просто постоялые дворы, кишащие насекомыми! А там создан прекрасный оазис с европейским шиком! Берут там с нас, конечно, дорого, но, право, есть за что.

— Тогда я к Вам присоединюсь, — решил Городецкий.

— Мы можем даже заселиться в один номер, — предложил француз. — Будет дешевле и веселее.

— А вдруг на Вас западет какая-нибудь искательница приключений? — прищурился Макс. — А тут я ночевать заявляюсь?

— Я предупрежу таковую, что любовь будет возможна только в ее алькове. Ибо, завидев Вас, она может заметаться между двумя кавалерами и принять неверное решение…

— Это какое же?

— Отдаться нам обоим и вдруг одновременно?!

Меж тем поезд повернул на север и в окне появилась азиатская часть Стамбула: много минаретов над половодьем 2–3 этажных домишек. Посреди Босфора виднелось широкое судно с обилием пассажиров: очевидно, паром. А поезд еще раз круто повернул и стал притормаживать.

— Вот теперь мы окончательно приехали, — объявил Альбер. — Вокзал Сиркеджи.

Пройдя после паспортного контроля через одноэтажное здание вокзала, выстроенного в странном немецко-восточном стиле (просторного, полупустого, с овальными мозаичными окнами под потолком и с круглыми скамеечками вокруг тонких колонн зала), сдружившиеся попутчики вышли на скромную площадь, посмотрели на купол и минареты Айя Софии, высящиеся над верхней частью города в километре от вокзала, и соизволили обратить внимание на арабаджи, который уже подскочил к ним, твердя «Пера-палас!». Альбер вступил с ним в переговоры (на смеси турецких и французских слов), отвернулся к другому извозчику, но первый ухватил его за рукав и сбросил, видимо, цену. Минут через пять их шарабан подъехал к широкому (метров 15) деревянному мосту через эстуарий Золотой Рог шириной с полкилометра, откуда открылся вид на северную часть Стамбула в виде относительно пологой горы, сплошь покрытой домами и домиками под плоскими черепичными крышами, на фоне которых возвышалась цилиндрическая серая башня с конической крышей. «Это, видимо, Галатская башня, построенная генуэзцами в 14 веке, — вспомнил Городецкий. — Там же где-то находится Пера-палас».

За мостом дорога пошла в гору довольно круто («Вот тебе и пологая горка!» — удивился Максим), а потом извозчик свернул на подобие бульвара, по которому лошади бойко тянули по рельсам вагоны — конный трамвай, конка! Но подъем становился все положе, извозчик свернул вправо и этот переулок уперся в новенькое шестиэтажное здание абсолютно европейского типа.

— Вот и наш Пера-палас! — воскликнул Альбер, сунул извозчику банкноту в 5 курушей и первым сошел на тротуар перед отелем. К нему тотчас подошел обычный швейцар, о чем-то спросил и махнул рукой тут же крутящемуся носильщику. Тот схватил оба чемодана из шарабана и понес за будущими постояльцами в отель.

Вестибюль поразил даже видавшего виды Городецкого: обширный, высокий, драпированный бордовым плюшем, уставленный обширными креслами, меж которыми стояли журнальные столики с кипами газет на них, а также единичные пальмы в кадках. В дальнем конце холла виднелись двери в ресторан. Портье за стойкой, видимо, узнал Альбера и обратился к нему на французском языке. В какой-то момент понадобился и паспорт Макса, в который портье вцепился и спросил по-немецки: — Так Вы из Австро-Венгрии, герр Городецки? Желаете поселиться отдельно?

— Нет, — был краток и лучезарен Макс. — Мы с мсье де ла Мотом желаем жить вместе. Пуркуа па?

— Я, я, натюрлих, — засмущался портье и выдал им по ключу от номера 4-14.

Номер, впрочем, оказался скромным: вдоль его стенок вплотную к окну стояли две кушетки, накрытые пледами, а в их изножьях — по креслу. Из узенькой прихожей можно было попасть в туалет с унитазом и («О счастье!» — подумал Макс) в душевую. В прихожей были два узких шкафа для одежд и телефон на полочке. Все.

— То есть завтракать, обедать и ужинать мы будем обязаны в ресторане, — предположил Макс.

— Никак нет, — засмеялся Альбер. — Можно все заказывать в номер и нам привезут это «все» на колясочке. Жаль только, что это будет гарсон, а не боннэ. Впрочем, что Вы имеете против ресторана? Там как раз бывают очень пикантные постоялицы…

— Боюсь, что я в отеле буду только завтракать, — сказал Городецкий. — Моя работа предполагает контакты, контакты и контакты. И днем и вечером — где-нибудь в ресторане…

— Никогда не думал, что продажа автомобилей — такое утомительное занятие. Бросьте ее, становитесь журналистом. У Вас получится, уверяю. Человека, владеющего словом, сразу видно…

— Журналистов нередко вызывают на дуэль, особенно у вас, во Франции. А иногда просто убивают — как в Италии или Германии. Я, признаться, боюсь вида крови, а от мыслей о смерти меня бьет озноб.

— Не похожи Вы на труса, — протянул Альбер, пристально его разглядывая. — Это я тоже наловчился понимать… А кстати, как Вы собираетесь продавать автомобили? На пальцах что-ли или по фотографиям?

— Мой образец едет сюда по железной дороге, — пояснил Максим. — Через день я надеюсь его выгрузить и покатать Вас по Стамбулу.

— Ну что Вы! Мне вполне хватит конки с извозчиками. Тем более что мой режим: несколько часов беготни, а потом писанина в номере. Ну а вечер я оставляю только для удовольствий.

— Что ж, можете предаваться этим удовольствиям здесь, часов до десяти-одиннадцати вечера. В любом случае я буду предварительно звонить.

— Как повезло мне с соседом, как повезло!