Похищение из сераля

Глава тридцать седьмая. Атака на чету Паллавичини

На ужин к Паллавичини Максим чуть не опоздал. Впрочем, «чуть» не считается, и Макс поздравил себя, разыскав район Шишли и посольство Австро-Венгрии за десять минут до семи часов. Лакей в расшитой золотом ливрее проводил его до дверей квартиры посла, вошел вперед, доложился и открыв дверь, пригласил гостя войти. В квадратной гостиной размерами под 25 м2 его ожидал в кресле пожилой, но подтянутый человек страшно похожий на кинорежиссера Говорухина! Удивление Макса не прошло мимо внимания посла, и он спросил по-немецки, поднимаясь с кресла и протягивая венскому посланцу руку:

— Вы меня узнали? По фотографиям?

— Но, эччеленца, — ответил почему-то по-итальянски Городецкий. — У вас в мире есть двойник, которого я видел как раз на фотографиях. Он живет в России и собирается снимать кино.

— Собираться можно долго, — перешел на итальянский Паллавичини и добавил: — Вы уверенно говорите на итальяно, хотя со странным акцентом, который мне трудно определить. Может быть, греческий?

— У меня много корней и много языков, которые я могу назвать родными — отсюда и странные акценты на всех прочих. Я полиглот.

— Мне написали об этом, — сообщил посол. — А также о том, что Вы чрезвычайно способны и в других видах деятельности и к тому же очень контактны. Может быть Вы и здесь успели наладить какие-то контакты?

— Два, — сказал Макс. — Один с французским журналистом Альбером де ла Мот из «Тан»…

— Знаю такого. Симпатичный человек, но подозрительно много перемещается между Парижем и Стамбулом. Возможно, работает на французскую разведку. А второй контакт?

— Принцесса Фатьма Нуреддин.

— Любимая внучка султана? Поразительно, молодой человек, поразительно! Но контакты бывают разные, в том числе просто визуальные…

— Мы подружились и договорились встречаться. Начать предполагаем завтра.

— Пер Бакко, это чудо из чудес! Что Вы для этого сделали?

— Заинтересовал, рассмешил и поразил.

— Ну да, это же классический съем молодой легковерной девушки. Надеюсь, эротических мыслей у Вас в направлении принцессы не появилось?

— У меня нет, но за Фатьму не ручаюсь. Девушкам нужна атмосфера влюбленности, они ей питаются.

— Это да. Но нам пора идти за стол, а то Джорджина меня заклюет перед сном. Наговоримся после ужина.

В столовой вокруг стола плавно сновали две женщины лет за сорок: служанка и госпожа — одна полная, другая статная. Завидев мужчин, служанка передвинулась в торец стола, к закрытой фаянсовой кастрюле, а госпожа еще более выпрямилась, секунд в пять рассмотрела гостя и переместила глаза на мужа, сменив их выражение с изучающего на требовательное.

— Герр Городецки, — чопорно произнес хозяин по-немецки, — позвольте представить мою жену, Джорджину, урожденную Рид Кроу, дочь английского дипломата.

Фрау Паллавичини слегка кивнула, как бы подтверждая вышесказанное и вновь посмотрела на гостя — уже с выжидательным выражением лица. Макс вздохнул (внутри себя) и тоже представился:

— Максим Городецкий, житель Галиции. Я сын трех господ: один меня породил, другой усыновил, третий воспитал. В Вене я известен как начинающий драматург.

— Я читала об успехе Вашей пьесы, — вновь кивнула Джорджина. — Только я думала, что к нам придет какой-то другой Городецкий, дипломат.

— Меня убедили, что в новом веке дипломатия станет изощреннее, причем на первой стадии переговоров более убедительным может оказаться любой разумный человек, добившийся известности. Для подтверждения этого тезиса на переговоры с султаном был отправлен я.

— Вы хотите вести переговоры с Абдул Хамидом непосредственно? — встревожился посол.

— Вероятно, придется, — кивнул уже Максим, — но не переговоры, а разговоры. О том, о сем, а там и до судеб мира доберемся…

— Об этом эрцгерцог мне не писал…

— Не волнуйтесь, Ваша светлость, мы будем с Вами действовать в плотной связке.

— Януш, — воззвала к мужу жена. — На подобные темы Вы будете разговаривать после ужина, а сейчас прошу к столу. Разливайте суп, Гретхен.

В отличие от ужинов в других домах в семье дипломатов разговоры не прерывались даже за супом. Джорджина, аккуратно поглощая в меру горячую жидкость, задавала и задавала вопросы гостю (в основном, о его светских знакомых), а он, отвечая на автомате, стремился манипулировать ложкой не менее искусно, чем хозяйка. Вдруг она задала иной вопрос:

— Как странно Вы держите тарелку? Разве это удобнее — наклонять ее от себя?

— Конечно, — с апломбом сказал Макс (с детства применявший сию московскую методу). — В этом случае капли с ложки падают на опустошенный край тарелки, а не на мою грудь.

— Ловко, — признала хозяйка. — Впрочем, капли с моей ложки почему-то никуда не падают.

— Вы — женщина, — завистливо вздохнул Макс. — Нам вашу аккуратность очень трудно освоить.

— Януш освоил, — хмыкнула довольно Джорджина.

— Чего мне это стоило, — бормотнул в усы Иоганн.

Вторым блюдом оказалось рыбное: Гретхен подняла крышку с фарфорового блюда, на котором лежали три запеченые красноватые рыбинки длиной сантиметров по 30, облитые каким-то соусом и обложенные овощным гарниром.

— Выбирайте, Максим, — предложила Джорджина. — Это знаменитые «султанки», которых по нашей просьбе прислали из дворца Йылдыз, резиденции Абдул-Хамида. По латыни они называются Муллус барбатус понтикус. Вкуснее рыб я не пробовала — особенно вот в таком виде: запеченые в белом вине! Недаром весь улов этих редких рыб идет на султанскую кухню!

Макс выбрал, конечно, ту, что менее казиста — хотя удалось ему это с трудом.

— Я сглупила, — признала Джорджина. — Надо было выбрать мне самой и разложить по тарелкам. Ладно, раз уж Вы нацелились на беседы с султаном, то он может угостить Вас и 50-сантиметровой султанкой. Но берегитесь: в гневе Абдул Хамид безудержен и легко может лишить Вас головы — хоть и не собственноручно.

— У него на обеде или ужине не будет к рыбе этого прекрасного токайского вина, — посокрушался Макс. — Или запрет на вина в султанском дворце отменен?

— Что Вы, Максим, — усмехнулся Паллавичини. — Наш Абдул позиционирует себя не только султаном, но и халифом, то есть духовным «отцом» всех мусульман и потому строго блюдет законы шариата. Так что вина мы пьем только на приемах в европейских посольствах — или дома, конечно.

— Бедновато в Стамбуле с развлечениями, — поделился своими впечатлениями Городецкий. — Одни кофейни кругом и мужчины, мужчины, мужчины. Вернее, женщины есть, но упакованные в покрывала и чадры, преимущественно в годах и преимущественно на рынках…

— Тем не менее Вы нашли сегодня подлинную драгоценность: принцессу и прямо на улице! — заулыбался Паллавичини.

— Как принцессу?! — воскликнула Джорджина. — Где? Кого?

— Фатьму Нуреддин, возле Долмабахче, — пояснил Макс. — Заинтересовалась моим автомобилем, а далее и мной самим.

— Вы мужчина, конечно, видный, — с сомнением протянула дама, — но влет заинтересовать внучку султана, да еще наиболее капризную… Что Вы ей пообещали?

— Научить ее летать, — сказал, улыбаясь, Макс.

— Вы авиатор? — с ноткой ужаса удивилась Джорджина, но тотчас обратила удивление на практический аспект: — И привезли в Стамбул аэроплан?

— Для полетов в небо не обязательны мотор и крылья, — еще шире улыбнулся Макс и интригующе замолчал.

— Ну да, есть еще воздушные шары, — с ноткой раздражения вспомнила дама. — И эти… как их?

— Дирижабли, — подсказал муж.

— Мимо, — мотнул головой гость. — Но пока я не буду раскрывать вам свой секрет. Вы можете узнать его позже, после демонстрации принцессе…

После ужина хозяин провел гостя в свой кабинет (уютную комнатку с письменным столом и парой кресел, стены которой были сплошь заставлены шкафами с книгами), попросил прощения и раскурил замысловато изогнутую трубку.

— Привык после еды, — чуть развел он руками. — Знаю, что рискую сократить себе жизнь, но это такое удовольствие!

— Я Вам искренне завидую, — поощрительно сказал Максим. — Ибо мои легкие не хотят принимать табачный дым, хотя он такой душистый…

— Итак, расскажите мне, что стало причиной Вашего сюда приезда? — испытующе спросил посол.

— В окружении эрцгерцога вызрело мнение, что союз Австро-Венгрии с Германией является самоубийственным, — веско сказал Городецкий.

— Даннационе! (Черт побери) — выругался Паллавичини. — А впрочем я рад! Чванство пруссаков становится все более непереносимым. Гегемонами себя вообразили, нам натурально диктуют что и как делать! Что же теперь, втихую сворачивать с ними сотрудничество или напротив, открыто идти на союз с Францией, Англией и Россией?

— Никакой открытой политики пока быть не может, — возразил посланец, — так как в окружении императора полно сторонников Германии — особенно в среде военных. Но будущий император полагает, что курс на военное противостояние принесет Австро-Венгрии одни несчастья, а война вообще приведет к распаду империи. Значит надо стремиться к миру со всеми великими державами.

— Но Германия активно вооружается и противостоит Франции в ее колониальной политике. А теперь, когда она является основным инициатором и строителем Багдадской железной дороги, то будет прямо противостоять Британии, — напомнил посол.

— Потеряв всех своих союзников (а Италия ей не союзник на самом деле), Германии останется только бессильно лязгать зубами и перейти к политике мирного сосуществования. Наша задача здесь: не дать ей соединиться в союз с Османской империей.

— Абдул Хамид — хитрая лиса, — ухмыльнулся посол. — Я уверен, что он не станет заключать тесного военного союза с Вильгельмом, а предпочтет сотрудничество со всеми заинтересованными сторонами.

— А вот тут мы подошли к самому злободневному вопросу, — сказал Максим. — Удержится ли Абдул Хамид у власти в ближайшие годы? Даже в этот год?

— Вы намекаете на младотурков? Такого рода оппозиция под названием «новые османы» была у султана еще 30 лет назад, но он их обманул, введя конституцию и парламент, а потом задавил.

— Нам сообщают отовсюду, что сейчас все серьезнее, — возразил Максим. — Тайные организации «Комитета единения и прогресса» (КЕП) созданы во всех частях империи, и они популярны у народа, так как обличают преступления местных правителей и призывают отменить многие тяжкие султанские налоги.

— Народ в любом государстве всегда ворчал, ворчит и будет ворчать, — заупрямился Паллавичини.

— Но сейчас к этому ворчанию активно присоединяются голоса военных, учившихся в Стамбуле под руководством германских офицеров. Эти готовы перейти от слов к делу. Особенно ненадежны подразделения 3-ей армии, расквартированной в Македонии…

— Откуда Вам это известно?

— Из частной переписки и пересказов, которые попали на страницы эмигрантской прессы.

— Ну ладно, — сдался посол. — Признаться, я тоже слышал нечто подобное, хотя и не придал большого значения. Но что Вы в этой ситуации предлагаете?

— Во-первых, Вам, герр посол, надо напроситься на прием к великому визирю и выяснить, знает ли он о серьезности складывающегося положения. А во-вторых, предложить ему срочно вернуть из эмиграции принца Сабахаддина, чья оппозиционность не столь воинственна. Пусть эти оппозиционеры поборются между собой за влияние на народ, а султан укрепит тем временем свой «статус кво» — по стародавнему римскому принципу: разделяй и властвуй.