— Как ты могла?! — бушевал Грег. — Ты что, с ума сошла?
Он швырнул утреннюю газету Дженни в лицо.
Девочка сидела на стуле возле обеденного стола, прижав руки к груди, выставив свой остренький подбородок, и вся дрожала.
Карен стояла в дверях, глядя в цветущий сад и глотая слезы. Внутри у нее все сжалось в маленький жесткий узел.
— Я же говорю вам, я не знала, что она журналистка, — всхлипнула Дженни.
— Это мы уже слышали, — процедил Грег и с размаху шлепнул газетой по столу.
Все утро он орал на дочь, размахивая этой чертовой газетой. В конце концов вся семья оказалась в столовой. Пустой обеденный стол, на котором не было ни посуды, ни еды, ни свечей, выглядел унылым и бесприютным, что как нельзя лучше соответствовало общему настроению.
— Но это правда, — плакала Дженни. — Я и в самом деле не знала.
— Ну, спасибо. Значит, если бы это была не журналистка, а просто совершенно посторонний человек, то ей можно было бы говорить о матери всякие гадости? — поинтересовался Грег.
— Мне пора ехать, — чужим голосом сказала Карен. — У меня урок. Ты отвезешь Дженни в школу? Она опоздала на автобус.
Дженни посмотрела на мать.
— Мама, прости меня. Я говорила не так, как она написала.
— Ты хочешь сказать, что она все придумала? — холодно спросила Карен.
Дженни повесила голову.
— Нет, не совсем, — прошептала она.
— Что ж, тогда ты можешь быть собой довольна. Всякий, кто прочитал газету, будет думать, что Линду Эмери убила я. Или, по крайней мере, что меня в этом подозревает собственная дочь.
По лицу Дженни ручьем хлынули слезы, и Карен на миг пожалела о своей резкости, но тут у нее перед глазами вновь встал газетный заголовок, и Карен содрогнулась от жгучего стыда и отвращения. Она резко отвернулась, взяла сумку с балетными принадлежностями и вышла из дома. Села в машину, хлопнула дверцей. Назад она ни разу не оглянулась.
Всю дорогу до танцевальной школы у Карен было такое ощущение, словно ее вот-вот стошнит. Один раз она даже притормозила у обочины, но волна дурноты прошла, и Карен поехала дальше. Она то и дело поглядывала в зеркало заднего вида, боясь, что за ней помчится полицейский автомобиль с включенной сиреной.
Не будь дурой, сказала она себе. Ты никого не убивала, у них нет против тебя ни малейших улик, лишь жестокие слова твоей собственной дочери.
— Лучше бы уж она уехала с Линдой Эмери, — вслух сказала Карен. — Зачем мне нужна такая дочь?
Перестань, вновь приказала она себе. Ты просто обижена. Обижена и больше ничего. Ну как могла Дженни, ее Дженни, говорить такие вещи? Это просто уму непостижимо. Неужели Дженни не чувствует по отношению к ней никакой любви, никаких моральных обязательств? Неужели девочка совершенно ей не доверяет?
Успокойся, расслабься, сказала себе Карен, въезжая на автомобильную стоянку за школой. Сконцентрируйся на работе, на предстоящей разминке, на своих ученицах. Физические упражнения всегда действовали на ее психику благотворно. Вынужденное бездействие было одной из причин того, что Карен так медленно оправлялась после выкидыша.
Она уже подходила к учительской раздевалке, когда из класса выглянула Тамара Бекер, владелица школы. Родители Тамары были балетными танцовщиками в Восточной Европе, а сама Тамара переехала в Америку после того, как вышла замуж за американца. Ее светлые волосы были стянуты в тугой узел на затылке, и это подчеркивало резкие черты славянского лица. Плотно сбитое мускулистое тело Тамары было затянуто в черное балетное трико. От владелицы школы исходила аура концентрированной энергии. Рядом с этой невысокой женщиной долговязая Карен чувствовала себя каким-то жирафом или нескладным аистом.
— Доброе утро, Карен, — сказала Тамара со своим неистребимым акцентом.
Карен улыбнулась:
— Доброе утро.
— Загляни ко мне на минутку, — доверительно шепнула Тамара. — Нужно поговорить.
Карен моментально учуяла опасность — слишком уж непривычные нотки звучали в голосе директрисы.
— У меня урок через десять минут, — сказала Карен, взглянув на часы. — А мне еще нужно как следует размяться, я в неважной форме.
Тамара, казалось, ее не слышала. Она жестом поманила Карен за собой, и той ничего не оставалось делать, как последовать в танцкласс. Здесь было пусто — лишь зеркала во всю стену и балетный станок. С другой стороны — высокие окна, сквозь которые в класс лился холодный, яркий свет.
— Знаешь, Карен, — сразу взяла быка за рога Тамара, — думаю, будет неплохо, если ты на время возьмешь отпуск.
— Но почему? Мне сейчас не нужен отпуск. Я только что вышла на работу, я хочу работать.
— Просто я подумала, что ты слишком торопишься после такой тяжелой душевной травмы.
— Я знаю свое дело лучше, чем кто-либо другой, — возразила Карен. — Я вполне могу работать.
— И тем не менее, — твердо повторила Тамара, избегая смотреть Карен в глаза. При этом она нервно переминалась с ноги на ногу, то вставала на пуанты, то опускалась.
Лицо Карен вспыхнуло.
— Это все из-за статьи в газете, да? Послушай, Тамара, мы давно знаем друг друга. Неужели ты отнеслась к этому всерьез?
— Нет, — без колебаний ответила Тамара. — Я — нет.
— Ну и хорошо. Ведь это полнейшая чушь. Эта журналистка спровоцировала мою дочь, вытянула из нее бог знает что…
Тамара отвернулась и стала смотреть в зеркало. Карен не сводила с нее глаз. Задумчиво проведя ладонью по горлу, Тамара подняла подбородок и обернулась. Выражение лица у нее было суровое и непреклонное.
— Но вот родители детей… Сегодня утром было уже несколько телефонных звонков.
Карен сузила глаза:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Люди жалуются. Они считают, что это ты убила ту женщину, и не хотят, чтобы ты работала с их детьми.
— И ты не сказала им, что все это чушь?
Тамара беспомощно развела руками:
— Люди привыкли верить тому, что печатают газеты. А я не могу себе позволить лишиться учениц. Ты сама должна это понять. Я же не говорю, что ты уволена. Я говорю только: возьми на время отпуск.
— Что ж, если надо, я могу и уволиться! — крикнула Карен. — Если я буду прятаться, это будет выглядеть так, словно у меня совесть нечиста. Неужели ты этого не понимаешь?
Тамара сложила руки на груди и вытянула ногу в струну.
— Не заставляй меня настаивать.
— Но, Тамара, я думала, что мы подруги. Я думала, что я могу на тебя положиться.
— Да, в личном плане мы подруги. Но бизнес есть бизнес.
— Понятно, — с горечью кивнула Карен.
— Мне очень жаль, Карен. Честно. Когда весь этот бред рассеется…
— Ничего, я все поняла, — бросила Карен и, развернувшись, вышла из класса.
На скамейке сидела одна из ее учениц, пятилетняя Мерилин в пятнистом трико.
— Здравствуйте, миссис Ньюхолл, — радостно пискнула она. — Я уже готова.
Карен почувствовала, как гнев отступает, вытесненный жалостью к себе.
— Я сегодня не буду вести класс, — тихо сказала она дрогнувшим голосом и, прежде чем девочка начала задавать вопросы, перекинула сумку через плечо и быстро направилась к выходу.
Добравшись до своей машины, Карен хотела только одного — уткнуться лицом в руль и разрыдаться. Но она боялась, что Тамара может увидеть это из окна, а доставлять директрисе такое удовольствие не следовало. Поэтому Карен взяла себя в руки и дрожащими пальцами повернула ключ зажигания.
Дженни стояла возле открытой дверцы шкафчика в раздевалке и запихивала на полку книги. Рядом ждала Пегги, разглядывая толпу школьников, целую реку кожаных курток, джинсов и спортивных костюмов, медленно протекавшую мимо них.
— Я не могу в это поверить, — повторила Пегги. — Неужели та женщина действительно журналистка?
Дженни кивнула.
— Откуда же она узнала, где тебя найти?
— Понятия не имею. Она сказала, что от мамы, но это неправда. Наверно, просто следила за мной.
— Вот незадача, — вздохнула Пегги.
Дженни тоже вздохнула:
— Ты-то здесь ни при чем. А вот мать на меня здорово разозлилась.
Пегги кивнула. Ее отец за завтраком читал статью мачехе вслух, и оба устроили Пегги настоящий допрос по поводу семьи Ньюхолл.
— А ты рассказала маме, как все было? — спросила Пегги. — Ну, что эта женщина изображала из себя подругу твоей родной мамы и все такое?
— Рассказала, но это ничего не изменило.
— Привет, Ньюхолл! — раздался громкий голос.
Девочки обернулись и увидели, что у них за спиной стоит жилистый прыщавый подросток с сальными каштановыми волосами и недобро ухмыляется. За ним в выжидательной позе маячили еще двое мальчишек. Заводилу звали Марк Поттер, и он считался в школе первым хулиганом.
— Чего тебе надо? — воинственно спросила Дженни.
— А правда, что твоя старуха — убийца? — насмешливо поинтересовался Поттер.
— Заткнись ты, — презрительно протянула Дженни.
— Ведь ты сама об этом рассказала всему свету, — не унимался Поттер. — Читала газету?
— Я этого не говорила! Убийство совершил какой-нибудь маньяк.
— Маньяк? — передразнил ее мальчишка. — Похоже, это твоя мамаша — маньячка.
Дженни почувствовала, что на глазах у нее выступают слезы, и запаниковала. Она сама во всем виновата — как можно было говорить такие ужасные вещи о маме? Вот бы провалиться сейчас сквозь землю и никогда больше не возвращаться.
Вокруг начала собираться кучка любопытствующих. Дженни поняла, что оказалась в ловушке. Наверно, все они ждут только одного — чтобы она разрыдалась у них на глазах. Девочка с самого утра заметила, что на нее пялятся со всех сторон. Похоже, все только и ждали этого момента.
— Моя мама никому ничего плохого не сделала, — сказала Дженни, слыша, как предательски дрогнул ее голос.
— Ах, бедная малютка, — засюсюкал Марк и протянул руку, чтобы погладить Дженни по голове. — Ее мамочка совершила такую бяку.
Дженни яростно отшвырнула его руку, но это вызвало лишь взрыв хохота у других мальчишек.
Все это время Пегги ни на шаг не отходила от своей подруги.
— Оставь ее в покое! — взвизгнула она пронзительным голосом. — Приставай к тем, кто может дать тебе сдачи.
Поттер обернулся к новой жертве, его глаза зажглись недоброй радостью. Но прежде чем он успел раскрыть рот, раздался громкий голос:
— Для этого он росточком не вышел.
В толпе засмеялись. Сузив глаза, Марк резко развернулся и увидел перед собой Анджелу Битон, белокурую богиню, главную школьную красавицу. Она громко щелкнула пузырем из жевательной резинки и презрительно посмотрела на Поттера сверху вниз.
Дженни с облегчением увидела, что внимание зевак переключилось с нее на Марка и Анджелу.
Поттер, комплексовавший из-за своего маленького роста, свирепо уставился на самоуверенную Анджелу, хладнокровно взиравшую на него. Всем сразу стало ясно, что новый противник ему не по плечу — придраться в ее внешности было не к чему. Дальнейшее противостояние лишь сулило Поттеру новое унижение.
— Да пошла ты… — буркнул он, сделав непристойный жест. Потом махнул рукой своим дружкам и вразвалочку пошел прочь.
Дженни улыбнулась Анджеле дрожащими губами и поблагодарила:
— Спасибо.
Красавица небрежно пожала плечами:
— Терпеть не могу этого маленького поганца. — И царственно удалилась, окруженная свитой.
Когда все разошлись, Пегги с участием посмотрела на подругу:
— Видок у тебя так себе.
— Я и чувствую себя так себе. Наверно, нужно сходить в медпункт. Лучше уж с родителями дома, чем с этими ублюдками.
— Я тебя провожу, — предложила Пегги.
— На уроки опоздаешь.
— Ну и наплевать.
Сэм Данкан поторопил жену, застывшую в сводчатом переходе между двумя залами со стопкой меню под мышкой:
— Эй, пошевеливайся. У нас клиенты.
Мэри, словно очнувшись, недоуменно взглянула на мужа.
— Что?
— Вернись на землю, — сказал он, помахав рукой у нее перед глазами. — Ты что, головой стукнулась?
— Сэм, я все думаю о разговоре с полицией.
Утром в ресторан заходили лейтенант Ференс и полицейский Тиллман, расспрашивали супругов Данкан о том, как Линда встречалась с Дженни.
Сэм вздохнул и ослепительно улыбнулся двум пожилым дамам, которые как раз вошли в обеденный зал, громко разговаривая, — очевидно, обе были туги на ухо.
— Терпеть не могу эти комплексные обеды «Ранняя пташка», — проворчал Сэм. — Они совершенно не окупаются.
— Но у «Миллера» всегда подавали «Раннюю пташку», — заступилась за традицию Мэри. — Это вроде как наш жест доброй воли.
— К черту добрую волю, нам нужны прибыли. И с каких это пор ты стала такой сторонницей традиций? По-моему, ты всегда жаловалась, что мы слишком много времени проводим на работе…
— Сэм, ты слышал, что я сказала про полицию?
— Ты ответила на все их вопросы. Так чего волноваться?
— Ты отлично знаешь, что́ меня волнует. Ведь я сказала им не всю правду.
— Твои домыслы, Мэри, им неинтересны. Равно как и сплетни четырнадцатилетней давности.
— Это не сплетни, это сущая правда. Очень важная информация. Я думаю, мне следует отправиться в полицию и все им рассказать.
— Это просто смешно!
— Почему?
— Мэри, ты не можешь взять и уйти, ведь ты хозяйка заведения. Кроме того, визит в полицию все равно что поход в больницу — ты проторчишь там весь вечер. Да и вообще, ни к чему тебе ввязываться в дело, не имеющее к тебе никакого отношения.
— То есть как «не имеющее отношения»? — возмутилась Мэри. — Линда была моей подругой.
— Это было сто лет назад. Все мы были тогда детьми…
— Ну и что? Ведь ее убили. Какая разница, сколько лет мы не виделись? Кто-то убил Линду, запихнул ее тело в мешок для мусора и выкинул на помойку.
— Ты ведь ничего на самом деле не знаешь, — урезонивал ее Сэм. — Подумаешь, какая-то сплетня, которую подружка сообщила тебе четырнадцать лет назад. Мэри, давай смотреть правде в глаза. Линду убил какой-то сексуальный маньяк. Может быть, тот же самый тип, который прикончил девочку — ту самую, что нашли в болоте. Как там ее назвали?
— Эмбер, — раздраженно бросила Мэри.
— Вот-вот. Конечно, невесело думать, что у нас по городу разгуливает опасный псих, но, во всяком случае, это более правдоподобно, чем твои фантазии. Ты почитай газеты. Такие вещи случаются каждый день. Какой-нибудь чокнутый окончательно сходит с ума и убивает ни в чем не повинных женщин. У полиции большой опыт ведения таких дел. Зачем тебе совать свой нос в эту историю?
Мэри холодно взглянула на мужа:
— Я вижу, тебе все равно, кто убил мою подругу. Тебя интересует только одно — чтобы я не покидала рабочее место. Что у тебя за жизнь, Сэм? У тебя нет друзей, у тебя нет настоящей семьи, только один этот чертов ресторан. Много лет назад подруга сообщила мне нечто такое, что может иметь самое непосредственное отношение к убийству. Если ты думаешь, что я позволю себя запугать и утаю этот факт от полиции…
Сэм сердито взмахнул рукой:
— Делай что хочешь.
— И сделаю.
К ним подошел старик, опираясь на палку. Судя по всему, он не догадывался, что между супругами разгорелась ссора.
— Сынок, куда мне сесть? — спросил он, ткнув Сэма в бок.
Сэм едва сдержался, чтобы не рявкнуть на посетителя.
— Моя жена сейчас вас усадит, — осклабился он.
Мэри сунула мужу стопку меню:
— Нет, твоя жена никого усаживать не будет.
— Мэри! — зашипел Сэм, но она, не обращая на него внимания, направилась к двери.