— Что случилось с гравюрой? — робко спросила Эмили, наливая мужу чай.
Ференс взглянул на стену. Там, где еще недавно висела покосившаяся гравюра, было светлое пятно. Ах да, он ведь сам снял гравюру со стены и сунул в мешок с мусором. Это было сделано чисто автоматически: Ференс убирал следы убийства, и хотя гравюра покосилась еще раньше, на всякий случай избавился и от нее. В кухне не должно было оставаться ничего подозрительного.
— Она упала, — коротко ответил он.
— А стекло разбилось?
Ференс заколебался.
— Да, разбилось. Поэтому я ее и выкинул.
Эмили кивнула, поджала губы:
— Я повешу туда что-нибудь другое.
— Ладно, — буркнул Уолтер, глядя в чашку.
Они оба отлично знали, что Эмили на подобное свершение не способна.
Наступила тишина, время от времени нарушаемая громким хлюпающим звуком — это Эмили пила из бокала эль. Она поставила бокал на стол, аккуратно вытерла полированную поверхность салфеткой.
— Я знаю, ты разозлился на меня за то, что я вернулась, — неуверенно сказала она.
— Ничего я не разозлился.
— Мне там было так неуютно. Они все приставали ко мне с расспросами про мою личную жизнь… Знаешь, я не обиделась, что вы меня туда отвезли. Честно. Конечно, мне было тяжело, но я это заслужила. Тяжелее всего были групповые сеансы, все эти психоаналитические штучки. Это было ужасно. Они требовали, чтобы я говорила вслух о… Ну, ты сам знаешь, о прошлом. Если человек не хотел раскрываться, оставлял что-то при себе, они ужасно сердились. А я считаю… я считаю, что есть вещи, о которых, кроме тебя и Бога, никому знать не нужно.
Уолтер кивнул.
— Теперь я постараюсь, чтобы все было нормально. Честное слово.
— Вот и хорошо. — Уолтер отпил чаю.
Эмили откинулась назад и почувствовала, как на сердце ей давит знакомая тяжесть. Муж никогда не ругал ее, никогда не сердился, никогда не возражал. Можно было бы ничего ему вообще не объяснять. Просто идеальный муж, подумала Эмили, и в душе опять разлился вакуум, от которого ее на время избавила лечебница. Эмили знала, что думают другие люди: ей повезло с мужем. Другой давно вышвырнул бы ее на улицу, стал бы избивать или еще что-нибудь в этом роде. А Уолтер ни разу даже не вспылил. На глазах у нее выступили слезы. Эмили вытерла их рукой, а Уолтер, кажется, этого не заметил.
Зазвонил телефон, и оба вздрогнули.
— Наверно, это Сильвия, — испуганно сказала Эмили.
— Я не хочу с ней разговаривать.
— Ей не понравится, что я вернулась, — встревоженно воскликнула Эмили.
— Это не ее дело.
Эмили поняла, что он не собирается поднимать трубку. Жаль, что она сама так не умеет — есть же люди, которые могут не обращать внимания на звонящий телефон. Эмили же была с детства приучена: если тебе звонят, не отвечать неприлично. Она внутренне сжалась, заранее готовясь услышать пронзительный и сердитый голос Сильвии. Облизнув губы, Эмили прошептала в трубку:
— Алло?
— Это миссис Ференс? — спросил незнакомый голос.
— Да, — настороженно ответила Эмили.
— Меня зовут Карен Ньюхолл. Я знаю, что уже поздно. Мне очень неудобно беспокоить вас и вашего мужа, но мне совершенно необходимо поговорить с детективом Ференсом.
Эмили чуть не задохнулась от облегчения. Она знала, что это всего лишь отсрочка — все равно Сильвия очень скоро узнает, что она вернулась. Но, по крайней мере, это произойдет не сейчас.
— Это тебя, — сказала Эмили, протягивая трубку Уолтеру.
Уолтер отодвинул стул, поднялся, взял трубку.
— Да, — сказал он.
Эмили собрала со стола чашки и блюдца, отнесла их в раковину, вымыла, стала вытирать полотенцем.
— Какая еще информация? — негромко спросил Уолтер с явным подозрением в голосе. Он стоял к жене спиной.
— Что ж, правильно сделали, что позвонили мне… Нет, идти сейчас в управление не нужно. Я сам к вам приеду. Думаю, вас от казенных учреждений уже с души воротит. Ладно, договорились. Увидимся. — Он повесил трубку.
— Мне придется уехать.
Эмили кивнула:
— Ничего, со мной все будет в порядке, — уверила его она, хоть он никакого беспокойства по поводу ее состояния не выражал. — Я пораньше лягу спать.
Она знала, что спрашивать о телефонном звонке не следует — Уолтер не любил обсуждать дома служебные дела.
— Боюсь, тебе трудновато будет уснуть, — сказал Уолтер. — Может, лучше принять что-нибудь? У меня есть снотворное.
— Нет, никаких таблеток, — твердо ответила Эмили. — Они еще хуже, чем спиртное. Это нам врач объяснил. Принимать снотворное означает менять одну зависимость на другую. Ничего, если я не смогу уснуть, просто посмотрю телевизор, сделаю уборку или еще что-нибудь в этом роде. — Она выдавила из себя улыбку.
Уолтер тяжело вздохнул и искоса взглянул на дверь, ведущую в погреб. Конечно, маловероятно, что жена туда отправится. Она боится темноты, боится паутины. Один шанс из миллиона, и все же рисковать не следовало. Запереть дверь на ключ? Бесполезно. Если Эмили заметит, это лишь распалит ее любопытство. К тому же дверь все равно запирается только со стороны кухни, так что открыть ее будет пара пустяков. Уолтер смотрел, как жена хлопочет по хозяйству, наводит на кухне порядок. Ее руки дрожали — сказывалось воздержание от алкоголя.
К сожалению, подумал Уолтер, есть только один способ наверняка отвлечь Эмили от забот по хозяйству. Нужно вывести ее из строя, хотя бы на сегодняшнюю ночь. Он вышел в прихожую, открыл дверь шкафа и вынул из тайника, где Эмили прятала спиртное, бутылку водки. Водку он поставил на полку, на самом видном месте — между вазой с высохшими цветами и фотографией своей матери. Потом вернулся в кухню и сказал жене:
— Ты не видела мой старый плащ? На улице дождь, а мой совсем вымок.
Эмили вышла вместе с ним в кухню, шмыгая шлепанцами.
— Он где-то здесь. Я помню, что повесила его под какое-то пальто.
Уолтер кивнул на приоткрытую дверцу шкафа.
— Кстати, смотри, что я нашел. Я думаю, лучше водку вылить в раковину.
Эмили со страхом взглянула на бутылку.
— Да, конечно, — пролепетала она.
Уолтер порылся на вешалке, нашел якобы потерявшийся плащ.
— Да, ты права, вот он.
Он нагнулся и с удивлением сказал, поднимая старые запыленные ковбойские сапоги:
— Слушай, если ты и в самом деле затеешь уборку, наведи в прихожей порядок, ладно?
Он покачал головой и любовно посмотрел на сапоги:
— Я любил носить их, когда мне было лет шестнадцать.
— Да, давно пора бы навести порядок, — виноватым тоном согласилась Эмили.
Уолтер все разглядывал пыльные сапоги. Потом громко вздохнул:
— Эх, я надеялся, что настанет день, когда кто-нибудь из наших мальчиков будет их носить.
Лицо Эмили смертельно побледнело, теперь она смотрела на сапоги, не отрываясь.
Ференс горестно покачал головой, кинул сапоги ей в руки.
— Теперь они нам не нужны. Думаю, их следует выбросить в первую очередь.
— Нет! — вскрикнула Эмили, пряча руки за спину. — Не нужно!
Уолтер нахмурился, как бы озадаченный ее реакцией.
— А чего их держать-то? Детей-то уже не вернешь.
Эмили прикрыла рот рукой и отвернулась, а Уолтер аккуратно поставил сапоги на пол, туда же пристроил и бутылку водки.
— Ладно, делай с ними что хочешь, — сказал он, — а я пошел.
Эмили кивнула, но даже не оглянулась, когда он выходил. Когда за мужем закрылась дверь, она подняла сапоги дрожащими руками, долго смотрела на них, затем убрала в шкаф. Выпрямившись, Эмили застыла на месте. Ей казалось, что бутылка зовет ее по имени, приглашает обернуться.