Покоритель Африки

Глава XVIII

На следующий день Алек отправился в Ланкашир. Чтобы возобновить работу шахты, предстояло еще сильно попотеть, и дел у него было невпроворот. Люси повезло меньше. Ей оставалось лишь снова и снова прокручивать в голове их разговор. Одна бессонная ночь сменяла другую. Люси чувствовала себя больной и несчастной. Тете она без объяснения причин объявила, что разорвала помолвку с Маккензи, и леди Келси, видя ее бледное, измученное лицо, не осмелилась докучать вопросами. Добрая женщина чувствовала, что племянница в отчаянии, но не знала, как ей помочь. Люси никогда не искала сочувствия и предпочитала сносить все невзгоды в одиночку. Сезон подходил к концу, и леди Келси предложила отложить отъезд в поместье на неделю-другую, однако Люси не желала облегчать собственные мучения.

— Не вижу причины менять планы, — спокойно возразила она.

Леди Келси с сочувствием посмотрела на девушку, но настаивать не стала. Она словно чувствовала, что Люси другого поля ягода. При всей своей исключительной доброте, спокойствии и кротости, леди Келси так по-настоящему и не сблизилась с племянницей. Она многое отдала бы за то, чтобы Люси излила душу, и у нее всегда были наготове объятия, в которые девушке надо было только броситься. Однако Люси совсем пала духом. Со всегдашней своей скрытностью она изо всех сил старалась с достоинством держаться на людях и, отказываясь принимать любые соболезнования, изображала обычную веселость. Напряжение было невыносимым. Свое счастье она видела в Алеке, а тот обманул ее ожидания. Теперь она гораздо чаще вспоминала об отце и брате, оплакивала их, словно оба умерли совсем недавно. Люси казалось, что теперь единственное спасение — вообще не думать об Алеке, и она каждый раз упрямо гнала все мысли о нем.

Через некоторое время ей пришло в голову, что нужно извиниться перед Бобби: ведь он сразу все понял и рассказал ей, как того требовал долг, — она же ответила резкостью. Он был с ней так любезен, а она — бесчувственна и жестока. Бобби мог знать, что она больше не помолвлена с Алеком Маккензи, и наверняка догадывался почему; однако после бала он больше не приезжал. Люси полагала, что признание Алека адресовано ей одной и она не имеет права пересказывать его всем и вся. Если в кругу знакомых заходила речь об этом происшествии, то девушка всем своим поведением показывала, что не желает его обсуждать. Но не таков был Роберт Боулджер. С учетом сложившихся обстоятельств ему придется рассказать все, что известно. Потом Люси, внезапно ощутив тягу к самопожертвованию, вдруг подумала, что ее долг — вознаградить Бобби за многолетнюю преданность. Она постарается быть ему хорошей женой, прекрасно отдавая себе отчет в своих чувствах. Все будет без обмана. Ее жизнь теперь лишена всякого смысла, и раз уж ему так хочется на ней жениться, то вполне разумно ответить согласием. А самое главное, между ней и Алеком все будет кончено.

По вторникам леди Келси всегда приглашала кого-то из друзей на ленч, и Люси предложила как-нибудь позвать Бобби. Леди Келси очень обрадовалась: она обожала племянника и переживала, что тот не появляется. Когда Люси разорвала помолвку, она тут же сообщила Бобби, но ответа не получила. Приглашение Люси написала сама.

«Мой дорогой Бобби!

Тетя Элис будет очень рада, если ты придешь в этот вторник на ленч в два часа. Будут Дик, Джулия Кроули и каноник Спратт. Если придешь (а я очень на это надеюсь), то не мог бы ты приехать раньше остальных? Я хотела бы с тобой поговорить.

С любовью,

Люси».

Ответ пришел почти мгновенно.

«Моя дорогая Люси!

Приду с удовольствием. Думаю, половина второго будет в самый раз.

Твой любящий кузен,

Роберт Боулджер»

Бобби явился точно в назначенное время.

— Почему ты у нас не появлялся? — спросила Люси, держа его за руку.

— Я думал, ты не захочешь меня видеть.

— Кажется, в тот раз я была к тебе несправедлива и жестока.

— Ничего страшного, — вежливо отозвался он.

— Должна сказать, что я сделала, как ты советовал. Я прямо спросила Алека, и он признался, что виновен в смерти Джорджа.

— Мне очень жаль, — сказал Бобби.

— Почему? — спросила она со слезами на глазах.

— Потому что я знаю, как сильно ты его любила.

Люси залилась краской. Однако ей нужно было сказать ему еще многое.

— Тогда, на балу, я была к тебе несправедлива. Ты говорил правильно, а я повела себя глупо и очень об этом жалею. Пожалуйста, прости меня.

— Тут нечего прощать, Люси, — сердечно отозвался он. — Какая разница, что ты сказала? Ты же знаешь, что я тебя люблю.

— Не знаю, чем я заслужила такую любовь. Мне так стыдно за свое поведение.

Он взял ее за руку, и Люси не стала отстраняться.

— Может быть, ты передумала? — наивно спросил он.

— Милый Бобби, я ведь не люблю тебя. Хотела бы, но не люблю и, боюсь, никогда не полюблю.

— Все равно выходи за меня.

— Неужели я так много для тебя значу? — с болью в голосе воскликнула девушка.

— Быть может, со временем ты меня полюбишь.

— Не будь таким скромным, я сгорю от стыда. Бобби, я бы с радостью сделала тебя счастливым, если бы могла. Поразительно, что ты все еще хочешь на мне жениться. Но я должна быть честной. Не стану себя обманывать: я хочу за тебя замуж не ради тебя, а потому что сама боюсь. Я хочу задавить в себе любовь к Алеку, хочу укрепить свою решимость раз и навсегда. Видишь, какая холодная расчетливость? И я так мало могу тебе предложить.

— Я мечтаю, чтобы ты стала моей женой. Не важно почему.

— Нет-нет, не соглашайся так быстро. Дай мне сперва сказать, что если ты правда этого хочешь, я буду исполнять свой долг с радостью. Если уж во мне нет любви, то есть искренняя преданность и глубокая благодарность. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

Он рухнул на колени и стал покрывать ее руки жаркими поцелуями.

— Спасибо тебе, — шептал он, — спасибо.

Люси наклонилась и нежно поцеловала его в лоб. Две крупные слезы медленно скатились по ее щекам.

Через пять минут вошла леди Келси. С удовольствием отметив, что племянник с племянницей снова вполне ладят, она не успела выяснить, что произошло, поскольку тут же объявили о появлении каноника Спратта. Леди Келси слышала, что канонику предложили освободившийся епископат, и заранее жалела о его отъезде из Лондона. Другого такого пастыря и не сыщешь: несмотря на зрелый возраст леди Келси, он всегда был с ней вежлив и обходителен, прекрасно чувствовал себя в обществе. Именно такие и становятся епископами. Затем появилась миссис Кроули, а еще через некоторое время доложили о приходе Дика. Тот беззаботно вошел, даже и не подозревая, что заставил всех ждать не меньше четверти часа, — и наконец компания была в сборе.

С каноником Спраттом никогда не бывало скучно, и все весело болтали. Миссис Кроули в летнем платье выглядела роскошно, а поскольку обращалась она исключительно к миловидному священнику, тот тоже пребывал в превосходном расположении духа. Она искренне смеялась его незатейливым шуткам и то и дело дарила кокетливые взгляды. Каноник даже не пытался скрыть от собеседницы, что считает американских женщин самыми милыми созданиями во всем мире; она же подчеркивала, что служители церкви бывают совершенно очаровательны. Они обменивались цветистыми комплиментами, однако наивный прелат даже не догадывался, что его собеседница просто дразнит сорокалетнего джентльмена, раздраженно поглощающего свой ленч по другую ее руку. Миссис Кроули так ни разу и не заговорила с Диком Ломасом, однако когда она стала прощаться с леди Келси, тот тоже поднялся.

— Отвезти вас домой? — спросил он.

— Я еду не домой. Впрочем, вы можете подвезти меня до Виктория-стрит — у меня там встреча в четыре часа.

Они сели в кеб, и Дик хладнокровно велел ехать в Хаммерсмит, а сам с довольной улыбкой уселся рядом со спутницей.

— Бога ради, что вы затеяли? — воскликнула она.

— Я хочу с вами поговорить.

— Очень мило, но я же опоздаю на встречу.

— Я из-за этого совершенно не беспокоюсь.

— Значит, из-за моих чувств вы тоже не беспокоитесь? — насмешливо поинтересовалась она.

— Даже и не думаю, — улыбнулся Дик.

Миссис Кроули пришлось со смехом признать, что ловушку он расставил очень ловко. Или, может быть, это как раз Дик угодил в ловушку? Она уже и сама не знала.

— Если цель этого похищения — поговорить со мной, то не пора ли вам приступать? — поинтересовалась она. — Надеюсь, ваша речь выйдет не только смешной, но и поучительной.

— Я хотел бы заметить, что в обществе не принято подчеркнуто игнорировать человека, который сидит рядом с вами за ленчем.

— Неужели? Простите. Просто, зная вашу прожорливость, я решила оставить вас наедине с омаром под майонезом.

— Пожалуй, вы мне все же не нравитесь, — задумчиво пробормотал Дик.

— Полагаю, именно поэтому вы так долго меня избегаете.

— Хотелось бы напомнить, что на этой неделе я заходил к вам трижды.

— Последнее время меня часто не бывает дома, — изящно повела рукой миссис Кроули.

— Чепуха. Один раз я слышал, как вы играете в гостиной гаммы, а в другой — точно видел, как вы подглядываете сквозь щелку в занавесках.

— Могли бы состроить рожу…

— То есть вы этого не отрицаете?

— И не пытаюсь.

Дик не сумел сдержать короткий смешок. Он никак не мог понять, чего хочет: то ли поцеловать Джулию Кроули, то ли устроить ей хорошую взбучку.

— Могу я поинтересоваться, чем вызвано такое пренебрежение? — спокойно спросил он.

Она бросила на него косой взгляд из-под длинных ресниц. Дик обожал все эти хитроумные уловки прекрасного пола и с удовольствием отметил ее милую шляпку и оборки муслинового платья.

— Мне так захотелось, — улыбнулась она.

Дик пожал плечами и напустил на себя усталый вид.

— Что ж, если вы и дальше будете совершенно несносны, пока я на вас не женюсь, то мне придется смириться с неизбежным.

— Не знаю, понимаете ли вы, о чем говорите, — удивленно повела бровями миссис Кроули. — Я-то уж точно нет.

— Таким вычурным образом я просил вас назначить день свадьбы. Агнец, ведомый на заклание.

— Так это предложение руки и сердца? — радостно воскликнула она.

— Или его брат-близнец, — подтвердил Дик.

— Хорошо, что вы сказали. Встреть я его на улице — ни за что бы не узнала и не обратила внимания.

— Вы избегаете отвечать на вопросы, словно министр в палате общин.

— Нельзя ли добавить немного романтики? Я, знаете ли, американка и сентиментальна в делах сердечных.

— С радостью, только помните, у меня в таких вещах ни малейшего опыта.

— Нетрудно заметить, — отозвалась она. — Полагаю, уместно было бы пасть на колени.

— Рискованное предприятие, если учесть, что мы в кебе. К тому же оно обязательно привлечет неуместное внимание водителей проезжающих автобусов.

— Но вы просто обязаны совершить что-нибудь в этом роде, иначе я ни за что не поверю в искренность ваших намерений.

— Уверяю вас, это уже вышло из моды. Влюбленные теперь слишком респектабельны, у них болят суставы. Да и брюки портятся.

— Должна признать, последний довод весьма убедителен. Женщина не должна требовать от мужчины, чтобы тот ходил в протертых брюках.

— Да и как такого любить! — воскликнул Дик.

— Однако вы просто обязаны упомянуть, что не стоите даже моего мизинца.

— Столь откровенной лжи из меня и клещами не вытянешь, — бесстрастно заметил он. — Я сразу сознаюсь, что срубил вишню топориком.

— И еще вы обязаны пообещать, что покончите с собой, если я скажу «нет». Этого требуют приличия.

— Женщины так предсказуемы, — вздохнул он. — Никакой оригинальности. Они тяготеют к банальностям, а в минуты душевного напряжения неизбежно сбиваются на дешевый мелодраматизм.

— Люблю длинные слова. Я сразу ощущаю себя такой взрослой…

— Кстати, сколько вам лет? — вдруг поинтересовался он.

— Двадцать девять, — тут же отозвалась миссис Кроули.

— Глупости. Женщинам столько не бывает.

— Вот еще, — на полном серьезе возразила она. — Старшей горничной всегда двадцать девять. Впрочем, я возмущена тем, что вы отвлекаетесь.

— Я отвлекаюсь? Простите. О чем мы говорили?

Джулия хихикнула. Она понятия не имела, куда направляется кеб, да это ее и не волновало. Она искренне наслаждалась каждым мгновением.

— Имея обширный опыт в данной сфере, я объясняла вам, как полагается делать предложение не обделенной привлекательностью вдове.

— Едва ли ваш опыт так уж ценен. Вы ведь до сих пор всем отказывали.

— Вовсе нет, — тут же отозвалась она. — Я взяла за правило никому не отказывать.

— Это очень воодушевляет.

— Разумеется, вы можете поступить по-своему. Но я хочу, чтобы мне сделали предложение по всем правилам.

— Возможно, я чего-то не знаю, но вроде бы по правилам требуется всего четыре слова. — Он произнес, поочередно загибая пальцы: — Вы. Выйдете. За. Меня?

— И правда, все легко и просто. — Она загнула за него оставшийся большой палец. — Мне хватит и одного: «Нет».

Дик выглядел потрясенным.

— Прошу прощения? — переспросил он.

— Все верно, — улыбнулась миссис Кроули, — мой ответ — «нет».

Она подавила безумное и совершенно неуместное желание станцевать чечетку прямо в кебе.

— Вы шутите, — спокойно сказал Дик. — Вы, несомненно, шутите.

— Я буду вам сестрой.

Дик задумчиво потер подбородок.

— Помните, второй такой возможности не будет, — заметил он.

— Меня не пугает ваша угроза.

Дик поднес ее руку к губам и серьезно сказал:

— Благодарю вас от всего сердца.

Миссис Кроули удивилась.

— Этот человек сошел с ума, — шепнула она из окна констеблю, который замер на углу. — Настоящий безумец.

— Я искренне убежден, что действительно благородной женщине никогда не хватит жестокости выйти за мужчину, который ей небезразличен. Обещаю, я никогда не забуду, как высоко вы меня цените.

Миссис Кроули не могла сдержать смех.

— Вы слишком легкомысленны для брака и, кроме того, совершенно несносны.

— Я буду вам братом, миссис Кроули.

Дик открыл окошечко и велел кебмену возвращаться на Виктория-стрит, однако на Гайд-Парк-Корнер вдруг решил пройтись по парку. Когда он захлопнул за собой дверцу, Джулия подалась вперед и сказала:

— Я дам вам рекомендательные письма.

— Зачем?

— Очевидно, что если ваша душа еще не совсем очерствела, то, чтобы развеять тоску, следует ехать в Скалистые горы поохотиться на гризли. Думаю, вам пригодятся письма к моим нью-йоркским друзьям.

— Очень любезно с вашей стороны, но сейчас там, кажется, не сезон. Я лучше отправлюсь на недельку в Париж.

— Тогда пришлите мне дюжину черных замшевых перчаток, — спокойно отозвалась она. — Шестого размера.

— Это ваше последнее слово? — беспечно спросил Дик.

— Да, а что?

— Мне казалось, у вас шестой с половиной.

Он чуть приподнял шляпу и был таков.