Политические противоречия

Письмо къ редактору газеты La Presse

Парижъ, 29 мая 1863 г.

Господинъ редакторъ,

Я далъ себѣ слово не принимать никакого участія въ избирательныхъ преніяхъ. Я уже высказалъ мое мнѣніе объ этомъ предметѣ въ печати и состояніе моего здоровья въ настоящее время не дозволяетъ мнѣ никакого умственнаго труда. Но послѣднія статьи г. Жирардена, напечатанныя въ недавнихъ нумерахъ вашей газеты, касательно уклоненія отъ подачи голосовъ, заставляютъ меня сдѣлать надъ собой усиліе и нарушить молчаніе.

Узнавъ изъ газеты, что предварительно вотированія должны были обсуждаться два великіе, два прекрасные вопроса: 1-й, объ уклоненіи отъ подачи голосовъ; 2-й, о томъ, какихъ усовершенствованій можно ожидать отъ общей подачи голосовъ — г. Жирарденъ позволилъ себѣ увлечься до оскорбительныхъ выраженій относительно тѣхъ, которые уклонились отъ подачи голосовъ; онъ называетъ ихъ умами ложными, дикими, политическими эвнухами, революціонерами, сектаторами, поведеніе которыхъ нетерпимо, фанатично и подло. Къ чему такой потокъ ругательствъ? Объяснимся.

Но прежде слѣдуетъ спросить, кто виноватъ, что оба эти вопроса, въ сущности составляющіе одно и тоже, не были обсуждаемы? Брошюра моя (les Démocrates assermentès), касательно общей подачи голосовъ, въ которой былъ изложенъ двойной вопросъ — какихъ усовершенствованій можно ожидать отъ общей подачи голосовъ въ будущемъ и что въ настоящемъ необходимо воздержаться отъ подачи голосовъ — появилась 20 апрѣля. Брошюру эту получили всѣ газеты, слѣдовательно г. Жирарденъ могъ прочесть ее, отчего же онъ не началъ пренія? Партія, уклонившаяся отъ подачи голосовъ, не располагаетъ никакой газетой; почему же la Presse, le Siécle, l’Opinion Nationale, le Temps не предложили намъ своихъ столбцовъ? — Декларація или протестъ, уклонившейся партіи (les abstentionnistes), адресованный къ демократическимъ избирателямъ, помѣченъ 17 мая, т. е., тринадцать дней до баллотированія, почему же самыя эти газеты отказались помѣстить у себя этотъ протестъ? Противъ деклараціи этой напечатана была во всѣхъ газетахъ коалиціи, авторами Manuel électoral, статья, доказывающая незаконность и недѣйствительность нѣмыхъ бюллетеней; почему еще, когда подписавшіе декларацію послали свое возраженіе, la Presse, не принимая во вниманіе права отвѣта, упорствовала въ своемъ отказѣ помѣстить этотъ отвѣтъ на своихъ столбцахъ? Было сдѣлано все, чтобы заглушить нашъ голосъ; а 28 мая, за три дня до выборовъ, г. Жирарденъ, сдѣлавъ себя нашимъ клеветникомъ, возсталъ противъ насъ, сказавъ: будемъ вотировать, теперь поздно обсуждать!.. Поступокъ этотъ будетъ разобранъ, если силы мнѣ позволятъ, и могу увѣрить, что не къ чести г. Жирардена. Теперь же достаточно и того, что я заявилъ о немъ.

Г. Жирарденъ позволяетъ себѣ писать въ насмѣшливомъ тонѣ: «Абстенціонисты волнуются; абстенціонисты совѣщаются; абстенціонисты выпускаютъ одинъ циркуляръ за другимъ, одну газетную статью за другой, чтобы помѣшать состояться голосованію, и т. д.» — По правдѣ же сказать, г. редакторъ, мы держимся какъ нельзя болѣе спокойно; мы не волнуемся, не собираемъ комитета и нисколько не образуемъ изъ себя тайнаго общества. Насъ оказалось семнадцать человѣкъ, семнадцать гражданъ, собравшихся съ разныхъ точекъ политическаго, горизонта, одни изъ насъ принадлежатъ прошедшему и представляютъ демократическую традицію, другіе обращены болѣе къ прогрессу, многіе изъ насъ никогда не встрѣчались другъ съ другомъ, половина изъ насъ свидѣлась въ первый разъ, прочіе же прислали свое одобреніе словесно или письменно. Надо полагать, что демократическая кандидатура очень ослабѣла, если теперь кричатъ о конспираціи абстенціонистовъ. Мы, какъ я сказалъ уже выше, ограничились тремя публикаціями: брошюрой, протестомъ и возраженіемъ изъ четырехъ строкъ. Далѣе этого мы не пошли. Надо полагать, что это дѣйствіе было весьма могущественно, если оно потрясло судебную палату, мастерскія, биржу, церковь, дворъ, городъ и внушило противъ насъ такой наплывъ ярости и возбудило къ намъ столько гнѣва!

Да, мы вотируемъ нѣмыми бюллетенями, и вмѣстѣ съ тѣмъ подтверждаемъ, что уваженіе къ принципамъ, святость присяги, требуютъ, чтобы и демократія дѣйствовала точно также; да, мы утверждаемъ, что подобный способъ уклоненія, достодолжно мотивированный, совершенно законный и есть также дѣйствіе, проявленное въ высшей степени. Было ли опровергнуто право наше, на которомъ основывается нашъ тезисъ? Нѣтъ; дѣйствительность его признается всѣми единогласно. Отвергаются ли причины факта, подтверждающія право это? Но факты очевидны для всѣхъ, они бьютъ въ глаза, ихъ можно резюмировать въ двухъ словахъ: общая подача голосовъ, руководимая правительствомъ, задавленная газетами монополіи съ согласія выступившихъ депутатовъ, не пользуется всей своей независимостью. На что же опирается г. Жирарденъ въ своемъ нападеніи на насъ, насъ, которые по чувству демократическаго достоинства и по чувству самохраненія, совѣтуемъ демократическимъ избирателямъ вотировать нѣмыми бюллетенями! Онъ, съ одной стороны вмѣстѣ съ гг. Олливье и Симономъ, говорящими въ пользу своихъ личныхъ кандидатуръ, называетъ наше уклоненіе бездѣйствіемъ: кто уклоняется отъ подачи голоса, тотъ уничтожаетъ себя, и т. д.; — съ другой стороны вмѣстѣ съ жалкими авторами Manuel’я, озабоченными въ настоящее время гораздо болѣе своимъ легистскимъ авторитетомъ, чѣмъ демократическимъ правомъ, и для которыхъ одной партіей меньше въ общей подачѣ голосовъ — есть уже выгода, называетъ вотированіе нѣмыми бюллетенями незаконнымъ. Вотъ почему насъ обвиняютъ въ нетерпимости, фанатизмѣ и подлости. Разъ навсегда покончимъ же съ этими презрѣнными обвиненіями.

Прежде всего мнѣ слѣдуетъ сказать, что уклоненіе отъ подачи голосовъ есть актъ чисто консервативный. Демократія въ настоящее время похожа на тяжущагося, въ отношеніи котораго правила судопроизводства не соблюдаются и для котораго неявка въ судъ сдѣлалась послѣднимъ рессурсомъ. Адвокаты, авторы Manuel’я, не отвергаютъ пользы неявки, они каждодневно въ гражданскихъ, коммерческихъ и уголовныхъ процессахъ совѣтуютъ ее своимъ кліентамъ. Какъ же осмѣлятся эти глубокіе юрисконсульты утверждать, что между частнымъ лицомъ, ходатайствующимъ за свою свободу, честь, собственность, — и гражданиномъ, призваннымъ высказать свое мнѣніе о политикѣ правительства, не существуетъ никакого тождества? Въ такомъ случаѣ я берусь доказать имъ, что всѣ правила судопроизводства гражданскаго и уголовнаго суть результатъ политическихъ гарантій, которыя во всякомъ свободномъ положеніи конституція обезпечиваетъ за гражданами.

И такъ, уклоненіе отъ подачи голосовъ посредствомъ нѣмыхъ бюллетеней вполнѣ легально. Доказательствомъ тому во 1-хъ, то, что голосованіе не обязательно; во 2-хъ, что когда избиратель рѣшается вотировать, его выборъ свободенъ; 3, что баллотировка тайная; 4, что не полагается никакого штрафа тому, кто уклоняется или не находитъ возможнымъ вотировать; 5, наконецъ, какъ то сказалъ нашъ другъ Шоде въ своемъ отвѣтѣ на статью адвокатовъ, что въ иныхъ случаяхъ для вотирующаго избирателя выгоднѣе выражать свое сомнѣніе, свое отвращеніе, свой протестъ нѣмымъ бюллетенемъ, чѣмъ отвѣчать на коварно предложенный ему вопросъ да или нѣтъ. Авторы Manuel’я должны остаться довольны этими доводами; но если они опять будутъ возражать, то я обѣщаю имъ привести новое доказательство.

Другаго болѣе удобнаго случая для нѣмаго вотированія какъ тотъ, который представляется нынѣ, еще не было. — Здѣсь уклоненіе есть выраженіе высшей степени дѣйствія; оно по энергіи своей беретъ верхъ надъ дѣйствительнымъ вотированіемъ, какъ бы то ни было, потому что оно имѣетъ цѣлью предпоставить предварительно каждому выбору этотъ великій и прекрасный вопросъ — какія усовершенствованія должны войти въ механизмъ общей подачи голосовъ, для того, чтобы онъ могъ нормально дѣйствовать.

Напротивъ г. Жирарденъ кричитъ намъ, цитируя монсиньора Дюпанлу и его собратій по епископству: Вы ни чему не можете помѣшать вашимъ отказомъ вотировать, а лишаетесь всего; вы жалуетесь, что другіе плохо видятъ, а сами вы лучше ли увидите когда закроете глаза, и т. д. Монсиньоръ орлеанскій превосходный риторъ; къ несчастію вопросъ касается не его.

Я отвѣчаю прелатамъ, что отказываясь отъ подачи голоса, я ничего не уступаю; напротивъ, и соблюдаю и сохраняю все; здѣсь, чтобы побѣдить произволъ, не значитъ бороться противъ самого себя и дѣлаться помощникомъ этого произвола, но оставить его истощиться въ своемъ собственномъ дѣйствіи. Я возвращаюсь опять къ приведенному мною выше сравненію между частнымъ тяжущимся и вотирующимъ избирателемъ и спрашиваю, съ которыхъ поръ тяжущійся за неявку въ судъ считается потерявшимъ свое право; не бываетъ ли напротивъ? сколько людей спасли себя неявками, тогда какъ преніями несомнѣнно погубили бы себя! Если бы несчастный Лезюркъ могъ, подавъ аппеляцію, не являться и оставаться въ тюрьмѣ до того времени, когда истина открылась, то онъ спасъ бы свою голову и семейство его не вынуждено было бы ходатайствовать о возстановленіи чести его имени.

Монсиньоръ Дюпанлу и его коллеги достаточно говорятъ о всемъ этомъ въ своемъ поощреніи насъ къ вотированію. Для современной церкви, различествующей въ этомъ случаѣ съ церковью среднихъ вѣковъ, равно какъ и для г. Жирардена и ему подобныхъ, всѣ правительства одинаковы и стоятъ одно другаго, начиная съ аутократіи и кончая федераціей. Равнодушіе къ общественному праву, а потомъ смѣшеніе принциповъ и мнѣній, вотъ ихъ догмъ. Что имъ за дѣло до того, что будетъ нѣсколько болѣе или нѣсколько менѣе стѣсненія въ процессѣ всеобщей подачи голосовъ. Имъ ненавистна демократія и ея стремленія и принципы, Имъ ничто не понятно въ нашей добросовѣстности. Поэтому, намъ ничѣмъ не слѣдуетъ пренебрегать, что можетъ способствовать къ точному опредѣленію нашего положенія и нашей мысли. Въ то время какъ правительство, сопровождаемое епископатомъ, поддерживаемое консервативнымъ и реакціонернымъ большинствомъ и частію самой демократіей, видитъ въ общей подачѣ голосовъ лишь политическое орудіе, съ которымъ опасно обращаться и которое требуетъ высшаго руковожденія власти, — въ нашихъ глазахъ общая подача голосовъ, организованная согласно своему закону, есть учрежденіе демократіи, и мы не должны и не можемъ ничего терпѣть, что можетъ нарушать ее; неприкосновенность общей подачи голосовъ есть палладіумъ свободы. По поводу этого мы скажемъ вмѣстѣ съ Боссюэтомъ, что есть принципы, противъ которыхъ что бы не дѣлалось, ничто само по себѣ, и прибавимъ еще, что во имя этихъ принциповъ мы устанавливаемъ формы, условія и гарантіи общей подачи голосовъ.

Что отвѣтилъ бы монсиньоръ Дюпанлу, если бы ему предложили вотировать о сформированіи собора, составленнаго изъ духовенства всѣхъ культовъ и имѣющаго цѣлью соединеніе всѣхъ религій? Монсиньоръ Дюпанлу отвѣтилъ бы, что соглашеніе невозможно между католической религіею и протестантствомъ, іудействомъ, магометанствомъ и проч. Онъ отказался бы вотировать и никто не нашелъ бы противъ этого возраженія. Мы въ отношеніи своихъ политическихъ убѣжденій точно тоже, что монсиньоръ Дюпанлу въ отношеніи своего религіознаго вѣрованія. Мы думаемъ, что изъ всѣхъ формъ правленія лишь одна истинна, а именно форма, вытекающая изъ общей подачи голосовъ. Изъ нея вытекаетъ все право общественное, административное, гражданское, экономическое, криминальное, политика, семейное начало и собственность.

Постановивъ это, мы формально отказываемся отъ всякаго произвольнаго дѣйствія, и если что намъ внушаетъ отвращеніе, то это именно равнодушіе къ правительственнымъ формамъ, это соглашеніе несогласимыхъ мнѣній, эта ассоціація голосованія, которую представляютъ намъ люди различныхъ школъ, подобно гг. Жирардену, Монтеламберу и Дюпанлу.

Называйте насъ чѣмъ хотите, сектаторами, революціонерами, названія насъ не пугаютъ, лишь бы они были выяснены. Безъ сомнѣнія, мы составляемъ секту, секту рожденную только вчерашній день и помимо нашей воли; мы въ меньшинствѣ нашемъ безсильны, но въ насъ есть нѣчто, что насъ отличаетъ отъ массы и что заключается въ томъ, что мы признаемъ свои принципы, подтверждаемъ учрежденіе демократіи и не краснѣемъ отъ общей подачи голосовъ. Противники же наши не имѣютъ всего этого; у нихъ нѣтъ ни принциповъ, ни политической совѣсти, они не вѣрятъ ни въ общую подачу голосовъ, ни въ божественное право, ни въ конституціонную монархію. Безъ сомнѣнья мы революціонеры; но и реформаторы государствъ были ими, по крайней мѣрѣ въ продолженіе того времени, которое требовалось для учрежденія государства, и счастливъ тотъ народъ, у котораго иниціаторская власть безъ необходимости не длила своей диктатуры! Правительство, говорю я, революціонно, оно бываетъ таковымъ каждый разъ, когда, возникая изъ развалинъ, оно вынуждено дѣйствовать противоположно разрушенному принципу и въ силу того принципа, который оно произвольно учредитъ и который оно не успѣло еще ввести въ законъ. Такимъ образомъ въ 1789 учредительное собраніе было революцінно; конвентъ, консульство, реставрація, іюльская монархія были также революціонными; республика же 1848 совсѣмъ не была революціонной, она не признала своего принципа и ея невѣжество ее убило; 2 декабря было революціонно, но было имъ слишкомъ долго… И мы въ свою очередь, уклоняющіеся отъ подачи голосовъ, мы будемъ также революціонны; но успокойтесь, гг. Жирарденъ и де-ла-Геронньеръ и всѣ тѣ, которые надѣваете личину страха, мы свое дѣло не затянемъ и скоро его покончимъ.

Что сказать мнѣ о присягѣ? Для гг. Жирардена, Дюпанлу и прочихъ людей, придерживающихся политическому равнодушію, присяга не имѣетъ ни смысла, ни важности. Чѣмъ рискуютъ они? Ихъ присяга продержится столько, сколько продержится правительство, которому они присягнули и которое они нисколько не намѣрены опрокинуть, равно какъ и принести ему какія либо гарантіи. Живи, если можешь, говорятъ они ему, защищай себя само, мы же умываемъ руки!.. Для насъ же, увѣренныхъ въ томъ, что въ организованной общей подачѣ голосовъ мы обладаемъ истинно демократической конституціей; что нашими желаніями, трудами, всѣми усиліями мы стремимся къ осуществленію вашей идеи, мы, вѣра которыхъ имѣетъ принципы и обязываетъ насъ предвидѣть тотъ случай, когда присяга, принесенная государю, можетъ сдѣлаться несогласимой съ тѣми дѣйствіями, которыя намъ предписываетъ наша вѣра, — мы отказываемся отъ присяги. Присяга, данная нами, была бы апостазія или клятвопреступленіе; намъ невозможно было бы избѣгнуть этой дилеммы.

Безъ сомнѣнья, уклоняясь отъ подачи голосовъ, мы тѣмъ удаляемся на время, а можетъ быть и очень на долго, отъ власти и ея выгодъ. Почести депутатовъ и всѣ выгоды сліянія партій не для насъ. Самая популярность и та бѣжитъ отъ насъ; современная генерація цѣлой массой вступила на путъ, на который мы никогда не вступимъ. Мы умремъ при нашей задачѣ, прежде чѣмъ взойдетъ заря, о которой мы мечтали. Пусть такъ. Мы пойдемъ впередъ безъ надежды и даже противъ надежды. Мы останемся вѣрны нашему прошедшему, нашей политической религіи, намъ самимъ. Мы будемъ помышлять о нашихъ братьяхъ, умершихъ въ изгнаніи, въ тюрьмахъ и на баррикадахъ; мы облобызаемъ прахъ ихъ и скажемъ, подобно Маккавеямъ: «умремъ въ нашей простотѣ» — moriamur in simplicitate nostra!..

Но что я говорю! Развѣ мы не вознаграждены уже той анаѳемой, которою гремитъ противъ насъ г. Жирарденъ и прочіе, кому наше воздержаніе, обзываемое инерціей, безсиліемъ, самоубійствомъ, служитъ помѣхой.

Интриганы, безъ уполномочія, предприняли изъ за собственныхъ выгодъ сочетать бракомъ императора съ демократіею 1848 г. Условія контракта, какъ они говорятъ, должны были быть — честная и умѣренная свобода; и они называютъ это вѣнцомъ зданія. Сами же они, сдѣлавшись министрами, хотятъ, чтобы демократія довольствовалась тѣмъ. Но для этого необходимы были двѣ вещи: заставить эту новую демократію вотировать какъ одинъ человѣкъ безъ уклоненія и завербовать ее присягою ея кандидатовъ. Все казалось было готово для брачной церемоніи; но вдругъ послышался голосѣ: этого нельзя! Голосъ выходить изъ небольшой группы людей, о которыхъ никто не думалъ. Бракъ не можетъ состояться, ему не бывать, во первыхъ потому, что невѣста не свободна располагать своей рукой; а во вторыхъ она дала обѣтъ дѣвства.

И вотъ бракъ не состоялся къ великому прискорбію г. Жирардена и его аколитовъ. Непризнанные ни одной стороной сваты вынуждены предложить свободный союзъ, внѣ всякаго вліянія партій, нѣчто въ родѣ морганическаго брака между императоромъ и старымъ обществомъ улицы Пуатье, которое въ 1848 г. расточало свои улыбки Лудовику-Наполеону и годъ спустя увидѣло себя столь оскорбительно презрѣннымъ имъ. И вотъ поэтому-то г. Жирарденъ, давъ прежде свой поцѣлуй примѣренія г. Карно и его партіи, нынѣ горячо цѣлуетъ гг. Одилона-Барро и Тьера. Такъ называемые депутаты-демократы, если баллотировка имъ поблагопріятствуеть, будутъ присутствовать при отходѣ ко сну королевской фаворитки и станутъ держать подсвѣчники.

Исправляйте вашу должность сводчика, г. Жирарденъ, возбуждайте избирательную толпу, сзывайте, сзывайте къ вашей урнѣ потоки бюллетеней, но воздержитесь обзывать эвнухами гражданъ, неумолимое veto которыхъ опрокинуло вашъ честный проектъ. Знайте, что эвнухи суть тѣ, чья тщеславная мелочность готова сойтись со всякимъ режимомъ, и кто хвастается своимъ республиканскимъ образомъ мыслей, для того, чтобы придать болѣе вѣсу своему сближенію и въ комъ присяга кастрировала совѣсть! Ступайте, если смѣете, къ г. де-Персиньи, не давшему вамъ уполномочія, скажите ему, что онъ напрасно пугается кандидатуры г. Тьера, вы въ замѣнъ приносите голоса Карно, Корбона, Вашеро, Жюль-Симона, Мари, Пелльтана, Морена, Олливье, Жюль-Фавра, Дрео, Кламажерана, Флоке, Герольда, Геру, Гавена, Нефцера, но не хвастайтесь тѣмъ, что для императорской системы вы пріобрѣли нашу молодую демократію. Здѣсь единство весьма важно, а мы публично протестовали. Что же касается толпы, обманутой вами, дезорганизированной, спутанной вами, съ повязанными глазами бросающейся къ урнамъ, то она неспособна завершить дѣло, къ которому вы ее призываете. Она не можетъ ни помирить, ни компрометировать. Мы же дѣйствующіе съ знаніемъ дѣла, мы своимъ обдуманнымъ уклоненіемъ уничтожаемъ всѣ ея голоса. Бюллетени, которыми вы запасаетесь, какъ бы ихъ число ни было велико, не будутъ имѣть большаго значенія, чѣмъ пламя плошекъ, зажигаемыхъ во время публичныхъ празднествъ, и которыя, будучи зажжены наемной рукой, горятъ сегодня въ честь короля, завтра въ честь республики, а послѣ завтра въ честь императора.

Что же касается эпитета подлости, которую приписываетъ намъ г. Жирарденъ и осмѣливается при этомъ еще спрашивать насъ, зачѣмъ мы не возмущаемся подобно полякамъ, то мы не считаемъ даже нужнымъ на это отвѣчать. Г. Жирарденъ до того забылся, что даже не замѣтилъ, что прибѣгаетъ въ отношеніи насъ къ гнусному способу — подстрекательству. Нѣтъ сомнѣнія, что между нами есть еще люди, которые уже доказали себя и которые не прочь и теперь еще, въ случаѣ неудачи, поплатиться своей особой; прочіе же послѣдуютъ за ними по мѣрѣ силъ. Но довольно для каждаго дня своей жертвы. Насъ семнадцать человѣкъ, отъ двадцати до шестидесятилѣтняго возраста. Пусть же насъ оставятъ засѣвшими въ нашихъ траншеяхъ; въ нихъ мы недосягаемы и непобѣдимы.

Честь имѣю кланяться.

П. Ж. Прудонъ.