Политические противоречия

Глава VII Разборъ аутократической конституціи 1804 года

Если читатель усвоилъ себѣ мысли, изложенныя въ предшествующихъ V и VI главахъ, то долженъ былъ вынести вполнѣ ясное и непосредственное убѣжденіе, безъ всякаго умственнаго напряженія или усилія, въ томъ, что централизація, вслѣдствіе своей неумѣряемости, стремясь къ удержанію въ нераздѣльности группъ, по существу своему самостоятельныхъ, и къ деспотическому управленію мѣстностями, добровольно вступившими въ ассоціацію, нарушаетъ тотъ самый принципъ, которымъ она старается оправдать себя, т. е. принципъ политическаго единства; что при этомъ возникаетъ антагонизмъ между центральнымъ управленіемъ и мѣстными аутономіями; что послѣдствіемъ этого антагонизма является искаженіе цѣли правительства, которое отнынѣ прилагаетъ всѣ свои усилія на утвержденіе и развитіе своего преобладанія; и какъ въ этой роковой борьбѣ общественное мнѣніе склоняется въ пользу централизаціи, то верховная власть постоянно торжествуетъ надъ вольностями, расплачиваясь впрочемъ за свои побѣды періодическими революціями. И въ самомъ дѣлѣ, такъ какъ одно и тоже давленіе присуще каждой правительственной формѣ, то инстинктъ массъ побуждаетъ ихъ послѣ извѣстнаго времени страданія стремиться къ перемѣнѣ установленнаго порядка, что, при существованіи централизаціи, заставляетъ страну лишь вращаться въ кругу одинаково ложныхъ гипотезъ, за которыми слѣдуютъ одни тѣ же разочарованія. Форма измѣняется, но тираннія остается неизмѣнною.

И все-таки, несмотря на опытъ и логику, нѣкоторыя изъ этихъ гипотезъ, можно бы даже сказать всѣ, въ разныя времена имѣютъ за собою болѣе или менѣе значительное число приверженцевъ. Многіе убѣждены, что если напр. республика, — они смѣшиваютъ республику съ демократіей, — будетъ искренно проведена въ дѣйствительности, то составитъ счастіе народа и рѣшительно всѣхъ отклонитъ отъ монархіи. Но, замѣчаютъ они, мы не достаточно добродѣтельны, чтобы быть республиканцами! Другіе, и такихъ, если не ошибаюсь, теперь большинство, отдаютъ преимущество той смягченной, умѣренной, консервативной и соглашающей монархіи, которая, по ихъ словамъ, одинаково заботится о свободѣ и власти, одинаково умѣетъ ужиться съ оппозиціей и министерствами, и цѣль которой вполнѣ выражена въ данной ей кличкѣ: Золотая середина. Есть наконецъ и такіе, которые рѣшительно высказываются за единоличное и сильное правительство и для которыхъ сочетаніе цезаризма съ простонародьемъ есть идеалъ политическаго общества.

Вотъ эти-то упорные предразсудки, которыхъ не могутъ поколебать ни противорѣчія, ни неудачи, должны мы разбить; и надѣюсь, что мы достигнемъ этой цѣли, если сосредоточимъ на самомъ дорогомъ для нихъ пунктѣ, централизаціи, возможно большее количество лучей нашей критики. Такъ какъ уже доказано, что въ правительственномъ отношеніи всѣ системы, въ сущности, равноцѣнны, что главное ихъ дѣло централизація, что онѣ различаются между собою лишь конституціей, или, какъ говорятъ астрономы, центральнымъ уравненіемъ, то на этотъ центръ мы теперь и перенесемъ наше сужденіе. Съ этой точки зрѣнія для достиженія цѣли намъ достаточно разсмотрѣть въ послѣдовательномъ порядкѣ четыре члена конституціоннаго цикла или серіи, которыхъ мы назвали крайними и средними членами.

Я сказалъ уже, что какова бы ни была конституція политическаго центра или, другими словами, центральной власти въ государствѣ, составленномъ изъ многихъ самодержавностей или естественныхъ группъ населенія; пусть центръ этотъ представляется императоромъ, королемъ, директоріей, собраніемъ, или же всѣмъ этимъ вмѣстѣ; пусть онъ будетъ абсолютенъ или отвѣтственъ; пусть его подчинятъ правильному контролю, или же избавятъ отъ этого; пусть его ограничатъ въ преимуществахъ, или дадутъ ему неограниченную власть: во всякомъ случаѣ этотъ центръ, шкворень всей системы, останется болѣе или менѣе конституціонной фикціей, но никогда не сдѣлается полной реальностью, въ силу самой природы вещей, по которой всякій организмъ, выводящій изъ своихъ естественныхъ границъ и стремящійся захватить или присоединить къ себѣ другіе организмы, теряетъ въ силѣ то, что выигрываетъ въ пространствѣ, и клонится къ разложенію. Я сказалъ уже, что правительство, такимъ образомъ устроенное, принужденное вездѣ давать о себѣ знать, послѣдовательно принимать всѣ формы, быть всѣмъ понемногу, не можетъ назваться нераздѣльнымъ и въ этомъ отношеніи погрѣшаетъ противъ существеннаго закона власти, что поставленное такимъ образомъ въ постоянное противорѣчіе съ самимъ собою, оно въ концѣ концовъ истощитъ свой собственный абсолютизмъ и погрузится въ анархію. Такое явленіе представляетъ намъ прежняя французская монархія, утомленная послѣ смерти Лудовика XIV антагонистическими элементами, изъ которыхъ состояла нація, и вынужденная, въ надеждѣ на спасеніе, отказаться отъ своихъ полномочій созваніемъ генеральныхъ штатовъ.

Докажемъ сперва, что даже въ аутократическомъ правленіи, при личности государя и династической наслѣдственности, централизація — химера.

Изъ всѣхъ нашихъ конституцій, съ точки зрѣнія сосредоточенія власти и поглощенія государственныхъ силъ, самая логическая есть безспорно конституція 1804 г. Въ дѣйствительности эта конституція даже не представляетъ единства, потому что она заключается въ томъ, что въ центръ берется одинъ человѣкъ и этотъ человѣкъ ставится на мѣсто націи, ея провинцій, расъ, мѣстностей, закрываемыхъ императорскимъ плащомъ. Создавъ первую имперію, Франція оффиціально перестала представлять систему; она стала управляться сенатусъ-консультами, продиктованными императоромъ, изъ которыхъ первый и самый важный названъ былъ органическимъ сенатусъ-консультомъ. Надо видѣть, въ чемъ состоялъ этотъ организмъ. Никогда деспотизмъ не выказывалъ такого излишества и безцеремонности. Существованіе нѣкоторыхъ вещей можно до нѣкоторой степени терпѣть и извинять, но писать ихъ — вѣчный позоръ для націи.

Глава I. Ст. 1. — Правительство республики ввѣряется императору, носящему титулъ императора французовъ. Правосудіе отправляется во имя императора поставленными имъ сановниками. Ст. 2. — Наполеонъ Бонапартъ, нынѣшній первый консулъ республики, есть императоръ французовъ.

Вся наполеоновская система заключается въ этой первой главѣ. Остальное ничто иное какъ пустое оглавленіе подробностей. Обратите вниманіе на исходную точку правосудія и на сочетаніе этихъ двухъ словъ: Республика, или что тоже демократія, и императоръ. Это чудовищно, но логично.

Все общество, государство, правительство, граждане, производители, самая церковь, входитъ въ область правосудія. Правосудіе, по теоріи, которая на мѣсто самодержавія короля поставила самодержавіе народа, исходитъ изъ демократіи; демократія, на основаніи утвержденнаго народнымъ голосованіемъ сенатусъ-консульта 28 Флореаля, воплотилась въ ея императорѣ; поэтому императоръ все, и правосудіе отправляется во имя его. Вотъ вамъ и общественный договоръ.

Глава II. — О наслѣдственности императорскаго достоинства.

Глава III. — Объ императорскомъ домѣ.

Глава IV. — О регентствѣ.

Глава V. — О высшихъ сановникахъ имперіи.

Высшіе сановники имперіи: великій избиратель, архиканцлеръ, главный казначей, коннетабль, великій адмиралъ (за тѣмъ слѣдуетъ подробное исчисленіе ихъ занятій, представляющихъ лишь одну формальную сторону).

Глава VI. — О главныхъ чиновникахъ имперіи. Перечисленіе въ родѣ предыдущаго, не представляющее для васъ никакого интереса.

Глава VII. — О присягахъ. Перечисленіе чиновниковъ, подвергаемыхъ присягѣ, и формула послѣдней.

Глава VIII. — О сенатѣ. Перечисленіе составляющихъ его личностей; фантастическія преимущества.

Глава IX. — О государственномъ совѣтѣ. Вполнѣ подчиненная контора, раздѣленная на шесть отдѣленій.

Глава X. — О законодательномъ корпусѣ. Перечисленіе занятій и только. Ни иниціативы, ни обсужденія, ни гласности, ни контроля. Законодательный корпусъ вотируетъ налоги; но можетъ ли онъ отвергать ихъ?

Глава XI. — О трибунатѣ. Онъ былъ уничтоженъ въ 1807 г., какъ безполезное колесо. Императоръ могъ бы тоже сдѣлать съ сенатомъ, законодательнымъ корпусомъ и со всѣмъ остальнымъ. Онъ ни въ комъ не нуждался, даже въ собственной своей династіи; ему довольно было бы однихъ исполнителей; но онъ любилъ іерархію.

Глава XII. — Объ избирательныхъ коллегіяхъ. Система 1802 г. въ четыре и даже пять степеней. Цензитарныя условія; меры, помощники ихъ, мировые судьи, предсѣдатели коллегій назначаются императоромъ. (См. ниже).

Глава XIII. — О верховномъ императорскомъ судѣ. Исключительное правосудіе: оно неизбѣжно въ аутократическомъ іерархическомъ государствѣ.

Глава XIV. — О судебномъ сословіи. Подробности, неимѣющія серьознаго значенія.

Глава XV. — Объ обнародованіи законовъ.

Все это было утверждено большинствомъ 3.521,675 голосовъ противъ 2679. Наполеона обвиняли въ томъ, что онъ своимъ честолюбіемъ и войнами убилъ два милліона людей. Если бы эти два милліона убитыхъ взяты были изъ числа 3.521,675, вотировавшихъ имперію, то я преклонился бы передъ провидѣніемъ, но меня смущаетъ то обстоятельство, что большинство подавшихъ голосъ за имперію впослѣдствіи стало на сторону Бурбоновъ и хартіи.

Полагаю — не легко было бы еще болѣе упростить и централизовать правительство и такъ всецѣло уничтожить, въ пользу аутократической верховной власти, вольности великой націи. Наполеонъ — централизаторъ по преимуществу; онъ возстановляетъ дворянство, но не какъ институтъ, высшій классъ общества, а какъ орудіе власти, собственно для себя; своими электоральными перегонами онъ уничтожаетъ демократію, хотя и добивается ея голосовъ; онъ презираетъ контроль буржуазнаго представительства, хотя и подчиняетъ ему свой бюджетъ; онъ гаситъ политическую жизнь въ городахъ и деревняхъ; преобразуетъ въ іерархію естественную оппозицію элементовъ, борьба которыхъ составляетъ душу цивилизаціи и обезпечиваетъ прогрессъ; наконецъ, чтобы освободиться отъ своихъ брюмерскихъ товарищей, сообщниковъ его узурпаторства, сдѣлавшихся его сенаторами, министрами, высшими сановниками и т. п., онъ возстановляетъ въ своемъ лицѣ династическое право; провозглашаетъ себя императоромъ, источникомъ всякаго права; заставляетъ папу помазать себя на царство, не удостоивая сказать въ своей конституціи ни одного слова о церкви, которую вскорѣ доводитъ до раскола, и выставляетъ себя рѣшительно полубогомъ.

Конституція XII года можетъ быть разсматриваема какъ усовершенствованіе централизаторской системы; мы уже видѣли, какъ съ логикой, презирающей всякое человѣческое сужденіе, система эта сосредоточивается и воплощается въ одномъ человѣкѣ.

Хорошо! какой же отвѣтъ дастся на все это разумомъ и опытомъ? Троякій, уничтожающій систему и покрывающій срамомъ узурпатора.

Первый отвѣтъ заключается въ томъ, что вся эта аутократія существуетъ лишь фигурально, потому что правительство большаго государства содержитъ въ себѣ множество интересовъ и воль, для которыхъ аутократъ является не болѣе какъ представителемъ, если предположить, что эти воли согласны существовать и дѣйствовать посредствомъ представительства.

Второй отвѣтъ состоитъ въ томъ, что какъ только аутократъ, преставляющій столько различныхъ воль, которыя скорѣе терпятъ его, чѣмъ въ немъ нуждаются, не удовлетворитъ ихъ, или же сдѣлается для нихъ противенъ, то можетъ разсчитывать, что онѣ возстанутъ на него и даже посягнуть на его личность.

Третій отвѣтъ тотъ, что если элементъ цезаризма, всегда склонный къ завоеванію и нетерпящій независимости, съ одной стороны всего охотнѣе сходится съ централизаціей, даже ищетъ ея и ставитъ ее себѣ въ заслугу, то съ другой стороны, по той же причинѣ, элементъ этотъ труднѣе всего согласить со множествомъ мѣстныхъ аутономій, по поводу которыхъ можно выразиться, что законность (Loyalisme) кончается тамъ, гдѣ начинается ихъ интересъ и гдѣ проявляется ихъ воля.

Монархія, выраженіе и символъ политическаго единства, можетъ быть на своемъ мѣстѣ напр. въ городѣ, естественной группѣ, которая живетъ своей собственной жизнью, нарождаетъ изъ собственныхъ нѣдръ свое правительство, подобно матери, рождающей свое дитя, внушаетъ ему съ колыбели свою мысль, сознаетъ себя въ немъ и радуется своему созданію, которое зовется меромъ, бургомистромъ, королемъ, patres conscripti или муниципальнымъ совѣтомъ. Но этотъ самый государь, или исполнительная власть — природный царь въ своей странѣ не сохраняетъ того же характера авторитета и законности въ глазахъ присоединенныхъ группъ, которыхъ частныя воли всегда выкажутся, что бы онъ ни дѣлалъ, болѣе или менѣе ослушными приказаніямъ метрополіи.

Короче сказать, монархія слѣдуетъ во всѣхъ своихъ движеніяхъ за централизаціей; ихъ участь одинакова; сила одной указываетъ могущество другой. Въ этомъ кроется причина предосторожностей, принимаемыхъ въ новѣйшихъ конституціонныхъ государствахъ не столько противъ центральной власти, сколько противъ самаго короля; здѣсь источникъ ограниченій, налагаемыхъ на прерогативу короны, но которыя имѣютъ своимъ слѣдствіемъ лишь возбужденіе монархическаго принципа, заставляющее его вдаваться то въ абсолютизмъ, то въ демагогію.

Такія сужденія здраваго смысла подтверждаются фактами. Конституція 1804 г. первая свидѣтельствуетъ противъ притязаній ея автора. Къ чему этотъ сенатъ, столь послушный и раболѣпный, преобразованный въ выгодную и почетную синекуру, но безъ преимуществъ, безъ независимости, безъ власти, къ чему, какъ не для прикрытія личнаго каприза властелина личиною преній и коллективности? Къ чему этотъ законодательный корпусъ, простая регистратурная палата, избираемая сенатомъ по списку, представляемому департаментами послѣ трехъ степеней избранія, и возобновляемая ежегодно на одну пятую часть, къ чему онъ, какъ не для сохраненія между императоромъ и департаментами какого-то признака общенія? — Къ чему, спрашиваю я, все это лицемѣріе, всѣ эти конституціонныя пошлости, какъ не для того, чтобы поставить преграду отдѣльнымъ волямъ, которыхъ нельзя уничтожить?

Императоръ, надѣясь раззорить Англію, придумываетъ континенентальную блокаду: тотчасъ же организуется контрабанда въ огромныхъ размѣрахъ; приморскіе города испускаютъ страшные вопли, видя уничтоженіе своей торговли. Что же дѣлаетъ императоръ? Онъ продаетъ за деньги позволеніе вести торговлю колоніальными товарами и становится такимъ образомъ монополистомъ этихъ товаровъ. Это тоже, что прежній голодный договоръ (pacte de famine), только безъ формальнаго утвержденія императорскимъ декретомъ.

Чтобы раздѣлаться съ папой, Наполеонъ созываетъ соборъ, названный конституціоннымъ и составленный разумѣется изъ прелатовъ, искреннихъ галликанъ, преданныхъ его власти, его династіи и его личности. Но что же? Оказывается, что эти епископы остаются по прежнему истинными христіанами, католиками, священниками, одушевленными духомъ церкви, говорящей ихъ устами, сохраняя вполнѣ подобающее уваженіе къ Наполеону, они становятся на сторону папы; и соборъ обращается въ поношеніе для императора.

Недовольный Таллейраномъ, порицавшимъ его политику, и Фуше, позволявшимъ иногда себѣ въ полицейскихъ рапортахъ дѣлать почтительныя замѣчанія, Наполеонъ объявляетъ имъ свое неудовольствіе. Къ чему же это служитъ? Фуше продолжаетъ пользоваться полиціей, но уже для самого себя; онъ наблюдаетъ за императоромъ, выслѣживаетъ его путь, проникаетъ въ его рѣшенія, предвидитъ его паденіе; и изъ этого нѣмаго протеста оскорбленныхъ личностей нарождается мысль, которая черезъ три мѣсяца заставляетъ Наполеона подписать отреченіе отъ престола.

Такимъ образомъ аутократъ, для поддержанія своей воли противъ воль страны, вынужденъ вести войну со своими собственными подданными, войну истребительную. Гдѣ-то я читалъ, что жители одной общины, расположенной на границахъ въ неприступной трущобѣ, въ надеждѣ на безнаказанность, отказались отъ повиновенія императорскимъ декретамъ; община эта была окружена вооруженной силой; дома были сожжены, снесены съ лица земли, виновные перебиты, женщины и дѣти выселены на чужбину далеко отъ родины. Ubi solitudinem faciunt, pacem appellant. Императоръ показалъ примѣръ: онъ уничтожилъ гнѣздо возмущенія, убилъ людей; но воли?..

Давимыя аутократіей, воли составляютъ заговоры противъ аутократа. При этомъ необходимо замѣтить слѣдующій фактъ: при старой монархіи города и провинціи сохраняли въ широкихъ размѣрахъ свои льготы и обычаи. Они платили, но чувствовали свое существованіе, были самостоятельны. Поэтому цареубійство было рѣдко. Оно обнаруживалось лишь въ религіозныя войны. Послѣ революціи 1789 г. централизація становится правительственнымъ догматомъ и вмѣстѣ съ этимъ въ ужасающей степени учащается цареубійство; оно становится эндемическимъ, конституціоннымъ (ст. 35 Провозглашеніе правъ 1793 г.). Примѣръ подаетъ конвентъ: сперва онъ убиваетъ Лудовика XVI, затѣмъ, какъ бы желая выместить свою диктатуру на невинныхъ, онъ убиваетъ жену короля, сестру короля, сына короля. Потомъ убиваетъ онъ конституціоналистовъ или фельяновъ, жирондистовъ, Байльи, Барнава, Малерба, Лавуазье, всѣхъ имѣвшихъ какое либо значеніе въ абсолютной или представительной монархіи. Затѣмъ начинаются репрессаліи: тѣлохранитель Пари убиваетъ Лепеллетье, Шарлотта Кордей Марата, королей тогдашней минуты; Сесиль Рено пытается убить диктатора Робеспьерра, который спустя нѣсколько недѣль погибаетъ отъ термидоріанской реакціи. Секціи (городскія части) затѣваютъ заговоръ въ вандемьерѣ, якобинцы въ преріалѣ; затѣваютъ заговоры и Бабефъ и оба Совѣта, что въ свою очередь влечетъ за собою вандомскія экзекуціи и фруктидорскія ссылки. Наконецъ директорія затѣваетъ заговоръ противу самой себя и вызываетъ этимъ узурпацію Бонапарта.

Но и Бонапартъ не избѣгаетъ общей участи. Его военная диктатура суровѣе диктатуры конвента и директоріи; заговоръ противъ него неистовствуетъ. Въ 1800 г. заговоръ республиканцевъ и заговоръ роялистовъ; — въ 1803 г. заговоръ Пишегрю и заговоръ Кадудаля; — въ 1808 и 1809 гг., военный заговоръ, извѣстный подъ названіемъ заговора Филадельфовъ; — въ 1812 г. заговоръ генерала Малле; — въ 1813 г. роялистское волненіе, ропотъ въ законодательномъ корпусѣ; — въ 1814 г. возстаютъ города, появляются Бурбоны; охранительный сенатъ объявляетъ низложеніе Наполеона. Не обнаруживаютъ ли эти факты болѣе чѣмъ одновременность, связь между явленіемъ и причиной? Предположите вмѣсто всѣхъ этихъ властелиновъ-централизаторовъ, вмѣсто конвента, Наполеона I, Бурбоновъ, Лудовика-Филиппа, Наполеона III, федеральное единство, выраженіе договора взаимнаго страхованія между 15 или 18 самостоятельными провинціями: неужели вы думаете, что заговоръ напалъ бы на такое единство, хотя бы оно было представляемо однимъ человѣкомъ, называвшимся королемъ?

Всего ужаснѣе то, что децентралистическій заговоръ, если добьется цѣли послѣ множества неудачъ, то не останавливается на государѣ, а поражаетъ заодно и династію.

Лудовикъ XVI убитъ вмѣстѣ съ своей семьей.

Казненъ Робеспьерръ, а съ нимъ и его партія, якобинцы.

Наполеонъ низвергнутъ съ престола вмѣстѣ съ своимъ потомствомъ.

Карлъ V изгнанъ, а за нимъ послѣдовала въ изгнаніе и вся его семья.

Лудовикъ-Филиппъ низвергнутъ въ свою очередь, и младшая вѣтвь, подобно старшей, осуждены на изгнаніе.

И замѣтьте, что ни одинъ изъ этихъ династовъ не погибъ за свои личныя преступленія или за пороки своего правительства. Лудовикъ-Филиппъ былъ образцомъ отцовъ семейства; и если не обращать вниманія на неудобства централизаціи и на порождаемыя ею интриги и развращеніе, то іюльское правительство было довольно сносно. Большинство направленныхъ противъ него обвиненій, въ родѣ системы мира во что бы то ни стало и оставленія на произволъ судьбы Польши, обращаются въ настоящее время въ похвалу ему.

Карлъ X былъ прозванъ, и не безъ основанія, королемъ-рыцаремъ. Самый большой упрекъ, какой можно сдѣлать его частной жизни, тотъ, что, подобно Лафонтену, онъ искупалъ въ старости чрезмѣрной набожностью грѣшки своей молодости. Что же касается до его правительства, то оно, если оставить въ сторонѣ ретроградныя поползновенія этого вождя эмиграціи, было несравненно нравственнѣе при Карлѣ X, чѣмъ когда либо впослѣдствіи. Робеспьерръ, несмотря на ужасъ, которымъ террористическая система запятнала его имя, сохранилъ за собою репутацію добродѣтельнаго и неподкупнаго. Онъ мечталъ о платоновской республикѣ, когда былъ захваченъ върасплохъ возмущеніемъ. Лудовикъ XVI обладалъ всѣми добродѣтелями частнаго человѣка; никто больше его не любилъ своего народа; къ несчастію для самого себя онъ былъ искренно враждебенъ идеямъ своего вѣка, не вѣрилъ ни въ философію, ни въ революцію, ни въ особенности въ конституціонное правленіе. Что касается до Наполеона, то онъ и теперь еще народный герой, Франція все ему простила. Его администрація была просвѣщенна, бдительна, экономна, справедлива: ей недоставало лишь одного — либерализма.

Должно быть велико преступленіе унитаризма, когда такой народъ, какъ нашъ, преслѣдуетъ его съ такимъ ожесточеніемъ въ лицѣ лучшихъ своихъ государей. Не спасаютъ ихъ никакія добродѣтели, никакая слава, и въ нашихъ распряхъ съ властью династія всегда является солидарною съ ея главой; такого характера не представляетъ англійская революція 1688 г., такъ какъ одинъ и тотъ же актъ, низложившій Іакова II, опредѣлилъ вступленіе на престолъ его зятя, Вильгельма III. Народъ англійскій не такъ унитаренъ, какъ нашъ; у него меньше страсти къ единству, а потому меньше и ненависти. Онъ умѣлъ обуздать династію, подчинить ее своей волѣ; онъ не вырвалъ ее съ корнемъ. Не слѣдуетъ ли заключить изъ этого, что между принципами централизаторскимъ и династическимъ существуетъ скрытая связь, которая, при возмущеніи, переноситъ преступленіе отца на дѣтей. Предоставляю обсудить эту тайну самому читателю.

Сдѣлаемъ выводъ: политическій унитаризмъ или другими словами централизація, на сколько она выражается въ удержаніи въ правительственной нераздѣльности группъ, которыя по природѣ аутономны и по здравому смыслу должны быть независимы и лишь соединены между собою федеративной связью, есть конституціонная фикція, исполненная противорѣчій въ теоріи и неосуществимая на практикѣ. Въ ней заключается настоящая причина тѣхъ безпрерывныхъ династическихъ перемѣнъ, которыя уже 75 лѣтъ потрясаютъ наше общество. Поэтому настоящую тираннію въ новѣйшихъ обществахъ нельзя иначе опредѣлить, какъ слѣдующей формулой: Поглощеніе самостоятельныхъ мѣстностей одною центральною властью съ цѣлью или династическаго преобладанія, или же эксплоатаціи въ пользу дворянства, буржуазіи или санкюлотовъ.