Ревю стариков

В том барселонском знаменитом кабаре

встал дыбом зал, как будто шерсть на кабане,

и на эстраде два луча, как два клыка,

всадил с усмешкой осветитель в старика.

Весь нарумяненный, едва стоит старик,

и черным коршуном на лысине парик.

Хрипит он, дедушка, затянутый в корсет:

«Мы — труппа трупов — начинаем наш концерт!»

А зал хохочет, оценив словесный трюк,

поскольку очень уж смешное слово — «труп»,

когда сидишь и пьешь, вполне здоров и жив,

девчонке руки на колено положив.

Конферансье, по-мефистофельски носат,

нам представляет человечий зоосад:

«Объявляю первый номер!

Тот певец, который помер

двадцать пять, пожалуй, лет назад…»

И вот выходит хилый дедушка другой,

убого шаркнув своей немощной ногой

и челюсть юную неверную моля,

чтобы не выпала она на ноте «ля».

Старик, фальшивя, тянет старое танго,

а зал вовсю ему гогочет: «Иго-го!»

Старик пускает, надрываясь, петуха,

а зал в ответ ему пускает: «Ха-ха-ха!»

Опять хрипит конферансье, едва живой:

«Наш танцевальный номер — номер огневой!

Ножки — персики в сиропе!

Ножки — лучшие в Европе,

но, не скрою, — лишь до первой мировой!»

И вот идет со штукатуркой на щеках

прабабка в сетчатых игривеньких чулках.

На красных туфлях в лживых блестках мишуры

я вижу старческие тяжкие бугры.

А зал защелкнулся, как будто бы капкан.

А зал зашелся от слюны: «Канкан! Канкан!»

Юнец прыщавый и зеленый, как шпинат,

ей лихорадочно шипит: «Шпагат! Шпагат!»

Вот в гранд-батман идет со скрежетом нога,

а зал скабрезным диким стадом: «Га-га-га…»

Я от стыда не поднимаю головы,

ну а вокруг меня сплошное: «Гы-гы-гы…»

О, кто ты, зал? Какой такой жестокий зверь?

Ведь невозможно быть еще подлей и злей.

Вы, стариков любовью грустной полюбя,

их пожалейте, словно будущих себя.

Эх вы, орущие соплюшки, сопляки,

ведь вы — грядущие старушки, старики,

и вас когда-нибудь грядущий юный гад

еще заставит делать, милые, шпагат.

А я бреду по Барселоне, как чумной.

И призрак старости моей идет за мной.

Мы с ним пока еще идем раздельно, но

где, на каком углу сольемся мы в одно?

Да, я жалею стариков. Я ретроград.

Хватаю за руки прохожих у оград:

«Объявляю новый номер!

Я поэт, который помер,

но не помню, сколько лет назад…»

1967, Барселона — Москва

Евгений Евтушенко.

Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

Загрузка...