Глава 5

Я подъехал по разбитому асфальту к автомагистрали. Через перекресток, на стене закусочной, большой и полинявший плакат рекламировал «Креветки Джимбо». Я вышел из машины, и в ноздри ударил запах чего-то горелого.

Полная женщина за стойкой держалась так, словно всю жизнь прождала кого-то, только не меня.

Я устроился в будочке у окна, отчасти заслоненного неработавшей неоновой рекламой пива. Женщина положила передо мной нож, вилку, бумажную салфетку и поставила стакан с водой. Других посетителей не было.

— Креветки Джимбо? — осведомилась она.

— Нет, спасибо, я выпью кофе.

— Двадцать центов, если не заказываете еды, — сухо обронила она и забрала нож, вилку и салфетку. Я сидел, неторопливо попивая кофе и поглядывая на дорогу, ведущую от берега.

Серое небо стало потихоньку проясняться. В облаках показалось солнце, больше похожее на маленькую водянистую луну, очистился горизонт, море из серого сделалось серо-голубым. Прибой так усилился, что его было слышно даже здесь.

Со стороны поселка проехало несколько машин, но зеленого «бьюика» не было. Чтобы скоротать время, я заказал еще кофе. Добавка обошлась мне в десять центов.

Черно-белый, похожий на зебру катафалк подъехал к закусочной. Из кабины и кузова появились четверо парней и две девицы, выглядевшие на удивление похоже. Волосы, выцветшие от солнца и перекиси водорода, были длинными у ребят и короткими у девиц. Поверх купальников и плавок у них были голубые свитера. Это все напоминало форму. Лица были загорелыми и неприветливыми.

Они вошли в закусочную, уселись вокруг одного из столов, заказали шесть кружек пива и стали попивать его, закусывая большими сандвичами, которые девицы понаделали из длинных французских батонов и припасов, что они захватили с собой в бумажных пакетах. Ели они размеренно, но с большим аппетитом. Время от времени высокий, державшийся суверенностью вожака, отпускал реплики начет прибоя. Складывалось впечатление, что речь шла о верховном божестве их племени.

Затем, как по команде, они встали и все разом двинулись к катафалку. Двое ребят уселись впереди, остальные сзади, где у них лежали доски для серфинга. Одна из девиц, хорошенькая, глянула в окошко и высунула язык. Сам не знаю почему, я ответил тем же. Катафалк выехал на дорогу, ведущую в поселок.

— Береговая шпана! — фыркнула женщина за стойкой. Она говорила сама с собой. Тот, кто заказывает два кофе за час, вполне может быть отнесен к упомянутой категории. То ли выпитый кофе, то ли ожидание взвинтили мои нервы. Для успокоения я заказал пива и снова уставился в окно.

Женщина продолжала бубнить себе под нос:

— Подумаешь, раскрасили катафалк, как зебру. Ну и что с того? Неужели они думают, что к ним будут лучше относиться? Им наплевать и на живых и на мертвых. Как мне, интересно, сводить концы с концами, если все начнут приносить жратву с собой? Куда катится мир?

Из-за крутого поворота на склоне показалась машина Гарриет. Когда «бьюик» выехал на шоссе, я заметил, что за рулем была Гарриет, а ее приятель сидел рядом. На нем был серый костюм и рубашка с галстуком, и он сильно смахивал на манекен в витрине магазина мужской одежды. Зеленый «бьюик» повернул на юг, в сторону Лос-Анджелеса.

Я поехал за ними. В Малибу им пришлось сбросить скорость, и я оказался у них на хвосте, когда они въезжали в Лос-Анджелес. Затем они свернули влево, к бульвару Сансет. Когда я собирался сделать то же самое, загорелся красный свет. Пока я ждал зеленого, «бьюик» скрылся из вида. Я пытался его нагнать, но на извилистой трассе было трудно разогнаться.

Я помнил, что Блекуэллы жили где-то на горе недалеко от Сансета. Вдруг Гарриет едет к родителям, подумал я, и свернул в роскошные ворота Бель-Эра. Но дом полковника мне отыскать самому не удалось и пришлось заехать в отель навести справки.

Дом был виден из бара отеля. Бармен в белой куртке показал его мне — красивый особняк в испанском стиле на самой верхотуре. Вручив бармену доллар из денег полковника, я спросил его, не знает ли он, что за человек Блекуэлл.

— В общем-то нет. Он не из тех, кто любит поболтать за рюмкой.

— Как же он пьет?

— Молча.

Я снова сел в машину и поехал в гору по извилистой дороге. Перед домом за живой изгородью розовый сад. На полукруглой аллее стоял зеленый «бьюик».

Над крышей «бьюика» возвышалась седая голова полковника. Он что-то громко говорил. Мне с улицы были слышны отдельные слова, в том числе: «мерзавец и нахлебник».

Я подошел ближе и увидел, что в руках у Блекуэлла была двустволка. Берк Дэмис вылез из машины и что-то ему сказал. Что именно, я не слышал, но после этого двустволка уперлась ему в грудь. Берк Дэмис попытался ухватиться за стволы. Полковник сделал шаг назад, прижимая приклад к плечу. Дэмис сделал шаг вперед, как бы вызывая огонь на себя.

— Давайте, стреляйте. По крайней мере, тогда-то они выведут вас на чистую воду.

— Предупреждаю, что мое терпение может лопнуть.

Дэмис рассмеялся:

— Это еще только цветочки, приятель!

После этого обмена любезностями я вылез из машины и медленно двинулся к ним. Мне хотелось сохранить крайне неустойчивое равновесие. Было очень тихо. Тишину нарушало только их тяжелое дыхание, шум гравия под моими ногами и курлыканье горлицы на телевизионной антенне.

Я поравнялся с Берком Дэмисом и Блекуэллом, но они даже не взглянули на меня. Они не касались друг друга, но на их лицах было такое выражение, словно они сошлись в смертельной схватке. Дуло двустволки взирало на происходящее, словно пустые безумные глаза маньяка.

— На крыше горлица, — миролюбиво заметил я. — Если у вас руки чешутся кого-нибудь подстрелить, почему бы не выстрелить в птицу. Или в ваших краях это запрещено законом? Я помню, что у вас есть какой-то такой закон...

Полковник повернул ко мне искаженное злобой лицо. Ружье тоже повернулось в мою сторону. Я ухватил рукой ружье и направил его в мирное небо. Затем я вынул двустволку из рук полковника и открыл затвор. В каждом стволе было по патрону. Разряжая двустволку, я сломал ноготь.

— Верните ружье, — потребовал полковник.

Я вернул ему разряженную двустволку.

— Стрельбой еще никто ничего не решил. Разве на войне вы это не поняли?

— Этот тип нанес мне оскорбление.

— По-моему, оскорбления были взаимные.

— Но вы не слышали, что он мне сказал. Он сделал грязный намек...

— Значит, вы предпочитаете большие грязные заголовки в газетах и длинный грязный процесс в Верховном суде?

— Чем грязнее, тем лучше, — вставил Берк Дэмис.

Я обернулся к нему:

— Помолчите!

Его взгляд был пристален и мрачен.

— Вы не можете заставить меня молчать. И он тоже.

— Ему это почти удалось. Один-два выстрела с такого расстояния успокоили бы вас надолго.

— Это вы ему скажите. Мне наплевать.

У него был вид человека, которому действительно наплевать. И на себя, и на всех остальных. Но под моим взглядом он чуть поостыл. Он сел в машину рядом с Гарриет и захлопнул дверь. В его действиях смелость сочеталась с какой-то таинственностью.

Блекуэлл зашагал к дому, я двинулся следом. Веранда была вся в фуксиях, которые цвели в подвесных красных кадках мамонтового дерева. Мне померещилось, что в кадках переливается кровь и течет через край.

— Вы чуть было не убили человека, полковник. Ружье следует держать разряженным и под замком.

— Я обычно так и поступаю.

— Вам следовало бы выбросить ключ в окно.

Он посмотрел на двустволку, словно не понимая, как она могла оказаться у него в руках. Под глазами полковника набрякли мешки.

— Как это получилось? — спросил я.

— Предысторию вы знаете. Он вторгся в мой дом, пытаясь завладеть самым дорогим моим достоянием.

— Дочь все-таки не достояние.

— Я должен ее защищать. Если не я, то кто? Несколько минут назад она сообщила, что собирается обручиться с этим типом. Я попробовал ее урезонить. Она назвала меня маленьким Гитлером, учредившим частное гестапо. Такое обвинение из уст родной дочери причиняет боль, но этот, — он злобно посмотрел в сторону «бьюика», — высказался еще похлеще.

— Что же он сказал?

— Я не могу повторить это на людях. Он облил меня грязью. Это гнусная ложь! Я всегда был честен с другими людьми, и уж особенно с моей дочерью!

— Я в этом не сомневаюсь. Просто хотелось бы понять, что творится в голове Дэмиса.

— Взбалмошный тип, — сказал Блекуэлл. — Он может быть опасен.

«Оба вы хороши», подумал я.

Хлопнула дверь на веранду, и среди фуксий появилась Гарриет. Она переоделась в светлый костюм акульей кожи и шляпку с серой вуалью. Вуаль мне не понравилась — она напоминала одновременно и о невестах и о вдовах. В одной руке у нее была голубая шляпная картонка, в другой тяжелый голубой чемодан.

Отец встретил ее на ступеньках и потянулся к чемодану:

— Разреши, я помогу тебе, дорогая.

Она отпрянула от него.

— Спасибо, управлюсь сама.

— Это все, что ты можешь мне сказать?

— Все уже сказано. Мы знаем, как ты к нам относишься. Мы уезжаем туда, где ты нас не будешь преследовать. — Ее холодный взгляд упал на меня, потом на двустволку. — Здесь я не чувствую себя в безопасности.

— Ружье разряжено, — сказал я. — Никто не пострадал и не пострадает. Может, вы передумаете, мисс Блекуэлл? Подумайте хотя бы день.

Она не удостоила меня ответом.

— Отзови своих легавых, — сказала она отцу. — Мы с Берком решили пожениться, и ты не имеешь права нам мешать. Должен же быть какой-то предел, даже если ты отец...

— Но дорогая, я не хочу делать ничего такого...

— Вот и не делай!

Меня удивила его кротость. Но у него не хватило сил продолжать в том же духе. В него снова вселился злой демон:

— Ты сделала выбор. Я умываю руки. Отправляйся со своим любовником куда хочешь. Барахтайся с ним в грязи. Я и пальцем о палец не ударю, чтобы тебя вытащить.

Гарриет отвечала со сдержанной яростью:

— Ты говоришь ерунду, отец. Что за бес тебя обуял?

Она зашагала к машине, размахивая своими пожитками, как оружием. Дэмис взял коробку и чемодан и поставил в багажник, где уже стоял его чемодан.

Из дому вышла Изобел Блекуэлл и стала спускаться по ступенькам веранды. Проходя между мной и своим мужем, она пожала ему руку выше локтя, в знак сочувствия, а может, и порицания. Она подошла к Гарриет:

— Зря ты так поступаешь с отцом.

— Я тут ни при чем.

— Его это очень огорчает. Он же любит тебя.

— Зато я его не люблю.

— Ты раскаешься в этих словах, Гарриет. И когда это произойдет, пожалуйста, дай ему знать.

— Это еще зачем? У него же есть ты.

Изобел пожала плечами так, словно давала понять, что не представляет собой большой ценности.

— Ты для него важнее. Ты можешь разбить ему сердце.

— Придется ему это пережить. Извини, если я обидела тебя. — Гарриет порывисто обняла мачеху. — Ты удивительно ко мне относилась, гораздо лучше, чем я заслуживаю.

Изобел похлопала ее по спине, глядя на Дэмиса. У того был вид любителя скачек, рискнувшего небольшой суммой.

— Надеюсь, вы будете заботиться о ней, мистер Дэмис.

— Постараюсь.

— Куда вы ее везете?

— Подальше отсюда.

— А если поточнее?

— Это ни к чему. Мы живем в большой и свободной стране. Пошли, Гарриет.

Она оторвалась от мачехи, села в машину на место водителя. Дэмис сел рядом. На всякий случай я запомнил номер. Они уехали, не оглянувшись.

Блекуэлл подошел к нам, неуверенно ступая по гравию. Казалось, его туловище съежилось, а голова выросла.

— Вы их упустили! — осуждающе бросил он мне.

— Я же не мог применить силу! Как иначе их было остановить?

— Почему вы за ними не поехали?

— С какой стати? Вы же сказали, что умываете руки.

— Может, все к лучшему, Марк, — подала голос его жена. — Если ты будешь продолжать в том же духе, то сойдешь с ума. Надо принимать вещи как есть.

— И не собираюсь! И с ума я не сойду. В жизни не чувствовал себя лучше. Мне не нравятся намеки насчет моей психики!

В его голосе опять послышались бредовые нотки. Жена положила ему руку на плечо.

— Пойдем в дом. Тебе надо прийти в себя.

— Оставь меня в покое! — Он смахнул ее руку и повернулся ко мне: — Я хочу, чтобы Дэмис оказался за решеткой, слышите?

— Для этого надо доказать, что он совершил преступление.

— Он с девушкой пересек границу штата в аморальных целях[3].

— Разве?

— Он привез мою дочь из Мексики в Калифорнию.

— Но разве брак — аморальное деяние?

Изобел хмыкнула. Муж сердито повернулся к ней.

— Что тут смешного?

— В общем-то ничего. Но лучше смеяться, чем плакать. Лучше выйти замуж, чем умереть. Я всего лишь цитирую то, что ты говорил мне. Разве ты забыл?

Изобел говорила вроде бы на полном серьезе, но в словах ее таилась ирония. Блекуэлл зашагал к дому с ружьем в руках. Он хлопнул дверью с такой силой, что горлица взлетела с антенны. Изобел развела руками так, словно упустила птицу покрупнее.

— Ну что с ним делать?

— Дайте ему транквилизатор.

— Он уже целую неделю на транквилизаторах. И все без толку. Если так будет продолжаться, он совсем развалится.

— Меня беспокоит не он один...

— Вы имеете в виду этого самого Дэмиса?

— Я имею в виду тех, кто встретится ему на пути.

Она легонько тронула меня за руку.

— Вы думаете, он может причинить кому-то вред?

— Вы знаете его лучше, чем я.

— Мне казалось, что я прекрасно знаю Марка. Но за последний год он сильно изменился. Его всегда отличала деликатность. Даже не верилось, что он имел какое-то отношение к армии. Собственно, военные явно тоже так считали. Сразу после войны его отправили на пенсию, как он ни сопротивлялся. Примерно тогда же его бросила Полина, его первая жена.

— Почему, если вы простите мое любопытство?

— Лучше спросить у нее самой. В один прекрасный день она отправилась в Неваду, получила развод и вышла за другого. За Кейта Хэтчена, зубного врача на пенсии. С тех пор они живут в Мексике. Разумеется, Полина с ее дантистом имеют право на счастливую семейную жизнь. Но с ее уходом у Марка не осталось ничего, кроме ружей, спорта и семейной истории рода Блекуэллов, которую он все эти годы пытается написать.

— И еще Гарриет?

— И еще Гарриет.

— Теперь я кое-что начинаю понимать. Значит, за этот год он сильно изменился. Что еще случилось, кроме того, что Гарриет познакомилась с Берком Дэмисом?

— Прошлой осенью Марк женился на мне, — сказала она с кривой усмешкой.

— Но вы не можете ни на кого дурно влиять!

— Спасибо. Может, вы и правы.

— Мне показалось, что вы гораздо дольше замужем. — Фраза прозвучала как вопрос и в то же время как выражение сочувствия.

— Вы так считаете? Конечно, я была до этого замужем. И я давно знала Марка — с тех самых пор, как Гарриет была еще в пеленках. Мой покойный муж очень дружил с Марком. Рональд был его двоюродным братом. — Тогда вы знаете много больше того, что рассказали. — Как и всякая женщина. Разве ваш опыт не подсказывает вам этого, мистер Арчер?

Мне нравилась ее сдержанная ироничная манера, хотя это и мешало получить новые сведения. Я описал рукой дугу, обведя дом, розы и то место, где еще недавно стояла машина Гарриет, и спросил:

— Ваше мнение: продолжать ли мне этим заниматься?

— Пожалуй, да, — задумчиво ответила она. — Марку очень нужен человек, на которого он мог бы опереться, с кем посоветоваться, хотя он не из тех, кто любит слушаться. Но мне понравилось, как вы пытались погасить скандал. Все могло плохо кончиться.

— Если бы ваш муж это понимал!

— Я уверена, что он все прекрасно понимает, хотя и не подает вида. — В ее темных глазах была тревога, — Вы очень выручили нас, мистер Арчер, и выручите еще, если не покинете нас. Узнайте все, что можно, о Дэмисе. Если вам удастся подтвердить его, так сказать, моральную кредитоспособность, это очень примирит Марка с браком. — Вы не хотите «отмыть» Берка Дэмиса во что бы то ни стало?

— Нет, конечно. Меня интересует правда, какой бы она ни была. И не только меня. А теперь прошу извинить — я посмотрю, как там мой муж. Поддерживать его — вот мое предназначение сейчас.

Она не жаловалась, хотя в голосе послышались покорные нотки. Она повернулась, чтобы идти, а я, глядя на ее стройную фигурку, пытался прикинуть возраст. Если она знала Блекуэлла, когда Гарриет была еще в пеленках, а познакомилась через первого мужа, то, стало быть, первый раз вышла замуж лет двадцать назад. Это означало, что сейчас ей за сорок.

Как, впрочем, и мне.

Загрузка...