Понятие о сокровище

— 15 — Возвращение домой

Комментарий к — 15 — Возвращение домой

Ну что ж, начинаем раздачу горячих пирожков:D

Пробуждения в больнице. Люблю это — просыпаешься с дикой головной болью, дезориентированный, окруженный белыми стенами и запахом стерильности. Ничего не можешь вспомнить первые мгновения, копаешься в памяти, как в старом бабулином комоде. Одни яркие пятна, все смешалось в тугой глубок.

Радовало, конечно, что очнулась не на дне морском. Могла и вовсе не очнуться. Ноги и руки целы, как минимум гипса не наблюдала в отличие от бинтов и пластырей. Тело будто поле боя.

Рядом с катетером висела кнопка вызова медперсонала. Из пейзажа за окном я могла лишь понять, что сейчас день или утро, поэтому не мешало воззвать к проводнику в реальный мир. Полагала, будет пара минут, чтобы подумать над интересующими меня вопросами, но дверь палаты открылась слишком быстро. Они что ли у прохода дежурили?

— Вижу, вы очнулись.

О, да? Думаю, выражение моего лица выглядело не менее глупо, чем проскочивший в мыслях вопрос. Но язвить мужчине, доктору, судя по — не знаю, мудрости в его взгляде? — не лучшая затея. Судя по его этническому происхождению, я все еще пребывала, наиболее вероятно, в Африке. Перелет на самолете я бы запомнила. А по оборудованию палаты — вряд ли на Мадагаскаре.

— А-а… где я?

Что-то в его словах или даже говоре казалось странным.

— Вы в больнице афан де Сен-Дени, Реюньон.

— Реюньон, — эхом отозвалась я.

Это же остров в семистах километрах от Мадагаскара, и не абы какой. Мать честная, я во Франции! И врач говорил на французском языке, вот этого я точно не ожидала.

— Да, мадмуазель Бон. Скажите, как вы себя чувствуете?

— А-а… — вряд ли это можно счесть за достойный ответ. — Не знаю… голова кружится, я… как я здесь оказалась? И кто… и я… я одна здесь?

Врач смотрел на меня, как на глупого ребенка, не меньше, наградил снисходительной улыбкой.

— Мадмуазель Бон, вы прибыли к нам шесть дней назад с сотрясением головного мозга и множественными ушибами, ссадинами и ожогами первой и второй степени.

— Шесть дней?

— Нас просили уведомить вашего юриста, когда вы придете в себя, — проигнорировав вопрос, сказал врач, а затем осторожно уточнил: — Мне следует позвонить вашему… юристу?

Я бы соображала быстрее, не будь всех этих завуалированных намеков на то, а не пытали ли меня, не требуется ли мне помощь посольства, чтобы сбежать из рук торговцев людьми?! Да, хотелось бы.

— Да, позвоните. Буду благодарна.

Надеюсь, голос прозвучал достаточно уверенно, чтобы избавить врача от подозрений, а меня — от ненужных вопросов. Мужчина оставил меня довольно быстро, и когда он выходил, я заметила человека напротив моей палаты. Меня сторожили, теперь понятно, откуда взялась такая нервозность и тайные знаки.

Шесть дней. Неслабо меня жизнь потрепала, если я лежала в отключке шесть дней, даже самое тяжелое похмелье не отправляло в нокаут на столь длинный строк. Хотя позабавило другое: скорость реакции врача меркла на фоне того, как быстро ко мне явился юрист. В прямом смысле слова — юрист. То есть мужик настолько промаринованный тонкостями большой буквой закона, что даже в рубашке-поло он уже выглядел так, словно мог отсудить у вас все имущество.

— Добрый день, мисс Бонавиль. Меня зовут Уолтер Бронкс, я здесь от лица мистера Адлера представляю его интересы.

А я думала, при виде врача у меня челюсть упала. Тут она, кажется, грозилась пробить пол.

— Окей… — несколько растерянно произнесла я, беря в расчет как минимум тот факт, что юрист знал мое настоящее имя. — А-а… где Рэйф?.. Мистер Адлер. Рэйф. Боже. Как он? Он хоть жив?

— Разумеется, мистер Адлер в полном порядке. В отличие от вас. Пришлось приложить немало усилий, чтобы оказать вам достойную помощь.

Мне показалось, или это была претензия? Юрист говорил так быстро и искрометно, что мой мозг не успевал за его словами. Но вот что странно — если Рэйф в порядке, то какой смысл отсылать ко мне представителя, если он вполне мог лично меня проведать?

— Могу я его увидеть?

— Боюсь, это невозможно.

— Почему?

— Мистер Адлер занимается согласованием вопросом приватизации культурных ценностей, которые вы обнаружили близ Мадагаскара. Я рекомендовал ему не поднимать смуту, но он почему-то решил пойти сложным путем.

Поиск сокровищ, разумеется, вполне ожидаемо, что его голова не остыла и он бросился обратно за приключениями. И я бы вовсе пропустила мимо столь очевидную новость, если бы не «почему-то решил пойти сложным путем», которое юрист произнес с нескрываемой токсичностью.

— Это что, камень в мой огород только что был?

Ну давай, мужик, я тоже умею кусаться. И слащаво-снисходительную улыбку тоже могу стереть с твоих губ.

— Не поймите меня неправильно, мисс Бонавиль, это моя работа — защищать интересы мистера Адлера. Думаете, я не встречал людей, которые пытались повлиять на него?

— И многим удавалось?

— Особенно женщинам, — проигнорировал он вопрос.

— И многие его горящую задницу спасали? — не сдавалась я. — В прямом смысле горящую.

Мистер Уолтер Бронкс вновь улыбнулся, как бы говоря «сучка, ты не на того напала». В руках у него находилась тонкая папка с документами, которую я и не замечала в пылу беседы.

— Только потому, что вы помогли мистеру Адлеру избежать смерти я склонен хоть немного поверить его истории.

— Вы не верите своему клиенту?

— Верю, но моя работа не просто верить ему, но и защищать его интересы. Я не один год защищал его отца, и можете считать, что для меня это дело принципа.

Семейный адвокат. О да, это еще лучше. Цепные доберманы, а не просто декоративные болонки, с такими действительно стоило быть аккуратнее.

— Ну хорошо, — почесав переносицу, попыталась я выбрать дальнейшую стратегию. — Так в чем, собственно, проблема?

— Поскольку вы помогали в поисках и внесли существенный вклад в дело, он предлагает вам десять процентов от общей стоимости всех сокровищ.

Первое, что я попыталась сделать — прикинуть, сколько денег может перепасть, ведь на корабле Эвери было столько золота, что хватило бы обустроить себе дворец на персональном острове. А вторая мысль вернула меня к причине, официальной причине, по которой я ввязалась в рискованное предприятие.

— А не кажется ли вам поспешным это решение? Я обычно оцениваю стоимость товара, о котором идет речь, к тому же мы с Рэйфом обсуждали мое дальнейшее вовлечение в дело.

— В этом нет необходимости.

— Это не моя прихоть, а моя работа. За этим Рэйф и таскал меня с собой, чтобы в итоге я оценила стоимость всего груза и нашла бы контакты…

— Мисс Бонавиль, — перебил меня мужчина, — это просьба мистера Адлера.

Единственной фразой юрист загнал меня в тупик.

— Не поняла, — позволив раздражительным ноткам прорезать голос, я непроизвольно отстранилась. — Он предлагает мне десять процентов за работу вне зависимости от оценки?

Бронкс только открыл рот, чтобы сказать что-то, но удержал слово и подавленно вздохнул.

— Нет, мисс Бонавиль. Мой клиент предлагает вам процент от найденного сокровища, а не работу.

Что? Что, простите?

Может, мне действительно послышалось? Если это не самый остроумный и гениальный способ дать отворот-поворот, то миллион евро тому, кто придумает еще более унизительный вариант остаться у разбитого корыта. У меня даже слов не хватило, чтобы нагрубить или возмутиться, я тупо смотрела в одну точку. Он меня не бросил… он от меня откупился!

— Здесь вы найдете оригинал и копии договора, прямой рейс до Парижа бизнес-классом, деньги на карманные расходы во время дороги и документы для прохождения таможни.

На кровать опустилась та самая папка, а вместе с ней небольшая сумка, в которой обычно носят ноутбук или планшет.

— Я приду к вам вечером, мисс Бонавиль, чтобы забрать бумаги. Это щедрое предложение, прошу, подумайте хорошо.

Проигнорировав все вышесказанное и с откровенным нетерпением ожидая, когда юрист покинет палату, я не сводила испуганного взгляда с вещей у своих ног. Словно там находились не бумаги, а опасные змеи, хотя жалили они ничуть не слабее.

Негнущимися пальцами я подтянула ближе папку, открыла ее и бегло пробежалась взглядом по распечатанным страницам договора, в котором расписывались права и обязанности сторон. Я держалась как могла, из последних сил запинывала рвущуюся на волю ярость, пока не увидела подпись Рэйфа.

Папка со свистом полетела прочь, ударившись в стену, разметав документы по полу. Мне все еще казалось, что это шутка или дурной сон, но когда я полезла в сумку и в действительности обнаружила деньги, документы и билет AirFrance бизнес-класса, у меня едва хватило сдержанности, чтобы не разорвать все в мелкие клочки.

Мало того, что я жизнь тебе спасла, встала на твою сторону и предала, вонзила нож в спину Дрейков, ты меня в прямом смысле посылаешь на хрен! Посылаешь куда подальше.

Подозревала я, конечно, что будет сложно после столь незабываемого приключения вернуться к нормальной жизни. Но я никак не рассчитывала начать со столь болезненного пробуждения.

Уязвленная гордость не позволила ждать до вечера, я собралась настолько быстро, насколько позволяло здоровье, забрала деньги и документы и ушла. Больница не отличалась масштабами, поэтому на выходе меня перехватил доктор и уговаривал остаться, однако я уж лучше помру от гордости, чем еще раз увижу этого юриста.

Дорога домой оказалась, конечно, еще тем приключением, но был в ней какой-то шарм, грустная убаюкивающая тоска. Времени хватило вдоволь, чтобы провариться в угнетающих мыслях. Люди странно посматривали на меня, сидящую с бокалом шампанского в солнцезащитных очках — лучше так, чем кто-то увидит мои слезы. Это еще более унизительно.

Легкий игристый напиток помог расслабиться, истерзанному телу требовался отдых, и практически весь перелет я проспала. Странно, наверное, лететь с другого конца света без багажа, я себя чувствовала довольно неуютно без маленького чемоданчика, всего лишь с сумкой из-под ноутбука. В аэропорту я все же опасалась, что возникнут проблемы, но таможенник с теплой улыбкой произнес «добро пожаловать в Париж», и вот, я стояла посреди огромного терминала поздно вечером.

Сотни людей под высокими сводами, объявления о прилетах и вылетах, на табло номера рейсов сменялись один за другим. В сумке лежала моя порванная одежда, и ничто во мне не выдавало событий минувших дней. За исключением синяков и заштопанного лба, наверное. Теперь сказывается, не солнцезащитные очки были причиной подозрительных взглядов.

Я дома…

Что ж, если без долгих разглагольствований, то вернуться к привычному ритму жизни оказалось неожиданно просто. Меня уже ждало несколько частных клиентов, а также у музейного фонда созревала идея по открытию временной выставки в музее Орсе с работами Сецессиона — немецкого союза независимых художников, отвергавших доктрину академизма. Уклон, разумеется, на импрессионистов, таких как Макс Либерман — задача не из простых, но почему бы и не принять участие в столь любопытном проекте?

Моя коллега — та самая, которой удалось затащить меня в Непал в базовый лагерь Эвереста, храни ее бог — активно привлекала меня к этому проекту, что помогало отвлечься. Но не в те моменты, когда в ней просыпалось любопытство и она закидывала меня вопросами об отпуске. Вопросы были вполне ожидаемы, потому что я выглядела так, словно не отдыхала на солнечном пляже, а меня пытались убить. Я постоянно рассказывала ей правду, а она смеялась.

— Ой, да ладно, просто скажи, что с лошади упала или навернулась с лестницы, — ухмылялась Аннет.

— Ну, с лошади я тоже падала.

Пошутили и хватит, я и так каждый вечер боролась с желанием напиться — в моем случае опрокинуть пару бокалов и свернуться комочком под одеялом. А на следующий день, вернувшись в свой кабинет, обнаружила там Аннет, чьи широко распахнутые зеленые глаза грозились и вовсе вылететь из орбит не то от удивления, не то от ужаса.

— Так ты что, не врала?

Она продемонстрировала статью, открытую на смартфоне, и мне хватило одного взгляда на заголовок, чтобы скривиться и испортить настроение на день.

— Ты специально что ли рыскала в интернете? — Не скрывая досады, я обошла подругу и скинула сумку на подоконник, открывая жалюзи.

— Если бы. У нас начальство все на ушах стоит — обнаружено величайшее пиратское сокровище каким-то бизнесменом, и он готов часть пожертвовать музеям. Британский музей уже мчится туда на всех парах, и…

— Ты сказала нашим, что я к этому причастна? — С куда большим раздражением, чем следовало, спросила я.

Аннет выглядела расстроенной.

— Нет, конечно. Но если это действительно так, то музейный фонд Франции мог бы получить немалую долю.

— Проект с выставкой импрессионистов уже не актуален, да?

— Да кому нужны будут импрессионисты на фоне… такого?

— Прости, Аннет, но я не могу возвращаться к этой истории. Я предлагала ему сотрудничество после всего… этого, а потом заявился его юрист и сказал, что «мистер Адлер все сделает сам и в моих услугах не нуждается».

Злость во мне вспыхнула со столь неожиданной силой, что последние слова вышли жалкой пародией. Не хотелось разочаровывать Аннет, да и упускать возможность помочь фонду, ведь я действительно обладала козырем в рукаве. Но это выше моих сил.

— Если передумаешь, мы все же будем рады.

И почему, Аннет, ты такая понимающая? Даже неловко становится от твоей улыбки. Но если говорить об испорченном дне, ведь я не удержалась и тоже начала пролистывать статьи и ленты новостей, то сенсационные заявления журналистов были вершиной айсберга. Ближе к обеду по мне бомбануло так, что я в полной мере поняла смысл фразы «мозг взорвался», когда буднично открыла смс-оповещение от банка и не поверила своим глазам. На мой счет, предоставляемый клиентам для оплаты услуг, поступила сумма с количеством нулей, которую мозг просто не осилил с первой попытки.

Я медленно отложила телефон в сторону. Закусила щеку и методично принялась стучать пальцем по столу, цепляясь за мысль, что если сорвусь и разнесу кабинет к чертям собачьим, работодатель не обрадуется. Хоть я некого рода и фрилансер.

Десять процентов. Святые бычьи яйца, десять процентов. Я не подписала тот договор, красноречиво оставив разорванные бумаги на койке больницы, а он все же перевел мне деньги. Это какая-то особая форма издевательства?

Я все силы вложила в работу, пытаясь уйти от мысли о Рэйфе, но едва покинув кабинет, натыкалась на разговоры о, кол вам в задницу, гребанном сокровище Эвери!!! А-а-а!!! Не трудно догадаться, что я предпочитала держаться от обсуждений в стороне. Зарылась в работу, отвечала на письма, делала звонки, из здравого смысла пыталась не послать клиентов, заикающихся о Рэйфе и его открытии. А-а-а!!!

Немой крик сидел в голове до глубокого вечера, пока мой переутомленный мозг не позвонил в колокольчик благоразумия, призывая отправляться домой. Не нравилось мне поздним вечером ходить по улицам Парижа, криминалом попахивало на каждом углу, так что добралась до ближайшего к дому магазину на такси. Нельзя являться в пустую квартиру невооруженной: шоколадки, чипсы, мягкие булочки — мое личное средство в борьбе со злостью и разбитыми надеждами.

Улицы четвертого округа пустовали, нормальные люди уже давно сидели на уютных диванах. Никого больше на своем пути я не заметила, просто глядела по сторонам, высматривая свой подъезд и окно кухни на третьем этаже. В котором горел свет.

Ноги примерзли к асфальту тротуара метров за двадцать до входной двери. Поблизости тишина, ничего и никого подозрительного — ни топчущихся в тени людей, редкие машины принадлежали местным жителям. Только Аннет знала, где я живу, но вряд ли она решила устроить мне сюрприз.

Как ни кстати под рукой не оказалось маленького глока, который придавал мне хоть немного уверенности — ладно, много — в щекотливых ситуациях. Теперь в моих силах было вооружиться лишь маленьким складным ножом, с которым я кралась по лестничной площадке. После миновавших приключений кто угодно мог выследить и вломиться ко мне домой, но я старалась не паниковать зря, поскольку до боли очевидно, у кого хватило бы наглости и средств.

Дверь не заперта, ручка без скрипа повернулась, петли не издали ни звука, впуская меня в темный коридор. Аккуратно опустив пакет с продуктами, я медленно, переступая с пятки на носок, направилась к единственному источнику света — к кухне. Странно другое — тишина. И никого. Я зашла внутрь.

Может, у меня уже крыша едет? Настолько, что забываю свет выключить и дверь закрыть? Нет, вряд ли. Вряд ли все так просто. Пойти по легкому пути мне просто не позволил шум за спиной, спровоцировавший крепче сжать нож и выждать момент.

Только терпения у меня не хватило, я резко обернулась и бросилась на незваного гостя, без разбирательств прижав его к столешнице. Затылком о подвесной шкаф ударился знатно.

— Воу-воу-воу-воу, полегче, — нахмурился Рэйф, когда лезвие ножа коснулось его шеи. — Может, поговорим сначала?

Я, мягко говоря, опешила.

— Ты как вообще сюда забрался?

— Через дверь.

— Она была заперта.

— Да, знаю, все выглядит странно, но я здесь с благими намерениями.

— С благими? О, с такими намерениями ты отправил ко мне своего юриста, да?

— Это его работа, Джулия, он должен был…

— Ты ко мне послал чертового юриста! — Сорвалась я на крик. — Я вытащила твою задницу из пекла, а ты ко мне отправляешь юриста, чтобы откупиться? Серьезно?! И теперь такой «вуаля, привет, как дела»?

— Джулия, я был не в себе, понятно? За столько лет учишься быть осторожным…

Нож сильнее прижимается к его шее, заставляя замолчать на полуслове.

— Осторожным? Я сама чуть не померла в этом пекле. А ты просто сбежал от меня, отправил за семьсот километров и не позволил вернуться к тебе.

Сказать, что я зла — ничего не сказать. Во мне кипела буря, обжигала сердце, раскаляла воздух, который с шумом выжимали легкие. Рука подрагивала, прижимая к шее Рэйфа тонкое лезвие, и вовсе не от нерешительности — я едва сдерживалась, чтобы не ранить его, причинить боль, что мучила и меня последние несколько дней. Это сжирающее заживо осознание, что тебя бросили, как использованную тряпку, затолкали в темный угол.

— Убирайся отсюда, — прошипела я сквозь сжатые зубы, быстро отдернув нож от его шеи. Чтобы не искушать себя, а заодно не наделать глупостей. Мертвый Рэйф принесет мне куда больше проблем, чем живой, особенно если труп обнаружит полиция у меня в квартире.

С грохотом положив нож на кухонный стол, я отвернулась и направилась в коридор, где оставила пакет с продуктами, но едва сделав пару шагов, остановилась. Мужчина продолжал стоять, подпирая столешницу, с таким видом, будто это его территория.

— Ты меня не слышал?! — Сорвавшись на крик, я указала на входную дверь. — Убирайся отсюда!

— Джулия, — Рэйф произнес мое имя с таким трудом, будто ему предстояло защищать диссертацию. Говорил он медленно, размеренно. Видимо, чтобы сильнее не взбесить меня. — Я понимаю, что ты злишься, но…

— Понимаешь?! Если понимаешь, проваливай, пока я тебя действительно не покалечила!

— Ты мне дашь сказать или?..

— Ты уже все сказал. Этим банковским переводом, я поняла. Серьезно, ты вообще чего ожидал, что я, не знаю, буду преследовать тебя, чтобы убить и забрать сокровище Эвери?! Я тебе жизнь спасла, рискуя своей, и так ты реагируешь? Откупаешься от меня? Я искренне беспокоилась о тебе! Я ради тебя… я ради тебя оставила Нейтана и Сэма! Ты хоть знаешь, что это вообще для меня значит?! А ты просто… я даже… ты поступил, как трус. Им всегда ты и был!

— Да, черт возьми! — В пример мне не выдержал мужчина, всплеснув руками. — Да, я испугался.

Это звучало так нелепо, что я почти поверила, глядя на искаженное злостью лицо Рэйфа. Для него эти слова, все равно что битое стекло на языке, но его признание вызвало у меня лишь истеричный смех.

— Чего ты испугался? Меня? Серьезно?

— Того, что сказал тебе, — тихо произнес он, посмотрев на меня исподлобья.

Вот как. Признавать правду, собственные чувства, для него оказалось куда сложнее, чем поступить как последний придурок. Но разве стоило удивляться? Мне хотелось что-то сломать, руки так и чесались, но я сжала кулаки и в отчаянной попытке постаралась сдержать порыв.

— Я не понимаю, тебя что, совесть замучила неожиданно? — с негодованием уточнила я. — Поэтому ты пришел? Вломился, точнее, в мою квартиру.

— Что ты хочешь услышать от меня?! Что я поступил, как идиот, отправив тебе эти деньги? Что мне следовало остаться в той больнице, а не возвращаться скорее за сокровищем?

— Да, Рэйф, обычно люди извиняются, когда не правы, а не откупаются. Я твой посыл поняла. А теперь уходи, пока я тебе что-то не сломала.

Но он не двинулся с места, продолжал смотреть на меня, как будто это мне требовалось извиниться, уступить, позволить ему выйти победителем. Это стало последней каплей на дне моего терпения. Поддавшись порыву, я схватила первое, что попалось под руку — глиняную фигурку кота, украшающую стену, — и запустила ее в Рэйфа.

— Убирайся отсюда!

Мужчина успел увернуться, иначе бы фигурка с глухим звоном разбилась бы не о стену, а его голову. Я не могла смотреть на него, глаза начинало жечь, и черта с два он увидит мои слезы. Пришлось подойти к окну и зажмуриться, чтобы не видеть его, шумно дышать, сжимать пальцами край подоконника и не плакать. Не плакать, не плакать. Я услышала удаляющиеся шаги, отсчитывала их, как секунды, после которых можно позволить себе расслабиться, дать волю эмоциям. Шаги стихли. Слишком быстро стихли. Этот мудак никуда не ушел.

— Выход все еще там, где он и был, — напомнила я.

Повисла угнетающая тишина.

— Нет. Я никуда не уйду, пока ты спокойно меня не выслушаешь.

Да боже ты мой, бычья вы яйца, за что?! Я едва не взвыла от разрывающей грудь злости.

— Ты хочешь, чтобы я тебя простила? Ладно, — все еще продолжая смотреть на ночь за окном, выдохнула я. — Ладно, Рэйф, я прощаю твое мудачество. Стоило бы уже привыкнуть. За деньги спасибо. Буду смотреть на ситуацию, как на… очередную сделку. Работу. Так даже проще.

Так действительно проще, и уже не чуждо стереть предательские слезы.

— Просто уйди.

— Хм… Ты действительно хочешь, чтобы я ушел?

И что это за провокация? Сейчас мне все же хватило мужества обернуться и убедиться, что Рэйф с каким-то любопытством ожидал ответ. Он оставался серьезным, но во взгляде плясали черти. От их вида я даже не столько разозлилась, сколько опешила.

— Просто скажи «да». И я уйду. И оставлю тебя. Ты этого хочешь?

У меня внутри все перевернулась с ног на голову. Я представила, как он разворачивается и скрывается за дверью, навсегда исчезая из моей жизни, и у меня чуть ноги не подкосились от слабости. Он играл со мной, опять. Опять поймал, вонзил крюк в слабое место, поскольку прекрасно знал мою главную слабость — одиночество.

— Ну, хорошо, — с грустной улыбкой произнес он. — Рад был тебя повидать.

Я не верила, не верила, что он вот так просто уйдет. Смотрела бешеным, как у фурии, взглядом, все думая, где же момент, когда он остановится, засмеется и скажет, что так просто от него не отделаться. Однако Рэйф вышел из кухни, его шаги удалялись все дальше в коридор, а я из последних сил хваталась за подоконник, чтобы не сорваться с места и не побежать следом.

Не дождешься от меня подачек, не дождешься, чтобы я падала перед тобой ниц, нет, нет…

Дверь тихо хлопнула. А у меня в груди будто разорвалась граната, раскидывая осколки по всему телу. Шумно выдохнув, согнулась пополам и смотрела невидящим взглядом в пол, слушая тишину. Он ушел, снова оставив меня одну.

А наиболее отвратительная деталь — я сама позволила ему уйти.

Зажмурившись, стиснув зубы, я пыталась подавить нарастающую волну гнева, но она увеличивалась в размерах, распирала, и яростный крик вылетел из горла, как пробка из бутылки шампанского. Схватившись за край обеденного стола, я перевернула его; с грохотом повалились и стулья, со звонким хрустом разбились стаканы. Я смотрела на погром растерянным взглядом и, попятившись, медленно сползла вниз по стене. Даже плакать оказалось больно, у меня просто распирало голову, как воздушный шар, от единственной мысли, которую я начала повторять вслух:

— Я ведь не сказала «да»… я же не сказала «да»… боже…

Уронив голову на грудь, я шумно выдохнула и запустила пальцы в волосы, смотря тупым взглядом на погром. Могло быть и хуже. Здесь могло лежать чье-то тело, истекающее кровью. Уж лучше остаться с разбитым сердцем, чем с уголовным наказанием, верно?

На меня набросилось какое-то отупение, будто выбило пробки во внутренней сети, и теперь в душе стоял мрак, секунду назад озаряемый вспышками молний.

— Честно сказать, даже как-то неловко теперь.

Неловко?

Не знаю насчет неловкости, однако повезло, что последняя капля злости обрушилась на стол, иначе на его месте оказался бы Рэйф.

«Да ты издеваешься?» — следовало бы спросить, однако на языке не оказалось ни одного подходящего слова, оставалось лишь исподлобья смотреть на мужчину опешившим взглядом. Это тот миг, когда оскорбление достигло столь острого пика, что ты смиренно принимаешь клеймо позора, не в силах сделать что-то еще.

Подперев плечом дверную арку, Рэйф смотрел на разруху посреди кухни с тем же привычным беззаботным взглядом. Я же уже не знала, как описать свое состояние. Меня не било дрожью в приступе злости, в животе тяжелела холодная злость. Этот ублюдок, значит, решил поиграть, поиздеваться надо мной. Ясно… ожидаемо.

Вот вам и «попыталась сохранить лицо». Вот вам и вышла победителем из ситуации.

Шумно выдохнув, я аккуратно поднялась с пола. Взгляд зацепился за нож, соблазнительно блестящий на столешнице.

— Это… — наконец обрела я голос, — это унизительно.

— Я не привык проигрывать.

Пришлось прикрыть глаза и проглотить нервный смешок.

— Знаю, это неприятно, — признал Рэйф.

Обходя осколки и стараясь не наступать на стол, мужчина подошел ко мне, остановившись в каких-то нескольких сантиметрах. Я не поднимала взгляд, смотрела на его грудь, обтянутую серой футболкой, и размышляла, ударить его по ребрам или нет.

— Посмотри на меня.

Дотронувшись до моего подбородка, он попытался поймать мой взгляд, но я нетерпеливо отмахнулась от него, как от раздражающей мухи. И все же посмотрела в глаза. С холодом и откровенным недовольством.

— Это унизительно. Я чувствую себя твоей игрушкой.

Он хотел что-то сказать, возможно, нечто хитроумное и забавное, но вовремя передумал. Только усмехнулся своим мыслям и моей серьезности, однако быстро сообразил, что шутить мне не хотелось.

— Джулия, посмотри на меня. Пожалуйста.

Теперь мы говорили без издевок, уже неплохо. Но как бы мне ни хотелось упрямиться, было бы уже с моей стороны некрасиво и глупо притворяться твердолобым бараном. Я выполнила его просьбу. Удивительно, сколько самодовольства в этих светлых красивых глазах. Обычно. Но не сейчас.

— Извини меня. Я не подарок, это правда. Что мне сделать, чтобы ты меня простила?

И где здесь искать подвох? Я чувствовала, что произнести эти слова Рэйфу было тяжело на физическом уровне, несмотря на его внешнее спокойствие и сосредоточенность. Но он казался искренним в своем намерении загладить вину, что подкупало.

— Мне надо подумать, — решила я не спешить и в схожей манере подразнить его.

Он усмехнулся. С каким-то сожалением или обидой даже. Прости, Рэйф, так просто нанесенную тобой душевную пощечину не забыть. Боль от нее придется выводить медленно, раз за разом, словно пятно от вина на белой скатерти.

— Ты меня задел прямо по сердцу, — подметила я, прикоснувшись пальцами к его груди, ощущая быстрые удары сердца.

Последняя фраза, честно говоря, была и вовсе не обязательна, мне всего лишь требовалась причина нарушить эту тонкую грань близости. Не хотелось врать самой себе, но этот мужчина для меня был, все равно, что дурманящий наркотик. Когда он первый раз поцеловал меня в той душной комнате, когда прижимал к холодной стене и его руки казались нестерпимо горячими. Даже от воспоминаний меня перебивала мелкая манящая дрожь.

Наверное, по моему напряженному лицу было все понятно без излишних намеков. Он подошел ближе, загоняя меня к стене, положив руки на талию, зацепив пальцами край кофты и дотронувшись до кожи. Я была напряжена, как натянутая струна, и глупо надеялась, что это не настолько очевидно. А в итоге чуть не свалилась на подкосившихся ногах, когда губы накрыл горячий поцелуй. Меня бросило в жар не от страсти, поскольку прикосновения были нежными, сдержанными, из-за того что скрывалось за ними, ощущалось в движениях тел, напряжении.

Было бы ожидаемо придаться страсти прямо здесь, на полу кухни, но валяться в осколках все же не представлялось лучшей идеей. С трудом заставила себя отстраниться и аккуратно высвободиться из объятий. Взяв Рэйфа за руку, я потянула его к выходу.

— Пойдем.

Удачно, что в основной части коридора и спальне царил манящий полумрак. Он всегда помогал сосредоточиться на прикосновениях и ласках. Я скинула куртку где-то в коридоре, в спальне быстро освободилась от кофты. Рэйф стягивал с себя футболку, и в тусклом свете уличного фонаря, пробивающегося сквозь занавески, тени маняще подчеркивали рельеф мужского тела.

Близость кровати будто сняла все тормоза. Рэйф подлетел ко мне, захватив в горячие объятия, принялся целовать губы с жадностью, которую я не припоминала ни у одного из бывших любовников. Он сжимал мои бедра, спускался поцелуями к шее, покусывая нежную кожу. У меня же от его прикосновений голова кружилась так, будто я опрокинула стакан виски. Каждое его движение, поцелуй и прикосновение словно говорили «ты моя, только моя». Он будто хотел поглотить меня с головой, но когда попытался уронить на кровать, я извернулась и в итоге заставила его оказаться снизу.

Привыкнув быть королем положения, Рэйф, недовольный моей инициативой, хотел подняться, но я оттолкнула его обратно.

— Первое. Учись уступать. Уступать мне.

Он шумно выдохнул. Как недовольный кот, ей богу. Однако промолчал, принял условие, и это немного позабавило. Оказывается, усмирять хищника не так уж и сложно. Это даже интересно.

Расстегнув джинсы и стягивая их с себя так медленно, насколько позволяло мое собственное терпение, я слушала сердитые вздохи Рэйфа. Все равно что музыка для у шей. Оставшись в нижнем белье, я медленно приблизилась и едва успела упереться коленом в край кровати, как мужчина схватил меня за руку и резко рванул на себя. Тихо пискнув от удивления, я, тем не менее, не упала на него, а осталась нависать, ощущая, как его горячие пальцы впились в мои бедра.

«Ну, давай, действуй», — с вызовом кричал взгляд Рэйфа.

Впившись в его губы страстным поцелуем, я ощущала, как его руки блуждали по моему телу, сжимали ягодицы, скользили по спине, расстегивая застежку бюстгальтера. Это все напоминало игру в кошки-мышки, что-то нереальное, но когда мы полностью избавились от всей одежды, я ощутила укол страха где-то под сердцем. Никакая это не игра, все реально. Жар наших тел, бьющее через край возбуждение, сводящий с ума запах кожи.

Обычно удовольствие от секса преувеличивают, поскольку вызвать истинную страсть и желание удается нечасто. Лично у меня такое случалось редко, но не сейчас. Каждое движение, прикосновение отзывались пьянящим удовольствием, бьющим по голове не хуже крепчайшего алкоголя. И дело не только в половом акте, как каждый толчок все сильнее приближал к пику наслаждения.

Я хотела, чтобы именно этот мужчина прижимал меня к себе, скользил горячим дыханием по коже, чтобы его руки касались меня снова и снова в наиболее чувствительных местах. Чтобы только его ушей достигали мои стоны, сначала робкие, а затем все более страстные, перерастающие в крик.

Не только ему хотелось поглотить меня полностью, но и наоборот. Я царапала ему спину в порыве страсти, целовала, старалась прижаться как можно плотнее, когда он нависал надо мной и едва не вдалбливал в кровать, которая нещадно скрипела от наших утех.

Думаю, с утра мне стоит ожидать если не разгневанных соседей, то как минимум их осуждающие взгляды. Но к черту! Париж — город любви, да и находись мы хоть на краю мира, я бы не сдержала крик от полученного оргазма. Мы оба не сдерживались. И это было прекрасно, черт подери. Прекрасно все. Начиная от тяжело вздымающейся груди до простыней, которые впитали запах страстного свидания.

Мы полежали минуту, отдыхая. Возможно, две, время как-то терялось, растворялось в полутьме. Так бы и заснула, но все же не удержалась и обернулась. Рэйф лежал на боку и смотрел на меня, не знаю, как долго. Я не различила ни одной мысли, которая могла бы промелькнуть у него в голове. Наверное, у меня был такой же пустующий взгляд.

— Странно даже, — сказал Рэйф.

— Странно?

— Что мы не переспали раньше.

— Может, и к лучшему, — я перекатилась на живот, подобравшись на локти. — Не было бы так интересно.

Он улыбнулся одними губами, взгляд оставался покинутым, мужчина явно думал о чем-то другом. Я обвела кончиком пальца линию пореза, тянущуюся вдоль его плеча — еще одно напоминание о пережитом приключении.

— И… мне все же нужна твоя помощь.

Подняв взгляд, я только изогнула одну бровь, как бы подсказывая, что мне нужны подробности. Рэйф смотрел куда угодно, но не на меня, явно испытывая дискомфорт.

— Мои юристы могут только помочь с бюрократией, но они понятия не имеют, в каком из… направлений, так сказать, пойти.

— Это что, коварный план, как по средству секса не извиняться передо мной и не просить, чтобы я вновь приняла предложение о работе?

Сдерживать ехидную улыбку оказалось выше моих сил, а от вида, как Рэйф откровенно негодует из-за моей реакции, я и вовсе рассмеялась.

— Видал я специалистов и получше тебя, и берут они не так дорого.

— Ага, — не переставала глумиться я, — к ним ты тоже ночью вламываешься в дома?

— Я серьезно.

— Да поняла я, что серьезно, — уже зажимала я рот рукой, — просто… я не могу, у тебя такое лицо…

— Конечно, давай, издевайся, — отмахнулся мужчина, а затем резко схватил за руку, заставив упасть на бок, и оказался сверху. — Но в итоге мы все равно будем играть на моих условиях.

За такую самоуверенность и по щеке справедливо получить, но меня вновь обезоружили поцелуем. Так просто капитулировать, когда он рядом, умеет без слов убеждать, что в какие-то моменты лучше не спорить.

— Но это не главное, почему я здесь.

Может, это подождет до утра? Я не двинулась с места, молча, и с нескрываемым недовольством ожидала, когда Рэйф закончит искать что-то на полу — вероятно, в карманах брюк. Глаза привыкли к полумраку, к тому же света от уличных фонарей оказалось достаточно, чтобы заметить небольшой бархатный мешочек, который мужчина протянул мне.

— Думаю, он должен быть у тебя.

Ладно, интриган, умеешь озадачить. Подтянув одеяло к груди, я присела у изголовья кровати и взяла подарок — какая-нибудь побрякушка с корабля Эвери? Наподобие тех золотых монет, которые я обнаружила в карманах разодранной одежды пару дней назад? Но нет, уже сквозь тонкую ткань прощупывался ребристый монолитный камень, и я угадала — секундой позже на ладони лежал драгоценный камень. Даже при скудном освещении он изящно поблескивал, отдавая легкой голубизной.

Подарок вполне в духе Рэйфа, но мужчина молчал, явно ожидая моей реакции, и я поняла почему. В моей руке лежал не просто драгоценный камень, а алмаз. Тот самый.

У меня глаза на лоб полезли. Я едва не одернула руку, будто на ладони сидел гигантский таракан. И все же сдержалась.

— Откуда?.. — Только и могла выдавить я.

Романтика момента куда-то испарилась.

— Где ты?.. Когда?

— Ну, вообще, все те же двенадцать лет назад. Когда ты мне передала те файлы, я решил не мелочиться и потребовал с Гонсалеса этот камень. Это казалось делом принципа.

— И он так просто тебе его отдал?

— Ну… не просто, но выбора у него не оставалось. Он понял серьезность моих намерений, когда я поделился некоторыми снимками с его женой.

Лишь небольшое напоминание, Джулс, что принц твой вовсе не положительный герой. На душе стало гадко, однако это было вполне ожидаемо.

— И ты все это время, значит… не знаю, держал его у себя под подушкой?

— Хех, предпочел банковское хранилище. Закладка на черный день, можно сказать, ну а потом я про него забыл.

— Искал другие сокровища, — поняла я, вертя камень в руке. — А с чего решил вдруг отдать мне? В знак прощения?

— Скорее, дальнейших перспектив. С этого камня все и началось, я как-то не особо беру в расчет Панаму. Он изначально должен был стать твоим.

— И что мне с ним делать?

Вопрос не к тому, что теперь, будучи обеспеченной женщиной, я уже не нуждалась в деньгах. Просто с алмазом связано столько воспоминаний, что уж носить его на шее я не смогу, а запихать его в дальний сейф выглядело кощунством.

— Не знаю, — расслабленно пожал плечами Рэйф, устраиваясь на подушках. Он потянул меня за собой, и теперь я рассматривала камень, опустив ему голову на плечо. — Может, пожертвуешь в какой-то благотворительный фонд?

— Слышу в твоем голосе издевку.

— Почему? — усмехнулся Рэйф. — Я занимаюсь благотворительностью.

— Чтобы не платить налоги.

— Это не главная причина.

— Очищаешь себе карму?

— Что-то вроде. Правда, есть подозрение, что где-то меня обманули, — сказал мужчина. — Ну и как насчет работы? Поможешь с оценкой пиратских сокровищ и их распределением, или мне к кому-то другому в дом ломиться?

Я усмехнулась.

— Ну раз ты уже внес предоплату, у меня нет выбора.

— Отлично. Тогда тебе придется паковать вещи, у меня завтра вечером назначена встреча с одним частным коллекционером в Чикаго…

— Чикаго? — Я аж подскочила. — Какой Чикаго? Какой частный коллекционер? Ты чем думал вообще? Тебя государственные представители Великобритании в клочья разорвут, если узнают об этом.

— Вот поэтому мне и нужна твоя помощь, — самодовольно подчеркнул Рэйф.

— Ты неисправим.

— В этом мое очарование.