Попаданец Павлик Морозов I

Глава 4

Школа КГБ, в которую направили Романа находилась в Хабаровске, по соседству с ВПШ (Высшей Партийной Школой[5]). Это был комплекс зданий (частично подземных).

На первом уроке двадцатилетний Роман узнал, что шок — это по-кгбешному! Отчасти потому, что первым уроком было чистописание. Как в первом классе, с перьевыми ручками и чернилами в непроливашках. Отчасти из-за знакомства с западной индустрией рекламы, которая для советского юноши выглядела дико! И не несли особого смысла фразы: «Жилет — лучше нет», «Просто налей воды» или «Масло без холестерина»… Отчасти потому, что если про бритву «Жилет» он что-то знал, то про растворимые напитки ведать не ведал, а масло без холестерина не представлял, если речь шла не о растительном.

Вторым уроком был английский, что привело юношу к третьему шоку. Фразы, с которых начал урок подтянутый джентльмен с ослепительно белыми зубами с трудом воспринимались, смысл ускользал.

Это естественно: уровень языка преподавателей, лишенных возможности практиковаться в языковой среде, да и просто говорить с носителями, оставался невысоким. Студенты и школьники годами зубрили модальные глаголы, образования времен и функции причастий, оставаясь совершенно безъязыкими. К тому же в Иркутском вузе английский давали по американской методике, а произношение коренных англичан разнится в разы. В американском варианте некоторые слова не только произносятся, но и пишутся по-другому. Они более склонны к упрощению и экономичности. Слово чаще пишется именно так, как оно читается. Вот только несколько примеров: color, honor, neighbor. В британском варианте написания во всех этих словах присутствует буква «u». Выучить американский вариант написания слов и грамматики после британского проще, чем вникать в британский после американского. Так что шок был подготовлен на славу.

Ну и добила его физра — физическая подготовка для курсантов состояла из кидания в цель разного размера камней и выниманию собственных пальцев из суставной сумки.

Уроки шли по часу, без перерывов на переменку, как в привычных учебных заведениях, физкультура — два. Первый час они бросали камни, второй — калечили себе руки.

Не было никакой подготовительной речи или обобщающего урока. Парней просто распределили по комнатам комфортного общежития (каждому полагалась европейская миниквартирка, в которой только туалет отделен дверью, а кухня, прихожая и спальня собраны в одном зале — studio apartment), предупредили о начале уроков в девять утра и предоставили самим себе.

Роман старался не трогать незнакомые приборы в своем новом жилье. Миксер, кофемашина и прочие кухонные принадлежности вызывали оторопь; пульт управления квартирой вообще не был опознан. Поэтому он долго не мог найти кровать, замаскированную в стенном шкафу, а свет на ночь так и не погасил, не обнаружив выключателя.

Утром куратор провел курсантов нового набора в учебный корпус и неожиданности щедро осыпали юного неофита ЧеКа. Необычные уроки, необычное отношение, отсутствие привычного быта, неорганизованное питание (завтрак, обед и ужин тут в привычном смысле отсутствовали. То бишь, завтрака вообще не было, обед произвольно сдвигался с 12 до 16, а ужин предлагалось организовывать собственной кухонькой квартиры-салона. Благо, в холодильнике имелись основные продукты.

Кто бы еще научил пользоваться кухонными чудесами!

А в конце второго месяца, когда он, вроде бы, втянулся в этот ритм неожиданностей, юношу вызвали к начальнику Школы и объявили, что его родители погибли в автомобильной аварии. И что руководство намеревалось отпустить его на похороны, но тут появилось неотложное задание и курсант, давший присягу, обязан его выполнить. Надо было перевезти срочный груз их поселка Сидатун в город Владивосток.

Роман стиснул зубы, но удержался от вопроса — почему он, курсант, вместо того, чтоб хоронить родителей, должен ехать куда-то и что-то делать? Что, у КГБ больше не осталось профессиональных сотрудников и свет сошелся клином именно на курсанте Шереметьеве. Он сказал: «Есть» и пошел в бухгалтерию за командировкой. В бухгалтерии его встретил куратор, который объявил ему сутки отдыха с выходом в город и предупредил:

— Девчонок в общежитие приводить не следует.

Это была последняя проверка/тест и после отличного суточного отдыха занятия перешли в обычное и систематическое течение. Основы шифрования, радиодело и электроника, химия: яды и психотропные препараты, физкультура: статический атлетизм и крав-мага́[6], языки с полным погружением, основы вождения: всего что летает, ездит, плавает…

Психологически юношу продолжали разочаровывать в романтическом (из книг) видении мира. Например, в увольнительной, когда он вступился за девушку против двух парней, то прилетело ему от всех троих. Причем, по самому дорогому ударила именно фальшивая жертва насилия. Крав-мага не помогла от острой коленки.

На следующем уроке тренер объяснил юноше суть поражения.

— Запомни, — сказал он, — кpaв-мага — это пpocтo набор «подлянок». А победили тебя старшекурсники, которые больше года учат эти приемы.

Вместо того, чтоб спросить: «Зачем?», курсант, презрев былую интеллигентность, сказал:

— А на хера!

На что тренер хладнокровно ответил:

— Ты — воин, ты должен с параноидальной осторожностью во всем видеть опасность. Бежит собака — отследи хвост, пасть, нет ли пены бешенства, опущен или поднят хвост, приподнята ли шерсть на загривке. Идет ребенок с мороженным — проверь, косится ли он на кого-то, напряжен ли он, смотрит ли кто-то в его сторону… Все вокруг враги, ты один в этом страшном мире…

С этими словами тренер врезал парню под дых!

Отходя ко сну курсант подумал, что его учат воевать не со шпагой или пистолетом, а с молотком. Коим следует бить по голове всех, кто посмотрит в его сторону.

А тут подоспели летние каникулы и Роман шел на автобусную остановку, ехать в аэропорт. Но не дошел — ввязался, несмотря на полученные уроки, в драку со шпаной, лупившей цыганенка.

Отбил, не вдаваясь в детали — кто у кого украл. Пацан лет десяти хромал, поэтому юноша просто взял его на закорки. Так и дошли до табора, разместившегося в пустынном проулке.

Семидесятые годы характеризуются началом «разрядки» в холодной войне между СССР и США, началом «застоя», политической стабильности и относительного экономического благополучия в СССР; США в тот же период пережили политический и нефтяной кризис и экономическую рецессию. Юго-Восточная Азия оставалась «горячей точкой» на протяжении всего десятилетия. С цыганами конкретной борьбы не было, как при Хрущеве. Так что они спокойно кочевали, сбиваясь в полупреступные группировки. Женщины именно этого табора торговали крышками для стеклянных банок, в которых население советского союза хранило домашние фрукты и овощи, обеспечивая хоть какое-то разнообразие в питании. Как это ни загадочно, но в государственных магазинах хорошие фрукты и овощи в СССР не водились, а на базарах стоили слишком дорого. Ну и гадали, конечно.

В честь курсанта (а он был в повседневной форме гражданского летчика, так в эти годы ходило большинство комитетчиков) баро (начальник) табора закатил праздник.

Который в старости вспоминал бывший ликвидатор Роман Шереметьев по кличке Скунс, сидя в ложе московского театра Ромэн. Он прожил хорошую жизнь, частично отдав её служению СССР, частично — простой работе за деньги и удобства во внешней разведке капиталистической России. Был период, когда его специализация оказалась не востребованной государством, но Скунс не бедствовал: лихие девяностые буквально нуждались в его навыках.

Потом его нашли коллеги и он вновь трудился на государство. Работа, так сказать, не пыльная. Фрилансер от госпожи Смерть!