Попаданец в себя, 1970 год

Глава 37

В воспоминаниях и написании романа и день смеркся, а вечером – костер и чай. «Шанхай, корабли встречай /Они везут тебе чай / Сладкий чай, ароматный чай…»

Какая интересная штука – память, вот уж не думал, что помню песни из первого детства:

Но – не до воспоминаний, надо поспать и завтра яму докопать, вон по утрам уже ледок по краям ручья.

Я допил кирпичный чай из целебных трав тайги и ушел в зимовье, где протопленная печь позволяла спать без одеяла, прямо на медвежьей шкуре. Под утро, естественно, подморозит, выстудит избушку, хоть и мхом законопачены бревна из лиственницы, отмоченной в воде больше года. На этот случай имеются волчьи шкуры, выделанные умелицами тофаларских дам до замшевой мягкости. Шкуры зимние – шерсть густая. Волчья доха – самая теплая в мире, а у меня она не только для носки, но и вместо одеяла!

Давно надо было уйти в дом, а я все сидел, смотрел на гаснущий костер, сами всплывали строки:

Я не стал записывать это стихотворение, оно как-то сразу легло в память, усвоилось, что бывает редко и только с удачными. Довольный и благостный устроился в зимовье на мягкой шкуре и сразу упал в сон, в призрачное бытие отдыха.

А проснулся от судороги в левой ноге. От бедра до голени, все мышцы скрутило огненной болью! Скрюченный, попытался встать, упал – нога не держит, разогнуть не могу. Крича человеческим голосом, волоча согнутую ногу пополз на улицу, пытался массировать, кусал губы, под руку попалось полешко – бил им по ноге.

Вылез на порошу, слегка развидилось, ранние птицы перекликались. Хотел призвать их, но пра-язык не проявился, обычный русский язык не имел волшебства и только вспугнул птаху.

В первой жизни за полгода до смерти меня мучили подобные судороги, просто боялся спать. Принимал на ночь ложку магнезии, чтоб восполнить магниевый баланс, в результаты пробивал понос. Понос и рак простаты вымывали из организма кальций и магний, судороги ошеломляли после часа лежания.

Даже стих у меня был написан на эту тему: «Я живу в режиме боли…»

Сейчас, с трудом наконец выпрямив ногу, я ощутил родство сознания, вне зависимости от тела и времени:

Похромал обратно в избушку, растопил печурку, нашел на дне рюкзака флягу со спиртом, выпил, запил холодным чаем. Чай из трав показался отвратительным, остро заскучал по обычному – цейлонскому или грузинскому. В СССР отличный грузинский чаек продавали. Вернее – продают.

Как-то нелепо показалось собственное отшельничество, отсутствие теплого душа с ванной, комфорта городской квартиры, естественных желаний и естественного удобства. Шаманы, множественная жизнь, Шарики с информацией… зачем мне все эти сложности.

Спирт немного смягчил боль в мышцах. Заставил себя поесть: открыл банку тушенки и слопал с сухарем и с луковицей. Попробовал заговорит на языке Древних, но так и не понял – получилось или нет. Для меня это был просто русский язык, который, как оказалось, понимали люди любой нации и звери. Вышел на улицу. Совсем расцвело. Покричал в тайгу, но даже белочки не откликнулись. Похоже я потерял способность к пра-языку, как постоянно терял способности даруемые Шариками.

Надо было отвлечься, чтоб не завыть по-волчьи и не побежать к поселку тофаларов, до которого больше ста километров.

Я схватил лопату и набросился на отхожую яму. Земля слегка смерзлась только поверху, так что рыл не хуже экскаватора. Пока не наткнулся на камень. Подрыл эту прямоугольную глыбу и поддел снизу ломом.

Это оказался не камень, а нечто легкое, но твердое. Обхватил руками, пачкаясь в прилипшей земле, вытолкнул из ямы, вылез сам, оббил – соскреб грязь.

Предо мной лежал прозрачный прямоугольник из неведомого материала, в котором просматривалась хрупкая фигурка с крыльями…