Попаданец в себя, 1970 год

Глава 6

Дальше, как ни странно торжество покатилось по наезженной колее. Но песенка Андропова была, как говорится, спета. А вот что ждало меня – вопрос. Поэтому после праздника я ждал событий дома – не поехал на службу в Министерство, не пошел в МУР, где давно готовил особые группы специалистов «на все руки». Сидел дома и пил горькую. Стихи сочинил, вот эти:

Вестовой от Брежнева появился ближе к обеду, когда я хоть и вязал лыко, но с трудом.

– Приказано доставить немедленно и в любом виде, – сказал офицер по особым поручениям.

Что ж, оделся, поехал. Привезли в Кремль. Подвели к кабинету генсека, секретарь сказал подождать минут десять. Вышел в коридор, где встретил Косыгина. Он попросил не ссылаться на него.

– Наворотили мы делов, – сказал, как бы отвечать не пришлось. Вы уж не акцентируйте там внимание на моей персоне.

А ведь он будет единственным членом Политбюро, кто в 1979 году не поддержит решение об отправке советских войск в Афганистан. Конечно он не знал еще, что Афгани частично приблизит развал СССР. Но именно тогда у него произойдет полный разрыв с Брежневым и его окружением, с консерваторами, уверенными в непоколебимой мощи советского строя.

Косыгин – яркая личность. Восьмая пятилетка (1966–1970), прошедшая под знаком экономических реформ Косыгина, стала самой успешной в советской истории и получила название «золотой. В 1970 году национальный доход достиг уровня 186 % по отношению к 1960 году, производство предметов потребления – 203 %, розничный товарооборот – 198 %, фонд зарплаты – 220 %. Экономический успех был достигнут за счёт расширения хозяйственной самостоятельности предприятий, резкого сокращения утверждаемых сверху показателей. Вместо показателя валовой продукции устанавливался показатель реализованной продукции, вместо показателя себестоимости – показатели прибыли и рентабельности, повышалось значение хозяйственных связей предприятий, договорных отношений между субъектами микроэкономики.

А вот сейчас Алексей Николаевич дал слабину. Очень уж для всего его окружения, поколения неожиданным был мой шаг, мое обращение с внутренними делами самого КГБ к общественности.

В коридор выглянул секретарь:

– Зовут, идите.

К моему удивлению Брежнев не стучал кулаком и не прыгал зайчиком по кабинету. Впрочем, люди в этом времени в 60 лет уже считали себя стариками, а Леониду Ильичу было 64 года. И он находился не в Завидово, где любил сплясать гопака под местную водочку. Он сидел за огромным столом в кабинете главного лица огромного государства. И он сказал тихо:

– Мы приняли решение убрать тебя из министерства. Если бы не Галя, – чуть повысил он голос, – я бы тебя обратно в Сибирь закатал. Но дочку жалко. Пойдешь заместителем по АХО в Московский уголовный розыск. Все равно ты и так там все время ошиваешься! Там в прошлом году дела принял бывший разведчик Корнеев, ему хороший хозяйственник нужен. А ты, вроде, парень хозяйственный. И про партию пока забудь, не достоин ты высокого звания коммуниста.

Он помолчал, погмыхал и сказал обиженно:

– А я еще тебе сам орден вручал… Исчезни с глаз моих.

Вышел из «царских палат», отряхиваясь, как после дождя. Ни на секунду не сомневаясь в правильности своих действий. Теперь Брежневу придется сместить Андропова, иначе народ не поймет, его же однопартийцы не поймут. Так что я прав и прав много раз, Андропова надо лишить власти!

Владимир Федорович Корнеев стал в истории прославленного МУРа одним из лучших его начальников и настоящим сыскарем. Именно он послужил прототипом Глеба Жеглова из культового сериала середины 80. Комиссованный по ранению с действительной военной службы, бывший помощник командира взвода полковой разведки 56-го гвардейского стрелкового полка 19-й гвардейской стрелковой дивизии 3-го Белорусского фронта старший сержант Владимир Корнеев с разведкой не «завязал». В 1944 году он стал разведчиком Оперативного отдела Управления милиции гор. Москвы «под псевдонимом «Правдин» с передачей на личную связь заместителю начальника Железнодорожного РОМ по оперативной работе старшему лейтенанту Мозгову». (Цитата из архивного личного дела). Оказывается, в милиции была и такие должности, как секретный сотрудник. Не раскрывая своей причастности к уголовному розыску, разведчик занимался выявлением дезертиров, лиц, совершающих преступления, установлением конкретных фактов их преступной деятельности, притонов и мест сбыта похищенного. Осуществлялось это под видом «своего парня» с последующим докладом куратору. В случае необходимости он мог внедряться и в преступную среду.

Правда, долго в этом качестве бывший партизан и кавалер орденов Славы и Красной Звезды не задержался. В августе 1945 года его перевели на гласную работу в Московский уголовный розыск.

Быстро обнаружившийся в нем талант сыскаря, часто больше руководствующегося чутьем и интуицией, чем скупыми данными собранными коллегами, помогали раскрывать очень запутанные и сложные преступления. И в ходе допросов задержанных (порой больше похожих на задушевные беседы) он стремился установить с ними доверительные отношения, словно допрашивал взятого им в плен ценного «языка».

Корнееву – сыщику и разведчику от Господа Бога удавалось не только установить, поймать и разговорить преступника, но и посеять в его сердце искорку раскаяния, зёрнышко веры в то, что не всё еще потеряно, если встать на путь исправления! Подтверждения этому – письма от бывших уголовников, вернувшихся к нормальной жизни, которые хранятся в семейном архиве вдовы Владимира Фёдоровича – Евгении Кирилловны.

Удивительный был человек – этот «опер с Петровки», которому мало было отчётной «палки», удовлетворения профессионального честолюбия или даже внеочередной «дырочки» на кителе или погоне, но важен был сам человек, хоть и оступившийся, грешный, но желающий жить честно.

И вот к такому человек (Человеку) и шел я сейчас в роли скромного хозяйственника – шел клеить бирки на столы и стулья, вбивать со склада обмундирования и списывать яловые сапоги после двух лет носки…