Порочная игрушка

ГЛАВА 16

Он

Она вздрагивает каждый раз, когда я шлепаю ее маленьким кожаным флоггером, купленным сегодня Дюбуа по моей просьбе, пока мы ужинали в ресторане. Хочу, чтобы она открыла глаза и сказала, почему ненавидит эту комнату. Пока это ее единственная слабость, и я должен знать почему. Это, блядь, сводит меня с ума.

— Открой глаза…

Она плотнее сжимает веки, отказываясь подчиняться. Так что на этот раз я наношу удар по ее груди. Банни вскрикивает, и ее дерзкий носик краснеет, пока она пытается сдержать слезы.

Так продолжается какое-то время: я требую, чтобы она открыла глаза, а она отказывается. Мне нравится наблюдать, как ее бледная кожа становится красной от ударов, которые я наношу. Проклятье! Из-за нее я весь день ходил со стояком, но я не хочу освобождения, пока не сломаю ее.

А я сломаю ее.

Потому что она сломала меня.

Сегодня во время покупок я не узнавал себя. Банни была великолепна во всем, что примеряла. Я не мог сказать ей «нет» и, в конечном счете, скупил для нее половину Сиэтла. Несмотря на потребность быть жестким и обращаться с ней, как с игрушкой, я обнаружил, что выполняю любой ее каприз, потакаю каждому ее желанию и хожу за ней, как влюбленный щенок. Я даже купил ей чертовы цветы, потому что у меня захватило дух, когда во время прогулки она наклонилась, чтобы понюхать их. И я хотел увидеть ее такой снова. Она стала мне дорога, пробралась мне под кожу, а теперь пришло время сделать с ней то же самое.

— Открой. Свои. Глаза.

Конечно, она отказывается, и на этот раз я бью ее раскрытую киску кончиком флоггера. Игрушка кричит и извивается, несмотря на то, что связана. Я жажду поцеловать ее и уверить в том, что все будет в порядке.

Именно поэтому мне нужно причинить ей боль.

Наказать ее.

Заставить повернуться лицом к страхам.

Так, чтобы я мог упиваться ими, упиваться ужасом и отчаянием в ее глазах.

Мне нужно кончить на ее грудь и оставить так, пока не высохнет.

Да, именно это я и сделаю.

Удар! Удар! Удар!

Бью три раза подряд по ее киске. До сих пор я не бил ее по одному и тому же месту. Теперь я хочу посмотреть, как она страдает.

— Почему ты не спишь здесь, Банни? — Мой голос мягкий, почти заботливый. Но мне, блядь, все равно. Да, верно. Даже я знаю, что это ложь.

— Потому что, — говорит она с придыханием, — я не могу.

— Ты можешь. И ты будешь.

Удар!

Так продолжается, пока она не начинает плакать и умолять меня остановиться. Но я не могу остановиться. Все во мне страстно желает узнать ответ. Это ключ от ее тайны — и я узнаю в чем дело.

— Тебе нравится, когда я бью твою сладкую киску?

— Нет!

Удар!

Банни вздрагивает, и мне интересно, врет ли она. Я проскальзываю своим пальцем между ее бедер и толкаюсь в ее горячую киску. Мокрая.

— Чертова лгунья, — говорю я с усмешкой.

Ее тело расслабляется, и я вздыхаю. Как же она упряма.

— Хочешь, чтобы я остановился, Банни?

— Да.

Удар! Удар! Удар!

Слезы струятся по ее щекам, но она все еще отказывается открыть глаза. Я наношу еще несколько ударов по ее клитору, пока она не начинает стонать и содрогаться от мощного оргазма. Но глаза не открывает, поэтому я пробую другую тактику.

Отбросив флоггер, я развязываю ее ноги, и она прижимает их к груди.

— Ты хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью, и ты могла уснуть, Джессика?

Ее рот приоткрыт, веки трепещут. Я знаю, что она хочет посмотреть на меня.

— Детка, открой глаза. Сосредоточься на мне. Забудь обо всем. Я твой наркотик, Джесс. Посмотри на меня. — Мой голос тверд и обещает защитить ее.

Она чувствует это, как будто мы связаны невидимой нитью, и слегка приоткрывает свои опухшие от слез глаза. Банни смотрит на меня и открывает их шире. Она не смеет смотреть на что-то другое, кроме меня. Власть над ней наполняет мою душу — я всегда хочу быть единственным, кого она видит.

— Хорошая девочка. Это всегда я, понимаешь? Все остальное не имеет значения. Я — твой хозяин. Даритель всех твоих оргазмов; тот, кто выполняет все твои желания; тот, кто хочет каждую частичку тебя.

Она кивает и улыбается мне, продолжая смотреть на меня, когда я поднимаюсь на кровать, устраиваясь между ее ног.

— Смотри на меня, когда я войду в тебя, Джессика.

Всхлип срывается с ее губ, и мне нравится, какой податливой она становится, когда я ласков с ней. Похоже, это единственный способ, которым я смогу попасть внутрь ее милой маленькой головки. Мудак во мне говорит, что я использую ее, чтобы получить то, что хочу. Но реалист знает, что мне просто нравится выражение ее лица. Выражение, которое говорит, что я — весь ее гребаный мир.

Беру в руку член и скольжу в ее набухшую киску. Она горячая и очень влажная. Как только я вхожу в нее, ее великолепные зеленые глаза начинают закрываться.

— Нет, детка. Ты обещала. Смотри на меня.

Банни кивает, кусает губы и вновь открывает их. Я целую ее сухие губы, пока она не натягивает веревки.

— Развяжи меня, — просит она.

Я сильнее толкаюсь в нее и увеличиваю темп, качая головой.

— Мне нравится, что ты связана, красавица. Такая беззащитная.

Она резко втягивает воздух, когда я приподнимаю ее бедра и вхожу в нее глубже.

— Я была беззащитна в тот момент, когда ты затащил меня в свою машину, в ту первую ночь.

Ее глаза сияют чистыми эмоциями, которые разрывают мою грудь и поражают в самое сердце. Люблю этот взгляд. Люблю его ясность. Люблю его бесспорную уверенность.

Она моя.

— О, Боже! Бракс! — Ее крики заглушаются моим ртом, когда я опускаюсь, чтобы вновь поцеловать ее. Она извивается подо мной в оргазме, и вскоре я извергаю в нее свое семя. На мгновение мы одно целое, и это ощущение захватывает мое сердце. Когда мы оба расслабляемся, я прижимаюсь к ее лбу своим.

У меня были планы на мою маленькую игрушку. Планы, которые подразумевали отношение к ней, как и к остальным. Планы, которые должны были идти своим чередом, чтобы сделать мое существование сносным.

Но с ней я не хочу просто существовать. Я хочу жить этим ощущением. Жить внутри нее. Задержать это мгновение.

И это большая проблема.

Я поднимаюсь, чтобы выключить свет. Банни продолжает смотреть на меня, игнорируя все, что происходит вокруг нее, как я ей и велел.

— Я хочу, чтобы сегодня ночью ты спала здесь, — говорю я ей тихо.

Ее запястья все еще связаны, но она борется с этим.

— Пожалуйста, я не смогу сделать это без тебя.

Мне нужно наказать ее.

Заставить спать здесь одной, пока моя сперма стекает между ее ягодицами.

Это то, что делают мои игрушки. Это то, что делает меня счастливым, верно?

— Очень жаль, — говорю я ей и решаю оставить свет включенным, чтобы тьма не помогла ей скрыться от страхов.

Когда я выхожу из комнаты, она начинает рыдать, видимо, из-за того, что я ушел, и из-за того, что демоны поглотили ее. Это выворачивает меня наизнанку, пока я голый иду к лифту.

Оставь ее.

Оставь ее.

Так это работает.

Я поднимаю руку, чтобы вызвать лифт.

Вопли, раздающиеся из соседней комнаты, просто жуткие. Они рассказывают ее страшную историю, несмотря на ее отказ говорить. Ее крики — агония, наполненная болью и отчаянием. Это слишком.

— О, Боже, — шепчу я, когда иду обратно к ней. Похоже, слабак внутри меня выигрывает, когда дело доходит до нее. Каждый чертов раз. Я сделаю что угодно, чтобы остановить этот ужасный крик боли — как будто ее сердце истекает кровью. Как же громко она кричит.

— Бракс, — задыхаясь, зовет она, когда я появляюсь в поле ее зрения.

Я быстро отвязываю ее и беру на руки.

— Давай уберемся отсюда, детка.

И мы уходим.

Несколько месяцев спустя…

Я смотрю на экран компьютера и пытаюсь сосредоточиться, но продолжаю думать об этой странной игре, в которую мы с Джессикой играем, когда остаемся вдвоем. Не так давно она была разбита — абсолютно опустошена. И я был тем, кто заставил ее смотреть в лицо своему страху. Но также я был тем, кто снова собрал ее воедино. Мы провели много ночей, свернувшись клубочком на теплом ковре у камина. Здесь мы, как правило, говорили по душам. Ни один из нас не был готов полностью опустить свою защиту, но мы наслаждались компанией друг друга, вели интересные беседы. Я даже рассказал ей о других игрушках, потому что ей было интересно; об их именах и как они выглядели. Думаю, Банни даже немного ревновала к Свон. Не то чтобы были какие-то причины для этого. Свон никогда не будет угрозой для нее. Прежняя игрушка ушла. Навсегда. В далекое прошлое.

Услышав хлюпанье, я отрываю взгляд от компьютера и ухмыляюсь, увидев, что Банни попивает «героин трудоголиков», сосредоточив свое внимание на моем ноутбуке.

— Развлекаешься? — говорю я, приподняв бровь.

Наши взгляды встречаются, и она усмехается. Боже, она затуманила мой разум. Сегодня, вместо того, чтобы надеть обычный деловой костюм «для работы», как она его называет, Джессика надела спортивные штаны и розовую футболку «Найк». Ее ноги без обуви, в толстых розовых носках. После нашего совместного утреннего душа она оставила высыхать свои волосы, раскиданными по плечам. Каждый раз, когда я смотрю на нее, меня засасывает в этот прекрасный вакуум, которым она является. Почти невозможно отвести взгляд от нее и сосредоточиться на делах.

— Ты такой серьезный, когда работаешь. — Она указывает на мою одежду. — У тебя разве ничего нет, кроме этих черных костюмов и белых рубашек?

Я закатываю глаза.

— Зато ты — бездельница. Ты должна была помочь мне выяснить, почему прибыль моей компании продолжает падать, несмотря на увеличение количества клиентов. Я должен уволить тебя.

Она показывает мне язык, и от этого мой член начинает твердеть.

— Ты даже не платишь мне за это. Ты платишь мне за то, что я сосу твой член. Кстати, я хочу есть. Когда мы сделаем перерыв?

Смеясь, я поправляю затвердевший член, игнорирую ее и пытаюсь понять данные в бухгалтерской программе. Последние пару месяцев я забрасывал Джамала и Гленн всяческими вопросами. И каждой зацепке, кажется, нашлось объяснение. Это бесит меня.

— Заработная плата персонала домашнего обихода. Что в этом счете? — Ее голос вновь серьезный, и я вскользь смотрю на нее.

— Там деньги для Дюбуа, Картье и Кристины. Там ничего нет. Нам нужно искать какие-нибудь необычные учетные записи, которые выделяются. Все, что может быть оплачено на зарубежный счет. Черт! Мои деньги куда-то уходят, и я собираюсь выяснить куда.

Она хмурится.

— Могу я увидеть выписку по этому счету?

— Нет. Если ты просто хочешь полюбопытствовать, чтобы позлить Дюбуа, то это не сработает. Ищи в другом месте, Банни.

Она шире распахивает глаза — ее это задело. В груди всегда что-то сжимается, когда она обижается. Черт побери.

— Проклятье, прости меня. — Ладно, побалую свою маленькую игрушку. — Сядь ко мне на колени, детка. — Я одариваю ее хищной улыбкой, и она фыркает.

— Я не глупая, Бр… сэр. Можешь облапать меня, пока я роюсь в счетах. Обещаю, я выясню, что происходит.

Смеясь, я вхожу в аккаунт. Банни сидит у меня на коленях и щелкает по каждой строке, открывая каждую транзакцию. Ее попка теплая, и я снова хочу трахнуть ее прямо на своем столе. Сегодня утром я трахал ее в душевой кабине, но этого явно недостаточно, чтобы удовлетворить мои потребности. Я снова нуждаюсь в ней.

Скользнув руками, чтобы обхватить игрушку спереди, я щипаю ее затвердевшие соски через футболку. Она, может, и выиграла право выбора одежды, но я потребовал от нее не носить нижнего белья. Моя игрушка сдалась без боя и согласилась исполнить мое желание.

— Ты должен платить Кристине больше, — жалуется она вслух.

Я фыркаю. Моя домработница получает больше, чем любая горничная на Западном побережье.

— Перестань быть любопытной.

Она ерзает попкой и продолжает щелкать мышкой. Я скольжу пальцем между ног Банни и массирую ее сладкую киску. Ее стоны чертовски сексуальны, и вскоре она кричит:

— Вот оно! Вот оно!

Ожидалось, что она содрогнется или изобразит другой признак оргазма, но вместо этого Джессика тычет в экран компьютера. Я останавливаюсь, наклоняюсь вместе с ней к экрану и смотрю на это.

— Две тысячи. Ерунда. Персонал может использовать этот счет, чтобы покупать всякую хрень для дома.

Банни начинает спорить:

— Хорошо, но я вижу много таких, и суммы повторяются. И что важно — сумма в две тысячи долларов снимается ежедневно. Каждый день, Бракс. Что они покупают за две тысячи в день последние несколько месяцев? Кто имеет доступ к этому счету?

Я обдумываю ее слова. Карт, Кристина и Дюбуа — все имеют дебетовые карты с доступом к этому счету, который был открыт для переводов. Но эти деньги были взяты наличными. И она права, это происходит слишком часто. Ежедневно, по сути. Даже сегодня утром со счета снимались деньги.

— Уверена, что Картье и Кристина никогда бы не сделали этого. Дюбуа? В нем я сомневаюсь, — размышляет она вслух.

Но Банни ошибается. У него нет права подписи к этому счету, он просто владелец карты, как и эти двое. Право подписи есть у меня. И у Тревора.

— Твою мать!

Я же велел Джамалу отстранить его от всех счетов, но мы, очевидно, забыли про этот. Я даже не подумал о нем.

Банни указывает на экран.

— Смотри, поступление средств происходило с различных счетов твоих компаний. Так было до недавнего времени. Теперь же происходит только снятие наличных. Тот, кто делает это, пытается все скрыть, специально снимая небольшую сумму. Что будешь делать?

Я пробегаю пальцами по волосам и рычу:

— Собираюсь его убить.

— Дюбуа?

— Господи, нет, Банни. Тревора. Этот ублюдок думает, что он охренеть какой умный.

Она поворачивается в моих руках и злобно смотрит на меня.

— Я думала, он мертв. Ты сказал мне, что убил его.

Нахмурившись, я качаю головой.

— Я соврал.

Игрушка издает сдавленный звук и, вскочив с моих колен, направляется к двери. Я должен пойти за ней и извиниться. Но прямо сейчас мне нужно исправить ситуацию.

— Пришли сюда Дюбуа, — говорю я ей вслед. — И надень что-нибудь презентабельное. — Я не хотел причинять ей боль, но уже поздно. Она злится. Может, стоит заставить ее надеть что-то посексуальней, пока я в состоянии отдавать приказы?

Она уже одета в сексуальную одежду. Все, что она носит, сексуально.

Игнорируя эту мысль, я смотрю, как ее шикарная задница покачивается, пока она идет к выходу. В ответ получаю лишь «Иди в жопу, Брэкстон», перед тем, как дверь кабинета захлопывается за ней.

Позже, Банни.