Порочная игрушка

ГЛАВА 26

Он

Это не ее вина.

Это не ее вина.

Это не ее вина.

Но это так.

— Раздевайся. — Мой тон холоден и не терпит возражений.

Она с вызовом встречает мой взгляд.

— Нет.

Ярость разливается по венам, и мне требуется все мое самообладание, чтобы не сорваться. Даже внезапная смена моего настроения не делает игрушку слабее. Она гибкая. Хамелеон. Постоянно меняется, чтобы приспособиться к обстоятельствам.

— Банни, у тебя есть пять секунд, чтобы раздеться и наклониться над кроватью. Твоей заднице нужна хорошая порка, чтобы ты вспомнила, что ты просто купленная шлюха, — насмехаюсь я. — Не больше.

Ее глаза тускнеют, и у меня сдавливает в груди. Джессика переворачивает все с ног на голову. Она влезла в мою голову. И сегодня вечером вместе с ней и отцом я эту голову потерял. Эта женщина держит меня на крючке и играет мной. Мне нужно, чтобы все пришло в норму, чтобы я мог вернуть свой контроль. Она — моя игрушка, и я могу ей управлять. В моем понимании это именно такие отношения.

— Пять, — рычу я, и Банни вздрагивает.

Схватившись за нижний край рубашки, игрушка стаскивает ее через голову. Под рубашкой розовый бюстгальтер, который делает ее великолепную грудь больше. Я скрещиваю руки на груди и выжидающе приподнимаю бровь.

— Четыре.

Она показывает мне средний палец и тянется руками назад, чтобы расстегнуть бюстгальтер. Он падает на пол перед ней. Я хочу сжать зубами ее набухшие соски. Господи, как же я скучал по ее телу. Мой холодный, каменный внешний вид начинает разрушаться, и в меня просачивается желание.

— Три, — На этот раз мой голос похож на голодный рык.

Банни сдергивает джинсы, стаскивая трусики вместе с ними. Она предстает передо мной обнаженной, и в это мгновение я забываю, что же хотел с ней сделать.

Все, о чем могу думать, это она.

Она.

Она.

— Два, — говорит она с усмешкой.

Я подхожу к ней и хватаю ее за шею.

— Один.

Я хотел бы отшлепать ее, но сейчас мне просто нужно быть внутри нее. Она вскрикивает, когда я толкаю ее к стене. Наши взгляды встречаются, и я захватываю в плен ее губы. Проскальзываю руками к ее попке и поднимаю. Джесс стонет в мой рот и обвивает ноги вокруг моей талии. В ту секунду, когда я толкаюсь в ее тугое лоно, она кричит.

Но этот крик не от боли.

И не от удовольствия.

Она кричит на меня.

За то, что заставил пройти ее через это. Все это.

Я проигрываю битву с ней. Она владеет мной, независимо от того, как сильно стараюсь изменить наши роли и поставить ее на место. Я зависим от нее так же, как она была зависима от героина. Банни впивается в мои плечи ногтями, и это выводит меня из транса.

Смотрю в ее глаза, наполненные слезами, и ожидаю увидеть в них ненависть, которую заслуживаю.

— Не останавливайся, Бракс, — просит она, почти касаясь моих губ своими, — никогда не останавливайся.

Тепло устремляется вниз по моему телу, и я чувствую, что готов кончить в любой момент.

— Я никогда не остановлюсь, Джесс.

От моих слов она начинает дрожать, и на мгновение мне кажется, что она плачет. Но Банни кончает. В тот момент, когда ее киска сжимает меня, я сдаюсь, и мое семя изливается в нее.

Вхожу и вхожу в нее, пока она не тяжелеет в моих руках. Когда я выскальзываю из нее и ставлю на ноги, ее глаза наполняются слезами, и она прячет лицо в ладонях. Внезапно она оглушает меня звонкой пощечиной.

— Ты — тупой ублюдок!

Я слишком ошарашен, чтобы сделать хоть что-то, поэтому просто смотрю на нее. Но когда она начинает хватать свою одежду, я прихожу в себя и бросаюсь к ней.

— Какого черта ты делаешь? — рычу я, хватая ее за руку.

Джессика пытается вывернуться, но я сильнее.

— Я ухожу.

Я в замешательстве смотрю на нее.

— Но мы только что занимались сексом.

Смех, который вырывается из нее, вовсе не веселый.

— Именно поэтому я и ухожу.

— В этом нет никакого, блядь, смысла, Джессика!

Она тычет мне в грудь пальчиком. Взгляд полон ярости и грудь яростно вздымается с каждым вдохом.

— Никакого смысла нет в наших отношениях, Брэкстон.

Я хватаю ее за запястье и дергаю на себя. Она начинает драться, но я притягиваю ее к себе. Сердце выпрыгивает из груди, ведь я чертовски перепугался. Если она уйдет, мне с этим не справиться. Я уже впустил ее в свою голову, и не хочу, чтобы она когда-нибудь уходила.

— Поговори со мной, детка, — бормочу ей в волосы.

— Мне не нужны твои деньги.

— Мне плевать на деньги. Я забочусь о тебе.

Банни поднимает голову и спокойно смотрит на меня. Ярость ушла, остались лишь слезы.

— Правда?

Я был чертовым трусом, отреагировав так сегодня вечером. Сорвался, когда она спросила отца о матери. Весь прогресс, которого мы с ней достигли, вылетел в трубу, и я захотел сделать ей больно. Напомнить о ее месте. Черт побери, наказать за то, что она шлюха-наркоманка, как моя мать. Но вспышка ярости прошла так же быстро, как и появилась. Правда в том, что я не хочу причинять ей боль. Я просто хочу ее.

Знаю, что ей нужно объяснение, но у меня его нет. Причина заключается в том, что она спутала все мысли в моей голове и нашла путь к моему черному сердцу.

— Бракс? — Джесс поднимает подбородок выше, и это мужество с ее стороны. Она не позволит мне так легко сдаться.

Я запускаю пальцы в ее волосы и целую ее сладкий ротик в надежде отвлечь от слов, которые я не в силах произнести. Когда отстраняюсь от нее, в глазах Банни стоят слезы, а нижняя губа дрожит. Я беру ее за руку и тяну к камину, хватая по пути одеяло. Мы садимся на край ковра, будто делали это тысячу раз, и я заворачиваю нас в одеяло.

— Бракс, пожалуйста.

Обхватываю ее руками и прижимаю спиной к себе.

— Прости, Джесс. Мне так жаль.

Она кивает, но не отвечает.

— Просто это… — Я замолкаю. — Это сложно — говорить о ней… Я нашел ее тело. Мама умерла от передоза, и я остался один в четырнадцать лет. Если бы не отец, я был бы никем. Просто пустым местом.

Прижимаю Джессику к себе и вдыхаю ее аромат. Это один из тех моментов, которые я хочу остановить. Один из наших моментов, который имеет смысл только сейчас, на этом ковре.

— Я запутался. Ради всего святого, я покупаю женщин, чтобы они были моими игрушками! У меня с головой не все в порядке. И ты, кажется, запутала все еще больше. Но мысль о том, чтобы отпустить тебя, убивает меня.

Она шмыгает носом.

— Брэкстон, прекрати закрываться от меня. Каждый раз, когда у нас начинает что-то получаться, ты закрываешься и отталкиваешь меня. Часть меня хочет работать над этим, бороться за что-то настоящее, что продлит мое пребывание здесь. Другая часть хочет убежать далеко и никогда не оглядываться назад. Я разрешаю тебе унижать меня, даже оскорблять, потому что тебя это заводит. И ты знаешь, что мне это тоже нравится. Но я требую твоего уважения и честности. А это, — говорит она, кивая наверх, — совершенно не то, чего я хочу.

Моя голова трещит. Ей нужны ответы, которые я не должен ей давать. Прижимаюсь лицом к ее волосам и вдыхаю ее запах. Он успокаивает меня. Оставив мягкий поцелуй на ее плече, я пытаюсь дать ей хоть какое-то объяснение.

— С тех пор, как умерла мама, мне нравится контроль. Я вырос в мире, где голодал и никогда не чувствовал достаточно тепла. Мне нужно, чтобы каждый аспект моей жизни отвечал моим требованиям. Это успокаивает боль, которая никогда по-настоящему не проходит.

Мгновение она молчит, а затем поднимает руку и гладит меня по щеке, будто благодарит за эти слова. Затем поворачивается в моих руках и усаживается мне на колени. Одеяло сползает на пол.

— Дай мне руку, — шепчет она.

Я в замешательстве, но даю ей руку. Дрожащими пальцами она направляет ее вниз своего живота, и я думаю, что она хочет, чтобы я ласкал ее. Но Банни тянет мою ладонь вправо и прижимает ее к себе.

— Чувствуешь это? — Ее голос дрожит.

Небольшой шрам под моими пальцами.

— Да. Шрам?

Она прижимается лбом к моему и грустно покачивает головой.

— Растяжки.

Продолжаю ощупывать ее кожу, двумя руками исследуя оба ее бедра. Я их чувствую. Маленькие. Незаметные.

— Ее звали Грейс.

Меня обдает холодом, и я чувствую, как что-то сжимается в груди. Доктор в Лондоне упомянул о возможной беременности, и теперь этому есть подтверждение.

— Моя малышка. Я любила ее, Бракс, хотя так и не узнала ее. — Она пытается подавить рыдания.

— Что случилось?

Джессика хватает ртом воздух, и я притягиваю ее к себе. Лицом она прижимается к моей щеке и шепчет:

— Ле-лестница. К-кровь.

— Боже, Джесс, мне так жаль.

Она выпускает боль и агонию, так долго запертую в ней, и начинает бить меня. Ее удары ничто для меня, но все для нее.

Снова, снова и снова.

Я позволяю ей выпустить боль. Кажется, что только вчера Ричард переносил на себе всю тяжесть моего взрывного гнева. И он терпел каждый удар, как и я сейчас.

Это то, что вы делаете для любимых.

Любовь.

Вот черт!

Когда ее удары ослабевают, я переворачиваю ее на спину, накрываю своим телом и осыпаю поцелуями. Вскоре ее крики превращаются в мольбу, и я готов сделать все, чего она хочет. Скольжу членом в нее, как будто там его место, и занимаюсь с ней любовью.

— Я люблю тебя, Джессика Кеннеди.

Последний ее барьер рушится, и она бормочет слова, что излечивают рану в моей душе, о которой я никогда не подозревал.

— Я тоже тебя люблю. Но не смей снова так со мной поступать.

Чуть позже она кричит в экстазе, а я пульсирую внутри нее. Сердце сжимается от ее слов. Я даже не потрудился ответить, потому что мы оба знаем, что я не смогу сдержать обещание.

— Сэр, — говорит Дюбуа, открывая дверь кабинета, — можно с вами поговорить?

Я откидываюсь на спинку кресла и киваю. Это отвлекает меня от мыслей о том, что ночью я признался в любви Джесс. Каким местом я думал?

— Конечно.

Он подходит, нахмурившись, и садится напротив.

— У нас проблема.

Рывком сажусь прямо и смотрю на него.

— Тревор?

— Скорее всего, — говорит он со вздохом. — Мне жаль… Это касается Гленн.

Я в замешательстве хмурюсь.

— Что?

— Нашли ее тело — явно передозировка лекарствами, но Джамал нашел записку в ее кабинете. Он позвонил мне вчера вечером, пока вы были с игрушкой.

Схватив со стола степлер, я запускаю его через комнату. Он попадает в рамку, и та падает на пол.

— Ее имя — Джессика, — рычу я сквозь зубы.

Он поражен моей вспышкой, но быстро продолжает:

— В записке говорилось: «С одной сучкой покончено, остались еще две. Самое больное место. Девки делают его слабым».

Что за херня?

— Это шутка? — кричу я, вскочив с кресла. — Блядь, это розыгрыш?!

Начинаю нервно расхаживать по кабинету, запустив пальцы в волосы.

— У нас есть варианты.

Я поворачиваюсь к Дюбуа.

— Разве? Какие гребаные варианты у нас могут быть, кроме как убить этого ублюдка?

Дюбуа кажется невозмутимым. Еще одна причина, почему я нанял его. Там, где я позволяю эмоциям управлять мной, он использует логику.

— Мы можем пойти в полицию, — говорит он ровным тоном, — но я не думаю, что вы захотите, чтобы они совали нос в ваши дела.

Ни хрена, не вариант.

— Или?

— Мы можем бросить ему вызов. Но это не самый умный вариант, учитывая то, что он уже сделал с Гленн.

Я потираю ладонями лицо. Остались две. Означает ли это, что Кристина и Джессика в опасности? От этой мысли становится плохо.

— Третий вариант?

Он пожимает плечами.

— Позвольте мне позаботиться об этом.

Я киваю.

— Соберу сумку, и мы можем отправляться в…

Дюбуа останавливает меня, подняв руку.

— Сэр, при всем уважении, я считаю, что в ваших интересах — не ввязываться. С Корги было по-другому, это была другая страна. У Тревора есть знакомые, он многое знает о вашей компании. Боюсь, мудак будет ждать этого, и будет знать, что делать, если вы вдруг допустите ошибку.

Я снова начинаю ходить по кабинету.

— И что я должен делать? Сидеть тут и надеяться, что он больше ничего не сделает?

Дюбуа складывает руки на груди и смотрит на меня серьезным взглядом.

— Сэр, вы должны защитить Кристину и Джессику.

Уже полдень, я все еще не видел Джессику, и внутри нарастает беспокойство. Какой мудак ночью будет говорить женщине, которая сводит его с ума, что он любит ее, а утром прятаться, как чертов трус?

Я — этот мудак.

Стою и тяну время, прежде чем выйти из кабинета. Слышу, как на кухне возится Кристина. Голова трещит от всего, что случилось за последние двенадцать часов. Я сказал Джесс, что люблю ее. У Гленн был передоз таблетками. И отец теперь живет с нами. Всего несколько месяцев назад я жил один, не считая троих домашних сотрудников. Было тихо и спокойно.

Теперь же в моей жизни сплошной хаос и нервотрепка.

Но если быть честным, я чертовски счастлив.

Ввожу код, открывающий доступ в спальню, и сразу же ухожу, когда не нахожу там ее. Сердце начинает выпрыгивать из груди, когда поднимаюсь на верхний этаж. Но там нет ни ее, ни отца.

Где они, черт возьми?

Тревор.

Болезненное ощущение волной проходит по телу. Если он действительно захочет причинить мне боль, то попытается сделать что-нибудь с людьми, которых я люблю.

Я люблю ее.

Несмотря на естественное желание отрицать это, я знаю, что не смогу обманывать себя. Я принадлежу ей, а она принадлежит мне. Это стало ясно, как и в тот момент, когда отец приехал и забрал меня из Нью-Йорка. Не было никаких вопросов. Только ответы. Я принадлежал ему, стал его сыном — конец истории.

На втором этаже тоже никого нет, и у меня начинается паника. Когда распахиваю дверь в подвал, смех Джессики достигает моих ушей, и я вздыхаю с облегчением.

— О, перестаньте ныть, как унылый старикан, — упрекает она и брызгает водой в моего отца. Они оба в бассейне, и я наблюдаю за ними.

— Мы плаваем уже час, юная леди. Думаю, я достаточно наплавался на сегодня, — возмущается он.

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. На ней сексуальный бирюзовый купальник, темные волосы закручены в аккуратный пучок, что делает ее похожей на нимфу.

— Прошло всего тридцать минут, а вам нужны физические нагрузки. Бракс не хочет, чтобы у вас случился второй приступ.

Он стонет и вновь начинает плавать. Лицо Джессики озаряется и сияет самодовольной гордостью. Когда папа достигает конца бассейна, он смотрит вверх и видит меня.

— Бракси, помоги. Твоя женщина безумна, — кричит он, но я слышу смех в его голосе.

Подхожу к краю бассейна и приседаю.

— Думаешь, я не знаю об этом?

— Эй! — Она усмехается и плывет к нам, пока не оказывается у бортика, где вода по пояс. — Выглядишь расстроенным. Я получу свой поцелуй?

На ее лице нет макияжа, и она невинно хлопает ресницами, округлив свои зеленые глаза. Она так красива. Конечно же, я подарю ей чертов поцелуй. Я подарю ей весь чертов мир.

Джессика тянется ко мне, и я оставляю влажный поцелуй на ее губах. Обхватив ладонями меня за шею, она скрещивает пальцы, и когда я углубляю поцелуй, и тянет меня сильнее. Я теряю равновесие и падаю в воду прямо на нее. Маленькая хитрюга опрокидывает меня в воду, и я слышу, как папа смеется. Мы оба всплываем, и я протираю ладонями глаза.

— Тебе конец, женщина, — ворчу я, начиная стягивать мокрый и тяжелый пиджак.

Она взвизгивает и уплывает на другой конец бассейна, чтобы сбежать от меня. Ха! Она никогда от меня не сбежит.

— Очень вовремя, сынок. Пойду, стащу у Кристины чего-нибудь пожевать, — с озорной улыбкой говорит папа и вылезает из воды. — Может, уломаю ее на бекон.

Я смеюсь и качаю головой, прежде чем переключить свое внимание на Джесс.

— Это произошло случайно, — кричит она и поднимает ладони верх в знак примирения.

Закидываю мокрый пиджак на бортик, галстук и рубашка летят вслед за ним. Туфли уже слетели — итальянская кожа уничтожена в одно мгновение. Я не отвожу от Джесс взгляда, пока снимаю штаны, носки и боксеры. Отец давно ушел, осознавая неизбежность.

— Теперь моя очередь получить поцелуй. — Мой голос низкий и хриплый, когда я приближаюсь к ней.

Она усмехается, слегка опасаясь, что же я буду делать дальше.

— А может, я не хочу целовать тебя. Ты оставил меня одну на все утро.

— У меня были дела. И потом, ты еще спала. — Я смотрю, как она отплывает подальше от края, и медленно приближаюсь к ней. Мой мозг хочет отдохнуть, потеряться с Джесс в нашем тайном влажном мире, где психи не угрожают людям, о которых я забочусь, и не убивают моих сотрудников. Если я могу хоть на несколько минут отдохнуть от своих проблем, мне стоит воспользоваться этой возможностью. Когда я вернусь наверх, они навалятся на меня с новой силой.

— Тем не менее, ты мог… — Ее слова обрываются, когда я ныряю под воду. Открываю глаза и подплываю к ее ногам, которыми она резво болтает, пытаясь улизнуть от меня. Моя реакция быстрее, так что я хватаю ее за щиколотку и тащу вниз. Ее крик можно услышать даже под водой. Дергаю завязки ее бикини и тяну ближе к себе. Перемещаю ладони на ее задницу, и она больше не сопротивляется, прижимаясь ко мне. Член еще не совсем готов, но полуголая шалунья, обнимающая меня под водой, безусловно, заводит меня.

Легкие горят от нехватки воздуха. Я целую ее губы, пока поднимаю нас на поверхность. Как только мы делаем первый вдох, наши рты жадно соединяются в страстном поцелуе. Я ныряю своим языком в ее рот и целую с яростью, которую не могу объяснить. Я просто нуждаюсь в ней. Сейчас же.

— М-м-м, — стонет она, когда я подплываю к краю с ней на руках.

Я ужасно возбужден. Толкаю ее к кафельной стенке бассейна и готов войти в ее киску. Схватившись за уступ, я позволяю ей держаться за меня и сосредотачиваюсь на сексе.

И, Боже, мы трахаемся.

Джесс зарывается пальцами в мои волосы, а мне удается развязать верх купальника, и теперь она полностью обнажена.

— О, Боже, — рычу я, когда ее обнаженная грудь прижимается к моей груди. — Я так скучал по тебе.

Джессика стонет, и ее тело начинает дрожать от удовольствия.

— Я тоже скучала по тебе.

Когда она достигает кульминации, мое имя срывается с ее губ, и для меня в целом мире нет ничего слаще. Еще несколько толчков, и я кончаю за ней с такой интенсивностью, что трудно дышать.

Со всеми игрушками, которые у меня были, секс никогда не был таким, как с Джесс.

С ней мой разум и сердце тоже испытывают оргазм. Это необъяснимо. И для любой другой женщины меня больше не существует.

Это всегда будет она.