Порочный святой

11

ЛУКАС

Ланселот кружит вокруг моих ног, когда я поднимаюсь наверх после ужина.

Он путается под ногами, и я чуть не спотыкаюсь. Я поднимаю пухлого мопса на руки, фыркая на его пучеглазое бесплодное извивание.

— Полегче, дружок, — успокаиваю я, почесывая ему живот. Он радостно ворчит, потягиваясь в моих руках. — Прямо здесь? Да, ты хороший мальчик.

Я спускаю его на землю возле своей комнаты.

На дразнящие сообщения, которые я послал Джемме, нет ответов. Я снова достаю фотографию, где она связана. Навязчивая идея смещается, растет, пока я зацикливаюсь на фотографии, рассматривая ее бедра и связанные руки.

Успех ее похищения пылает свежим жаром в моем нутре, сигнализируя о тени, живущей внутри. Острые ощущения от того, что я превзошел ее, когда затаскивал ее в свой джип, вызывают привыкание. Хочу сделать это снова.

В каком-то смысле, это даже лучше, что Джемма не смирилась, когда я потребовал от нее подчиниться, как это сделали бы другие девушки. Вызов, брошенный ей, сделает ее подчинение намного слаще, когда я сломаю ее.

А пока что я выбрасываю Джемму из своей головы.

Стопка новых эскизов лежит на моем столе рядом со стратегической книгой. Я хватаю верхний и падаю на кровать. Ланселот с ворчанием вскакивает и устраивается у изножья кровати.

Вставив наушники и включив спокойный плейлист, я погружаюсь в рисование и начинаю с нескольких упражнений для разминки, затем придумываю проекты зданий.

Рисование после школы расслабляет меня. Это мой любимый способ расслабиться в конце дня — только я, скетчпад и моя собака.

Если бы это зависело от меня, я бы бросил футбол в мгновение ока, чтобы иметь больше времени для практики. Я занялся им совсем недавно, поэтому мои линии еще не на высоте. Один артист с YouTube, за которым я слежу, называет это «пробегом». На видео, которые я смотрю в Интернете, выступают артисты, опередившие меня на годы, люди, которые знали, чего хотят, еще тогда, когда я все еще наслаждался футболом, потому что это был веселый способ провести время с друзьями.

Полки в моей комнате забиты трофеями за каждый год, с тех пор как я играл в маленькой лиге, едва умея бросать мяч и застрял в этом виде спорта. Сейчас мне кажется, что все ждут от меня мечты о профессиональной карьере.

Летом я намекнул, что подумываю об уходе из команды. У меня не было желания играть, меня не волновало быть квотербеком, и я был неправильным выбором для капитана команды. Мои родители не поняли моих намеков.

Всякий раз, когда я заговариваю об уходе, они говорят мне, что я должен держаться, потому что играю уже десять лет.

Важно доводить обязательства до конца.

Мама взъерошила мои волосы и вручила мне свежевыстиранную майку, а папа гордился моими достижениями. Когда я спросил, что будет, если у меня появятся другие стремления, папа совершенно не понял моего вопроса. Он сказал, что как капитан команды, мои друзья полагаются на меня.

Я не просил вечно играть в футбол. В детстве родители бросали меня во все возможные виды спорта. Футбол остался, потому что там были мои друзья.

И что с того, что я хорош в этом?

У меня другие планы на жизнь. Я не хочу отбрасывать их в сторону, потому что у меня талант бросать мяч. Это чушь.

Когда мама стучится в открытую дверь с моей майкой, я приветствую ее карандашом и наношу последние штрихи на дом в современном стиле, который я себе представлял.

— Ты выглядишь таким красивым в этой майке, — говорит мама, вешая ее на дверь и гладя руками материал. — Я буду скучать, видя твой номер 14 после этого года.

Номер 14. Я всегда говорю, что мне дважды повезло из-за моего номера.

Я хмыкаю и пожимаю плечами, когда приходит вдохновение и отключаюсь, когда добавляю прохладную дорожку.

— Папа положил на стол несколько брошюр для тебя внизу. — Мама сидит на нижней части кровати и гладит Ланселота. Он переворачивается на спину и лапами просит ее продолжать. — Он сказал, что может взять выходной в пятницу, чтобы вы вдвоем могли посетить кампусы.

Я вздыхаю и вытаскиваю наушник из уха. — Дай угадаю. Штат Колорадо, Юта и Вашингтон?

Мама улыбается и кивает.

Конечно. Все школы с национальными футбольными программами. Одна из них — папина альма-матер.

Я не говорю ей о закладке на моем ноутбуке для колледжа Оук-Ридж. Или о брошюре в бардачке. Или о заполненном заявлении, спрятанном в нижнем ящике моего стола.

Я крепче сжимаю в руках блокнот для набросков. Мама ни разу не попросила посмотреть, что я рисую, хотя это все, что я делаю в свободное время по дому. Я практически живу на задней палубе и в доке, заполняя эскизы в этюдниках с моей новообретенной жаждой учиться.

Это как наркотик — обнаружить, что я умею больше, чем играть в футбол и это откроет двери к моим мечтам.

— Спасибо, мама. Я поговорю об этом с папой.

Мама целует меня в макушку, ерошит мои волосы, как будто я все еще ребенок.

— Не могу поверить, что в следующем году ты будешь учиться в колледже.

Я пожимаю плечами, не зная, как реагировать, когда она так себя ведет. Мама уходит, а я снова вставляю наушники и включаю музыку, перелистываю чистую страницу и начинаю новый рисунок.

Они не позволят мне уйти из команды. Если это сделает их счастливыми, я закончу год. Но я буду учиться в колледже на своих условиях.

Это был тяжелый урок, что я не могу иметь все, что хочу, но без раздумий хватаю все, что могу взять. Только так я могу хоть как-то контролировать свою жизнь.