Порочный святой

26

ДЖЕММА

Проходит несколько недель, и я теряюсь в водовороте противоречивых чувств.

Я думала, что знаю, кто такой Лукас, с того первого украденного поцелуя на его вечеринке, думала, что он безмозглый качок и избалованный засранец, которого интересует только то, чтобы переспать с как можно большим количеством девушек, прежде чем получить футбольную стипендию.

Он доказывает, что я ошибалась, но смогу ли я простить его за те трюки, которые он со мной проделывал? Он угрожал мне, дважды похищал меня, и я позволила ему опуститься на меня. И даже отплатила ему тем же, потому что незаконная горячность момента взяла верх, разжигая во мне потребность, настолько сильную, что я не могла ее отрицать.

Может быть, это означает, что во мне что-то не так, раз мне это нравится в каком-то извращенном смысле. Его грязные слова всегда действовали на меня.

Готова ли я пройти путь от любимой мишени Лукаса Сэйнта до прыжка в постель с ним? Я не знаю.

После того как Алек забрал меня с тех длинных выходных в доме Лукаса, где мы провели больше времени голыми в его постели с нашими ртами друг на друге, чем одетыми, в школе я держалась особняком, чтобы избежать Лукаса. Тяжесть осуждающего взгляда Алека, когда мы выходили из дома у озера, заставила маслянистое чувство вины скользнуть по мне, пока я шла к машине, руки Лукаса приклеились ко мне.

Невозможно было определить, какие синяки были от ночи шторма, а какие от Лукаса в остальные гедонистические выходные.

Алек перестал изображать из себя защищающего брата, как только я поинтересовалась его поведением в пятницу и тем, что заставило его так много выпить.

Почему я должна чувствовать себя плохо из-за того, что делаю то, что делают мальчики? Лукас заставлял меня чувствовать себя хорошо. И он не стал снова переходить мои границы. То, что я с ним переспала, не делает меня шлюхой, а его героем. Двойные стандарты — это архаичное дерьмо.

Единственное, что было плохо в эти выходные, это ложь родителям о том, где я была и что случилось.

Они поверили мне, когда я объяснила, что мы с Блэр пошли в поход и попали в грозу на тропе. Я убрала волосы, чтобы скрыть засосы на шее, сделанные Лукасом. Это были не единственные засосы, которые он оставил на моей коже.

Должна ли я быть более открытой с родителями? Возможно. Но все же я не могу заставить себя начать с ними неловкий разговор о мальчиках.

Мне пришлось врать не только о Лукасе, но и об аварии.

Лукас предложил заплатить за царапину на пассажирской стороне CR-V. Он сказал, что у Девлина есть парень, который хорошо делает кузовные работы. Я не хотела быть ему обязанной, но у меня также не было возможности заплатить за повреждения, и мне нужно было скрыть это от родителей.

Доброта, которую он предлагает, рисует картину другого человека, чем тот, которого я вижу в школьных коридорах. Я не знаю, кто из них настоящий Лукас, но я знаю, с кем предпочитаю быть рядом.

В те несколько раз, когда он видит меня, он не преследует, как я ожидаю. Однако в его глазах снова появился взгляд охотника. Теперь он более интенсивный, думаю, что на этот раз он ждет, когда я приду к нему.

Клянусь сосредоточиться на школе и своем фотопроекте, пока не разберусь со спутанными мыслями в своей голове.

Я возвращаюсь со съемок после наступления темноты. Машины мамы и папы уже уехали. У мамы ночная смена в больнице, а папа уехал на выходные в поход. На подъездной дорожке стоит незнакомая машина, которая, должно быть, принадлежит одному из друзей Алека.

— Я дома, — говорю я, входя в дверь.

— Я заказал пиццу, — кричит Алек.

Похоже, он в подвале, где превратил готовое помещение в свою пещеру.

Я забегаю на кухню, беру теплый кусок пепперони и грызу его, пока поднимаюсь по ступенькам в свою комнату, локтем открываю дверь, ворчу, когда перекидываю через голову сумку с фотоаппаратом и ставлю ее у стола, поворачиваюсь, чтобы взять ноутбук с кровати, где я его оставила, и замираю.

Лукас сидит на краю моей кровати в джинсах и черной толстовке.

— Господи Иисусе. — Я хватаюсь за грудь, где мое сердце пропустило пятьдесят ударов при неожиданном виде его. — Ты мог довести меня до сердечного приступа. Почему ты сидишь здесь так тихо?

— Ждал, когда ты вернешься, я здесь недолго. Может, минут десять.

Он выглядит рассеянным. Тише, чем обычно. Его внимание перемещается по моей комнате, осматривая ее.

— И тебе пришлось делать это в моей комнате? — Я запихиваю остаток коржа пиццы в рот. — Кто тебя сюда впустил?

— Алек. Я пришел к нему, и он сказал, что могу подождать тебя здесь.

Мои глаза сужаются. Моя комната — мое убежище, и я не люблю, когда в нее входят без моего разрешения. Алек мертв.

Раздражение исчезает, когда Лукас переключается, играя с карманом своей толстовки. Мне кажется, что он выглядит менее уверенным в себе. Это то, что не нравится в нем, напрягает мои ожидания и инстинкты.

Я оставляю его, чтобы достать свой ноутбук и загрузить свои снимки со съемок. На несколько минут воцаряется комфортная тишина.

Когда Лукас снова заговорил, это заставило меня подпрыгнуть. Не от страха, а потому что я была поглощена выбором изображений для добавления в свой проект.

— Мне нравятся жирные линии на твоих фотографиях.

Глубина его голоса омывает меня своей близостью. Он стоит за моим письменным столом, наклонившись ко мне, чтобы видеть экран, его знакомый лесной аромат окутывает меня, и я немного ошеломлена тем, что он понимает некоторые понятия о композиции.

— Ты искал в Интернете, чтобы сказать мне?

— Нет, я уже знал это. — Лукас нежно дергает за конец моей косы. — Мне нравятся такие вещи.

Приятное покалывание в животе. Я откидываю голову назад, чтобы посмотреть на него.

— Я думала, ты футбольный болван.

Лукас смотрит на меня с открытым выражением лица. — Вообще-то, я хочу изучать архитектуру в колледже искусств Оук-Ридж.

Мои губы раздвигаются, а желудок вздымается. Я была права. Я совсем не знаю Лукаса.

Все студенты и преподаватели говорят о профессиональных перспективах Лукаса Сэйнта в футболе.

Я просто предположила...

Как и все остальные.

Это действительно хороший колледж, и я рассматриваю его для получения степени по изобразительному искусству в области фотографии.

— У них там нет футбольных стипендий.

Лукас долго молчит. Он прослеживает мой нос от кончика до переносицы и обхватывает мое лицо.

— Я знаю, — бормочет он.

Чувствую, что Лукас подарил мне частичку себя и теперь, когда у меня есть ключ, чтобы открыть дверь, я вижу его лучше.

Это тот парень, которого он показал мне на лодке, когда там были только мы и его собака мопс.

Это тот, кто может мне понравиться. Может быть, даже влюбиться.

Электрический разряд наполняет воздух.

Я позволяю Лукасу побудить меня встать со стула. Он прижимает меня к столу, закрывает мое лицо руками, прежде чем поцеловать меня.

Поцелуй Лукаса превращается в бурю.

Стук моего сердца отдается в ушах, как дождь, настойчивость его языка — гром, отдающийся в моих костях, наше резкое дыхание — удар молнии, освещающий то, что нам нужно.

Лукас проводит меня через всю комнату, и мы падаем на кровать. Он весь во мне, шквал жара, губ и рук, которые разрывают меня на части, и он освобождает мою косу.

Мои ноги обхватывают его талию, мы прижимаемся друг к другу, удовольствие заглушается нашей одеждой, и я хочу снова раздеться догола, снова почувствовать его кожу на своей без всяких барьеров, чтобы спрятаться друг от друга. Лукас, должно быть, тоже чувствует эту потребность. Он задирает мой свитер и осыпает поцелуями живот, пока не добирается до джинсов.

Лукас издает грубый звук, его горячее дыхание омывает мою чувствительную кожу, когда он стягивает мои джинсы, не расстегивая их, забирая с собой нижнее белье. Он проводит по ним губами, а затем спускается вниз в порыве совершенного влажного жара.

— Да, — вздыхаю я, когда его рот оказывается на мне.

Лукас рычит, и в мгновение ока я превращаюсь в натянутую проволоку, которая вот-вот оборвется, его язык неотвратим, а в животе нарастает жар.

Мое тело словно подстроилось под его, готовое рассыпаться при одном его шепоте.

Лукас поглаживает мои складочки, и когда он просовывает пальцы внутрь, я замираю. Нарастающее давление взрывается хором наслаждения за моими закрытыми глазами.

Потом он рядом, целует меня, пробует на вкус приглушенные крики моего оргазма, который накатывает на меня ударными волнами.

— Вот так, — бормочет он в поцелуе. — Мне нравится заставлять тебя издавать эти звуки. Твоя киска скучала по моему рту? Я жаждал снова попробовать тебя на вкус с той минуты, как ты ушла от меня.

Я тянусь вниз, чтобы взять в ладони его член, и он стонет, снова набрасываясь на мой рот.

Мы с трудом освобождаемся от оставшейся одежды, и все словно встает на свои места, когда наша обнаженная кожа скользит вместе.

Он снова входит в меня пальцами. Моя спина выгибается дугой, и я скачу на них, вращая бедрами при каждом движении. Мое тело горит, и я не готова остановиться.

Я настолько мокрая, что при каждом толчке раздается хлюпанье.

— Это очень приятно, — задыхаюсь я.

— Готова кончить еще раз? Я не остановлюсь, пока ты этого не сделаешь.

Я прикусываю губу и киваю. Он смотрит на меня совершенно диким взглядом, как будто не будет удовлетворен, пока я не распадусь в прах.

— Сегодня вечером я сделаю тебя своей навсегда. Я хочу, чтобы эти пальцы были моим членом, зарытым в твое тело прямо сейчас.

Он выгибает их, и звук застревает в моем горле, когда наслаждение вырывается наружу. Лукас прижимается своим лбом к моему. Его рука замирает, и я вцепляюсь когтями в его руку.

— Не останавливайся.

— Ты же знаешь, что тебе нужно сделать. — Он целует меня один раз, жестоко и грязно. —Умолять.

Мой живот сжимается и переворачивается.

До этого момента я позволяла ему командовать. Он заставлял меня чувствовать себя хорошо, и я не мешала ему прикасаться ко мне. Я была инициатором только поцелуев и нескольких случаев орального секса, когда была его пленницей на выходные.

Лукас смотрит на меня пронизывающим взглядом, полным вожделения. Его рука остается полностью замороженной, как бы я ни крутила бедрами, пытаясь заставить его двигаться. Из меня вырывается взволнованный выдох, и я опираюсь на локти.

Он сказал мне, что не примет этого. Что он хочет, чтобы я кончила добровольно.

Кровь бросилась мне в ухо, мои чувства переполнены тем, как сильно я хочу догнать оргазм, к которому была близка.

Чувствовать себя хорошо сейчас — значит сдаться.

Лукас ждет, когда я прыгну с обрыва вместе с ним.

Он убирает пальцы и целует меня, шепча грязные поощрения и обещания на мою кожу, пока он мучает меня. Мое сердце бешено колотится, и я прижимаюсь к нему. Он превращает мое тело в провод под напряжением, по которому струится нечестивое наслаждение.

Каждый раз, когда я подхожу ближе, он останавливается, пока я не сдерживаю слезы разочарования. Я стою на краю обрыва.

Все это время я сдерживался, больше так не могу.

Не хочу, чтобы мое прошлое диктовало мне, как жить дальше. Я сама за себя отвечаю и Лукас предлагает мне это прямо сейчас.

Я могу плакать и целовать его за одну только эту маленькую доброту.

Каким-то образом, он понимает это. Он знает, что я должна сделать этот выбор для себя.

Я прыгаю с обрыва вместе с Лукасом в свободное падение.

Я хочу этого.

— Пожалуйста, — шепчу я, когда он снова приближает меня к себе, рука между моих ног, когда он сосет мою шею. — Пожалуйста, Лукас. Ты мне нужен.

— Скажи мне, что тебе нужно, детка.

Его голос грубый и необработанный. Он чувствует это так же сильно, как и я сейчас.

— Ты мне нужен, — повторяю я. — Я хочу, чтобы ты трахнул меня.

— Правда? Ты уверена? — Он наклоняется и самодовольно ухмыляется. — Не похоже, что ты этого хочешь.

— Да! — Я хватаю его за волосы и прижимаю его губы к своим. — Да, я хочу тебя. Я хочу кончить. Пожалуйста, трахни меня.

Мы целуемся, и его пальцы проникают в мои волосы, слегка потягивая их, чтобы откинуть мою голову назад.

— Ты такая красивая, милая. — Лукас целует мое горло. — Я собираюсь пометить твое тело, даже когда мои засосы исчезнут, ты будешь чувствовать меня там.

Я дрожу от его слов. Он снова целует меня, затем встает, чтобы покопаться в своих джинсах, и возвращается с презервативом и пошлой улыбкой.

Предвкушение гудит по моей сверхчувствительной коже, каждый дюйм покалывает от голодной потребности, которую может удовлетворить только Лукас.

Он разрывает обертку и наматывает презерватив на свой член, садится на подушки и поглаживает свое бедро.

— Иди сюда, Джемма. Ты так умоляешь мой член, что должна оседлать его, чтобы заставить себя кончить.

Мои внутренности разрываются, и жар заливает мое лицо. Он точно знает, что делает со мной. Я встаю на колени и, опираясь на дрожащие бедра, опускаюсь на его бедра, мои руки лежат на его плечах, пока он гладит мои бока.

— Я держу тебя, — урчит он.

Кивнув, я облизываю губы. Его большой палец проводит по ребрам, а он поддерживает меня рукой за бедро и целую его, когда он направляет свой член вверх. Когда я опускаюсь на его член, он сглатывает мой сдавленный вздох, позволяет мне задавать темп, и я иду медленно. Чувство наполненности переполняет меня, и я думаю, что еще не приняла весь его член.

Тихий стон вырывается сквозь зубы Лукаса, а его руки скользят повсюду, дразня мои соски и клитор слишком мягкими прикосновениями, заставляя меня желать большего.

Его член заполняет меня, растягивает, сжимает. Моя грудь вздымается от дыхания, когда я полностью устраиваюсь на его коленях.

Лукас подается вперед, прижимаясь лицом к моей груди и шее. Его губы двигаются по моей коже, и он массирует мою задницу. Я чувствую, как его член дергается внутри меня. Это странное пьянящее ощущение.

Когда Лукас снова показывает мне свое лицо, на его брови появляется морщина, а губы разъезжаются. Темнота заполняет его глаза, зрачки широко раскрыты.

Он смотрит на меня так, словно я какая-то богиня.

Его спасение.

— Джемма. — Лукас держит меня за талию. — Двигайся. Сделай так, чтобы нам обоим было хорошо.

— Кто теперь умоляет, — шучу я с хриплым бормотанием.

Лукас шлепает меня по заднице, затем сжимает ее. Его рот находит мою шею, и я откидываю голову назад.

Он не чувствует себя таким тугим, когда я кручу бедрами, я немного приподнимаюсь, и его член скользит в меня, как будто ему там самое место, когда я снова опускаюсь на него. Мы подходим друг другу. Я начинаю медленно, концентрируясь на новых ощущениях и интенсивности, которую они вызывают.

Мне становится хорошо, так хорошо, как пальцы еще не достигали. Пот покрывает нашу кожу, когда я начинаю двигаться быстрее. Лукас издает дикий звук и опускает большой палец на мой клитор.

— Кончи на мой член, — требует он у моего уха. — Я хочу почувствовать его. Давай, детка.

Мои бедра двигаются быстрее, пока Лукас подгоняет меня.

Когда накал страстей становится слишком сильным, я наклоняюсь вперед и кусаю Лукаса за плечо, кончая от его члена, зарытого глубоко внутри меня.

— О, Боже!

В один момент Лукас обхватывает меня руками. С рычанием он меняет наши позиции. Я вскрикиваю, когда моя спина ударяется о кровать. Одной рукой он сжимает мои запястья над головой, другой поднимает мою ногу и плавным движением вводит свой член обратно внутрь. У меня вырывается вздох, и я выгибаюсь в его руках.

— Черт, — стонет он. Его хватка сжимает мои запястья. — Ты ощущаешься чертовски хорошо.

Я обхватываю его ногами, пока он двигается. Жар разгорается с новой силой, пламя разгорается от слов, которые Лукас произносит на моих губах.

— Ты моя, Джемма. Каждый дюйм. Твое тело, твой разум, твое сердце.

Он захватывает мой рот в кусачем поцелуе, я сжимаюсь на его члене, и он щелкает бедрами, попадая в точку, которая зажигает мое тело. Лукас отпускает мои запястья, и мои руки летят к его спине, удерживая меня, пока он трахает меня.

— Ты будешь принадлежать мне вечно, — урчит Лукас. Он кусает мою шею достаточно сильно, чтобы оставить еще одну отметину. — Никто другой не получит этого — не получит тебя. Только я.

— Д-да, — задыхаюсь, отчасти потому, что он вытягивает из меня ответ, и потому, что я распадаюсь на части.

Я не могу сдержать стон, мои внутренности разрываются и зарождаются заново с каждой волной удовольствия, разливающегося по мне. Я выгибаюсь, когда он снова бьет в эту точку, вызывая у меня очередной оргазм.

— Вот и все, детка.

Голос Лукаса едва различим, поскольку он теряет себя в муках собственного забвения. Шум, который он глушит о мою шею, превращается в стон, когда его бедра запинаются, и он глубоко вгоняет в меня свой член.

На минуту мы оба затихаем, только пыхтим, пытаясь отдышаться. Ощущения от секса рикошетом отдаются в моем теле. Из меня вырывается тихий звук, и я обнимаю его за шею.

Лукас заключает меня в свои объятия, перекатывается на бок, увлекая меня за собой. Его член выскальзывает, что является странным ощущением, но я не обращаю на это внимания, пока он проводит ленивые поцелуи по моей щеке.

— Ты была идеальна, — бормочет он сонным голосом.

Он встает, чтобы выбросить презерватив и зарывает его в корзину для мусора у моего стола,а сажусь и подтягиваю колени к груди. Мое влагалище болит от пустоты.

Странная уязвимость охватывает меня. — Останешься ненадолго?

— Да.

Лукас возвращается в кровать и гладит мои волосы, он целует мой лоб и ложится, наполовину притягивая меня к себе.

Это приятно, лежать вот так. Он ласков со мной, массирует мои плечи и ласкает мою ногу. Неожиданно, насколько он внимателен, но это успокаивает меня.

Лукас все еще рядом, когда я выхожу из удовлетворенной дремоты. Не знаю, как долго я была в отключке, но он тоже спит. С мягкой улыбкой я встаю, чтобы взять одеяло с нижней части кровати и накрыть им нас, прижимаясь к его боку. Во сне он обхватывает меня руками, крепко прижимая к себе.

Когда я просыпаюсь в следующий раз, в моей комнате темно, а Лукаса нет. На мне футболка, и я лежу под одеялом. Трусов нет. Я протираю глаза и проверяю свой телефон. 3:42 утра.

Там сообщение от Лукаса, отправленное после полуночи.

Он прислал его со своей фотографией, с тем же открытым выражением на лице, когда он сказал мне, что хочет стать архитектором.

Лукас: Мечтай обо мне, дорогая.