Последнее Евангелие

Глава 6

Джек перегнулся через перила над огороженной территорией раскопок. Прямо перед ним открывался потрясающий вид. Лучи утреннего солнца падали на аллеи и закоулки римского города внизу. Джек чувствовал невероятную усталость, к которой добавилась тяжесть во всем теле, как всегда после глубокого погружения. Он знал, что системы организма все еще работают над тем, чтобы вывести излишек азота, появившийся после вчерашнего погружения. Помимо этого, Джек ощущал эмоциональный подъем. За двенадцать часов он совершил величайшее в своей карьере подводное открытие, а потом очутился в сомом значимом для археологов месте на земле. Этот город произвел на него неизгладимое впечатление, когда Джек еще школьником посетил его в первый раз. Геркуланум. Он прекрасно помнил тот день, как будто все произошло вчера. Нещадно палило солнце. Джек забрался в фригидариум одной из терм — прохладную, темную комнату с ванной, наполненной прохладной водой. Забился в уголок и просидел там целый час, прислушиваясь к каплям конденсата, падающим с влажных стем, и представляя людей, которые приходили сюда почти две тысячи лет назад.

Теперь Геркуланум показался Джеку запущенным, о некоторых местах власти словно совсем забыли. Но по большому счету он не сильно изменился. И Джек так же, как и много лет назад, затаив дыхание, любовался его великолепием. С трудом верилось, что они станут первыми археологами за двести лет, которые проведут раскопки внутри тоннеля, обнаруженного вчера Марией и Морисом.

— Джек, тебе сообщение! — Костас протянул ему сотовый телефон, даже не повернувшись. Он сидел на корточках, прислонившись спиной к ограждению, и сосредоточенно изучал сложную диаграмму на экране ноутбука. — От Марии.

Прочитав сообщение, Джек недовольно фыркнул:

— Еще полчаса ждать. Может, чуть поменьше. Единственная хорошая новость — деньги отправлены.

Кошмар, они приземлились уже час назад. Интересно, конечно, показывать Костасу археологические достопримечательности. Но ни он, ни Костас не привыкли к такому обращению и бюрократизму. Вынужденное ожидание начало раздражать!

Костас забрал телефон и, прищурившись, посмотрел на Джека:

— До сих пор не верится, что мы это делаем. Даем взятку! Прямо как во «Французском связном»!

— Мы же в Неаполе! — ответил Джек. — Италия — бандитская страна.

— Ладно, будем считать, что наши деньги пошли на восстановительные работы в Геркулануме. — Костас махнул в сторону пыльной крыши над полуразрушенной древней стеной. — Впрочем, как и иностранные инвестиции, направляемые сюда в последнее время.

— Я откровенно рассказал обо всем совету директоров ММУ, — признался Джек. — Какой смысл что-то скрывать? Всем известно: хочешь работать здесь, придется раскошелиться.

— Какая разница, от этого ничего не меняется. Мы дали взятку!

— Ну, совету директоров я не таким прямым текстом об этом сообщил, выпрашивая кругленькую сумму, — ответил Джек, взглянув на часы. — Теперь остается только ждать, когда они подтвердят поступление денег на счет. Ну, ты можешь продолжать возиться с компьютером. А я, пожалуй, отправлюсь в І век!

Джек сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Путешествуя по миру с детства, он развил удивительное воображение. Нескольких ярких образов было достаточно, чтобы, как в трансе, перенестись в далекое прошлое. Впрочем, здесь даже это не требовалось. Прошлое сквозило во всех мельчайших деталях.

Геркуланум — одно из немногих археологических мест, не искаженных временем. Здесь практически отсутствует сложный исторический слой, столь характерный для большинства древних руин. Город 79 года превосходно сохранился в первозданном виде. Здесь почти никто не жил. Дома с плоскими крышами по стилю напоминали строения современного пригорода, расположившегося за пределами участка, на котором велись раскопки. Джек перевел взгляд с крыш на темный конус Везувия, возвышающийся на заднем фоне. Его образ словно олицетворял неизменно второстепенную роль всего созданного руками человека и неукротимую силу природы. Джек посмотрел на склады приморской части древнего города, где были обнаружены сотни деформированных скелетов людей, прижавшихся друг к другу в смертельной агонии. Потом поднял взгляд на виллы, где эти же жители Геркуланума за несколько минут до гибели спокойно ели, разговаривали, жили привычной жизнью. Все сохранилось на виллах так, как их обитатели оставили в последние мгновения ужаса. Как вроде бы все понятно и в то же время неопределенно! Поэтапное обнажение древней истории города — того, что происходило здесь задолго до последних его минут, — напоминало создание мультфильма, только наоборот. От итоговой цветной картинки к штриховым наброскам. Самая первая сцена — четкая и понятная. Следующая уже становится более расплывчатой, вне фокуса, пока образы, в которых преобладали люди, не превращаются в тени. Артефакты выступают на первый план, а людей в итоге даже сложно различить среди общего фона.

Этот город будто бросает археологам вызов. Нужно придать глубину же рассказанным историям, расширить сюжет на несколько часов, дней, лет, предшествовавших извержению. Да что говорить. Даже последняя апокалиптическая сцена до сих пор манит археологов, играя на человеческой одержимости смертью, последними моментами привычного состояния. Что там, за ними?

Гуляя по римским домам с Костасом, Джек испытал странное чувство неловкости, словно без спроса ворвался к людям, которые никуда не уходили из этих мест. Он до сих пор ощущал особенные запахи и звуки домов, земную рутину. Трагедия разыгралась здесь так быстро! Даже быстрее, чем в Помпеях. Все дома будто бы замерли, потрясенные ужасом, за секунду до того, как наступил ад. Геркуланум до сих пор иногда вздрагивает, как, например, в последние недели, словно просыпается среди ночи от кошмарных воспоминаний о том, что случилось почти две тысячи лет назад.

— Впечатляющий вид! — неожиданно сказал Костас, вернув Джека в реальность. — Прошлое, настоящее и «большой взрыв». И будто бы все сразу…

Джек устало улыбнулся:

— Здорово, что ты тоже это видишь!

— Так это из-за застывшей грязи!

— Грязи, пепла, пемзы, лавы… Все это снежным комом скатилось по склону вулкана.

— Пирокластический поток? — уточнил Костас.

— Помнишь Плиния Старшего, который написал про опиум?

— Положим, да. Военачальник и трудоголик в одном лице. И как ему еще удалось найти время, чтобы написать энциклопедию?!

— Племянник Плиния, в ту пору мальчик, — его, кстати, тоже звали Плиний — в тот роковой день был здесь. Он стоял на вилле дяди неподалеку от морской базы в Мисене. Плиний Младший не пострадал во время извержения. А Плиний Старший погиб. Через несколько лет Младший описал те события в письме историку Тациту, который хотел узнать, как погиб Плиний. В плане естествознания это письмо — чуть ли не самый важный античный документ, сохранившийся до наших дней. Возможно, даже важнее всей энциклопедии Плиния Старшего. Это не просто уникальное описание извержения Везувия глазами очевидца, но и лучшее законспектированное научное наблюдение за действующим вулканом начиная с древних времен и заканчивая современностью.

— Видимо, яблоко от яблони недалеко падает! Дядя наверняка гордился бы им! — воскликнул Костас. Джек достал из сумки маленькую красную книжицу в потертой старой обложке. — У тебя, похоже, неиссякаемый запас подобной литературы. Я даже не думал, что столько дошло до наших дней!

— А мне по ночам не дает покоя другой вопрос: сколько всего не сохранилось! — Джек окинул взглядом старинные руины. — Вот почему это место манит меня… Но прежде чем мы отправимся туда, послушай-ка. Это очень важно, чтобы понять, почему Геркуланум и Помпеи так выглядят сейчас. — Джек поднял книгу, заслонив вид на вулкан, и начал читать отмеченные карандашом абзацы: — «Внешне его лучше всего сравнить с зонтичной сосной, потому что он поднимался высоко, будто на самую верхушку ствола, а там разошелся несколькими ветвями. Такой образ родился в голове, потому что вначале он ударил вертикально, а потом, когда давление снизилось, а может под грузом своего веса, он начал выползать наружу и постепенно растекаться». — Джек провел пальцем по странице. — Потом Плиний описывает, как падал пепел, за ним «куски пемзы и почерневших камней, растрескавшимся от пламени». Затем говорит, что темнота той ночи была намного насыщеннее и плотнее. А на Везувии то и дело «в нескольких местах вспыхивали широкие полосы пламени и отдельные языки».

— По-моему, классическое описание выпадения пепла и пемзы. А вот вначале он явно говорит о пирокластическом потоке, когда обрушился столб лавы.

— Это как раз объясняет разницу между двумя городами. Помпеи накрыло пеплом и пемзой с воздуха вперемешку с ядовитыми газами. Крыши некоторых домов еще долго торчали над потоком, поэтому они не сохранились до наших дней. А Геркуланум сразу затопило тоннами кипящей грязи и вулканической породы, и так несколько раз, когда вырывался поток лавы, пока крыши домов не оказались погребенными под десятью метрами гремучей смеси.

— Ужасная картина, Джек! Именно это должны были видеть первые христиане. Которые, по твоему мнению, жили тогда на Флегрейских полях. Огненные кольца вначале каждого пирокластического потока скатывались с горы с бешеной скоростью.

— Плиний Младший наблюдал за извержением с мисенской виллы, всего в миле южнее Кум и пещеры Сивиллы. Получается, оттуда тоже было хорошо видно, что происходило с Везувием.

— Посттравматический стрессовый синдром, — выдавил Костас.

— Что ты сказал?

— Посттравматический стрессовый синдром, — повторил Костас. — Одержимость адским пламенем, вечными муками. Я долго размышлял над этим. Если именно отсюда христианство стало распространяться на Западе, тогда первые христиане, а за ними и их потомки, несли в себе этот опыт. Когда мы подлетали сюда, ты вскользь упомянул психологические последствия извержения вулкана. Увидев однажды ад, никогда его не забудешь! А первые христиане, можно сказать, уже были взвинченны. Жили на Флегрейчких полях. А там кругом фумаролы, да еще вход в языческий мир мертвых. Добавим к этому извержение вулкана. Веселенькая картинка получается! Апокалипсис.

— Для инженерного ума ты превзошел сам себя! Никогда не думал переписать историю христианского богословия?

— Не-а.

На мгновение оба затихли, заглядывая в окно римского хранилища в прибрежной зоне — мрачного, зловещего, словно иллюминатор затонувшего корабля.

— Никто не выжил, — прошептал Костас. — Ни души.

— Трудно сказать, что хуже, — глубокомысленно заявил Джек, — задохнуться горячим газом в Помпеях или заживо сгореть в Геркулануме.

— Ну и что такого? В современной Италии выбор не лучше, — парировал Костас. — Либо ограбят, либо попадешь под колеса.

— Не делай поспешных выводов. Вспомни картину с изображением извержения 1944 года. Сейсмологи говорят, что вулкан вряд ли проснется в ближайшие десятилетия, а вот землетрясения вполне возможны.

Прищурившись, Костас посмотрел на вершину вулкана. Солнце снова принялось палить неплодородные склоны.

— Плиний был здесь? Я имею в виду Старшего. Он был в Геркулануме?

— По словам его племянника, мельком взглянув на извержение, Плиний бросился на военном корабле на эту сторону залива к подножию вулкана. Предполагают, он хотел спасти женщину.

— Ох уж эти великие герои-любовники! — вздохнул Костас.

— А смысл? Когда он добрался сюда, прибрежная зона была уже скована обломками кораблей, построек и пемзой, словно морски льдом. Вместо того чтобы вернуться, Плиний ринулся на галере южнее к Стабии — еще одному городу рядом с Помпеями, похороненному под слоем пепла. Он пробыл там слишком долго, надышался ядовитыми газами…

— Ну прямо любовная трагедия Шекспира, как пить дать! Неужели он правда был так потрясен смертью женщины?

— Не думаю, — ответил Джек. — Кто угодно, только не Плиний. Как только он понял, что подруга обречена… Думаю, его привлекло что-то другое. Единственное, что он хотел, — подобраться поближе к вулкану. Я прямо вижу его с записной книжкой в руке, принюхивается, определяя по запаху серу, собирает образцы пемзы на берегу. Настоящий ученый! Молодец, успел закончить «Естественную историю».

— Бедняга! Буквально и фигурально сгорел на работе. Как человек мог заниматься одновременно столь разными делами?!

Джек удивленно посмотрел на него и вдруг заметил людей вдалеке. Они спускались к месту раскопок. Мужчина и женщина.

— Ну слава Богу! — воскликнул Джек. — Наконец-то началось хоть какое-то движение.

Оттолкнувшись от перил, он взъерошил волосы.

На Марии были ботинки, армейские штаны цвета хаки и серая футболка. Длинные черные волосы собраны в хвост. Как всегда, стройная, легкая. Морис разговаривал по сотовому телефону, плотно прижав его к уху и отставая от Марии на несколько шагов. Фигура его казалась не столь подтянутой, да и ростом Морис пониже. Наряд толстяка представлял забавное сочетание несочетаемого — костюм в стиле сафари и пара изношенных кожаных вечерних туфель. Лицо Мориса раскраснелось. Он явно был чем-то взволнован. Постоянно поправлял маленькие круглые очки, съезжающие на кончик носа. Шорты сползли до колен и развевались на ветру, как приспущенный флаг.

— Ничего не говори, — шепнул Джек Костасу и, с трудом сдерживая улыбку, постарался изобразить на лице невозмутимость. — Ни слова. Слышишь? Ну-ну, еще посмейся. Ты себя-то давно в зеркале видел? Такое ощущение, что полгода с подлодки не выбирался!

Морис вдруг остановился, не дойдя до Джека с Костасом, развернулся спиной и начал активно жестикулировать, не отнимая трубку от уха. Мария подошла и обняла друзей. Джек закрыл глаза, когда она прижалась к нему всем телом. Как сильно, оказывается, он скучал по Марии, по ее звонкому голосу, по акценту. Сколько чудесных мгновений они провели вместе в поисках меноры! А когда экспедиция закончилась, Джек ловил себя на том, что ему стало не хватать чего-то или кого-то… Больше всего на свете ему хотелось знать что у Марии все хорошо, что он принял правильное решение, предложив ей присоединиться к Морису в Неаполе. Мария обожгла Джека взглядом темных глаз.

— Прошло всего полтора месяца, как мы виделись, а кажется, намного больше.

— Скучала по ребятам? — Костас обеспокоенно посмотрел на Марию.

— Пробовала не думать, — тихо проговорила она в ответ и отвернулась, глядя вдаль. — Сегодня утром получила сообщение от Джереми, и снова все нахлынуло. Впервые за полтора месяца вспомнился Юкатан и те страшные события. Спасибо, что пригласили. Для меня этот проект — лучший способ отвлечься. По крайней мере лучше, чем в одиночку корпеть над средневековой рукописью в институте. К тому же я уверена в Джереми. Он здорово помогает мне в Оксфорде. И вот представилась возможность показать себя в роли действующего директора, будучи аспирантом. Молодец парень!

— Я и правда хочу взять его на работу в ММУ, — сказал Джек. — Всего несколько месяцев назад он присоединился к нашей команде в поисках викингов, но такое ощущение, что мы всю жизнь вместе работаем. Я всегда чувствую, когда человек на своем месте. Помню, когда Джереми первый раз зашел в лабораторию ММУ и заговорил с Костасом о подводных аппаратах, я сразу понял — наш человек.

— И как там мой любимчик? — спросил Костас. — Рассказывал, что я поставил ему «отлично» за контрольное погружение?

— Увяз по уши в библиотеке Херефордского собора. И даже обнаружил там кое-что. Принципиально новое. Древнюю карту финикиян, Джек! Ему не терпится с тобой поделиться. А еще, только послушай, Костас, у него возникла идея по поводу нового оборудования для погружения! Я, правда, ни слова из его объявления не поняла.

— Неужто? — воскликнул Костас. — У Джереми голова варит, наверняка стоящая мысль!

Грек потянулся за телефоном в заднем кармане брюк, но Джек остановил его:

— Не время сейчас.

— Надо же выяснить, что там конкретно, — попытался возразить Костас.

— Забыл, что бывает, когда занимаешься несколькими делами одновременно? Давай сосредоточимся на том, ради чего мы здесь.

— Как скажете, сэр!

— Джек, я очень благодарна тебе за приглашение, вмешалась в разговор Мария. — Для меня это настоящая награда! Сколько нового я уже узнала и сколько еще предстоим изведать! Жаль только, я не оказалась с вами с самого начала.

— Тогда бы у тебя не было возможности пообщаться с нами общим другом Морисом! — рассмеялся Джек. — Вы ведь с ним не виделись после Кембриджа!

Мария подошла ближе.

— Морис — тоже наш человек, так ведь? — прошептала она, вопросительно глядя на Джека.

— Конечно! Славный парень! Мы с ним учились в одной школе, потом уже познакомились в вами в Кембридже. Друзья детства, одним словом! С Морисом связаны все мои детские приключения. Многие относятся к нему как к египетскому божеству. И не без оснований. Он лучший полевой археолог из всех, кого я знаю. Отбросим условности, он не один из тех египтологов, которые считают, что остальная археология — всего лишь детская забава! Морис — ходячая энциклопедия. Хоть о чем спроси — любой период, любое место — ответит! Его вряд ли заставишь залезть в гидрокостюм, но он превосходный преподаватель ММУ.

— А что случилось с его шортами? — шепотом спросила Мария.

— Ах вот в чем дело! — Джек посмотрел на Мориса, стоявшего спиной. — Они настоящие. Из немецкого обмундирования. Приблизительно 1940 года. Я подарил их Морису на окончание колледжа. Он тогда как раз впервые собирался в Египет. А Морис дал мне вот эту сумку. С такими воевали британцы. Я с ней не расстаюсь. — Джек нежно погладил изношенную сумку. — А насчет шорт, ты у ж прости, получается, я виноват.

— Про подтяжки он, похоже, никогда не слышал, — шепнула Мария, — и про ледерхозен[9] тоже.

— Джек считает, — сказал Костас, и глаза его хитро заблестели, — что Морис на тебя запал.

— Он сильно изменился. Совсем не такой, каким ты его знала в Кембридже, — добавил Джек.

— Надеюсь, он не думает, что я стану преклоняться перед ним, как перед египетским божеством, — тихо сказала Мария, а потом отошла немного и заговорила нормальным голосом: — Теперь я понимаю, что значит оказаться на месте Джека Ховарда. Надеюсь, ваш запал еще не прошел?

— Мы вообще-то не загорали тут! — ответил Костас. — Погоди, вот узнаешь, что вчера нашли!..

Морис тем временем все больше кипятился. Он то поднимал брови, то размахивал руками. Потом вдруг резко замолчал, прильнув к телефону, и наконец в глазах его мелькнуло облегчение. Морис кивнул Марии, захлопнул телефон и, подойдя, быстро поздоровался с Джеком и Костасом.

— Я боялся, что лишь зря потрачу ваше время, — сказал он слегка охрипшим от напряжения голосом, немецкий акцент стал заметен больше обычного. — Самому не верится. Всего лишь отошел вчера позвонить вам. А обратно нас не пустили.

— Можешь свести нас с кем-нибудь из инспекции? — спросил Джек. — Я бы нажал…

— Проблема не в археологах, а в службе охраны раскопок и в том, кто им платит. Кто бы это ни был, он контролирует боссов из археологической инспекции. Они последнее время как в воду опущенные ходят — даже мои давние коллеги. И неподдельный страх в глазах! Никогда ни с чем подобным не сталкивался. По-моему, мы играем с огнем.

— Все готовы? — спросила Мария, повесив рюкзак через плечо и пристегнув его к ремню на талии, затем повернулась спиной к плато. — Мы с Морисом на личном опыте поняли: здесь так — решил действовать, действуй. Так что двигаем! Место раскопок — в двух сотнях ярдов точно на запад отсюда, но нам придется пойти в обход по закоулкам. У входа ждите группу встречающих! — Мария пристально посмотрела на фотоаппарат Костаса. — И следите за ценными вещами. Не забывайте, где мы находимся.