Последние первые планетяне

Глава седьмая. Четыре первых знакомства

«Есть распространенное мнение, будто Запад, помимо прочего, является идеальным пристанищем для людей, уставших от жизни, вечных странников, тихонь и одиночек. Я вам скажу – это откровенно чушь. Какой бы бесконечно быстрой и полной тревог ни казалась жизнь в Большом Кольце, она стократ спокойнее жизни на фронтире. Я на собственном опыте убедился, что только сумасшедшие бегут сюда от так называемой петли рутины. И́щите нового начала? Бесплатный вам совет: не ищите на Западе…»

Р.Р.

Из заметок о Западе, 22** год

31

Как на первых порах пребывания Давыдова в городе недоверие к выскочке с востока не мешало офицерам верно исполнять долг, так разногласия, нынче разобщившие управление на несколько лагерей, не препятствовали тихому, но верному течению дел, касающихся убийства Василия Громова. Хотя первый помощник и Камилла все еще не упускали шанса дать понять, что не верят в причастность Призраков Охоты к случившемуся, ссылаясь по большей части на прежнюю бескровность разбойничьих налетов, они тем не менее, стиснув зубы, отрабатывали жалование и вместе со всеми составляли план по аресту неуловимых преступников.

Лидерство в этом вопросе ожидаемо возложил на себя старик Хоев. С его выдающимся опытом службы фронтирским законником, особенно во времена, когда жизнь на Западе была до того опасна, что и рядовые граждане не выходили из дому без револьвера, Борис выступал незаменимой деталью сложносочиненного полицейского механизма. Сколько ни уговаривали члены Совета Старейшин его отойти в сторонку от опасного предприятия и оставить поимку убийц на долю «озорного молодняка», Хоев тем не менее не помышлял отступать. Он смеялся порой, что таких трусливых сосунков, как Призраки, за всю службу еще не видывал. Вот в его годы, вспоминал, преступники были настоящие: до мозга костей бессердечные упыри.

Иными словами, Борис умышленно недооценивал бандитов, с которыми им предстояло сцепиться. Николай не мог понять, действительно ли старик верит в коллег, или с его стороны это способ подхлестнуть юных товарищей перед решающими днями.

Не успели в городе стихнуть разговоры о том, какую чудесную сыграли церемонию по Громову, и как печально, но спокойно знать его судьбу, а законники уже разрабатывали идеи, чтобы застать Призраков врасплох и заставить самих прийти в руки полиции.

Через пару дней после разговора Николая с Максим офицеры съехались на загородную станцию на «Глотке». Стоял аномально холодный вечер, и воздух на вершине горного хребта, чистый, словно отфильтрованный, хорошенько прочищал мозги и благоволил полету мысли и свободе фантазии. По кличу Давыдова на станцию прибыло все управление, однако несколько поступивших из города вызовов заставили некоторых возвратиться к службе. В конце концов обсуждать составленный Хоевым план остались, помимо старика, Николай, а также Камилла, которая за сутки до этого умудрилась повредить руку при игре в бейсбол, и теперь опасалась отправляться на выезды, не имея возможности пользоваться оружием. Это поначалу страшно не нравилось Минину, потому как он, в отличие от девушки, не считал револьвер важнейшим инструментом в арсенале полицейского, но уже вскоре был вынужден капитулировать перед назиданием невесты. Та не только вступилась за подругу, но также заметила, что ни за что не пустила бы самого Антона на службу, не будь он в состоянии крепко держать в руке пистолет. Камилла, таким образом, несмотря на явное напряжение между ней и старшиной, осталась на станции, и дальнейшее активное участие девушки в обсуждении вселило в Давыдова надежду, что все не так плохо в его отношениях с несогласными подчиненными.

Времени было далеко за восемь, когда офицеры остались на станции втроем. Поначалу разговор шел о том, как борейским офицерам удалось спугнуть бандитов в прошлый раз, еще под лидерством предыдущего старшины. Эта история, не отраженная ни единым словечком в записях Василия Громова, что само по себе необычно, казалась Николаю запутанной и совсем не нравилась ему. В ней то и дело всплывали белые пятна недоговорок и противоречий. И в то время как старик Хоев называл дело одним из самых неясных на его памяти, Камилла упорно списывала несостыковки на так называемые фронтирские реалии, порой путающие вещи так, что зеленое становится сладким или чего похуже. Давыдова терзали сомнения; он специально настаивал, что в этот раз необходимо довести дело до конца. Не просто ситуативно выдворить Призраков из окрестностей Борей-Сити, но выяснить, откуда те совершают набеги, и накрыть шайку раз и навсегда.

Впрочем, даже старик Хоев при всем оптимизме относительно затеянного предприятия оставался сдержан в оценках.

– Я, парень, не спешил бы мчать вперед электровоза, – в конце концов перебил он речь Николая. – Согласен, хорошо мерзавцев переотправлять за решетку, да только стоит помнить: ребятки при Василии этим делом занимались месяцами и не нашли даже намека, где те могут базироваться. Еще и схрон под носом проглядели. – Борис горько посмеялся и выругался.

– Сами вы в расследовании не участвовали? – тогда спросил Давыдов.

– Боже, куда уж, парень. Стыдно признать: лишь история с Васей побудила меня вновь поднять задницу. – Хоев от досады насупился. – До того деньки шли спокойные. Не как ныне, – добавил он, – когда каждые руки на счету…

Николай, едва старик договорил, повернулся к Камилле:

– Так это правда? – спросил офицер разочарованно. – Не нашлось ни единой ниточки?

– Как сказать, – замотала головой девушка. – Наоборот, слишком много. Складывалось впечатление, будто эти мерзавцы поспевают везде, босс. – Леонова смолкла на миг и кивнула в сторону карты, все еще занимающей один из экранов. – Сообщения приходили отовсюду, – стала показывать она. – Из городков на севере, с побережья на юге, с востока, от границы. Мы не могли привязать каждый случай ограбления корпов именно к *нашим* баранам, однако их активность впечатляла.

Давыдов, вздохнув, уселся на край стола и задумчиво проговорил:

– Все-таки вам удалось хорошенько припугнуть их.

– Не более, – спокойно отозвалась Камилла. – Если хотим достичь большего на сей раз, придется действовать умнее, хитрее. Во всяком случае, – пожав плечами, договорила она, – их маневры слишком отлажены, чтобы надеяться на одну только удачу. Чертовы ловкачи…

– Ты будто восхищаешься? – посмеялся Николай.

Вперед девушки, однако, ответил Борис Хоев:

– Ни в коем разе! – вскрикнул. – Черта с два наш законник станет хвалить бесчестного ублюдка! – Старик изо всех сил повысил голос, отчего запыхался. – Не в мою смену! – тем не менее продолжил он, переведя дух. – Слишком многие помнят время, когда такие лоботрясы с пустоши отнимали у городов, вроде Борей-Сити, единственные крохи, отсылаемые Востоком. Бывали из-за них по-настоящему голодные годы. Громов бы такого не одобрил.

Николаю стало стыдно за неудачную шутку, и он, дабы скорее сменить тему, спросил:

– Мы согласны, что одной грубой силой не обойтись?

– Согласны, – кивнула Леонова.

Старик Хоев, немного остыв, подхватил:

– Есть у меня одна мыслишка, – бросил он с улыбкой. – Однако тут придется набраться терпения и знатно попотеть. Если не сделаем все безупречно – ничего не выгорит.

– Говорите, – в нетерпении вымолвила Камилла. Ее внезапно пробудившийся интерес к делу казался даже слегка подозрительным.

– Просто, как два юкойна! Раз мерзавцы осмелели, будем ловить на живца…

Скептически насупившись, Давыдов переспросил:

– Не опасно ли подставляться?

– Нисколечко, – с заразительной уверенностью ответил старик. – Я стольких бандитов на своем веку повидал, что теперь всех насквозь вижу. Говорю – если те замешаны в убийстве Васи, вечный ему покой, то явно страх потеряли. Они не откажут себе в удовольствии осадить город, – ехидно посмеялся Борис. – Только наживка нужна сочная!

– Однако правдоподобная, – добавил Николай и призадумался. – Как вам внеочередная поставка от корпов? – предложил он.

Камилла многозначительно покачала головой, чтобы начальник видел.

– С каких пор те славятся щедростью? – посмеялась она. – Где тут правдоподобность?

– Все-таки мне в голову пришла та же мысль, – поддержал старшину Хоев. – Николай прав. Внеплановая поставка – лучший наш шанс. Жирный куш, как ни крути. Воспользуемся еще разок ищейками, раз они уже послужили на славу.

– Что вы имеете в виду? – вновь с недоверием поинтересовалась Леонова.

Старик Хоев лукаво взглянул на молодого начальника и пояснил:

– Начальство обещало в скором времени прислать за синтами поезд, так? – Вопрос был скорее риторический, так что Борис тотчас продолжил: – Вот вам возможность, – сказал он. – Ну а случившееся с Васей и прочее, что город пережил в последнее время… Очень похоже на повод. Нам не нужно, чтобы все было по-настоящему. Главное, чтоб народ начал болтать.

– Жестоко выйдет, – покачал головой Давыдов.

– Понимаю. Но люди простят, когда узнают, зачем была нужна афера. Все забудут, как отправим за решетку подонков, лишивших их любимого законника.

Николай заметил краем глаза, как скептически нахмурилась Камилла. Он уже привык к этой милой, но категоричной ужимке, и подумал, что девушка, должно быть, в очередной раз скажет, что вина Призраков вовсе не доказана. Когда же через мгновение Леонова заговорила, оказалось, она встревожилась по иному выводу.

– Скажем, план годен, но возникает проблемка, – пробормотала Камилла недовольно. – С чего народу нас слушать? Мы не администрация и не служба продовольствия, чтобы взять и авторитетно заявить, будто ожидается щедрая подачка от Большого Кольца…

– Правильно, – не дослушав, отмахнулся старик Хоев. – Кой-кому придется применить ресурс, к которому он не любит обращаться.

Повисло оглушительное молчание. Давыдов сперва не сообразил, что имел этим в виду многоопытный офицер. Стоило Николаю открыть рот, чтобы уточнить, как дикий, близкий к нечеловеческому рык, изданный Леоновой, ответил яснее иных слов. Борис подразумевал, что девушке придется просить дядю поддержать нехитрую полицейскую легенду.

– Я помню, ты предпочитаешь не иметь с родней дел касаемо службы, – так или иначе, вымолвил старик, – однако важно, Мила, привлечь мэра к нашему плану. – Хоев посмотрел на молодую коллегу с наставлением, мол, всем порой приходится идти на жертвы во имя долга. – Пойми, его роль невосполнима, – сказал. – Может, лично, может, через кузенов, но ты обязана убедить его воспользоваться влиянием и распространить слух о грядущей поставке. Каким-то образом Призраки много раз подготавливали налеты. Думаю, у них есть народные каналы…

– Согласна, – вздохнув, перебила Леонова. – Только я наверняка знаю, как на ситуацию взглянет дядя. Уже слышу, как он называет это политическим самоубийством.

Давыдов недоуменно покосился на девушку:

– Прости? Самоубийством?

– Ставлю жалование, он выдаст что-либо в таком духе. – Камилла говорила со знанием дела. – Он ни за что не согласится. Если затея не выгорит, все камни полетят в него. Это-то с учетом всего, что приключилось? Нет, он не станет подставляться.

Николай хотел возразить, что, может, не стоит спешить сбрасывать градоначальника со счетов, но вовремя смекнул, что подобная трусость на деле вполне присуща Сергею Леонову. Тот, подчиняясь ровно такой трусости, многие годы руководил городом, отправляя навстречу опасности кого угодно, только не себя. По большей же части – старшину Громова, который в этом смысле стал для мэра настоящей находкой. Давыдов быстро переменил мнение:

– Ты права. Прав и Борис. Придется попотеть в ближайшее время, если хотим добиться успеха, – горько улыбнулся он и тут же, помрачнев, договорил: – Каждый сработает на своем фронте, и боюсь, Мила, ты в том числе. Нужна поддержка мэрии.

В очередной раз подвисла напряженная тишина. Девушка недолго глядела на старшину и с явной неохотной, но все-таки кивнула в знак согласия.

Разговор продолжился, и, хотя мнение то одного, то другого по отдельным вопросам не совпадало с мнением скромного большинства, основные моменты наивного и не выглядящего пока надежным плана установили безоговорочно.

Вопреки сопротивлению Камиллы, участие в предстоящих авантюрах градоначальника Леонова нашли обязательным, пускай без присутствия последнего в обсуждении. Мэр должен был связаться с начальством из Большого Кольца и, растолковав уникальность и невероятную важность ситуации, попросить не только поспешить с отправкой поезда, назначенного забрать андроидов, но также расширить его несколькими порожними вагонами. По плану, это обязано было создать видимость, будто в Борей-Сити действительно дожидаются важного груза, став прекрасным поводом для жадных бандитов высунуться из норы на душок легкой наживы. Вне всякого сомнения, Камилла была права, говоря, что ее дядя станет до последнего припираться с этим опасным для него планом. Если что-то пойдет не так, и у полицейских не выйдет взять Призраков, они останутся с пустым составом, словно с тем разбитым корытом из допотопной были. Тогда провал наверняка окажется пресловутой последней каплей, переполнившей чашу народного терпения. Последствия же подобных волнений всегда непредсказуемы, пускай речь идет о наиболее инертном обществе из известных.

Николай не мог не согласиться, что это был один из тех нечастых случаев, когда скорее бездействие безопаснее любого отчаянного шага. Все же нельзя было приказать подчиненным остаться в стороне. Он сам проникся намерением отомстить за Василия Громова, казалось бы, человека, которого даже не встречал. Потому как все более глубоко восхищался незаурядным законником, пробывшим старшиною львиную долю жизни, несмотря на отпор как со стороны своевольного Запада, так и местного люда, с которого самому Давыдову только по истечении пары коротких месяцев хотелось выть диким зверем.

Был ли тут секрет предшественника, но у Николая попросту не оставалось ни времени, ни моральных сил на жалость к себе. Необходимость заполучить поддержку градоначальника Леонова была, несомненно, важным, но все-таки первым из многих шагов в реализации плана Хоева. Как подметил Борис, офицерам предстояло основательно потрудиться над множеством аспектов опасного предприятия. Со стороны Давыдова наивно было полагать, что ближайшие недели кропотливой работы пройдут как по маслу.

32

Пока Камилла Леонова реализовывала многоступенчатую схему по привлечению дяди к полицейскому плану, неожиданно открывшую в девушке все те темные и лукавые черточки, которые, несомненно, позволили бы ей добиться успеха на политическом поприще, остальные работники управления встречали долгожданное пополнение. Спустя неделю неспешных работ Николаю Давыдову отзвонились из мастерской. «Пересадка» запчастей в синта-патрульного, вышедшего из строя в те бородатые времена, когда старик Хоев близко не считался стариком, прошла успешно. Машину можно было забирать для несения ею простейшей службы.

Это рядовое событие, однако, умудрилось вызвать среди офицеров знатный переполох. Было ли дело в уже сформировавшейся напряженной атмосфере или общем недоверии жителя фронтира к неживым предметам, замещающим людей, однако мнения офицеров относительно замены Илье Князеву разделились категоричнейшим образом. Когда первый помощник утром явился в штаб в сопровождении высокой шкафоподобной машины, – а на сей раз с андроидом возился Минин – только Максим, смолчавшая и в прошлый раз, не выказала хотя бы подобия настороженности. Прочие же офицеры всю планерку косо поглядывали то на синтетика, то на начальника, делающего вид, что не произошло ничего экстраординарного, и наверняка хотели высказаться, однако упорно не попадался подходящий повод.

Николай, сколько мог, избегал связанных с андроидом тем и лишь в конце объявил, что для проверки сам выведет машину в патруль. Этого оказалось достаточно, чтобы Марк Князев грубо и глупо, то есть совершенно в их с братцем манере, пошутил, мол, синта стоит держать, точно плохо выдрессированную собаку, на привязи и в наморднике. Скептически настроенное управление оценило остро́ту и в одночасье решило прозвать машину: «малыш Лектор».

Как стоило предполагать, одними только скользкими замечаниями и глупыми шутками ситуация не ограничилась.

Когда с распределением дел на первую часть дня было покончено, и Давыдов собрался в патруль, в дверь кабинета постучался первый помощник. Перейдя порог, он сперва опасливо взглянул на ожидающего в углу андроида, и почему-то сразу Николай понял, что речь пойдет именно о машине. Ему было любопытно, к какой стороне в этом новом небольшом конфликте примкнет Минин. Молодой начальник вначале притворился, будто не заметил среди событий утра ничего достойного внимания.

– Что-то случилось? – спросил он как ни в чем не бывало и, лишь украдкой взглянув на коллегу, принялся проверять табельный револьвер. – Мы отправляемся минут через двадцать, так что, если разговор долгий, лучше отложим…

Минин сразу отозвался:

– Хотел лишь прояснить один момент.

– Судя по всему, важный, – все еще лукаво недоумевая, улыбнулся Николай.

– Пожалуй. Это касается синта. – Антон снова покосился на андроида, стоящего в углу, как будто с любопытством ожидая реакции на упоминание его в беседе. Машина находилась в режиме ожидания и, разумеется, не повела и бровью, так что первый помощник продолжил: – Хочу уточнить свою позицию, – сказал он. – Возможно, я ввел в заблуждение, Николай. Когда не стал возражать…

Давыдов, нахмурившись, перебил:

– Ах, и ты, Брут? – Он, проверив механизмы револьвера, отложил оружие и пристально посмотрел на коллегу. – Думал, ты, как никто, поймешь, в каком мы незавидном положении, – проговорил Николай. – Лишние руки не помешают – невозможно отрицать. А времени искать полноценную замену Князеву у нас нет. В чем, собственно, беда?

– Ты понимаешь, что Василий не просто так не держал в управлении роботов? – грозно переспросил первый помощник.

Начальника, однако, не впечатлил заносчивый тон.

– Действительно? – иронически вымолвил он. – Хочешь сказать, это никак не связано с общей разрухой, которую я вижу? Не пойми превратно, – вскинув руки, оговорился Давыдов, – я не упрекаю Громова. Ты неоднократно давал понять, что он сделал на посту все, что смог, и даже больше. Не его вина, что Большое Кольцо уделяет городу посредственное внимание.

– Дело не только в этом, – между тем убежденно отозвался Минин. – Смысл некоторых решений старшины чуть более сложен.

– Соизволишь растолковать этот смысл?

Антон нервно ухмыльнулся. Слова начальника показались очередной насмешкой.

– Думал, мы давно разобрались, что служба на фронтире – дело особое, – тем не менее вымолвил он. – Тут порой приходится сталкиваться со странным выбором, когда совершенно неясно, кто прав, кто виноват. Выбирать между долгом и здравым смыслом нелегко, когда ты в гуще событий.

– Камилла говорила что-то такое, – нахмурился Давыдов. Вопреки ощущениям первого помощника, он вовсе не иронизировал. Наоборот, возникший из ниоткуда повод поспорить с Антоном Мининым обеспокоил. В конце концов, независимо от успеха или провала операции, с этим человеком предстояло работать и дальше, доверять ему, полагаться на его поддержку. Складывалось же впечатление, что с каждым новым днем отношения с подчиненным тихо, но верно таяли, как последний снег по весне, и превращались в мерзкую жижу из недоговорок и взаимосомнений. – Помню, – тем временем, прогнав неприятные мысли, продолжил Николай. – Она предупреждала: служба здесь может поставить в затруднительное положение. Заставить действовать наперекор уставу. Как в воду глядела, скажи? – попытался улыбнуться офицер. – Эта грызня с Ящинскими… Но я не понимаю, к чему ты вспомнил об этом.

Первый помощник демонстративно повернулся к стоящему рядом андроиду.

– Не очевидно? – спросил он, показывая на машину. – Эта штуковина! Она же не такая, как мы. *Мы* осознаем нашу ответственность. Вы, я, Камилла, Макс, Князевы и Борис… Все мы разумны и действуем соответственно. Предпринимаем неочевидные шаги, вроде того, что арестовываем Ящинских, невзирая на положение и связи. Потому что так правильно. Потому как они являются бо́льшим злом в истории с Акимовыми. – Минин выдержал выразительную паузу, после чего пожал плечами: – Эта… вещь… способна разобраться в подобном?

– Ага, – не слишком убежденно ответил Давыдов. – Они созданы людям в помощь.

– Но каким людям?

Николай недоуменно развел руками.

– Их производят корпы на службу работникам этих самых корпораций, – тогда озвучил очевидное первый помощник. – Такие машины не оценивают ситуаций и не выбирают сторон. Их лояльность – задана двоичным кодом. Она незыблема, как сказал бы Громов, не поддается ежеминутной переоценке. Он понимал это лучше других и оттого отказался от использования андроидов на службе. Полагаю, следует призадуматься, – настойчиво заключил Антон.

Немного поразмыслив, Давыдов переспросил:

– Считаешь, лучше бросить его в кладовку, как ненужный хлам?

– Думаю, нужно быть осторожными. Использовать только в крайнем случае. Он может навредить невиновному лишь потому, что тот не числится в корпоративных базах. Это бомба замедленного действия на нашем собственном дворе.

– Почему говоришь сейчас? – между тем удивился Николай. – Отчего не неделю назад? Или вчера, когда соглашался забрать его?

Первый помощник, однако, не нашел себе оправдания:

– Не могу сказать, – пробормотал он растерянно. – Я правда думал об этом раньше. Но увидев сегодня собственными глазами, понял, насколько он опасен.

– Прости, но этого недостаточно, – тотчас замотал головой Давыдов. Он поднялся из-за стола и, резко нацепив кобуру, дал понять, что за неимением лучших аргументов беседу стоит прекратить. – Я буду приглядывать за ним в оба, но решению не изменю, – твердо проговорил начальник. – Нам пригодятся любые руки. Неважно: живые или нет. Мы не в том положении, чтобы бросаться ресурсами, и тебе это прекрасно известно. Камилла занята тем, что убеждает мэра поддержать план. Хоев договаривается о содействии со стороны соседнего управления. Марк сам не свой с тех пор, как подстрелили брата. Мы не можем втроем тащить всю работу управления. Нужна какая-никакая подмога. Нет уж, прости, – с наигранным неудовольствием заключил Николай, – поступлю так, как подсказывает мне *мое* чутье.

Офицеры на этих словах сердито посмотрели друг на друга, и Минин, открывший было рот, чтобы возразить, в последний момент осекся. По всей видимости, осознал, что разговору действительно не́куда продолжаться. Он демонстративно развел руками и, бросив последний недобрый взгляд на синта, побрел прочь из кабинета. Вскоре недовольное бормотание Антона доносилось из-за затворившейся за ним двери.

Проводив первого помощника встревоженным взглядом, Давыдов уселся на край стола и разочарованно вздохнул. Прежний бодрый настрой целиком оставил его.

Николай солгал бы, сказав, что очередная недоперебранка с Антоном Мининым совсем не выбила его из колеи. С другой стороны, он точно так же оказался бы прав, заметив, что для последнего времени это было обыденное явление – разойтись с подчиненными, не сказав друг другу решающего слова и не придя к единому мнению. Будь то обвинение Призраков или же безрассудный, по мнению Антона, план по их поимке, или что-то другое, в меньшей степени значительное. Всякий раз они с Мининым безнадежно не находили общего языка. Далеко уже не впервые Давыдов, размышляя после беседы, ловил себя на мысли, что все проблемы, одна за другой вбрасываемые первым помощником в общую копилку текущих неурядиц, выглядят слишком надуманными и несвоевременными. Будто Минин изобретает на ходу с неясной, но, очевидно, дурной целью. Намеренно пытается сбить начальника с толку на пороге, возможно, главного свершения в его короткой фронтирской карьере.

Всякий раз, погружаясь в подобные мысли, Николай тем не менее находил их чересчур параноидальными и в отчаянном порыве переубеждал себя. Вот и теперь, чтобы отправиться в патруль со спокойной душой, он стремился сыскать тысячу и еще одно оправдание странному поведению Минина, лишь бы уверить себя, что ситуация вовсе не так плоха, как показалось в первый момент. Если не доверять Антону – значит не доверять ни единой душе в этом чертом забытом месте, думал Давыдов. Осознание этого приходило все чаще, но допустить подобное вероломство Николай считал просто невозможным. В отличие от могучего предшественника, Давыдов видел себя законником, да и просто человеком слишком слабовольным, чтобы вести «священную войну за Запад» в одиночку, никому не доверяя.

Как предшественник, Николай, однако, заблуждался в главном касательно собственной трусости. Ему невдомек было, что на фронтире, вопреки нелепой убежденности большинства, именно в трусости законник может найти неожиданное спасение.

Удивительное открытие ожидало Николая Давыдова в скором времени. Все дурные, по его мнению, события, подводили молодого старшину к нему.

33

Как это происходило уже неоднократно, события после очередной размолвки Николая Давыдова с первым помощником пошли размеренным, хотя напряженным чередом. Тестовый «выход в свет» Лектора, несмотря на все предостережения толстолобых офицеров, выдался на удивление спокойным. Запомнился он только тем, что, когда Николай по завершении патруля заскочил за кофе, последовавшая за ним громадина не вписалась в один из рядов крохотного заведения и на глазах посетителей перевернула стеллаж с сувенирными магнитиками. Хозяин кофейни, однако, гордящийся завсегдатаем в лице начальника полиции, воспринял ситуацию скорее с юмором, нежели обидой. Нелепейшая ситуация затем позволила борейским болтунам покуражиться в «Пионере» вечер-другой, однако уже вскоре бесповоротно забылась.

Между тем знаменательные новости приходили с фронта семейства Леоновых. Учинив истерику, какой еще не видывали в их кругу, объявив голодовку ровно на полтора часа и даже пригрозив немедля уйти с поста, градоначальник в конце концов согласился присоединиться к реализации полицейского плана. Камилла не рассказывала никому в управлении, каким точно способом ей удалось уболтать дядю на дерзкое предприятие. Давыдов так решил, что вряд ли дело заключалось во внезапно проснувшемся в мэре героизме, равно как и слепой азартности, заставившей поставить свое положение на кон во имя всеобщего блага. Скорее всего, подумал Николай, они с племянницей заключили некую сделку, о деталях которой девушка поклялась не распространяться. Старшину немало тревожило, что, как дело будет сделано, условия этого соглашения еще всерьез аукнутся и без того многострадальному управлению.

Так или иначе, очередной важнейший шаг в реализации плана Хоева был совершен, и в скором времени корпоративное начальство, отнюдь не без колебаний одобрившее переданный градоначальником план, определило «день икс» на исход первого летнего месяца. Оставались считанные недели до отправления в Борей-Сити состава-наживки. Взволнованные грядущим, офицеры старались поспеть еще тысячу дел и сутками напролет не находили покоя.

Никогда ранее на памяти полицейских служба не бурлила так, как после судьбоносного решения градоначальника включиться в игру.

За несколько дней до объявленной Большим Кольцом даты трое офицеров отправились на соседнюю магнитнодорожную станцию встретиться с местным законником, помогающим в претворении одной из сторон их немудреного плана. Начальник ближайшего управления был давнишний приятель Хоева. Такой же пожилой и повидавший всякого офицер; человек самых суровых фронтирских взглядов, в давние времена потерявший сына, вчерашнего новобранца, точно в таком же противостоянии со степными бандитами. Время, как и судьба, не пожалели этого заслуженного джентльмена. Теперь он был грузный старик с больным сердцем, хромой ногой и слабой памятью. Он являлся в последнюю очередь активным помощником борейским коллегам в их авантюре, однако имел достаточно знакомств в окру́ге, чтобы по старой памяти подсобить Борису в его затее. Они встречались с Хоевым пару раз на ничейной территории, и вот, наконец, Папа Нестер – так звали начальника в родном городишке – согласился принять и молодых его товарищей. Сам Борис на этот раз отказался ехать на встречу, сославшись на то, что их стариковская манера ударяться в воспоминания помешает делу. Так что на переговоры отправились: старшина, Камилла как племянница мэра, а кроме того, синтетик, ведь Николай, по соглашению с коллегами, вынужден был везде таскать его с собой, точно ручного зверька.

Стоял душный полдень, когда миниатюрный отряд Давыдова добрался до назначенной в качестве места встречи станции у города Печорин. Из-за перебоев на путях поезд, которым добирались офицеры, прибыл с немалым опозданием. К тому моменту, как борейцы сошли на перрон, Папа Нестер, вечно ворчащий старикашка, весь покраснел и взмок, прогуливаясь под палящим прометеем.

Стоит ли удивляться, что представшая броская компания совершенно не приглянулась местному старшине. Едва завидев сходящих с поезда молодого пижона, девчонку и андроида, Папа Нестер сердито нахмурился и не изменял сему выражению на протяжении всей встречи. Как остерегал Хоев, ветеран оказался консерватором, каких даже на Западе еще поискать.

– Ха-ха! Вот и оно – молодое поколеньице борейских законничков! – явно с насмешкой воскликнул Папа Нестер, покончив с формальной стороной знакомства. Офицеры не торопясь пошли по пустующему в полдень перрону. Старик, ругнувшись на больную ногу, продолжил: – Черт бы меня побрал, куда мир катится! Слышал я про вашенского старшину. Мое почтение годам его службы. Зачетный был дядька, этот Громов! Все про него наслышаны. Я так понял, вы объявили охоту на ублюдков, кончивших его, – сказал он, посмотрев на Николая. – Однако дело важное, парень, скажи?

Вперед Давыдова по неосторожности отозвалась Камилла:

– Это только догадки, господин Нестеров, – вымолвила девушка. – Но с чего-то стоило начать… Да и в любом случае мы окажем всем услугу, прищучив мерзавцев.

– Офицер Леонова права, – поддержал Николай. – Пускай, в отличие от нее, я убежден в виновности так называемых Призраков Охоты.

Старик меж тем с негодованием поглядел на молодого коллегу, позволившего девчонке вклиниться в беседу двух старших офицеров.

– Вот как? – фыркнул он недовольно. – Догадка, значится? Я-то думал, дело решенное. Похоже, есть, о чем потолковать…

Папа Нестер выдержал пронзительную паузу, а затем, так и не договорив, вставил пару пальцев в рот и на всю станцию гулко засвистел – удивительно, что в его старой прокуренной груди набралось достаточно воздуха. Немедля вдалеке, у небольшой станционной постройки, привиделось чье-то шевеление. Оказалось, он так сигналил оставшемуся на парковке первому помощнику. Молодой парень, напоминающий Минина статью, да и энергичностью, стремглав прилетел на зов старшины. Как предсказал Давыдов, этот нехитрый маневр был способом для Папы Нестера удалить из беседы, по его мнению, необязательных лиц.

– Мой зам. Майло, – представил он подбежавшего мальчишку. – Он не откажется пока показать барышне станцию. Майло лучше меня расскажет за округу, и как мы сумеем помочь. Чего терять время? – ехидно улыбнулся Папа Нестер. – Возражения?

Осознавая, что у него нет выбора, Давыдов в знак согласия кивнул. Он тотчас встретил не просто недовольный, но почти взбешенный взгляд Камиллы, и все же молодые коллеги без слов поняли друг друга, что перечить будущему помощнику, какой бы он ни оказался кретин, веет глупейшей затеей. Николай, кроме того, попросил девушку присмотреть за Лектором. На синта Папа Нестер также бросал недоверчивые взгляды.

Едва офицеры остались вдвоем, старик перевел дыхание и довольно проговорил:

– Так лучше, парень. – Его кривая ухмылка говорила сама за себя. – Люблю вести дела тет-а-тет, сечешь? Как в старые добрые. Без лишних ушей и своевольных языков…

Раздраженный, Николай только пожал плечами.

– Однако не будем тянуть кота за вымя, – через паузу продолжил Папа Нестер. – Время поджимает. Нам обратно до города дорога неблизкая. Я скажу тебе то же, мало́й, что сказанул недалече Борису. Затея ваша дерьмовая, и ничем хорошим она, ей-богу, не кончится! – Старик злобно посмеялся, словно ему было в радость прогнозировать неудачу коллег, но затем все же оговорился: – Знаю, парень, – сказал. – Не этого вы с подружкой и бродячей соковыжималкой хотели услышать, когда перлись в такую даль. Что поделаешь – я человек прямой.

– Действительно? – натужено улыбнулся Давыдов.

– Спроси у Хоева, раз не веришь, ха-ха! Я из лучших побуждений говорю. Авантюра, в которую вы влезаете, искупает вас в дерьме с головы до ног!

Давыдов прищурился и, наблюдая за тем, как Камилла и синтетик удаляются в сторону станционных построек в сопровождении бурно жестикулирующего Майло, спросил:

– Зачем тогда встреча? Хотели предостеречь? Сказали бы Борису, что не поможете…

– Погоди-погоди, – внезапно перебил Папа Нестер. – Разве я хоть словцом обмолвился, будто собираюсь слиться, как последняя на Западе тварь? Ты давай не оскорбляй!

– Я запутался.

Смачно сплюнув на пути, вдоль которых ковыляли офицеры, старик развел руками:

– Запутался?! – усмехнулся он. – Вас в Большом Кольце совсем жизням не учат? Жопу как вытирать, хоть показали?! – Папа Нестер все произносил таким тоном, что совершенно не догадаться было, оскорбляет он или попросту издевается. – Да-да, слыхал про твою ситуацию, Давыдов. Назначен в Борей-Сити прямиком из центра центров. Небось, настоящей жизни и не знал, пока не приехал на Запад? Небось, и мужиков настоящих не видал, пока не повстречался с фронтирцами? Так вот я скажу: наш человек – он, пускай даже дерьма хлебнет, все равно не отступит!

Обескураженный тирадой своенравного собеседника, Давыдов неуверенно закивал.

– А барышня говорливая, – тогда показал Папа Нестер в сторону Камиллы, – она, ясно, не в свое офицерское дело лезет, но, в общем, права. Стоя́т ли Призраки за убийством или нет, поймаете – окажете местным нехилую услугу. Эти сукины дети многим начальникам в наших краях плешь пожрали. Не прибьете двух птиц разом, так хоть одну кончите, – звонко хлопнул он кулачищем в ладонь.

Этот воинственный настрой почти разваливающегося на ходу старика почему-то не на шутку воодушевил Давыдова.

– Я так вам скажу, господин Нестеров… дерьмо план или нет, а мы пойдем до конца, – вымолвил молодой офицер, подумав. – Положение отчаянное. Пути назад нет. Приготовления сделаны. Равно как ставки влиятельных людей на исход дела. – Николай с горечью посмеялся, вспомнив про градоначальника Леонова. – Помощью мы не побрезгуем, – заключил он.

– Все правильно, – немедля отозвался Папа Нестер. Он как-то чудаковато покосился на собеседника, как будто приценивался к его решимости, однако прежней хмурости не изменил. – Я от своих слов не отказываюсь, – покачал он головой. – Затея ваша, увы, безумна и опасна. Не знай я Бориса лично или не говори с ним не так давно, заключил бы, что это план старика-маразматика, возомнившего себя снова молодым… В былые годы бандиты в этих краях какие были: безбашенные, но тупые, как «шутки про твою мамашу». Их помани тут и сям запашком легкой наживы, так они, как мухи на дерьмо, слетались. – Старик, закатив глаза, рассмеялся – по всей видимости, за аналогией скрывалась какая-то реальная история удалого фронтирского прошлого. – Нынче времена изменились, мало́й, – вскоре договорил он. – Самый отъявленный биомусор корпы оттеснили к границе. В наших краях остались либо самые смекалистые, либо самые скрытные. Эти Призраки… они, похоже, из тех и из других. Почуют неладное – и затея ваша пойдет по херне.

– Затем и встречаемся на нейтральной территории. Не дать людям повода судачить…

Папа Нестер, кряхтя, пожал плечами:

– Да кто его разберет в наши дни, откуда придет беда? По этой причине, – сказал он, – советую провернуть дельце по-тихому. Задействовать минимум людей. В том числе – с нашей стороны. – Старик, в очередной раз выругавшись на полупарализованную ногу, замолк и стал загибать пальцы, словно проводя мудреные расчеты. – Я выделяю троих, – наконец пробурчал он. – Троих достаточно. Майло поведет их. – Он показал на первого помощника, который в ту секунду с увлечением рассказывал Камилле, как взволнован предстоящей операцией. – Когда состав будет подъезжать к Печорину, мои ребята остановят его и проверят. Я уже договорился с начальником станции, как просил Борис. Все схвачено. Дальше – дело за вами…

– Да, как и было спланировано, мы подсадим несколько человек на поезд, – подхватил Николай. Он говорил уверенно, однако все не мог избавиться от ощущения, будто собеседник сомневается в нем. – Думаю, мы тоже пойдем втроем. Остальные будут дожидаться прибытия в Борей-Сити. Впрочем, если Борис прав, – развел руками молодой старшина, – до города нам не доехать. Призраки доберутся до поезда скорее.

Издеваясь, Папа Нестер переспросил:

– Городской пижончик не планирует отсидеться за спинами товарищей?

– Городской пижон встанет на передовой, – не раздумывая, отозвался Давыдов. Он изо всех сил старался не показывать, что шуточки испорченного старикашки уязвляют его, однако выходило не слишком. – Как уже сказано, мы подсядем втроем. Я, офицер Леонова, еще один мой надежный парень, Князев. Первый помощник будет руководить с места прибытия…

– Стоять! – вдруг рассмеялся старик. – Возьмешь девчонку? Из ума выжил, городской? Не знаю, какие в Большом Кольце порядки, но тут мы предпочитаем вверять жизнь надежным парням, а не нежным цыпочкам…

Николай попытался возразить:

– Камилла даст фору всем нам…

– О, разумеется! – На лице старика проступила едкая ухмылка. – Слыхал, будто во всей округе никто не обращается со стволом лучше нее. Только что-то подсказывает, слухи совсем не про тот ствол говорят, про который надо. Ничего про это не знаешь? – грязно пошутил он.

На миг повисло томное молчание. Довольный собой, Папа Нестер ушловато подмигнул собеседнику, и нарастающий, как вой сирен, смех разлетелся по магнитнодорожной станции.

Стоит ли говорить, что деловой характер разговора был утерян безвозвратно. Офицеры еще некоторое время неспешно двигались вдоль путей, и Давыдов, с отвращением поглядывая на старика, видел, как продолжают шевелиться его тонкие иссохшие губы, отпуская все новые шутки и оскорбления, усердно преподносимые за наставления и якобы мудрые советы старого поколения молодому.

Самих слов и содержащихся в них «мудростей» борейский старшина уже не разбирал. У него от злости и раздражения звенело в ушах, а зубы скрежетали так громко, что оглушали. Николай и раньше встречал людей, подобных господину Нестерову. Людей былой закалки, не признающих то ли из боязни, то ли от разочарования, что мир не стоит на месте, развивается, принимает новые формы, открывает недоступные ранее горизонты. Но все-таки на фронтире, по его наблюдениям, это был особенный сплав болванов. Обличенные какой-никакой властью и защищенные непрошибаемой стеной из лет тяжкого существования на западных степях, они чувствовали за собой моральное право ни в чем не сомневаться, ни при каких обстоятельствах не менять устаревших статутов. Печальная судьба была одновременно им ношей и счастливой привилегией – поводом оставаться верным прежним устоям: дурным, но зато безопасным, как раковина для моллюска. Такие люди, к немалому числу которых принадлежал и сам старшина Нестеров, в особенности раздражали молодого офицера.

Пролетела, по меньшей мере, еще четверть часа, прежде чем Папа Нестер наговорился вдоволь и, обвинив напоследок Николая, что тот «по-бабьему» многословен и задерживает их, раздал решающие напутствия. Они согласились, что дальнейшие переговоры по предстоящей облаве Давыдов будет вести через Майло. Даром, что парню лично участвовать в операции на стороне печоринских законников. Юный офицер, которому за время недолгой службы едва ли представлялось показаться из тени своенравного старшины, был не на шутку взволнован этой новостью. Он перед отъездом долго жал Давыдову руку, что стало поводом для Папы Нестера в очередной раз пошло пошутить.

Когда местные законники наконец-то возвратились к службе, и Николай с Камиллой и сопровождающим их синтетиком остались на станции одни – дожидаться обратного поезда, – молодые люди почувствовали, что вновь задышали свободно. Без сомнения, согласились они, это было самое малоприятное знакомство на их общей памяти. Давыдов, разумеется, утаил от подчиненной те бессовестные оскорбления, которые Нестеров нанес девушке в ее отсутствие. Они, однако, сошлись во мнении, что, будучи невыносимым кретином, Папа Нестер является очередной важнейшей частью всей авантюрной затеи. Той незаменимой деталью механизма, с которой придется считаться, ведь без нее развалится вся его многогранная работа. Николай не мог не сделать из сего обстоятельства неприятный вывод, что временами служба на фронтире сопряжена со взаимодействием с такими противными личностями. И будет сопряжена еще не раз, если он останется на своем посту. Если затея с наживкой сработает как до́лжно, и его на пару с градоначальником не спихнут с должности толпы озверевших от недовольства жителей Борей-Сити. Более того, Давыдов впервые с момента приезда поймал себя на том, что отнюдь не желает лишаться этого полученного по случайности места. Будто оно незаметно перестало быть невыносимо и превратилось, наоборот, во что-то значимое и ценное.

Николай стоял на платформе печоринской станции и, невольно отвечая на обращенные к нему слова Камиллы, не мог поверить наивной искренности собственных мыслей. Не может быть, в конце концов решил офицер, чтобы этот город и люди внезапно стали ему так дороги и так им желанны; должно быть, прометей печет голову сегодня сильнее обычного.

Он в то же мгновение поднял взгляд над бескрайней степью и сам того не заметил, как, прикрыв лоб ладонью, точно истинный фронтирец, выругался на палящее с небес светило.

34

До судьбоносного дня оставалось меньше недели, но, поскольку об истинной природе грядущих событий знала лишь горстка полицейских да работников городской ратуши, будняя жизнь в Борей-Сити протекала привычным летним чередом.

Не жалея сил на традиционные для сезона работы, а также времени на нытье о тяжести этих работ, народ тем не менее не отказывал себе в удовольствии временами тешиться видами допотопных развлечений, привязывающимися фронтирцами именно к летним денькам. Среди незатейливых, но милых забав были ночные киносеансы под открытым небом.

За месяц в Борей-Сити вспыхнуло да погасло сразу несколько подобных точек, однако наиболее популярным в народе местечком стала незамысловато прозванная кем-то «Стоянка». Организованный на верхнем ярусе неиспользуемой парковки, кинотеатр открывался поздним вечером, когда зажигались звезды, и предназначался для всех, кому не лень было тащиться на окраину ради кино. Располагалась парковка близ офиса «рудников», то есть в паре кварталов от северной черты города и окружного шоссе. По большей части туда приезжали на машинах, и затем с примитивным восторгом смотрели кино на огромном экране, усаживаясь на капотах, на крышах, в багажниках. По периметру немаленького автопарка предприимчивые владельцы лавчонок продавали напитки и неполезные вкусности, ставили агрегаты для барбекю, машины с попкорном, старые игровые автоматы. Некоторые запускали синтетиков циркулировать меж рядов с подносами, как продавцов на спортивных аренах. Все это действо, на которое редкий человек приходил в действительности посмотреть фильм, продолжалось часами, практически до рассвета. Затем повторялось спустя пару дней, а народ и рад был приходить снова и снова.

Без сомнения, это было то самое торжество простых радостей жизни, которое знающие люди имеют в виду, говоря, что фронтир не так страшен и первобытен, как кажется на первый взгляд.

И все-таки с точки зрения Николая Давыдова, приученного к пафосным и утонченным развлечениям, это было весьма сомнительное времяпрепровождение. Когда за несколько дней до решающих событий Диана, невеста Минина, не зная о разногласиях между женихом и его начальником, пригласила офицера присоединиться к ним на одну из ночей, Николай посчитал предложение скорее занятным, чем заманчивым. Как всякий высокомерный житель столицы, приезжающий в глухое захолустье с целью познать грязную сторону провинциальной жизни, Давыдов смотрел на подобные вещи, как на шанс больше узнать о простых и глупых буднях простого и глупого народца периферии. То есть о стороне их быта, которая, к счастью, всегда будет чужда ему. Даже изменения, что произошли в сознании молодого старшины в недавнем прошлом, когда он вдруг понял, что больше не мечтает скорее удрать из Борей-Сити, никак не повлияли на заниженные ожидания Николая. Он из вежливости принял приглашение, потому как не желал лишний раз насолить первому помощнику, но на деле надеялся, что при лучшем исходе вечер на «Стоянке» потешит своей никчемностью.

Однако, как уже случалось, Давыдов при всем высокомерии и смекалистости, оказался слеп до некоторых затевающихся вокруг делишек. Будучи без остатка поглощенным думами о предстоящей операции, Николай не заметил крайней озабоченности Дианы его присутствием на народном сборище, равно как не предал значения ее уговорам хорошо приодеться, а также отчаянному назиданию не брать оружие. Эти условия, сложенные вместе в уме искушенного кавалера, вне всякого сомнения, в других обстоятельствах натолкнули бы на мысль, что поход на ночной киносеанс является лишь предлогом для какой-то подстроенной встречи. Теперь же Николай был непомерно взволнован грядущим рейдом и совершенно не видел происходящего под самым носом.

Все это привело к тому, что нехитрый план невесты Минина, который возник в голове у девушки уже давненько, но лишь ждал подходящего случая, оказался притворен в жизнь. Не прошло и четверти часа пребывания молодых людей на «Стоянке», как в снующей туда-сюда толпе они якобы нечаянно натолкнулись на певицу Бобби и ее дочурку. Парочка выскочила из очереди за сладостями – та и другая с неподдельными улыбками, которые в тот же момент пригвоздили Николая к месту. Растерянности молодого человека, как и его удивлению, в этот миг не было предела. Готовящаяся облава на Призраков так безжалостно выбила его из колеи неспешной обыденной жизни, что он совершенно позабыл о неожиданно проснувшемся в нем интересе к девушке. Даже более, он вовсе позабыл, что у него могут быть подобные интересы, не касающиеся службы. Будто эти невнятные чувства и переживания случились не с ним, а с кем-то другим, кем он являлся когда-то, в другой жизни или в параллельной вселенной, где он среди прочего плохой парень и носит нелепую бородку.

Оказавшись теперь лицом к лицу с Бобби, он решительно не мог отыскать подходящих слов, так что Диане пришлось вмешаться в спровоцированную ею ситуацию. Она выскочила из-за спины Давыдова и с наигранным удивлением поприветствовала любимую ученицу и ее мать. Без сомнения, девушка получала чистое удовольствие от предвкушения того, что может случиться благодаря ее прозорливости и хитрому уму провинциальной сводницы.

– Ах, приятная неожиданность! – наконец воскликнул Давыдов, пожимая без стеснения протянутую Сашей маленькую ручку. Николай, в сущности, повторил за невестой Минина, но только убедительнее. – Посиделки допоздна? – глупо заулыбался он.

Не в меньшей степени встревоженная этой встречей, Бобби отозвалась:

– Не скажу, что ми фанаты подобного. Просто слышали, сегодня ночь супергеройской классики. – Она потрепала дочку по волосам: – Сашка обожает Атомного Ворона…

– Кого-кого? – удивился Давыдов.

Девчонка поглядела на офицера снизу вверх, как на умалишенного:

– Атомного Ворона, – повторила она, насупившись. – Вы ведь из Большого Кольца. Вы обязаны знать про него.

– Ну конечно – Атомный Ворон! Я слышал одну из этих городских легенд!

– Легенд? – впрочем, не унималась Саша. – Ну уж нет! Это все правда было, много лет назад. Только в жизни у Ворона не было суперсил, – махнула она ручкой, – но говорят, он был умный и делал штуковины, что люди думали, будто он умеет летать. Представляете? Говорят, он не раз спасал Большое Кольцо. Он был настоящим героем!

Умиленные пылким рассказом девочки, взрослые обменялись взглядами и посмеялись. Бобби привычно примостила руку на плече дочери и проговорила:

– Видите – обожает. Знает о н’ем больше, чем о реальних людях.

– Хочется верить, это не наша промашка… школьных учителей, – улыбнулась Диана. – Хотя, безусловно, сложно устоять перед таким-то броским прозвищем.

Окончательно пришедший в себя Давыдов возразил:

– С другой стороны, не вижу ничего плохого, – сказал он. – Если кумир сподвигнет ее однажды совершить что-нибудь хорошее… Не бывает неправильных причин творить добро. – Старшина пожал плечами и спросил: – Разве я не прав?

Найдя реплику Николая скорее заумной шуткой, нежели реальным вопросом, никто из молодых людей не отозвался. Лишь Бобби, видимо, молча согласившись, глянула на молодого офицера с умилением. Невеста Минина заметила этот взгляд и, ткнув Антона в бок, с трудом сдержала проступающую на лице довольную ухмылку.

Они говорили еще несколько минут, пока Саша, не насытившись малосодержательным трепом старших, не стала едва заметно дергать Бобби за рукав свитера. Она сказала, что хочет отыскать друзей до начала сеанса. Чмокнув мать в щеку, девочка убежала в толпу и невольно разрушила своим уходом ту непринужденную атмосферу, которую дети зачастую привносят в общение малознакомых или не слишком терпящих друг друга взрослых.

Оставшись одна, Бобби теперь уже не улыбалась, как прежде, и вообще предпочитала больше отмалчиваться и вдумчиво глядеть по сторонам, будто погрузившись в себя. Давыдов, который умел разбираться в изменчивом женском настроении, разумеется, не мог не заметить этой перемены. С некоторых пор сомневающийся в себе по каждому поводу, молодой человек принял это на свой счет. Николай подумал, что не интересен Бобби, даже счел себя глупцом, раз позволил Минину с невестой отвлечь себя накануне значительного события ради ерунды, игры, не стоящей свеч. Влечение к Бобби при этом никуда не исчезло. Почти сразу Давыдову стало стыдно за подобные мысли. Так они оба и стояли молча, выслушивая очередной рассказ Дианы, и обоим было страшно неловко – каждому по своему поводу.

Невыносимое положение внезапно спас рокот автомобильных сирен. Из первых рядов, тех, что располагались под самым экраном, погудело несколько человек. Николай догадался, что это было своего рода сигналом к началу киносеанса. Диана, оборвав рассказ на полуфразе, погнала молодых людей к машине. Первый помощник, использовав положение, взял на ночь полицейский транспорт, желая побаловать невесту. Давыдов, откровенно, был не в восторге от романтического жеста Антона, потому как тот удосужился сообщить о нем только в самый последний момент, однако масла в огонь непростых отношений подливать не стал. Он только попросил припарковаться ближе к выезду, если вдруг автомобиль потребуется по службе.

К нему Диана и позвала поспешить приятелей, едва прозвучали гудки. Она пригласила Бобби, но девушка наотрез отказалась присоединиться.

– Я зд’есь только ради Саши, – объяснила она. – Лучше я найду местечко, откуда смогу видеть ее. Она буд’ет недовольна, но я должна. Надеюсь, ви понимаете, – извинилась певица.

Впрочем, невеста Минина не растерялась в опасном для ее плана положении.

– Думаю, Николай с радостью составит вам компанию, – довольно выпалила она. – Это безобразие: провести такой чудный вечер одной. Поддержи, Антон…

– Ди дело говорит, – наконец раскусил замысел невесты Минин.

Почувствовав себя загнанным в угол, Давыдов неуверенно закивал.

– Никто же не удивится, что я не в настроении для веселья? – бросил он, повернувшись к Бобби. Девушка глянула на старшину с любопытством, и Николай договорил: – Если вы не против, понаблюдаю со стороны. – Он смутился: – Не дадим друг другу умереть со скуки.

– Нав’ерное, не худшая идея, – пожала плечами Бобби.

– Разумеется. Отличная идея, – поддержала невеста Минина. Она ехидно заулыбалась, поглядев на Антона, и поскорее потащила его прочь. – Мы еще обязательно поболтаем потом! – выкрикнула Диана напоследок.

Вопреки переживаниям навязчивой сводницы, что без нее мосты между Давыдовым и Бобби с грохотом обрушаться, только оставшись одни среди толпы, молодые люди вздохнули свободно. Прогулявшись вдоль торговых рядов и сойдясь во мнении, что не найдется лучшего завершения жаркому летнему дню, нежели огромный стакан молочного коктейля, они заняли свободный пяточек у края парковки. Оттуда Бобби могла наблюдать за дочкой, в то же время без лишнего энтузиазма болтая о всяком.

Тем временем Саша располагалась от них в полусотне метров в компании сверстников. Детишки сидели полукругом в громадном кузове пикапа, повернутом к экрану, и, пока ползли начальные титры, склонились вперед, чтобы послушать чей-то увлекательный рассказ. Вскоре Николай разглядел в полумраке, что говорит именно Саша, и почему-то офицера совершенно не удивило, что девчонка находится в центре всеобщего интереса. Она была, бесспорно, умна и находчива не по годам, какими порой оказываются дети одиноких родителей, вынужденные компенсировать недостаток внимания ускоренным самовоспитанием. В единстве с шебутным фронтирским характером это давало совершенно потрясающий эффект. Давыдов глядел, как дети: и мальчишки, и девчонки, – глядят на нее с восхищением, жадно ловят каждое слово, и почему-то невольно думал, что Бобби по натуре, должно быть, в точности такой же человек, просто по какой-то причине научившийся или взявший за привычку скрывать это в себе. Ему было любопытно проверить собственную правоту, но в то же время боязно спугнуть девушку, так что он продолжал потягивать коктейль и спрашивать о всяких глупостях, вроде того, как она относится к музыкантам-синтетикам или почему на фронтире не оставляют чаевых.

Однако продолжаться вечно незамысловатая трескотня молодых людей не могла. Хотя с их позиции у края четырехуровневой парковки открывался умиротворяющий вид на ночной Борей-Сити, дремлющий в безмолвии, Бобби тем не менее не сводила с дочки глаз и сама того не замечала, как с каждой минутой все больше откровенничает о Саше. Она дорожила дочкой больше всего в жизни, с удовольствием делясь этим с людьми, если те готовы были слушать. Давыдов слушал не иначе, как с восхищением. В конце концов разговор незаметно преодолел ту грань, когда болтовня впустую сменяется сначала личными вопросами, а затем настоящими откровениями.

В этот момент Николай вспомнил одну вскользь брошенную невестой Минина фразу.

– Все хотел спросить… – начал старшина неуверенно. – Диана как-то обмолвилась, что Саша в школе не перестает говорить, будто пойдет в законники. Знала? – Они уже давненько перешли на «ты». – Она правда мечтает о службе в полиции?

– Боюсь, да. Не сказала би, что это удивляет, – отозвалась Бобби. Она потрясла стакан. Убедившись, что он еще не пуст, отпила. – Правда, – продолжила она через паузу. – Сколько ее помню в сознательном возрасте, в’ечно увлекалась какой-то героической темой. Видишь? – Девушка показала на экран, где Атомный Ворон совершал очередной грандиозный прыжок с крыши небоскреба. – Болтает об этом постоянно. Намеревается быть супергероиней. Или хоть законником.

Давыдов сдержанно улыбнулся:

– Смело. Особенно на Западе.

– Ага. Кажется, я отчасти в этом виновата, – нахмурившись, ответила певица. Николай открыл было рот: спросить, что она имеет в виду, – однако Бобби сама пояснила: – Не люблю рассказивать, – призналась девушка. – Все-таки городок крохотний. Но ти, как полицейский… думаю, понимаешь, когда нужно промолчать, правильно? – (Давыдов без раздумий закивал). – Д’ело в том, что ее отец… он бил сложним челов’еком. Он плохо обращался со мной и порой у нее на глазах. – Голос Бобби не дрожал, однако она говорила с паузами, как бы собираясь с духом каждый раз. – Хочется верить, Саша била слишком мала, чтоби запомнить конкретние вещи. Все же иногда кажется, она помнит и понимает все. Что я била беспомощна, а полиция не хот’ела помогать, так как там служили его знакомие. Это продолжалось годами…

– Еще по другую сторону границы? – воспользовавшись паузой, спросил Николай.

– Давно, на родине, – кивнула Бобби и улыбнулась. Как ни странно, она была рада, что Давыдов не стал растрачивать слова на пустые сожаления, как это делали десятки людей на ее памяти, впервые слыша ту же историю. – В общем, это длилось долго, – продолжила девушка. – Слишком. Все изменилось, когда Саше стукнуло с’емь. Не знаю, почему именно тогда, но в моем мозгу что-то переключилось. Я твердо решила, что так больше продолжаться не мож’ет. Собралась с духом, и ми сбежали. Сначала из родного городка, а потом взяли и перемахнули через границу. Ехали на восток, перебирались с м’еста на м’есто, пока не оказались в Борей-Сити. Знаю, – неожиданно посмеялась Бобби, – кто-то может сказать, что это странний вибор, чтоб осесть. Но так уж случилось. Здесь наш новий дом.

Давыдов слушал рассказ завороженно – не смел шевельнуться, пока девушка говорила. Стоило Бобби замолчать, как офицер поставил стакан на бетонное заграждение и с серьезным видом скрестил руки на груди.

– Я только сейчас понял… – вздохнув, вымолвил он, – отчего в прежние наши встречи ты выказывала недоверие ко мне. Я ломал голову, *что* сделал и сказал не так, – усмехнулся Николай. – Но теперь ясно! Дело в приятелях твоего бывшего. Я прав? Если да, мне жаль, что система подвела тебя.

– Практика показала, не все законники на фронтире – подонки, – впрочем, отмахнулась Бобби. – Не зря я хорошо высказивалась в отношении господина Громова. Как я говорила, он не раз помогал за годи, что ми живем в Борей-Сити. Он бил одним из немногих в городе, кто знал о моей прошлой жизни. Кому я доверяла.

– Он впрямь был человеком, на которого стоит равняться. Не перестаю находить этому доказательства. – (Бобби, попивая коктейль, кивнула, мол, это правда). – Что касается Саши, – тогда спросил Давыдов, нахмурившись, – полагаешь, эти события повлияли на нее?

Девушка устремила взгляд на дочку и, хотя старшина теперь не мог видеть лица Бобби, он почему-то знал, что она смотрит на Сашу с толикой сожаления.

– Это лишь догадка, – сказала певица. – Думаю, из-за того, с какой несправедливостью ми столкнулись, она теп’ерь одержима людьми, которие не допускают подобного. Реальними или видуманными. Ее гложет мисль, что кто-то может оказаться так же беспомощен. Потому, нав’ерное, она жаждет стать полицейским. – Настроения Бобби между тем сменялись, точно в каком-нибудь вихревом танце. Она ни с того ни с сего развернулась на месте и, рассмеявшись, ткнула собеседника в бок. – Ти знал, что она обожает вашу Камиллу Леонову?! – воскликнула она. – Веришь?! Часто говорит, что будет, как она. Защищать Борей-Сити. Носить юниформу. Стрелять из револьвера. Виглядеть такой же сильной…

Давыдов, впрочем, отозвался без лишнего энтузиазма:

– Офицер Леонова – прекрасный пример для подражания, спору нет, – согласился он. А затем пожал плечами и сказал: – Впрочем, думаю, если Саша будет так же сильна, как ее мать, этого уже будет достаточно.

Произнесенные вслух, слова внезапно ошарашили даже самого Николая. В голове они звучали ближе к сдержанному ободрению, чем полноценному комплементу. Потому Давыдов совершенно не ожидал, какой эффект они произведут. А именно: повисло неловкое молчание; Бобби взглянула на офицера не то с восторгом, не то с опаской – без сомнения, это было едва ли не самое приятное, что она слышала от кого-либо за многие годы. Как человек, единожды познавший предательство, она приучила себя не доверять ярким и красивым речам, и потому две сущности боролись в ней прямо на глазах Николая. Одна хотела сбежать и забыться, в то время как другая – остаться и отдаться на волю чувств. Эти две стороны оказались одинаково сильны, и на одна не одержала победу. Как это происходило неоднократно, Бобби предпочла остановиться на половинчатом решении и сделала вид, будто сказанное Давыдовым совсем не польстило ей. Более того: она не нашла эти слова хоть сколько-нибудь достойными внимания.

– А что сам? – потому сменила тему девушка. – Какая у тебя постидная тайна?

Старшина, решив, что будет справедливо подыграть, почти искренне удивился:

– Постыдная тайна? – переспросил он. – Вряд ли такая есть.

– Ой, уверена, с самого приезда люди спрашивают, как ти очутился в этом захолустье. – Бобби деловито прищурилась – она хорошо понимала, что попала в точку. – Раз об этом еще не болтают в «Пионере», ти никому не рассказивал. А раз не рассказивал – это какая-то тайна. Неприятний секрет. Ну же! Дов’ерься мне, – улыбаясь, настояла девушка.

Давыдова, однако, не нужно было уговаривать. Странным образом впервые по приезду в Борей-Сити он не чувствовал страха или стыда, или отвращения к себе, невольно вспоминая о событиях, занесших его на Запад. Он знал Бобби гораздо хуже, чем первого помощника, чем любого из офицеров управления, которые уже не раз задавали ему тот же самый вопрос – тем более, не доверил бы ей жизнь, как доверял каждому из коллег. Тем не менее, было ли дело в обстоятельствах беседы или исключительно в самом человеке, с которым он ее вел, Николай не чувствовал необходимости заковываться в ту обычную броню из глупых или, наоборот, не в меру помпезных философских комментариев, коими он привык предупреждать дальнейшие расспросы. Старшина как никогда чувствовал в себе силы и решимость поведать о постыдных событиях.

Посмотрев в глаза Бобби, переливающиеся, как звезды, от переменчивого света экрана, Давыдов сказал:

– Тебе не понравится история. Станешь думать обо мне хуже. – Он неловко улыбнулся: – Ведь я только заслужил доверие…

– Что это значит? – лишь сильнее заинтересовалась Бобби. – Неужто ти в ней злодей?

Николай, вздрогнув от выбранного девушкой слова, расстроенно покачал головой.

– В некоторой степени, – так или иначе, отозвался он. – Надеюсь, ты не станешь судить раньше времени. – Бобби без раздумий кивнула, и Давыдову стало легче. – Моя история берет начало много лет назад, – стал рассказывать старшина. – После блестящего – я не хвастаюсь – выпуска из академии меня поставили в офисы «СидМКом» в Бинисе. Назначили на должность старшего помощника начальника службы безопасности. Знаю, звучит тоскливо. Однако, если не вдаваться в детали, это была работа мечты. Не слишком ответственная, чтобы можно было вести активную светскую жизнь. Но достаточно заметная, чтобы крутиться на виду у крупных шишек корпорации. Быть, как говорится, всегда при деле. Этот пост обещал стать настоящим карьерным лифтом. Нет, даже трамплином, – горько выдохнул Давыдов. – Привести на самую верхушку корпоративной лестницы. – Он попытался улыбнуться, тем самым давая понять, что совсем не расстроен итоговым разворотом событий, однако не сумел выдавить мало-мальски искренней гримасы. Заметно расклеившись, Николай продолжил: – Так вот, в конце прошлого года меня позвали на новогодний корпоратив. Большое мероприятие. Элитное среди элитных в наших кругах. Я принарядился, подготовился к важным знакомствам. Взял с себя слово, что вечер станет началом моего пути к успеху…

– Что-то не задалось, в’ерно? – попыталась пошутить девушка.

Старшина снова не улыбнулся, но старания Бобби оценил:

– Не задалось, – бросил он, коснувшись плеча собеседницы. – На деле я лишь накрутил себя. Да так, что посреди вечера просто-напросто от нервов потерял контроль. Осушал стакан за стаканом и ближе к полуночи был, к своему стыду, совершенно пьян. Чисто в хлам. Теперь не сумею даже вспомнить отдельных фрагментов того корпоратива. – Давыдов на этих словах украдкой взглянул на девушку и, к своему удивлению, не нашел в ее взгляде того осуждения, которое ожидалось. Было ли дело в просьбе, предварявшей рассказ, или общей сдержанности Бобби, но ровно в таких вещах Николай черпал смелость продолжать историю. – Словом, где-то в преддверии полуночи, – вновь заговорил он, – в мою пьяную башку пришла строгая идея, что я не могу уйти с вечеринки один. Через несколько минут познакомился в баре с девушкой. Мы выпили, поговорили, посмеялись, потанцевали. Я был убежден, что в двенадцать поцелую ее, понимаешь? – (Бобби, насупившись, промолчала). – Вдруг за мгновение до полуночи к ней подкатывает мужик: старый, страшный, – начинает завлекать ее. Девушка его отшивает, а тот убалтывает и убалтывает. Пытается переманить на другую вечеринку. Я выхожу из себя, само собой, вступаюсь за даму. Толкаю извращенца, а затем бью его с размаху в челюсть. Конечно, я уверен, что спас честь новой знакомой…

Бобби удивленно переспросила:

– Все оказалось иначе?

– Можно и так выразиться, – стыдливо закивал Николай. – Не успевает тот подняться с пола, меня уже выкидывают с вечеринки. А на утро, как вызывают к начальству, говорят, что старик был важной шишкой из столичного офиса «СидМКом». Я должен был узнать его, если бы только не накидался. – Николай выдержал паузу и иронически развел руками: – Тут можно решить, что моя история про несправедливость, – пробормотал он. – Что я вступился за даму, а старый властный мерзавец в отместку испортил мне карьеру. Увы, нет. Девушка, которую я якобы героически спас от пожилого извращенца, оказалась его дочкой. Он попросту подошел сообщить, что после полуночи они отправляются на другой званый прием, и ей нужно поехать с родителями. Я же, спьяну посчитав это за приставания, напал на него…

– Стой, тебя не уволили?

– Обязаны были выгнать со страшным позором, – покачал головой Давыдов. – Но мне повезло… товарищи заступились. Сумели убедить начальство, что придумали наказание куда изощреннее. В итоге я принес много различных извинений, и ситуацию удалось замять. Меня решили не увольнять, а лишь вышвырнуть за пределы Большого Кольца, подальше, на самую границу. Чтобы я больше никогда не добрался до руководящих должностей, к которым всегда стремился. А там… – Николай осекся, проглотив внезапно подступивший к горлу ком, – беда с Громовым. Когда до Биниса добрались вести, что в Борей-Сити бесследно пропал старшина, приятель похлопотал, чтобы меня отправили сюда вместо назначенного кризисного офицера. Это предполагалось и наказанием, и временным решением проблемы. Мы подумать не могли, что ситуация окажется настолько запутанной. Что случилось – то случилось, верно? – спросил Давыдов и заключил: – Во всяком случае, так я оказался на Западе.

Повисло молчание, и Николай было перепугался, что, услышанная даже из первых уст, история смутила девушку, однако старшина поспешил с выводами. Поглядев как будто сквозь собеседника, очевидно, подумав над признанием, Бобби быстро пришла в себя и, к изумлению Давыдова, ответила, что это далеко не худшая байка, какую способен поведать человек в этих краях, хотя понимает, почему офицер предпочел сохранить обстоятельства переезда в секрете.

Кроме того, молодые люди сошлись во мнении, что, допуская некоторые погрешности, которые могут меняться от одного случая к другому, история Николая весьма тривиальна. Что всякий человек, даже сама правильность и внимательность, может невольно угодить в просак, когда всего один вечер и пара неверных решений перевернут всю его жизнь с ног на голову. В конце концов, даже история Бобби с некоторой точки зрения развивалась по схожему лекалу. Девушка призналась, что не раз размышляла о своей судьбе в подобном ключе. Вспоминала вечер, когда играла в баре в соседнем городишке, а будущий любимый и по совместительству мучитель обратил на нее внимание. Едва не единственный раз в жизни Бобби пошла против собственных принципов и познакомилась с приглянувшимся ей посетителем. Много лет после этого она была убеждена, что ей повезло. Нет, в конечном счете с неохотой смирилась Бобби, это тоже был лишь один вечер и череда дурных решений.

Услышав ответное признание, Николай не знал, как ответить, и лишь удивленно пожал плечами. Эти месяцы он почему-то наивно полагал, что в своем жизненном пути он уникален и одинок. Что не бывает на свете других таких неудачников, которые бы сумели увести жизнь с кропотливо намеченного маршрута одним хреновым решением. Вот теперь выяснилось, что такое случается сплошь и рядом, с другими людьми, и Давыдов попросту не представлял, что делать с этой новейшей моделью мира. Он мог лишь удивляться, каким странным образом их с Бобби пути пересеклись в этом ничем не примечательном месте под названием Борей-Сити, чтобы они поделились друг с другом историями и, быть может, сумели помочь. Ведь Николай действительно нуждался в помощи. Именно в ту самую новогоднюю ночь, хотя будет вернее, в последовавшее за ней безумное утро, когда перед ним открылись истинные значения пьяных выходок, молодой офицер лишился доверия к себе. Высылка на Запад должна была избавить от всякого рода ответственностей, однако на деле с первого дня в Борей-Сити и той газетной заметки какой-то невыносимый груз давил на его хилые разуверившиеся в своей мощи плечи. Его приступы паники, споры с коллегами, острое желание запрыгнуть в первый попавшийся поезд и укатить подальше от Борей-Сити – все они имели происхождение из той несчастливой новогодней истории. Только в компании Бобби каким-то поразительным образом Николай не ощущал ни капли давления. Точно так, как сама девушка рядом с Давыдовым начинала снова чувствовать вкус к жизни, хотя пока боялась себе в этом признаться.

Пускай молодые люди условились больше не говорить о прошлом друг друга, Николай невольно прокручивал в голове предыдущие их встречи и не мог не догадаться теперь, почему раньше Бобби вызывала в нем столь противоречивые чувства. Он внезапно осознал, что лишь этим вечером сумел увидеть частичку – пока не целиком – истинной ее личности. Что каждый раз он словно знакомился с Бобби по-новому, и вот, наконец, их четвертое первое знакомство дало плоды. На самом деле она не являла собой загадочную романтичную барышню, каковой предстала в первую встречу. Этот образ, несомненно, был фальшью, а умер давным-давно от рук ее бывшего. Она не являлась и той строгой деловой дамой, которую Давыдов повстречал позднее. Эта сторона ее личности, брезгающая всеми связями и закрывающая глаза на любые интересы, кроме тех, которые приносят осязаемую пользу, была показной броней, надеваемой время от времени, чтобы спасаться от навязчивости мира. И она точно не была неуверенной в себе мамашей, какой могла показаться в утро, когда Николай познакомился с Сашей. Это был какой-то временный неестественный порыв, вызванный, скорее всего, обстоятельствами того дня. Все-таки Громов, по признанию девушки, много значил для нее, был в некоторой степени опорой в Борей-Сити, хранителем тайны. Настоящая Бобби же оставалась где-то посередине между всеми этими гранями непростой и не поддающейся анализу личности. Она находилась теперь на расстоянии вытянутой руки от Николая. Была достаточно сильна, но чувствительна, чтобы с одинаковой простотой и улыбкой рассуждать как о самых мрачных днях собственной жизни, так и о всяких глупостях. Вроде: одержимости дочки Атомным Вороном или любимых вкусов молочных коктейлей, которые, ей-богу, никогда не выйдут из моды, во всяком случае, пока человек совсем не разучится наслаждаться маленькими радостями жизни.

В конце концов, когда вечер подходил к завершению: фильм закончился, люди сонные, но довольные стали разъезжаться по домам, – Давыдов не мог не быть благодарен судьбе, что она свела их в эту чудесную фронтирскую ночку. Именно в этот момент, увидев машущих им из толпы первого помощника с невестой, его осенило, что судьба тут совершенно ни при чем. Несомненно, все дело только лишь в Диане. Она подстроила этот вечер, догадался старшина. Видимо, услышала в школе, как Саша зазывает приятелей пойти в кино, и потому пригласила Николая именно в эту ночь. Когда они встретились у автомобиля, Давыдов, впрочем, не подал виду, что раскусил планов сводницы. Все же был втайне благодарен невесте Антона, что она проявила странную инициативу, хотя на это ей даже не намекали.

Единственное, о чем не мог не сожалеть Николай – это о том, что с завершением ночи ему придется отложить в сторону мысли о Бобби и сосредоточиться на насущном. До облавы оставались считанные дни, и, если затея полицейских с треском провалится, возникшая между ним и девушкой связь не будет иметь смысла. Ведь Давыдова, конечно, с позором погонят из Борей-Сити. Он много думал об этом, пока возвращался пешком в общежитие, и как никогда раньше подобная перспектива болью отозвалась в его сердце. Теперь он не просто мирился с тем, что нашел подходящее место, но искренне верил, что судьба просит удерживаться за него что есть сил. Нет, такими связями не разбрасываются, заключил Давыдов, уже когда вернулся домой. Подобные вещи случаются раз в жизни, а с многими не случаются вовсе.

Будучи в замечательном расположении духа, Николай, рухнув в постель, моментально уснул и впервые за долгие недели спал крепко и без сновидений, словно на свежем воздухе. А вскочив рано утром, твердо решил сделать все, чтобы охота на бандитов увенчалась успехом. Как только это произойдет – он непременно пригласит Бобби на настоящее свидание.