Последние первые планетяне

Глава восьмая. Новые трюки старой собаки

«Если вы слышали поговорку со Старой Земли, мол, человек человеку – волк, то вам уже известно, как лучше всего описать взаимоотношения на Западе. Вы не найдете на всем белом свете другой такой земли, как фронтир, чтобы человек был настолько груб и нетерпим к ближнему; настолько слеп к собственным порокам, порицая чужие; так явно считал выше собственного достоинства ставить себя на место несчастного собрата. Узколобость и черствость – вот что в чести у фронтирцев. Склонить жителя Запада к безвозмездному доброму делу – задачка потруднее, чем переспорить гравитацию…»

Р.Р.

Из заметок о Западе, 22** год

35

Порой так случается, что событие, которого ожидаешь с непомерным нетерпением, до которого отсчитываешь дни один за другим, является на порог совершенно внезапно.

Именно так получилось со днем полицейской облавы на Призраков Охоты. Начальство из Большого Кольца сообщило мэру Леонову о высылке порожнего состава ровно за неделю. Все семь дней борейские офицеры, равно как остальные жители города, находились в жадном предвкушении – каждые по своей причине. Все же ранним утром среды, когда из дома в дом разнеслась весть о скором прибытии поезда, каждый был застигнут ею врасплох. Явившись на службу на пару часов раньше обычного, Николай Давыдов застал подчиненных суетящимися с утроенной силой. Словно всех тех обременительных приготовлений, в которых пронеслись последние дни, было недостаточно, и в последний момент внезапно обнаружилась еще тысяча незаконченных дел, необходимых для успеха предприятия. Николай слукавил бы, сказав, что нервозность коллег не передалась ему. Далеко не сразу удалось взять себя в руки и успокоить накалившуюся обстановку.

Прибытие наживки на печоринскую станцию, где ее обещали задержать и подготовить люди Папы Нестера, меж тем планировалось на полдень по местному времени. Едва прометей завис над горной грядой на востоке, предвещая приход очередного изнурительно жаркого дня, офицеры под началом Давыдова выступили из штаба и собрались на парковке привокзальной гостиницы. Им требовалось утрясти последние детали авантюрного плана. К значительному негодованию старшины Антон Минин, на плечи которого возлагалось руководство облавой из Борей-Сити, опоздал почти на двадцать минут. Он объяснил это тем, что ездил на станцию на «Глотке», откуда вечером, несмотря на неоднократные напоминания Давыдова, запамятовал забрать автомобильные глушилки. Без того на нервах, Николай не поверил отмазкам первого помощника. Решил, что со стороны Антона это очередной нелепый протест, который, так или иначе, необходимо пресечь на корню, пока операция не пошла прахом.

Раздав приказы, старшина позвал Минина на пару слов.

– Пойми: пути назад нет, – строго проговорил Николай, когда молодые люди скрылись от глаз за припаркованным возле гостиницы фургоном. – Согласен или нет, Антон, механизм запущен. Люди Папы Нестера на позициях. Того, что грядет, не отменить. Ты вкладываешься наряду со всеми, либо придется столкнуться с последствиями…

Первый помощник, впрочем, перебил:

– Откуда эдакий фатализм? – улыбнулся он. Нарочито, словно только сильнее жаждал раззадорить Давыдова. – Я, может, сомневаюсь в причастности Призраков к нашему делу, но не отрицаю всех их «заслуг». План Бориса сработает. Мерзавцы сегодня поплатятся.

Сказав это, Антон скривил ухмылку, и даже эта ненавязчивая веселость не понравилась начальнику. Слишком старался Минин показаться пребывающим в превосходном настроении. Он явно лукавил и пытался сбить с толку. Иначе говоря, за добродушным кривлянием скрыть какую-то глубокую, а значит, недобрую эмоцию. В другое время Давыдов, наученный опытом подковерных игр, свидетелем которым являлся на должности в Бинисе бессчетное количество раз, несомненно, попытался бы докопаться до сути, чтобы не оказаться застигнутым врасплох. Нынче у него не было ни времени, ни сил. Он пристально посмотрел на первого помощника и, махнув рукой, сказал:

– Твоя взяла. – Николай был вполне убедителен. – Я слишком загнался в эти дни.

– Вот и я о том же, – ожидаемо поддержал Минин. – Нужно мыслить позитивно. Через пару часов все кончится.

– Сказать легче, чем сделать, верно?

Антон вдруг встрепенулся – его, словно током, прошибло гениальной мыслью.

– Почему? – даже шире заулыбался он. – Повод помечтать о приятном всегда найдется. Скажем… как насчет того вечера на «Стоянке»? Несколько дней прошло, а ты и словечком не обмолвился, как прошло ваше с Бобби свидание…

– Это не свидание, если обе стороны ни о чем не подозревали, – съязвил Николай.

– Да-да, я уже извинился, босс. Я не знал о замысле Ди. Она держит такие вещи в тайне от меня. Думает, я болтливый. – (Давыдов с насмешкой взглянул на первого помощника, мол, его невеста права). – Ладно уж, – догадался Минин. – Все-таки милая была ночка…

Неохотно, но Давыдов, вынужденный согласиться, закивал.

– Может, из этого что-то выйдет, – сказал он. – При добром стечении обстоятельств…

– Что ты имеешь в виду? – недоуменно переспросил Антон.

– Не глупи. Нет смысла отрицать – я сейчас среди тех, под кем раскачивается стул. Мы сразу понимали, что в случае провала сегодня полетят головы…

Не дослушав старшину, Минин было насмешливо закатил глаза, мол, Николай совсем драматизирует, однако настроение его неожиданно переменилось. Он замотал головой и стал беспокойно озираться – Антона будто только теперь, на пороге операции, осенило, что может случиться иной исход, кроме успешного. Может, подумалось Давыдову, позитивный настрой и некоторая расхлябанность, с которой Минин явился на дело, которая так раздражала его, на деле не была частью обмана и странной игры. Возможно, все это время Антон действительно верил в безальтернативный успех облавы, пускай и не соглашаясь с причинами, побудившими полицейских на нее.

Растеряв прежнюю веселость, Минин стал походить на себя обычного. Все еще милого фронтирского идеалиста, находящегося в постоянном напряжении; но если раньше у Николая не возникало трудностей счесть, с чем связано состояние подчиненного, ведь дело старшины Громова не могло не сказаться на его молодом протеже, то теперь Давыдов не знал, что ему подумать. Пропасть между ними разрослась до пугающих масштабов в эти последние недели. Даже славный вечер на «Стоянке» не смог вернуть прежнего положения вещей. Николай не в первый раз смотрел на парня с изумлением, не в силах разобрать причин внезапной смены его настроений.

В любом случае, прежде чем кто-то из молодых людей успел открыть рот, в ситуацию вмешалась Камилла Леонова. Она выскочила из-за фургона, заставив товарищей дернуться от неожиданности, и сказала, что люди Папы Нестера вышли на связь. Законники доложили, что ожидают состав на печоринской станции в течение часа, что даже опережало ими намеченный график.

Давыдов был вынужден остановить разговор на полуслове. Он устало вздохнул и велел незамедлительно собираться в путь.

Проскочившее между Николаем и Мининым недопонимание почти сразу растворилось в волне лихорадочных приготовлений. Как задумывалось с самого начала, на перехват поезда готовились отправиться, помимо старшины, офицер Леонова, а также Марк Князев, которому облава на Призраков дарила долгожданный шанс выплеснуть всю скопившуюся за последнее время ярость. Не желая светиться на людях, команда переменила униформу на повседневные наряды, а также в качестве транспорта заимствовала у администрации один из корпоративных пикапов. Чтобы не подать виду, будто среди полицейских происходит подозрительная возня, они надеялись затеряться в лабиринтах улиц Борей-Сити и лишь затем, по окружному шоссе, улизнуть из города на восток.

Как пришел момент отправляться, офицеры собрались вокруг Николая и, в притворном заворожении выслушав его дилетантское напутствие, пожелали друг другу удачи. Давыдов с первым помощником пожали руки, согласные, что не примут иного исхода, кроме заключения Призраков Охоты под стражу. Минин оказался на удивление резким в высказываниях. На миг он снова стал напарником, на которого можно безоговорочно положиться.

Все же странная тень сомнения преследовала Николая при прощании. Старшина не мог отделаться от мысли, что Антон не раскрывает чего-то неимоверно важного. Как ни старался Давыдов сосредоточиться на деле, странное поведение первого помощника оттягивало на себя внимание. Он сопроводил Минина суровым взглядом, когда троица отправлялась, и до самого Печорина Николай не переставал выуживать из головы недавние беседы. Он хотел вспомнить минуту, когда бы показалось, что Антон заметно темнит. Болтающие же без умолку Камилла и Князев мешали найти что-то конкретное. В какой-то момент, смирившись, Давыдов просто решил, что на нервах у него разыгрались неуверенность и паранойя, чего не бывало с истории с Ящинскими.

Николай молчал, погруженный в тревожные размышления, до приезда на печоринскую станцию. На месте, раздосадованный, вынужден был, за неимением времени и лучших идей, признать, что странное поведение коллеги могло почудиться его уязвленному воображению.

36

В следующие часы события на печоринской станции, как и в Борей-Сити закрутились с неумолимой силой, так что редкий причастный действительно сознавал целиком их значение. Одним из немногих держал голову холодной многоопытный Борис Хоев. Пускай формально Минин оставался руководить облавой, на деле всегда невозмутимый старик отдавал большую часть приказов и следил за тем, чтобы каждый шаг его плана выполнялся безукоризненно.

Пока основной отряд под лидерством Давыдова добирался до Печорина, в Борей-Сити офицеры делали все, чтобы прибытие подставного состава ничем не отличалось от прибытия каждого из грузовых поездов, присылаемых «СидМКом» несколько раз в году. Полицейские перевезли на станцию поисковый отряд синтетиков, которых, по договоренности с Большим Кольцом, должны были отправить обратно. Затем разогнали зевак, дабы освободить Тракт для проезда фургонов продовольственной службы. Наконец – условились с начальником станции, что та сообщит о любом мало-мальски значимом изменении в движении состава. Словом, они вели себя так, как вели бы в обыкновенный день, чтобы не давать горожанам повода судачить. Не дать слухам разойтись по округе – была единственная, но меж тем наиболее важная задача, возложенная на плечи оставшихся в Борей-Сити. Они прекрасно справлялись.

Дальше оставалось ждать сигнала от команды Давыдова.

На станции близ Печорина дела тем временем обстояли отнюдь не так хорошо. Люди, ответственные за грузовой состав в Большом Кольце, немало сплоховали с той единственной задачей, которая перед ними стояла. Они позабыли переставить специальный бронированный вагон, обычно присоединяемый для ремонтной бригады, ближе к локомотиву, дабы офицеры, укрывшись в нем, могли наброситься на бандитов исподтишка. Когда отряд Давыдова прибыл на место, обнаружилось, что вагон закреплен в хвосте – в сотне метров от кабины, что лишало законников преимущества их плана. Начальник станции, который, как понял Николай, слыл крупным должником Папы Нестера, иначе было не объяснить его недюжинной вовлеченности в происходящее, заверил старшину, что работники легко исправят допущенную оплошность, однако понадобится не меньше часа на манипуляции с составом. Борейские офицеры усердно поразмыслили над положением и в конечном счете предпочли отказаться от предложенного выхода. Незапланированная задержка поезда, по их мнению, стала бы поводом для Призраков заподозрить неладное. Они сочли подобную перспективу куда бо́льшим риском в сравнении с потерей безопасной позиции. Потому заняли один из обычных вагонов, чтобы как минимум не потерять выгоды своего положения. Это был первый звоночек подстерегающих законников невезений, который Давыдов, впрочем, решительно проигнорировал.

На часах проступила четверть двенадцатого. От Антона Минина прилетело сообщение, что на борейской станции все готово к началу облавы, и команда Николая стала собираться к отбытию. Вагон, который офицеры выбрали как новую позицию для засады, был грузовой: с громадными и плохо защищенными створками с обеих сторон, что делало из него совершенно неприемлемое укрытие, а также безо всяких средств на случай экстренной остановки состава. Единственным его преимуществом являлись протянутые по периметру, словно лентой, окна – довольно низкие, чтобы человек среднего роста мог выглянуть в них, не вставая на цыпочки. Когда печоринская станция наконец осталась позади, и поезд, объехав пару невысокорослых холмов, выбрался на равнину между двумя городами, Николай с изумлением стал глядеть то в одну сторону, то в другую, и повсюду глазам представала бескрайняя гладь западных степей. Лучшего обзора местности уже, пожалуй, было не добиться в тех обстоятельствах, в которых оказались законники. Потому Давыдов впервые за утро искренне порадовался, что в коем-то веке фортуна подала руку помощи. Он смекнул, что, с какой бы стороны Призраки ни решили нанести удар, упустить их приближение к путям будет попросту невозможно.

Он хотел поделиться наблюдением с Камиллой, с которой вел оживленную беседу еще за десять минут до того, однако обнаружил ее забившейся в угол вагона с коммуникатором в руках. Девушка строчила сообщение, силясь противостоять небольшой тряске. Растерявшись, Николай позабыл, о чем хотел рассказать.

– Кому письмо, если не секрет? – спросил он, разведя руками. – Все в порядке?

Леонова недоуменно подняла глаза над экраном. Похоже, она не поняла, что старшина обратился к ней. Девушка захлопала глазами и только через паузу отозвалась:

– Извиняйте, – сказала она, натужно улыбнувшись. – Дядя настоял, чтобы докладывала как можно чаще. Да, не по правилам, – оговорилась Камилла. – Понимаю. Мы договаривались выходить на связь только между собой. Но он волнуется не меньше. Уж вы должны понимать.

– Правда? – пожав плечами, переспросил Николай. – Потому что в случае провала, как и Сергея, меня ожидает народное линчевание?

Сохранявший молчание с момента отбытия Князев внезапно выругался на весь вагон.

– Что за бред? – бросил он, и Камилла со старшиной одновременно уставились на него. – Пускай только попробуют сунуться. Я всякому рожу начищу!

– Благодарю за самоотверженность, Марк, – впрочем, остудил пыл коллеги Давыдов, – но, не сомневаюсь, в этом вопросе начальство встанет на сторону недовольных. Меня выпрут прежде, чем вы успеете прочитать об этом в утренней газете.

Камилла посмеялась, обращаясь к Князеву:

– С каких пор тебя вообще заботят другие?

– Не обольщайся, Мила, о твоем дядюшке я думаю в последнюю очередь. Он-то может катиться на все четыре. Однако старшина… – Парень странно посмотрел на Николая, что тот не сразу догадался, что это, по всей видимости, взгляд уважения или даже некоторой теплоты. – Его в обиду давать нельзя, – договорил Марк. – Головастого человека у нас днем с огнем не сыщешь. Каждый на вес, сука, золота.

– Быстро меняются твои взгляды, – цинично отозвалась Леонова. – Без обид, босс, пару месяцев назад он слушать бы вас не стал. Не то что вступаться.

Вместо того чтобы по обыкновению вспылить, Марк обреченно покачал головой.

– Очень зря, – вымолвил парень, поразмыслив. – Не смотрите так, я признаю ошибку. – (Камилла со старшиной действительно удивленно уставились на коллегу). – Я кое-чего вам не рассказывал касательно случая с Ильей… того, перед госпиталем. Если б мы с братом больше доверяли боссу, Илья сейчас был бы с нами.

– О чем ты? – настороженно переспросил Николай.

– Мы торчали в засаде не первые сутки, – ответил Марк и крепко приложился кулаком по стенке вагона. Грохот стих, и он продолжил: – В городе ничего не происходило. Мы были уверены, вы ошибаетесь, и основной движ случится на Тракте. Куда назначили себя да Милу. Думали, надеетесь выпендриться на новой должности.

– Я бы никогда…

– Теперь я это знаю, – перебив, закивал Марк. – Но тогда мы считали, вы по-крупному лажаете. Отправили нас на задворки, где ни черта не происходит. Поэтому, когда мы заметили пикап, то не предали этому должного значения. Проклятье, это же было очевидно! – Он снова стукнул по стенке и выругался, видимо, ударившись костяшками. – Но нет! Разумеется, мы не доверились вашей чуйке. Решили, что всяко разберемся лучше пижона из Большого Кольца. Я кричал Илье, чтоб он не порол горячку. Но без толку. Вы успели заметить: моего братца было не остановить, если он вбил что-нибудь в башку. – Парень горько посмеялся: – В тот день мы дорого поплатились за недоверие. Больше я так не ошибусь…

Договорив, Марк посмотрел на товарищей и, как бы убедившись, что его поразительно длинный спич сумел ответить на интересующие их вопросы, устремил взгляд в окно: куда-то вдаль залитой золотым светом прометея степи. Он погрузился в прежнюю сосредоточенную задумчивость, в которой пребывал от самой печоринской станции, и ни Давыдов, ни Камилла не смели отвлекать его дальнейшими расспросами.

Воспользовавшись повисшей тишиной, Николай невольно последовал примеру Марка. Сказанное парнем было для него в некотором смысле откровением, новым знанием, сбившим с толку. Он много раз со дня приезда представлял момент, когда подчиненные признают в нем достойного лидера, и его мазохистская неуверенность уйдет, как по мановению чудотворной руки. Давыдов предположить не смел, что услышит заветные слова из уст одного из Князевых – самых отъявленных бунтарей и интриганов управления. Стоит ли сомневаться: этот немного необдуманный, но зато честный порыв вступиться за старшину был лестен Николаю.

Все-таки, увы, странное явление помешало в полной мере насладиться долгожданным моментом признания. Задумчиво всматриваясь в просторы раскинувшейся к востоку равнины, Давыдов заметил поднявшийся у горизонта пылевой вихрь. Рельеф в той части пустыря был неоднороден. Тут и там степь, точно свежие раны, рассекали небольшие каньоны и впадины, а местами, наоборот, как борозды давным-давно затянувшихся шрамов, к стеклянно-голубому небу тянулись вереницы холмов и каменных уступов. За всем многообразием проносящихся мимо образов Николаю трудно было определить природу явления, привлекшего внимание. Он долго вглядывался вдаль и только тогда почуял неладное, когда осознал, что вихрь, чем бы он ни был, движется параллельно составу и не отстает от него. Никакая из известных природных аномалий не способна была мчаться с подобной скоростью.

Старшина собрался было окликнуть Камиллу, как вдруг близ одного появился другой, а затем третий. Они выстроились в ряд и одновременно, как по команде, стали стремительно сближаться с путями. Мгновение назад Давыдов с трудом разбирал их очертания, теряющиеся за линией горизонта, а теперь они пересекали ухабистую местность навстречу несущемуся на всех порах поезду.

Николай, завороженный необычным зрелищем, потерял дар речи, будто боялся сделать то единственное предположение, что было уместно. От несвоевременного фриза его пробудил возглас Марка Князева. Тот, заколошматя кулаком по стенке, сообщал, что с юга также кто-то приближается к составу. Давыдов, встрепенувшись, перенесся на противоположную сторону и выглянул наружу. «Нежданных» попутчиков здесь насчитывалось двое, но они подобрались достаточно близко, чтобы за ураганом пыли просматривались очертания летящих по пустоши автомобилей.

Призраки Охоты! наконец-то пронеслось в мыслях молодого начальника. Появившись из ниоткуда, клюнувшие на наживку бандиты шли на сближение с поездом.

37

С появлением бандитов офицеры забились в вагоне, точно звери в тесной клетке.

Полицейские были в целом готовы к вооруженной стычке. Они полагали использовать против машин глушилки – отрезать нападающим путь к отступлению, – захватили старые, но все еще годные бронежилеты, не пожалели скопленных на складе боеприпасов, снаряжаясь на дело. Взятого с собой арсенала в сочетании с эффектом неожиданности должно было хватить, чтобы удержать бандитов, пока поспевающее из Борей-Сити подкрепление не откроет второй, как назвал это старик Хоев, фронт наступления. При благоприятном стечении обстоятельств это планировалось как переломный момент всей операции. Однако разного рода неудачи явно преследовали законников. Само по себе время, выбранное Призраками для нападения, застало офицеров врасплох.

Дело в том, что, исследуя прошлые вылазки степных разбойников, Давыдов с Борисом пришли к выводу, что в своих налетах те от раза к разу действуют примерно по одной схеме. Каким-то образом, заранее изучая местность, они определяют отрезок маршрута, на котором поезд оказывается особо уязвим для абордажа и недоступен для местных силовиков. Всякий раз Призраки стараются во что бы то ни стало остановить состав на этом промежутке, и если не удается, – а бывали, по данным из других управлений, и такие случаи – то незамедлительно отступают. Если попытки пробраться в аппаратную локомотива венчаются успехом, никакие преграды не возникают между бандитами и наживой. Составляя план, Хоев не в последнюю очередь учитывал это обстоятельство. Решение пустить поезд именно через Печорин, то есть по значительной дуге, продиктовано было среди прочего тем, что между городами раскинулся величественный пустырь – несколько десятков километров пути состав двигался по открытой местности. Доступный и незащищенный, он обязан был показаться разбойникам протянутой на ладони конфетой, которую грех не схватить. С самого начала Борис ставил на откровенную наглость Призраков, которую те должны были, по его мнению, обрести от убийства старшины Громова. В общем-то, бывалый офицер не прогадал. Бандиты клюнули на наживку ровно так, как они рассчитывали. Проблема заключалась в том, что отрезок пути, который полицейские определили удобным для нападения, начинался еще нескоро. По какой-то причине Призраки на сей раз решились на серьезный риск и, изменив своей привычке, напали слишком близко к поселению. Внешние фермерские постройки Печорина едва успели нырнуть за горизонт, как Давыдов заметил поднявшуюся из-под колес разбойничьей армады пыль.

Никаким образом Николай не истолковал бы такого недоброго стечения обстоятельств, кроме как преследующим их хроническим невезением.

Все-таки, несмотря на вмешательство язвительной нефортуны, план Хоева оставался в силе, и офицерам нельзя было терять ни секунды драгоценного времени. Поняв, что Призраки группируются с обеих сторон и начинают сближение с составом, Давыдов отчаянным воплем скомандовал подчиненным готовиться к стычке. Камилла, поняв старшину по одному только взгляду, бросилась сообщать в Борей-Сити, чтобы те поторапливались со сборами. Между тем сама натягивала поверх рубашки тяжеленный панцирь бронежилета и проверяла, чтобы оба револьвера: табельный и личный, – были дополна заряжены и готовы к использованию. Марк Князев, с другой стороны, настраивался скорее ментально, потому как, в отличие от коллег, подготовил амуницию вскоре после отбытия из Печорина. Парень бродил по вагону из конца в конец и, сжимая руку на кобуре, грозно всматривался в происходящее снаружи. Всякий раз, как Марк поворачивался лицом к товарищам, те могли видеть, как нервно дергается правый его глаз, что, вне всякого сомнения, было проявлением бурного волнения. Николай уже видел однажды это выражение на лице Князева и этот самый нервный тик: в больнице, сразу после нападения на Акимовых. С таким видом Марк бродил по коридору госпиталя, пока дожидался новостей по брату. Принесенные врачами вести вылились тогда в неуместный приступ гнева, за который Давыдову как старшине было страшно неудобно. Сейчас, если Марк копил в себе ярость, чтобы выплеснуть ее в нужный момент, это искрометное состояние казалось кстати.

Убедившись, что все приготовились, Николай сам стал с беспокойным любопытством следить за манипуляциями Призраков. С поразительной слаженностью, которая явно пришла к ним за многие месяцы успешных грабежей, бандиты взяли мчащийся на всех порах состав в своего рода тиски из полудюжины транспортных средств. Теперь летящая из-под колес пыль не затрудняла видимости, и Давыдов мог легко пересчитать неприятеля. В машинах, впрочем, больше походящих на вездеходы, Призраки расположились по двое, и еще один возглавлял действо, рассекая впереди на электроцикле. Девять головорезов против троих законников и их не поспевающего подкрепления, с досадой подытожил Николай. Это был, конечно, не лучший расклад среди тех, на которые рассчитывал молодой начальник. Но в то же время – не худший среди прочих, которые в байках о лихом прошлом часто расписывал старик Хоев.

Пока Давыдов просчитывал шансы на успех, Призраки произвели маневр. По команде лидера, летящего в авангарде, одна из машин прибавила ходу и почти молниеносно унеслась вперед, так, что полицейские потеряли ее из виду. Послышался скрежет металла и грохот, как будто кто-то пытался протаранить поезд, а следом левый борт, у которого неустанно дежурил Князев, озарили вспышки. Марк, словно ошпаренный, отскочил назад. Не сразу, но офицеры догадались, что, следуя обычному плану, Призраки принялись срезать блокиратор на входе в аппаратный вагон. От этого вдоль состава, будто тысячи крохотных фейерверков, заструились искры. Пугающее, но вместе с тем завораживающее зрелище.

Убедившись, что опасность не угрожает, офицеры подступили к окнам.

– О, понеслась! – первым подал голос Князев. – Зуб даю, вскроют нас, как консервную, сука, банку!

Давыдов с Камиллой, схватившись за револьверы, встревоженно переглянулись.

– Нет, рано! – озвучила очевидное девушка. – У нас ведь оставалось в запасе несколько минут! Какого черта?!

– Понимаю, немного не по плану! – впрочем, как можно тверже отозвался Николай. Он выглянул наружу с противоположной стороны. – До места, на которое мы рассчитывали, еще несколько километров, – крикнул старшина, – но ладно вам… неужели мы правда думали, что все пойдет по нашему сценарию?!

Продолжая завороженно всматриваться в поток искр, Князев смачно выругался.

– Аминь! – тогда с истерическим смешком подхватил Давыдов. – Мы готовились, что ситуация выйдет из-под контроля! Собрались! – ободряюще воскликнул он.

Завороженно, как в трансе, выслушав Николая, офицеры неохотно согласились, и в это мгновение, казалось, бесконечный фейерверк за окнами вдруг перестал застилать небо. Снова послышался грохот и скрежет, и по пролетевшей мимо вагона тени полицейские поняли, что первая преграда на пути разбойников пала. Шайка ворвалась в аппаратную поезда. Не успели законники сообразить, что к чему, как по составу уже разносилось оповещение об экстренном торможении. Размеренный механический голос сообщал, что поезду потребуется чуть меньше километра, чтобы остановиться.

Происходившее дальше, после торможения и того, как Призраки перегруппировались, с точки зрения Николая, походило на безумный калейдоскоп отдельных образов и картинок, в котором практически невозможно было разобраться на трезвую голову. Так сильно в молодом старшине кипела кровь, и так страшно колотил от напряжения пульс в висках, что Давыдов то и дело отключался и многое выполнял на автомате. Он отдавал приказы, связывался с первым помощником, который находился в пути, но все-таки недостаточно близко, продумывал план отступления на случай, если дела станут плохи.

Бандиты тем временем совсем не спешили обчищать поезд. В этом состояла очередная странность в их поведении, которой не могли не подивиться борейские офицеры. Разбойники повыпрыгивали из автомобилей возле аппаратного вагона, однако ничего не предпринимали – словно выжидали. В коем-то веке полицейским представился шанс взглянуть на легендарных уже преступников вблизи. Они были одеты, несмотря на невыносимую жару, в плащи, а лица прятали за шлемами для езды по бездорожью: с зеркальными визорами и фильтрами, чтобы не дышать пылью на скорости. В этих жутких нарядах, будто позаимствованных из реквизита к старому постапоку, Призраки все походили один на другого, причем наверняка умышленно. Давыдов даже не мог распознать, сколько из бандитов женщин, а сколько мужчин; кто молод, а кто стар и может стать обузой при вынужденном побеге. Являлось ли это частью коварного замысла, но даже внешний вид, таким образом, играл Призракам на руку. Он никоим образом не позволял законникам оценить тактического положения.

Впрочем, времени разойтись в мыслях офицерам все равно не представилось. Недолго потоптавшись возле аппаратной, бандиты – по сигналу командира – стали хватать из машин всяческие инструменты, необходимые для «потрошения» грузов, и со странной вальяжностью разбредаться вдоль путей. Трое, включая лидера, которого Николай распознал по необычной золотой печати на шлеме, медленно продвигались в сторону засады и будто отсчитывали один вагон за другим. Давыдов с замиранием сердца следил, как они подходят все ближе.

Вдруг Призраки остановились напротив полицейского укрытия и уставились на него, словно почуяв неладное. Внешне вагон, занятый законниками ничем не отличался от любого другого, да и окна, через которые за разбойниками наблюдали офицеры, были односторонние. Все-таки необъяснимое чувство опасности пронзило молодого старшину: как будто командир Призраков догадывается о незваных гостях на их своеобразном празднике разбоя.

Бандит долго и настороженно осматривал вагон и в конечном счете, повернувшись то в одну сторону, то в другую, выкрикнул нечто, заставившее остальных беспокойно засуетиться. Офицеры изнутри не расслышали ни звука, однако едва ли была необходимость. Николай без слов догадался, что неприятель раскрыл засаду. Очередное проявление постигших законников кромешных невезений. Вместо того чтобы нанести разящий удар из укрытия, полицейские в одночасье сами оказались загнаны в угол.

Не успел Давыдов скомандовать Камилле и Марку, чтобы те приготовили револьверы, как случилось то, что совсем выбило землю из-под их ног. Одновременно с противоположной стороны путей, за которой офицеры благополучно забыли следить, донеслись оглушительные хлопки. С диким визгом окна на той стороне вагона разлетелись вдребезги. Один за другим, ошарашенные, законники повалились навзничь и взвели курки, готовые стрелять куда угодно, только бы не сдаваться без боя. Двери вагона не отворились вслед за этой атакой. Несколько бесконечно долгих секунд над путями висела наэлектризованная тишина. Снаружи донеслась громогласная команда: «Давай! Пли!», – и в разбитые окна, в которые Давыдов, лежа на полу, мог видеть только лазурное небо и проплывающее над фронтиром облачко в форме креветки, стали влетать дымовые шашки.

Офицеры инстинктивно бросились врассыпную, однако у них не было шанса. Первым потерял сознание Князев. Он пытался встать на ноги, чтобы открыть огонь по подкравшимся со спины бандитам, однако, сделав пару неуклюжих шагов, завалился на бок и пропал в самой задымленной части вагона. Затем отключилась Леонова. Девушка смогла добраться до пульта управления дверьми, но, занеся руку в попытке отворить створки, лишилась последних сил и на глазах старшины медленно сползла на пол.

Давыдов оставался в сознании несколько мгновений после того, как Камилла перестала отзываться на его выкрики. Горло от этих усилий прорезало такой невыносимой болью, точно по нему раз за разом проходились бритвой. Николай кое-как отполз в дальний конец вагона и, забившись в угол, приложил недюжинное усилие, чтобы двумя руками приподнять револьвер перед собой. Он готов был выстрелить в любого, кто показался бы перед ним в это мгновение. Разбойники не предоставили старшине шанса пролить кровь.

Последнее, о чем Давыдов обреченно подумал, прежде чем провалился в забытье – что, видно, они попали в ту же ловушку, в какую не так давно угодил начальник Громов.

38

Если бы в первый миг после пробуждения Давыдова спросили, сколько времени, по его мнению, он находился без сознания, молодой офицер сказал бы: дни, может, целую неделю. В действительности же прошло от силы пара часов.

Обнаружил он себя на кушетке в тесной комнатушке без окон. В помещении стояла не только темень, но и сырость, и пахло сгоревшей проводкой. Старшина понял: его приволокли в подвал какой-то старенькой постройки. Кроме Давыдова, в комнате больше никого не было. Револьвер предсказуемо пропал из кобуры, как и коммуникатор, а также всякая надежда, что Призраки бросят офицеров задыхаться в той ловушке, в которую те сами из самоуверенности загнали себя. Единственным выходом наружу была ржавая, но внушительная стальная дверь. Из-под нее в помещение слегка пробивалась полоса света и, хотя ее не прерывала ничья тень, Николай был убежден, что в коридоре дежурит караул. Навострив уши, он сумел расслышать, как из соседних помещений через вентиляцию долетает неразборчивое бормотание. Там явно велось живое обсуждение – скорее всего, касаемо дальнейшей судьбы пленников.

Поборов режущую мигрень, Давыдов поднялся на кушетке и с удивлением обнаружил, что руки и ноги свободны. Без сомнения, он являлся узником в этом богом позабытом месте, но его явно не считали за буйного или сколько-нибудь представляющего угрозу. При других обстоятельствах Николай оскорбился бы. Однако теперь его в большей степени волновал удел подчиненных, про которых было не сказать того же. Старшина отчаянно копался в закоулках памяти и изо всех сил старался припомнить, видел ли он или слышал что-либо после того, как вагон заполнился удушающим газом. В голове стояла кромешная пустота. Стараясь мыслить позитивно, Давыдов счел это хорошим знаком. Решил, он непременно пришел бы в себя, если бы Камилла или Князев отстреливались от разбойников у него под боком. С другой стороны, расстроился Николай, это также означало, что ведо́мое первым помощником подкрепление не поспело вовремя. Значит, в Борей-Сити совершенно не представляют, что стало с коллегами.

Давыдов просидел в гнетущем одиночестве порядка получаса. Он всяко пытался занять ум: прокручивал в голове недели подготовки к облаве, пытался осмыслить, где они, борейские законники, оплошали, чем выдали свои намерения. Голова упорно, как будто вирус, отторгала мыслительную деятельность. Надышавшись отравы, Николай чувствовал себя скверно. У него помутнело в глазах, к мигрени, под аккомпанемент которой прошло пробуждение, добавилась острая боль в горле. С каждым мигом становилось тяжелее дышать. Старшина стал кашлять и ругаться, отчего за дверью пошло шевеление. Через пару минут мощная стальная конструкция заскрипела, и проход слегка приотворился.

Вопреки ожиданиям Давыдова, в комнату прошла женщина средних лет: смуглая, – что на фронтире не редкость, – с курчавыми темными волосами и сверкающим, почти наверняка, драгоценным кольцом в носу. На ней были надеты рваные штаны и легкая майка без рукавов. Николая прежде всего поразило, как отменно сложена и мускулиста незнакомка. Не то чтобы физически сильные женщины слыли редкостью на Западе, даже наоборот, но имелось именно в этой дамочке какая-то поразительная внешняя мощь, которая неизбежно бросалась в глаза и порядком пугала. Николай инстинктивно вскочил с кушетки, как бандитка переступила порог, и сделал пару шагов вглубь помещения. Он не страшился своего положения узника и того, что оно сулило дальше, однако эта женщина отчего-то вызвала в нем особый трепет.

Незнакомка между тем не спешила проходить вглубь и, обернувшись, кивнула кому-то за дверью, мол, все в порядке. Проход за ней с тем же зубодробительным скрипом затворился. Она явно не боялась узника, даром что держала на поясе нож. Они с Николаем остались тет-а-тет. Женщина некоторое время присматривалась к молодому старшине, изучала его теперь, в сознании. В конце концов она язвительно улыбнулась и, пошарив в кармане штанов, бросила на кушетку небольшой бумажный сверток.

– Таблетка для головы, – пояснила незнакомка. – Горло само заживет. Не помрете.

Давыдов, не отводя от дамы недоуменного взгляда, схватил пакет и развернул. Внутри действительно оказались баночка воды и знакомые зеленые пилюли. Горло страшно першило, и Николай едва сдерживал кашель. Притрагиваться к переданному лекарству он не спешил.

От нерешительности офицера лицо незнакомки приняло насмешливое выражение.

– Думаете, мы стали бы тащить вас сюда, чтобы отравить? – посмеялась она и покачала головой: – Наверное, это был бы самый нелепый план среди всех нелепых планов похищений в истории. Как считаете?

Женщина укоризненно поглядела на Давыдова, однако тот пропустил слова мимо ушей и ничего не ответил. Его внимание невольно заострилось на другом: старшине показалось, что незнакомка не просто так употребила «мы», говоря о налете на состав. Она, верно, находилась у путей, когда полицейских застали врасплох. Николай постарался представить, как ее голос, грубый, но выразительный, звучит пропущенным через фильтры ездового шлема, и внезапно офицера осенило. Эта женщина была не случайной бандиткой, посланной проведать пленника – она являлась их лидером. Ее Давыдов и видел рассекающей на байке впереди разбойничьей ватаги. Она же вычислила полицейское укрытие, когда состав затормозил.

Никогда Николай так не доверял чутью, как теперь. Он был убежден, что просто не мог ошибиться. Ошарашенный, офицер воскликнул:

– Вы! Это были вы… на путях, верно? Руководили своими!

– Удивлены? – впрочем, спокойно отозвалась незнакомка. Ее абсолютно не впечатлила догадливость узника. – Ожидали другого? – продолжила она ехидно. – Думали увидеть такого пугающего бугая на моем месте? Знаете… со страшным шрамом на пол-лица да кровожадным оскалом. Впрочем, не удивительно… Про нас столько баек насочиняли!

Женщина явно насмехалась над пленником, и Давыдова злило его положение. Стараясь держать себя в руках, он спросил строго:

– Где офицеры?

– Какие именно? – нахмурившись, переспросила незнакомка. – Те двое из поезда? Или ваше жалкое подкрепление? – Она взмахнула рукой: – Последние, коли любопытно, прибыли, когда *нас* уже след простыл.

– Спрашиваю про товарищей, которые были со мной…

Не дослушав старшину, женщина нарочито кивнула в сторону двери.

– Все в порядке, – сказала она. – Девушка – в соседнем помещении. Приходит в себя.

– Где мы находимся? – выпалил Николай.

Он надеялся застать бандитку врасплох, но не вышло. Незнакомка тотчас ответила:

– В безопасном месте. Там, где не помешают.

– Где никто не услышит криков? Здесь разобрались с Василием Громовым?! – сам того не желая, воскликнул Давыдов.

Внезапный порыв старшины, который не принес пользы, но лишь отразился приступом сверлящей боли, как показалось, сбил женщину с толку. Незнакомка растерянно взглянула на пленника и, что, несомненно, являлось редкостью, некоторое время не могла подобрать слов. Это были редчайшие секунды с тех пор, как она появилась, когда Давыдов сомневался в своих опасениях касательно представшей перед ним женщины. Она, совершенно точно, не походила на типичного главаря банды, о которых так много в последние недели рассуждал старик Хоев. Незнакомка не казалась способной хладнокровно застрелить человека. Николаю подумалось: не сходится что-то во всей этой истории с Призраками.

Впрочем, поразмыслить времени не было. Странная растерянность бандитки прошла, и она, тяжело вздохнув, вновь обратилась к Давыдову:

– Я понимаю ваше замешательство, – вымолвила женщина сурово, но дипломатично. – Слышала вашу историю. Вы не местный. Прибыли с Востока – временно заменить борейского начальника полиции. – Она пожала плечами: – Можно догадаться о вашем положении. Новые: место, люди, вещи… Мироустройство, если позволите. Вы, точно губка, невольно впитываете все вокруг. Принимаете и хорошее, и дурное. Правду… и ложь.

– К чему клоните? – нетерпеливо перебил Николай.

– Я знаю достаточно, господин Давыдов, – однако как ни в чем не бывало продолжала женщина, – чтобы понять, вы вовсе не виноваты, что заблуждаетесь. Вы просто следовали по течению, и оно унесло вас в сторону от истины. Впрочем, у вас есть шанс исправиться. – Она заулыбалась, довольная своим красноречием. – Я предоставлю привилегию, которой лишены остальные. Возможность увидеть обе стороны пресловутой медали.

Николай, не впечатленный пафосными, но размытыми формулировками, не выдержал:

– Что, черт возьми, вы несете? Чего от меня хотите? – протараторил он.

– Чтобы вы послушали одну историю, – спокойно отозвалась незнакомка и показала на кушетку: – Присядьте. Парой слов не обойтись. Настоятельно рекомендую принять лекарство. Незамутненный рассудок пригодится в следующие часы. – Она с какой-то изуверской заботой поглядела на Давыдова, и тот, растерянный, решил, что вряд ли навредит своему положению, доверившись незнакомке. Когда старшина, все же отказавшись присесть, проглотил таблетку, женщина заговорила вновь: – Прежде всего, позвольте представиться, – сказала она. – Я знаю о вас довольно, а вы даже не в курсе, как ко мне обратиться. Мое имя Констанция. В прошлой жизни друзья звали меня Конни. Нынче в определенных кругах меня кличут Охотой…

Николая от этих слов поразило током. Не то чтобы это имело определяющее значение, но было приятно одержать маленькую победу. Старшина оказался прав: Констанция в самом деле была главарем разбойничьей шайки.

– Теперь вы знаете, – меж тем вымолвила Констанция. Она сделала навстречу узнику несколько шагов, будто показывая, что теперь они могут чуточку больше доверять друг другу, и продолжила: – История, которую я собираюсь поведать, берет начало много лет назад. Так давно, что порой кажется, это происходило не с нами вовсе. Бывало у вас такое чувство, когда вспоминали о прошлом? – Она решила не дожидаться ответа – посмеялась и махнула рукой: – Впрочем, неважно. Дело было давно. Все закрутилось, когда нам с супругом – да, я состояла в браке, – осточертела жизнь на севере фронтира. Бесячие зимы длиной в полгода, бесцветное небо, угрюмые лица горняков. Вот тоска! Мы стремились во всех смыслах к новому началу и были настроены решительней некуда. Именно в то время, вдохновленные идеей перемен, мы вышли на корпорацию «ЗолТек». Та, вне всякого сомнения, известна человеку ваших кругов. – (Николай действительно знал о делах «ЗолТек» еще по службе в Бинисе, однако показывать осведомленности не спешил). – В те времена «ЗолТек» активно расширяли влияние на Западе, – пояснила Констанция. – Они сорили деньгами, давали городам и их жителям невыполнимые обещания. Словом, пудрили мозги направо-налево. Увы, среди тех, кто купился на красочные рекламки и пафосные лозунги, оказались мы с мужем. Жаждущие приключений, сломя голову мы понеслись на юг. Обосновались в миленьком городишке на полпути к границе. Я получила должность в газете, супруг – перспективное место в шахтерской бригаде. Дела поначалу шли волшебно. Не жизнь, а сказка – так говорится?! За пару лет муж дослужился до руководителя. Пара-тройка прибыльных сезонов, и мы ждали перевода на офисную работу. Разумеется, мы стали планировать будущее. Думали выкупить небольшое ранчо за городом, завести малюток, обустроить хозяйство. Фронтирская, черт возьми, мечта! Почти в наших руках! – Констанция на этих словах горько улыбнулась и, поглядев на Николая, уже подсознательно понимающего, к чему ведет история, покачала головой: – Да, господин Давыдов. Нетрудно догадаться, хрена с два грезам было суждено сбыться, – через паузу проговорила она. – Однажды зимой городок сотрясся от ужасной трагедии. На шахте… приключилась авария. Супруг, который, несмотря на должность, никогда не отлынивал и не перекладывал работу на других, оказался погребен с коллегами в самом низу. Это был смертный приговор. – Женщина протяжно вздохнула. – Без вариантов. Теперь, спустя много лет, я это понимаю. Тогда мне не верилось. Тогда я вместе с прочими женами и мужьями тех, кто оказался погребен в обрушившихся тоннелях, отчаянно билась за надежду снова видеть любимого. Однако «ЗолТек», в свою очередь, препятствовали этому. Целыми днями и неделями корпоративные чиновники заседали за закрытыми дверьми кабинетов, споря о чем-то, изучая что-то, но при этом не делали ровным счетом ничего, чтобы начать спасательную операцию. Позднее мы догадались, что страховые выплаты беспокоили их больше, чем возможность спасти сотрудников. Они просто боялись потерять деньги, если бы в ходе раскопок обнаружилось, что это был не несчастный случай, а халатность. Поэтому вместо того, чтобы раскопать шахту, ее законсервировали. Превратили в братскую могилу для всех тех, кто оказался заперт внизу…

Давыдов все время слушал молча, стараясь даже дышать беззвучно, хотя это давалось с трудом из-за режущей боли, и его не покидало чувство, будто он слышал эту историю раньше, но отчаянно не мог припомнить, в каких обстоятельствах. Он меж тем удивлялся Констанции. Почему-то казалось очевидным, что женщина, которая здесь и сейчас стоит перед Николаем, отнюдь не та же самая, про которую идет рассказ. Она, без сомнения, пролила немало слез по мужу в прошлом, но теперь, когда рассказывала о несчастном случае и о его смерти, ни один мускул ее блестящего от испарины лица не дрожал, равно как голос. Он был точно так тверд, как когда она насмехалась над узником. Словно бандитка повествовала не о себе вовсе.

Как разительно способно то или иное событие изменить человека, невольно думалось Давыдову. Вот ты – это ты, а затем в одночасье уже не узнаешь себя, собственных привычек и чувств. На фронтире такие истории – не редкость. Корпорации, увы, смотрят на Запад, словно на игральную доску, где можно смело и бесстрастно переставлять фигуры для победы. Жизни фронтирцев – все, как одна, не имеют ни малейшего веса для боссов из далеких мегаполисов Большого Кольца. Как бы сильно ни хотелось Николаю защитить честь родного дома, теперь, спустя несколько месяцев в Борей-Сити, он не мог отрицать этой простейшей истины.

Кроме того, Давыдову казалось, что подобные мысли в его голове отнюдь не новы. Он уже будто размышлял о чем-то таком раньше. Николай стал усидчиво вспоминать, и внезапно в его памяти всплыл один из первых дней на новом посту, разговор с первым помощником и рассказ того о несчастной судьбе борейского соседа.

Это не могло оказаться простым совпадением, твердо решил старшина. Недолго думая, он перебил Констанцию и выпалил:

– Черт возьми, я должен был догадаться раньше! Маленький городок. Авария на шахте. Вы говорите о Симе! Вы с супругом проживали в Симе!

– Так вы слышали нашу историю? – тогда переспросила женщина. – Так даже лучше. В общих чертах вы, должно быть, знаете о том, что последовало за аварией…

– «ЗолТек» сбежали?

Констанция, довольная именно таким выбором слов, ехидно заулыбалась. Ее странный оскал был хорошо виден даже в полумраке подвала.

– Все верно, – кивнула бандитка. – Покончив с юридическими формальностями, корпы умыли руки. Как мы поняли, конгресс региона запретил вести дальнейшие разработки в Симе. Ввиду того, что шахта была градообразующим предприятием, оставаться «ЗолТек» смысла не имело. Они передали имущество в руки экстренно созданного городского совета, и уже через несколько дней, как чертовы чародеи в дымке, испарились. Оставили после себя выжженную землю. Зато в руках народа! Вот же проклятая чушь, правда? – покачала головой Констанция. – Кто позарится на землю, на которой невозможно поднять ни юкойна! Собственный дом стал тюрьмой. И мы поняли… не сразу, но поняли, что он станет нашей могилой, если что-нибудь не предпринять. Именно в тот день, когда жители собрались вместе и отказались помирать по прихоти «ЗолТек», родилось маленькое движение. Призраки Охоты, как их теперь называют в народе. – Женщина произнесла это с неубедительной гордостью и потом, поглядев в потолок, насмешливо проговорила: – Какие почести… Призраки Охоты! Ерунда, если честно. Я того не желала. Только отказалась сдаваться и хотела, как и продолжаю хотеть своему городу былого процветания. Кто-то должен вести людей. Этим кем-то оказалась я.

Давыдов не сомневался в искренности последних слов Констанции, однако они задели его самолюбие законника. Пренебрежительно фыркнув, Николай переспросил:

– Вести людей? Не большая ли честь? Дамочка, вы преступница, – не сдержался он.

– Пускай, – впрочем, не выказав обиды, отозвалась женщина. – Я не питаю иллюзий по поводу того, что я и мои люди не совершаем ничего аморального. Вероятно, муж, узнай, чем я промышляю, осудил бы меня. Но скажите, господин Давыдов, разве хуже я тех, кто оставляет людей на произвол судьбы?

Николай, отпив воды, усмехнулся:

– В чем, собственно, план? – поинтересовался он. – Вредить соседним городкам, чтобы сводить концы с концами? Разве это честно?

– Но мы не вредим другим фронтирцам, – возразила Констанция. – Мы не нападаем на поселения или на отдельные фермерские хозяйства. Мы ни разу не открывали огонь во время налетов. Мы лишь порой отбираем у компаний, как «ВостоковШтарк», то, что они запросто компенсируют, ведь им необходимо, чтобы города на Западе функционировали и приносили прибыль. Мы обернули их хваленую щедрость на пользу нашим нуждам. Забираем наш кусок, продаем его в подполье, а вырученные средства пускаем в дело, лишь бы Сим продержался на плаву еще немного. Возможно, однажды Призраки уже не понадобятся городу, – улыбнулась женщина, хотя было видно, она не слишком верит в подобное. – Может, такой день настанет, и все вернется на круги своя. До тех пор мы не будем сидеть сложа руки.

– Зачем вы рассказываете? – между тем удивился Давыдов. – Надеетесь, я закрою глаза на ваши преступления? Сочту актом дурного благородства? Сделаю так, чтобы в Борей-Сити перестали гоняться за вами? – Николай задавал один вопрос за другим, словно его заклинило, пока наконец не вышел на поразительную мысль: – Проклятье! Вы предлагали это Громову? – озарило его. – Он вас вычислил! Понял, что неуловимые Призраки Охоты все время прятались под носом. В Симе! Он вас прижал! И вы избавились от него!

Раздраженно потерев переносицу, Констанция прервала поток мыслей старшины:

– Вы не слушаете, что я говорю, господин Давыдов, – вымолвила она. – Мы никогда не вредили людям. Вы правы только отчасти. – Женщина всплеснула руками. Она рассчитывала, пускай совершенно безосновательно, что убедить Николая будет проще. – Василий Громов… – тем временем продолжала Констанция. – Он был умным законником – не спорю. Вычислил нас. Догадался, что деньги с набегов стекаются в Сим. Вот только произошло это задолго до исчезновения. Как видите, – бандитка выдержала паузу, – мы остались на свободе. Он решил не сдавать нас. Василий Громов оказывал нам протекцию.

Давыдов совершенно растерялся – его точно обухом огрели по голове.

– Извините? – переспросил он, стараясь сдержать истерический смех. – Хотите убедить меня, что Василий Громов, самый честный и принципиальный законник, о котором я слышал, содействовал шайке бандитов? Видимо, вы глупее, чем показалось на первый взгляд, дамочка. Мне с первого дня дали понять, что эта собака была слишком стара учиться новым трюкам.

– Неужто? – Констанция заметно насупилась, но продолжила смотреть на собеседника скорее с сожалением, нежели враждебностью. – Если я глупа, то вы, в таком случае, слепец, – проговорила она через паузу. – Вы видите Василия исключительно законником и игнорируете его природу истинного фронтирца. Он сознавал отчаяние нашего положения и, хотя близко не разделял методов, не желал помогать корпам с наказанием за то, к чему нас принудили.

– Что это означает на практике?

– Что мы заключили сделку, – ответила бандитка. – Это случилось с несколько месяцев назад, когда он приехал в Сим и стал разнюхивать про Призраков. Я поняла, что ему известна правда, или, во всяком случае, он близок к ней, и у нас состоялась примерно та же беседа, что сейчас с вами. Мы согласились на ряд условий друг друга.

Заметно напрягшись, Николай разом осушил банку, чем даже сбил дыхание.

– Мирный договор? – переспросил он, продышавшись.

– Можно выразиться так. Со своей стороны мы обязались никогда не проливать крови, хотя не делали этого и раньше, а также не брать того, что компания не станет компенсировать. Василий, в свою очередь, согласился не выдавать наших личностей и обязался отыскать более достойный выход из положения, нежели налеты на корпоративные грузы. Буду откровенна, – серьезно заявила Констанция, – вначале это выглядело сомнительным предприятием. Однако, по справедливости, сотрудничество сработало. Затем Василий бесследно пропал.

– Ждете, что я продолжу выполнять эти *якобы* данные Громовым обещания?

Женщина, не раздумывая, кивнула:

– По меньшей мере.

– Как вы это себе представляете? – впрочем, съязвил Давыдов. – Думали, похитите нас, бросите в этот задрипанный подвал, расскажите грустную историю и вуаля… я поверю, будто вы не причастны к убийству? Что Громов не был помехой? Что вы чуть ли не подельники?

– Я не говорю, что мы сходились во *всех* взглядах.

Николай отмахнулся:

– Неважно. Я просто пытаюсь понять: вы считаете меня настолько наивным простаком из Большого Кольца? Что я поведусь на первую же историю в стиле: фронтир не черно-белый, парень, – и все в таком духе?

– Вы поняли неверно, – ответила Констанция. – Мы не считаем вас дураком. Наоборот, вы здесь, и мы ведем эту беседу ровно потому, что вы кажетесь достойным предшественника. Что-то подсказывает, вы, как и Василий Громов, не станете рубить с плеча, не разобравшись в ситуации. Тем более, – улыбнулась женщина, – не рассчитывала, что вы с ходу поверите моей грустной, как вы выразились, истории. Однако… – Констанция внезапно направилась к двери и, подойдя, четырежды постучала кулаком. Особым образом, словно отбила шифр. – Однако я надеялась, что вы доверитесь *им*, – договорила она, когда дверь открылась.

Женщина не мешкая нырнула в отворившийся проход и в последний момент поманила Давыдова с собой. Заинтригованный, но встревоженный, Николай сперва не шелохнулся. Как обещала Констанция, таблетка уже подействовала, и впервые с минуты пробуждения офицер мыслил трезво. Рациональная его сторона попросту кричала, что за дверью не ожидает ничего хорошего. Между тем Давыдов не отказывался и от прежней убежденности, что с Призраками все не так просто. Не веря собственной смелости, Николай последовал за бандиткой.

Они завернули в соседнее помещение: такую же тесную комнатенку, но чуть опрятнее. Здесь оказалось светлее, чем в импровизированной камере, и у Давыдова неприятно защипало глаза. Не сразу, но он насчитал в комнате порядка полудюжины человек, и понял, что отсюда до него доносились оживленные споры. Под тяжелые взгляды разбойников старшина сделал несколько шагов вглубь помещения, а затем, повинуясь жестам Констанции, обернулся.

У стены за дверью затаилась Камилла Леонова. Девушка казалась растерянной и даже напуганной, что было для нее редкое, почти феноменальное состояние. Николай хотел было броситься к подчиненной, успокоить, убедить, что все в порядке, однако, не успев дернуться с места, оторопел. У Леоновой на поясе висел револьвер. Девушка была кем угодно в компании бандитов, но точно не пленницей.

Давыдов, ошарашенный, отпрянул, и тотчас из коридора в комнату нырнула еще одна подозрительно знакомая фигура. Николай прищурился и теперь совершенно не поверил своим глазам. Перед ним как ни в чем не бывало стоял первый помощник Минин.