Последний контакт 3 (СИ)

Глава 11

Кольский ушел, оставив Павленко наедине со своими мыслями. Ваэрры, скорость света, гравитация, пространство — все эти понятия сейчас отошли на второй план для Дмитрия. Касаткина и Кольский — вот новость, которая полностью заполняла все его мысли. Как это могло случиться? Что вообще происходит? Дмитрий же был с Касаткиной, он чувствовал ее, как чувствуют близкую, родственную душу. Он знал, что Варвара Сергеевна, Варя, его Варя ни за что не пошла бы на сближение с таким человеком, как Кольский. Но командир был так убедителен, так ясно дал понять, что теперь они вместе, что Дмитрий не знал, что и подумать. Единственный выход — поговорить с Варварой Сергеевной тет-а-тет. И чем быстрее, тем лучше.

Разговора, однако, не случилось. Несмотря на то, что Кольский своим приказом реабилитировал Павленко, следующим своим распоряжением он поставил его в крайне ограниченное положение. Рамки были сужены максимально. Уже через минуту после того, как Кольский покинул каюту, к Павленко зашел старший помощник Сорокин в сопровождении двух вахтенных матросов. Было очевидно, что старпом с вооруженными конвоирами прибыл к каюте Павленко еще раньше, вместе с капитаном, и просто ждал завершения разговора. Сорокин сухим канцелярским языком поздравил Дмитрия с новым назначением и сообщил, что транспорт для него и репликанта уже готов. Провизией и всем необходимым их снабдят на месяц вперед, так что до контакта с американским фрегатом их на «Прорыве» не ждут.

— Разумеется, условия сделки будут пересмотрены, — надменным голосом сообщил Сорокин, — если вам удастся добиться хоть каких-нибудь результатов.

— Вы же попросту избавляетесь от меня, — сквозь зубы процедил Павленко. — Это подстава, предательство!

— Приказы командира не обсуждаются — это во-первых, — парировал старпом, не скрывая металла в голосе, — а во-вторых, ваш собственный проступок в моей системе координат считается не меньшей подставой и предательством и вообще тянет на расстрел. Одно то, что вы использовали мое изображение, проворачивая свою аферу, говорит о вас, Дмитрий, как о субъекте подлом и ненадежном. На вашем месте я бы радовался такому легкому исходу. Будь на месте капитана я…

— Вы были на месте капитана, товарищ старший помощник, — Павленко изо всех сил пытался сдержать ярость, и единственным, что удерживало его от импульсивных и непоправимых поступков, было осознание своего полного и безоговорочного фиаско. Однако уколоть бездарного офицера Павленко все же попытался. — Напомнить, чем завершилось ваше руководство?

Колкость Павленко хлестнула Сорокина куда больнее, чем смогла бы реальная пощечина. Старпом побагровел, глаза его налились кровью, зубы заскрежетали. Однако свой гнев он подавил довольно быстро и уже в следующий миг ответил зарвавшемуся офицеру:

— Как бы то ни было, я по-прежнему на своем месте, а вы, капитан-лейтенант, понижены в звании, унижены и отброшены в сторону, как вшивый бездомный щенок, — на том Сорокин и завершил пикировку. Он кивнул матросам и приказал: — Сопроводите капитан-лейтенанта до челнока и проследите за тем, чтобы по дороге он ни с кем не общался.

Так, собственно, и произошло. По пути в ангар матросы не обменялись с Павленко ни единым словом, хотя Дмитрий и пытался уверить их, что ему срочно необходимо переговорить с научным сотрудником Касаткиной или начальником медицинской службы Ратушняком. На все его ухищрения конвоиры отвечали либо молчанием, либо сухим «Не положено!».

Усугублять свое положение Павленко не стал. Любая его попытка отвязаться от конвоя или изменить маршрут наверняка будет расценена как попытка к бегству. Матросы применят оружие, и тогда песня Павленко будет спета уже окончательно. Дважды наступать на одни и те же грабли он не собирался, а потому дискредитировать себя необдуманными поступками не стал. Сейчас он проиграл, следует принять это как данность и подчиниться. Подчиниться воле капитана, не давая ему в руки новые козыри.

Более того, размышлял Дмитрий, сейчас действительно нужно разобраться с этим долбаным амальгитом! И делать это там, на «Осирисе», если уж говорить честно, будет куда проще, чем тут на «Прорыве». Там не работают никакие системы слежения, никакие системы связи. На «Осирисе-3» вообще ничего не фурычит! А еще там не будет посторонних глаз и ушей. Следовательно, на «Осирисе» Павленко будет принадлежать самому себе. Там будет время на «подумать», будет свобода действия. Кроме того, там будет Роман — единственное живое существо, которое знает про ваэрров, амальгит и «Юкко» хоть что-то. Павленко сейчас очень рассчитывал на то, что Роману не пропекли мозги до состояния овсянки с молоком, ведь без его помощи, без его знаний ничего не выйдет.

Дмитрий чувствовал, что ключевая информация о ваэррах хранится в голове Романа. Единственная причина, по которой эта информация еще им недоступна — людское невежество. Эти знания, эти драгоценные сведения они пытались отнять у Романа силой! Его пытали, морили голодом, лишали сна — делали все, чтобы репликант возненавидел человечество. Никто даже не попытался встать на его сторону, никому не пришло в голову посмотреть на этот мир, на всю ситуацию в целом его, Романа, глазами. А ведь, если разобраться, кто он такой? Репликант, биологический робот, у которого в голове вместо мозгов биологический компьютер. Компьютер, кем-то запрограммированный. И действовал Роман сообразно заданной программе. Нужно только понять, кто именно его программировал и что конкретно заложено в его память. Да, шансов выудить из репликанта хоть что-то стоящее было маловато, но попытаться все же стоило. Кто знает, может быть, его познаний и хватит на то, чтобы пытливому разуму Павленко было за что ухватиться. В таких случаях решение может появиться практически из ничего. Нужна хоть одна ниточка, хоть крошечная соломинка — что угодно, лишь бы начать распутывать этот чертов клубок тайн ваэрров. А разобравшись в их технологиях, Дмитрий сможет вернуться победителем. Сможет доказать и капитану, и всему экипажу, что не лыком шит, что он не предатель, что он действовал на благо всего человечества. Возможно, он даже сможет вернуть реакторы! Да, он докажет им всем! Всем, и ей в том числе. Выбрала она не его, вы только поглядите на эту королеву!

Капитан Кольский тем временем миновал камбуз, жилой отсек, отсек связи и вышел к медицинскому отсеку. Там он намеревался вновь поговорить с Касаткиной. Варвара Сергеевна сейчас должна была уже завершать работу с репликантом. После прожарки мозгов на нейроне Роман больше походил на овощ.

«Вот и хорошо, — думал Кольский, — Павленко будет, чем заняться на „Осирисе“. К примеру, заново приучать это животное к лотку».

Тем не менее Кольскому нужно было лично убедиться в недееспособности репликанта. Необходимо было понять, можно ли оставлять его наедине с Павленко или лучше было бы поджарить глупого репликанта еще разок, для верности. Именно поэтому Кольский и позволил Касаткиной присутствовать при нейронизации головного мозга репликанта, хотя начмед Ратушняк и возражал против этого.

К слову, работа Касаткиной с Романом была одним из условий их сделки. Свою часть уговора Кольский как раз выполнил — помиловал этого бунтаря Павленко и дал Варваре Сергеевне время на реабилитацию репликанта после грубого насильственного проникновения в его мозг. Теперь же капитан намеревался получить от своего объекта вожделения четкий и однозначный ответ — «да» или «нет». Причем он ясно дал понять Касаткиной, что при ее отрицательном ответе условно-досрочное освобождение Дмитрия Павленко может превратиться в пожизненный приговор, а существование Романа в таком случае и вовсе просто закончится.

Было ли это подло? Бесспорно. Было ли сурово? Однозначно. Но таковыми были текущие реалии. Кольский уже решил для себя, что они тут застряли навсегда. Они никогда не покинут этот клочок космоса. Более того, ваэрры не позволят им понять сути гравитационного воздействия на них. Вполне возможно, что эти два месяца неопределенности на «Прорыве» обернулись для Земли десятилетиями колонизации и полным истреблением человеческой расы. Вполне возможно, что сейчас только они, три земных звездолета «Прорыв», «Ксинь Джи» и «Ориджин» — единственный оплот человечества во вселенной.

Кольский даже придумал собственную теорию того, почему ваэрры не уничтожили людей сразу же, как те приблизились к их звездолету. Они оставили людей в живых (хотя и это очевидно, могли не делать этого) лишь по одной причине — инопланетяне оставили их здесь как последних представителей своего вида.

«Мы теперь для ваэрров краснокнижные животные, — думал Кольский. — Три земных звездолета отныне представляют собой не что иное, как бродячий зоопарк, шапито, или, если угодно, кунсткамеру с редкими животными, которых ваэрры будут после показывать своим детишкам. А, может, и уже показывают».

Им, представителям человечества, возомнившим себя достойными на равных сотрудничать (а в определенных моментах — и соперничать) с ваэррами, было уготовано теперь лишь одно — жить, поживать да детей наживать, то есть размножаться в неволе, если говорить просто. Вот почему основные психические нарушения на борту были связаны с разнообразными сексуальными девиациями. Ваэрры таким способом намекали людям, чтобы те не теряли попусту времени и приступали к работе по восстановлению своей популяции.

Это откровение посетило Кольского довольно давно, еще до того, как Павленко решил истратить все ресурсы корабля на ту авантюру с посланием на Землю. Именно тогда он и придумал этот план — дать Павленко возможность опростоволоситься, чтобы позже выглядеть в глазах Касаткиной спасителем всего корабля (а, быть может, и спасителем всего человечества), милосердным и гуманным. И ведь сработало! Касаткина сама пришла просить за Павленко, когда тому грозил расстрел. Да, именно расстрела требовали Володин и Сорокин, выступавшие на предварительном слушании дела Павленко в качестве прокурора и свидетеля обвинения. На это слушание Кольский вызвал всех фигурантов дела, включая и саму Касаткину. Официально она проходила как свидетель обвинения, однако на самом деле роль ей была отведена другая — одержимый ею капитан решил разыграть перед девушкой весь этот спектакль для того, чтобы она в полной мере осознала, насколько серьезно положение Павленко.

Присутствовали на закрытом слушании дела также и адвокат с присяжными. В роли защитника выступал, как ни странно, начмед Ратушняк. Его основной линией защиты служил довод о временном помешательстве всех людей на корабле. Мол, не все смогли полностью избавиться от навязчивостей, у Павленко же такой навязчивостью стал синдром спасителя. Он вбил себе в голову мысль, что может спасти Землю, лишь пожертвовав собой и всеми членами экипажа. Более удобного случая погеройствовать, чем тот, который ему предложил безумный репликант, могло и не подвернуться, а посему Павленко наспех состряпал план и попытался его реализовать. «Павленко оказался жертвой собственного безумия», — вот довод, который продвигал Ратушняк, однако на вердикт присяжных такая интерпретация мотивов Павленко не повлияла. После учета доводов сторон присяжные из числа высшего офицерского состава «Прорыва» приняли сторону прокурора. А тот просил, на минуточку, расстрела.

Кольский мог обойтись и без этого фарса с судебным заседанием — он был капитаном «Прорыва», по сути, царем и богом на корабле. Он мог умножить Павленко на ноль безо всякого суда и следствия и в мирное время, а сейчас, когда они находились в состоянии прямой конфронтации с ваэррами, китайцами и американцами, сам бог велел жестко пресекать подобные акты неповиновения. Проблема была в ином: уничтожь он Павленко сразу — нечем было бы влиять на Касаткину. Таким образом, все, что происходило на заседании, было направлено не против Павленко, а для покорения, а точнее, подчинения Кольским сердца Варвары Сергеевны Касаткиной. И, кажется, план его сработал идеально. Во всяком случае, сам Кольский был более чем доволен. Он легально и чужими руками избавлялся от назойливого и строптивого офицера, а за свою «гуманность» получал от Касаткиной ее расположение. А дальше будет уже только делом техники затащить эту высокомерную сучку к себе в койку.

Несмотря на то, что капитан Кольский избавился от своей главной головной боли, ему еще оставалось решить несколько важных вопросов. К примеру, как поступить с китайцами? Благодаря слабой сопротивляемости воздействию инопланетян на борту «Ксинь Джи» их оставалось не так уж и много. Кольскому это обстоятельство было на руку, хотя он и не понимал, за что ваэрры так на них ополчились. Подспудно Кольский догадывался, что, если бы ваэрры захотели, то и на «Прорыве» могла разразиться не менее эпичная бойня. Однако экипаж «Прорыва» отделался легким испугом, если сравнивать результаты психологического воздействия на них с аналогичным на китайцев. И что-то подсказывало капитану, что дело тут отнюдь не в уникальной стойкости духа русского солдата. Скорее всего, китайцами была допущена какая-то фундаментальная оплошность при взаимодействии с «Юкко». Они либо тупо сказали нечто недопустимое в своих зашифрованных посланиях к ваэррам, либо сами выставили себя в каком-то ужасном и невыгодном свете. В любом случае, тактика, избранная Касаткиной в общении с инопланетным разумом, оказалась, видимо, более правильной. Простые математические понятия — универсальный язык всего разумного — получились куда менее опасными, чем послание китайцев. Хотя то были лишь догадки, и Кольский подозревал, что истина им не откроется никогда.

Ну да ладно, главное не причины, а результат: «Прорыв» справился с психологической атакой куда лучше, чем «Ксинь Джи». Во всяком случае, китайцы уже не смогут ни вести полноценные боевые действия, ни сопротивляться при штурме. К слову, штурм Кольский предпочел бы и вовсе не проводить, «Ксинь Джи» интересовал его только как источник провизии и энергии. Сколько им всем тут куковать, капитан «Прорыва» не знал, но при этом он прекрасно понимал, что провизии у китайцев на целый крейсер, а ртов — раз-два и обчелся.

Более того, Кольский подумал (и мысль эта его несколько озадачила, поскольку не вызвала в нем должного отторжения), что китайцы крепко поспешили, избавившись от двухсот сорока трупов. Почему поспешили? Все просто. Правильно разделанные трупы — это тоже источник пропитания. Бесспорно, рано или поздно ваэрры вернутся за брошенными людьми, иначе они бы их в живых не оставили. Люди нужны им либо как животные в клетках, либо как рабочая сила, либо еще для чего-то. Но в том, что люди ваэррам еще понадобятся, Кольский не сомневался. Стало быть, до их возвращения нужно как-то дотянуть. С провизией сразу двух кораблей это сделать будет легче. Вывод? Правильно, нужно предложить китайцам объединить свои усилия в вопросе изучения маяка, кинуть им идею равноправного сотрудничества, проникнуть на «Ксинь Джи» и завладеть им до прилета американцев. И тогда у них останется лишь одна нерешенная проблема — быстроходный «Ориджин», который, судя по всему, единственный из трех кораблей не пострадал при столкновении с ваэррами. Ну, пока не пострадал.

«Ничего, — злобно подумал Кольский, — посмотрим, как вы, голубчики, справитесь с гравитационным воздействием маяка. А то привыкли жар чужими руками загребать. Хрен вам теперь! Не все коту масленица».

Внезапно ход мыслей капитана изменил свой вектор, он вновь поймал себя на том, что всерьез рассматривает каннибализм как метод выживания. «На следующем сеансе связи нужно будет уточнить, сколько их к нам летит», — подумалось капитану.

Как именно поступить с кораблем СГА, Кольский планировал решить только после его прибытия. Слишком мало сейчас информации об этом чудо-фрегате, так что лучше решать проблемы по мере их поступления. Кольский замер на секунду перед медицинским отсеком и мысленно расставил приоритеты. Итак, первое — Касаткина. Эта девка либо будет принадлежать ему, либо вообще больше не будет никому глаза мозолить. Второе — избавиться-таки от Павленко и Романа. Эти двое сейчас представляют самую большую угрозу из всех на борту, а сослав их на «Осирис-3», он решал и эту проблему. Их ведь можно и забыть там ненароком. На крайний случай, даже ликвидационную группу туда заслать, ну, это если они там сами не подохнут. Третье — захват «Ксинь джи». «Прорыву» позарез нужна энергия и провизия. И четвертое — «Ориджин». Тут по обстоятельствам, возможно, американцев придется просто убрать из уравнения. Хотя заиметь столь быстроходное судно тоже было бы нелишним.

Кольский улыбнулся собственным мыслям, оправил свой мундир и уверенно шагнул в медицинский отсек.

Варвара Касаткина пребывала в жутком смятении. С одной стороны, ей удалось добиться от подлеца-капитана некоторых уступок — в частности, Дмитрия и Романа помилуют и отправят в ссылку на «Осирис-3».

Кольскому и его команде прихвостней было на руку избавиться и от того, и от другого. В глазах высшего офицерского состава отправка бунтарей на практически мертвый «Осирис-3» выглядела именно как ссылка, а при определенном раскладе еще и как билет в один конец. Откуда им было знать, что Роман вообще никак не отреагировал на прожарку мозгов нейроном? Отправляя его на это исследование, ни Кольский, ни его подопечные знать не знали, что мозг репликантов не поддается таким воздействиям. Не поддаются они и воздействию психологического оружия ваэрров. Сложные психические процессы, протекающие в мозгу обычного человека, это, по сути, определенная частота колебаний, совокупность эволюционно детерминированных биологических ритмов и волн, генерируемых мозгом. Воздействуя на них, ваэрры могут добиться специфических эффектов — вызвать у людей чувство страха или панику, чувство голода, жажды, возбуждения или, наоборот, подвергнуть человека апатии вплоть до ступора. Да, ваэрры продвинулись в данной технологии куда дальше землян, но суть осталась той же самой — воздействие на определенные ритмы мозга существа разумного. Мозг же репликантов был лишен тех эволюционных черт, которыми обладал мозг их создателей-людей. Нейрон, или его аналог нейроинтерфейс «Осириса-3», предназначался только для управления телом репликантов и загрузки в их память необходимых в каждом конкретном случае программ поведения. Эта технология не могла воздействовать на их когнитивные способности и уж тем более эта варварская методика не могла помочь в извлечении из памяти живого существа какой-либо структурированной информации. Мозг человека, равно как и мозг репликанта, не жесткий диск. Да, туда можно поместить информацию, но ее никак не получится оттуда извлечь, если носитель этой информации сам того не пожелает.

Касаткина продолжила размышлять над текущей ситуацией. С другой стороны, за такую уступку спятивший Кольский наверняка потребует от нее то, чего мужчины в приличном обществе от женщин не требуют. Да, Варвара уже догадалась, что воздействие инопланетян на экипаж полностью не прекратилось, а капитан со своей озабоченностью был красноречивым тому подтверждением. Однако пока эти подкаты не выходили за рамки банальных намеков и шантажа, поэтому этим можно и нужно было пользоваться. И раз уж единственным существом, не подверженным психостимуляции извне, был Роман, то ему и вытаскивать людей из этой задницы. Как только Кольский предложил Касаткиной вариант ссылки на «Осирис» репликанта и неугодного офицера Павленко, она тут же ухватилась за его предложение. Во-первых, на «Осирисе» тоже была система ЧСДС, и если ее удастся восстановить, то для Земли еще не все потеряно. А во-вторых, сам Роман с этой задачей не справится, а Павленко в данный момент был лучшим кандидатом ему в напарники. И в третьих, «Осирис» был наилучшим местом, откуда можно было наблюдать за маяком ваэрров. В отличие от «Прорыва» или «Ксинь Джи», «Осирис-3» дрейфовал в считанных метрах от него. Чем бы этот малый шар ни был, ваэрры не видят в «Осирисе» угрозы для него. При всем при этом людей на свой заплутавший корабль они пускают без каких-либо проблем.

В общем, такими возможностями не разбрасываются, решила Касаткина. Прикинув в уме все варианты и наспех взвесив все «за» и «против», она дала капитану обещание подумать над его предложением, после чего получила доступ к Роману. Правда, к репликанту она попала уже после того, как его прожарили на нейроне.

— Боюсь, мы потеряли с ним всякую связь, — сокрушался майор Ратушняк. — Не стоило этого делать.

— И тем не менее я поработаю с ним, — девушка была уверена, что держит яйца капитана в кулаке и по его приказу ей позволят что угодно, а потому не стеснялась разговаривать с людьми, стоящими на ее пути, так, как считала нужным.

— Только в моем присутствии, — заартачился майор медслужбы.

— Нет, товарищ майор. Капитан Кольский позволил мне самой разработать тактику работы с репликантом. Вы уже наворотили дел, применив к нему нейрон. Взгляните на него! — и она красноречиво кивнула в сторону палаты, где на холодном металлическом смотровом столе неподвижно лежал репликант. В таком состоянии он пребывал уже больше двух часов. Роман лежал, не шевелясь и не моргая, никак не реагируя ни на людей, ни на внешние раздражители. — Так что позвольте теперь мне решать, как исправлять ваши косяки!

Хоть и нехотя, но Ратушняк уступил Касаткиной и пропустил настырного научника в палату репликанта. Майор медслужбы понятия не имел, что именно с подопытным будет делать Варвара Сергеевна и как смогут помочь ее «секретные» методики, но был уверен, что Касаткина попросту тратит свое время. Если уж ему и его команде — ученым, вооруженным всеми возможными медикаментами и приборами — не удалось привести репликанта в чувство, так куда уж ей-то?

А Касаткина в первую минуту же пребывания у постели Романа поняла, что репликант попросту водит всех за нос. Они еще загодя договорились об условных знаках, которые позволят им общаться даже в условиях тотального контроля. Девушка прошла в палату, заперла за собой дверь, приглушила свет и первым делом накрыла обнаженного репликанта простыней. Затем она стянула с головы и рук Романа датчики биомониторинга и присела рядом с ним. Запустив под простынь свою руку, она нащупала и сжала его ладонь.

— Ты слышишь меня? — шепотом спросила она.

Одно нажатие. Касаткина улыбнулась одними уголками глаз — нельзя было показывать свои эмоции, за ними могли наблюдать.

— Тебя отправят на «Осирис» вместе с Павленко. Ты готов?

Еще одно нажатие.

— Отлично. Тогда ты должен изобразить полную амнезию, а затем очнуться. Запомни, ничего из прошлого ты не помнишь, ясно? Удивляйся всему, что видишь. Веди себя так, словно даже языка нашего не знаешь. Ты буквально чистый лист. Все ясно?

Нажатие.

— Отлично. Об остальном позабочусь я. Когда окажетесь на «Осирисе», расскажи все Дмитрию. Все, что знаешь. Все-все, слышишь? Даже то, что кажется тебе несущественным. Вам нужно будет…

— О чем это вы говорите с покойником?

Касаткина была так увлечена и взволнована, что не услышала, как открылись двери в палату. Девушка испугалась и резко обернулась. В проходе стоял сам Кольский, за его спиной маячила фигура майора Ратушняка.

— Отчего же вы его покойником называете, капитан? Он самостоятельно дышит. У него бьется сердце.

— Насколько мне известно, если мозг человека не реагирует ни на какие сигналы, медики констатируют биологическую смерть, — Кольский обернулся назад и обратился к начальнику медслужбы. — Вы же мне об этом говорили, майор? Репликант скорее мертв, чем жив?

— Строго говоря, он и не жил никогда, — смущенно пробубнил Ратушняк. — Репликанты изначально создавались с ограничениями когнитивных функций. Это биологические роботы, не более того. Сейчас же у данного экземпляра я не вижу даже этих ограниченных функций репликанта. Нейрон, вероятно, стер все его прежние установки и…

Касаткина не дала начмеду закончить свою мысль. Встав между офицерами и Романом, она обратилась к капитану Кольскому.

— Отправьте его вместе с Павленко на «Осирис», капитан.

— Зачем Павленко на «Осирисе» эта обуза? — Кольский чувствовал, что Касаткина чего-то недоговаривает, но не понимал, какую именно игру она затеяла. А когда он не понимал чего-то, это начинало его нервировать.

— Просто сделайте это, Борис, я вас прошу, — девушка смотрела прямо в глаза капитану, и ему этот взгляд показался даже несколько дерзким.

— Или вы объяснитесь, или я не смогу вам помочь, Варвара Сергеевна.

Оба понимали, что открыто обсуждать при Ратушняке свой уговор они не могут, но тем не менее оба вступили в эту странную игру.

Девушка закатила глаза, намеренно сделала пару глубоких вдохов, изображая попытку собраться с духом, и выпалила:

— Вы превратили мозг этого человека…

— Репликанта, — поправил девушку Кольский, не отводя от нее взгляда.

— Хорошо, репликанта, — согласилась Касаткина. — Вы превратили его мозг в чистый лист. На «Прорыве» он балласт и с биологической точки зрения действительно скорее покойник, — она посмотрела на Ратушняка, словно привлекая его на свою сторону. Начмед с готовностью кивнул, соглашаясь с девушкой. — А на «Осирисе» есть то, что сможет его заново перепрограммировать. Там есть нейроинтерфейс.

— И что нам с того? — не понял Кольский. — Зачем нам перепрограммированный репликант? Кроме того, там, на «Осирисе», практически ничего не работает, я потому и согласился отправить туда Павленко. Быть может, ему удастся установить причину неисправности реакторов «Прорыва», сопоставив увиденное здесь с тем, что происходит на «Осирисе». Как ему в этом поможет недееспособный кусок мяса?

— Я почти уверенна, этот кусок мяса, будучи перепрошитым, все-таки сможет помочь Дмитрию Фроловичу.

— Каким образом?

— Роман же был создан на «Осирисе», и создавали его с учетом специфики службы именно на этом корабле. Если Павленко удастся починить нейроинтерфейс, ему удастся оживить Романа. Вдвоем у них больше шансов разобраться с энергетической установкой «Осириса».

Кольский скептически покачал головой. Слова научного руководителя полета никак его не убедили, он все еще чувствовал какой-то подвох. У Касаткиной же закончились все убедительные аргументы, и она уже не знала, на что еще давить. Как ни странно, ей на помощь пришел майор Ратушняк.

— Вообще-то, капитан, в словах Варвары Сергеевны есть толика рацио. Репликанты были созданы именно для таких работ. Если он был послан вместе с миссией «Осирис», наверняка в его базовой программе заложена информация о самом корабле и о том, как справляться с поломками на нем. Если Павленко удастся оживить нейроинтерфейс хотя бы частично, есть шанс, что этот репликант еще послужит нашим интересам.

Кольский молчал, явно набивая цену своему решению. Касаткина видела это и решилась, наконец, на крайние меры.

— Вы не оставите нас с капитаном наедине, майор?

Кольский резко мотнул головой, давая понять Ратушняку, что пора убраться из палаты, что, собственно, медик незамедлительно и сделал. Оставшись наедине с капитаном, Касаткина поспешила включить максимум женственности. Она медленно подошла к Кольскому, положила обе руки на его сильную грудь и посмотрела на него снизу вверх. Несмотря на возраст, Кольский все еще был крепким мужчиной, и вблизи него девушка впервые поняла, насколько серьезную угрозу может он представлять, если вознамерится взять ее силой. Тем не менее нужно было рисковать, и Варвара на этот риск пошла.

— Вы не пожалеете о своем решении, Борис, — прошептала она еле слышно, глядя в глаза капитану снизу вверх.

Сейчас она изображала маленькую хрупкую девочку. Девочку-жертву, девочку-недотрогу — сладкий приз, который может достаться тому, кто сможет угодить этой капризуле. Ее руки медленно заскользили вниз по мундиру Кольского и замерли на его животе.

— Вы просили дать вам ответ? Так вот он — я дам вам шанс поухаживать за мной, если вы дадите шанс Павленко и Роману.

«Чертова ведьма! — подумал про себя Кольский, еле сдерживаясь. — Так беззастенчиво врать! Талант! Только попробуй после такого крутить хвостом — зашибу, сучку!»

Вслух же капитан произнес иное:

— Хорошо, Варвара Сергеевна, пусть будет по-вашему. Я распоряжусь. К вечеру они оба будут на «Осирисе». Надеюсь, что к тому времени мы с вами уже найдем общий язык, скажем, за ужином.

— Договорились, капитан, — шепнула в ответ Касаткина и, заставив себя забыть об отвращении, нежно поцеловала капитана в небритую щеку, оставив на его коже горячий влажный след поцелуя.