Последний контакт 3 (СИ)

Глава 27

В боевое построение корабли ВКС России встали сразу по завершении гравитационного маневра возле Меркурия. «Лишние» корабли, как и было оговорено ранее, остались на орбите первой от Солнца планеты и должны были сыграть роль резерва и подстраховки на случай неудачи основной группы звездолетов. Хотя полноценным резервом эту группу малых перехватчиков со слабыми плазменными щитами и легким вооружением назвать было сложно, в лучшем случае они смогут отбуксировать пострадавшие, но уцелевшие после схватки корабли подальше от Солнца, а в худшем понадобятся для того, чтобы подобрать спаскапсулы с изжарившимися в них трупами. На последнее никто особо и не рассчитывал, ибо риск такого мероприятия превышал итоговые дивиденды. Покойникам, как известно, уже без разницы, что станется с их телами. Живым же обугленные останки родственников, преждевременно почивших в самом грандиозном космическом сражении за всю историю человечества, не понадобятся — самим бы выжить в новых жизненных реалиях.

Однако перспектива гибели подчиненных Касаткина не пугала. Дурные мысли военные отметали напрочь и были полны решимости дать врагу бой. Они прекрасно понимали, что за их спинами Земля, что от их успеха, без преувеличения, зависит судьба всего человечества. Мало кто из командиров, включая самого адмирала Касаткина, мог припомнить, когда в последний раз у их экипажей настрой был более решительным, нежели сейчас. Сказать, что боевой дух экипажей был запредельным — ничего не сказать. Люди шли на смерть с таким воодушевлением, с каким, должно быть, не встречали персов и легендарные триста спартанцев при Фермопилах.

Встав на боевой курс и наладив плазменные щиты, группа Касаткина приступила к синхронному торможению. Нужно было сбросить скорость перед заходом на врага, иначе был велик риск не совладать с мощным тяготением Солнца и изжариться за здорово живешь еще только на подлете к шару ваэрров.

Не смотря на браваду и геройские настроения экипажа, Касаткин очень переживал за моральное состояние своих подчиненных.

— Чай, не на прогулку летим к Марсу, — говорил он старпому, намекая на свою самую знаменитую победу двадцатилетней давности в битве за марсианские верфи. Тогда еще каперанг Касаткин при помощи одного межпланетного крейсера и двух «Грачей» умудрился разбить британско-франкскую торговую коалицию. Причем торговой та коалиция была лишь на бумаге, по факту же флот противника насчитывал три межпланетника и десяток легких перехватчиков. Именно после той триумфальной победы Касаткину пожаловали звание адмирала космического флота и назначили командующим ВКС России.

Васильев отсылку понял и подтвердил слова адмирала:

— Да уж, не все могут спокойно работать, зная, что за бортом бушует адское пекло, способное в одно мгновение уничтожить любую жизнь, стоит лишь ослабить щиты.

Это не было преувеличением — уже в тридцати миллионах километров от поверхности Солнца условия за бортом были далеко не сахарными, и с каждым пройденным отрезком пути, с каждым часом они лишь ухудшались. Не каждая психика выдержит такое. В этом плане очень спасал тот факт, что после Меркурия все корабли задраили свои смотровые окна и иллюминаторы жаростойкими бронепластинами — простые светофильтры на таком расстоянии от Солнца уже не справлялись с нагрузкой. Защитные же экраны были рассчитаны на борьбу с проникающей радиацией, но отрабатывали эффективно лишь на расстоянии в четверть астрономической единицы от Солнца. Так что основной защитой все же выступали плазменные энергетические щиты. На данном этапе бронепластины играли роль простых занавесок, избавляя большую часть экипажа от шокирующего вида пылающего по всем полям зрения космоса — именно так выглядел бы пейзаж из иллюминатора для любого наблюдателя-суицидника, окажись такой на борту. Как ни крути, а зрелище это было и травмоопасным, и деморализующим, и убийственным одновременно.

По большому счету, смотровые окна и иллюминаторы были в звездном флоте неким атавизмом — данью истории земного кораблестроения и особенностям человеческой психики. Любому человеку было комфортнее преодолевать огромные расстояния, имея возможность выглянуть наружу и собственными глазами оценить окружающую действительность, даже если эта действительность и представляла собой бесконечную пустоту космоса. Для пилотирования огромных многосекционных звездолетов простых человеческих органов чувств, таких как зрение или слух, было недостаточно. Ориентироваться в пространстве огромным звездолетам помогали сотни приборов, камер и датчиков, управляемых мощнейшим квантовым компьютером. Человеку отводилась почетная роль инициатора действия, а для этого было достаточно ввести в программу навигации необходимые команды, указав курс, точку прибытия и исходные параметры полета. Обо всем остальном заботилась сложная автоматика, и делала она это куда лучше и быстрее человека. Исключением были лишь экстренные ситуации, боевые действия и особые нештатные случаи, например, маневры уклонения. Учитывая такую специфику управления навороченной техникой, усложнять конструкцию звездолетов смотровыми окнами и иллюминаторами не было никакой необходимости. Кстати, первые из военных космолетов сооружались именно по принципу подводных лодок — никаких окон, никаких слабых мест, во главе угла — только практичность и безопасность. Но с приходом эры плазменных и энергетических щитов конструкторы смогли подтянуть и эстетику сложного искусства кораблестроения. В новую космическую эру на межпланетных гражданских лайнерах, транспортных судах и военных кораблях экипажи и пассажиры уже имели возможность любоваться космическим пространством за бортом, хотя по факту никаких полезных прикладных функций это не несло. В вопросах перемещения в пространстве и маневрирования пилоты по-прежнему полагались на электронные помощники и ИИ. Однако пытливый человеческий ум все же нашел точку приложения новым возможностям кораблестроения. Психологи убедительно доказали, что полеты на кораблях с иллюминаторами переносились людьми гораздо легче, даже учитывая тот факт, что смотреть во время межпланетных перелетов особо было не на что.

Сейчас же никто из экипажа, кроме пилотов и высшего руководства, процесса подлета к Солнцу воочию не наблюдал. А посмотреть, кстати, было бы на что. В обычной жизни мало кто из людей представляет, насколько наше родное светило огромно. Пилоты и высшее командное звено группы Касаткина могли лицезреть родную звезду лишь опосредованно, «глазами» датчиков и приборов, в особых диапазонах и спектрах, не рискуя ослепнуть или сгореть от радиации. И тем не менее все это не избавляло людей от благоговейного трепета перед безудержной мощью крохотного по меркам большого космоса желтого карлика — Солнца. На экранах мониторов, на голограммах и картах, на всех мостиках всех кораблей эскадры Касаткина Солнце занимало девяносто девять процентов картинки. Сама же группа Касаткина была представлена на всех этих носителях не более чем песчинкой. Таким же, впрочем, казался и условный шар ваэрров.

Несмотря на огромные расстояния во многие миллионы километров, масштабы Солнца и земных звездолетов были настолько несопоставимы, что у людей невольно закрадывались мысли о ничтожности человека во вселенной. Каким же гением нужно было быть, какими же знаниями и технологиями должна была обладать цивилизация второго типа (если принять за догму старинную классификацию Кардашева), чтобы покорить, обуздать и подчинить своей воле столь великую силу? А ведь во вселенной Солнце — отнюдь не самое большое светило. Напротив, большая часть известных астрономам звезд многократно превосходят его и по массе, и по светимости. О размерах и говорить не приходится — некоторые звезды настолько велики, что человеческий разум попросту не способен представить или сопоставить такие размеры с уже известными ему ориентирами. А про то, чтобы такую мощь покорить, и вовсе речи нет.

К пятому дню полета плотная группа кораблей приступила к финальному торможению и выходу на траекторию сближения с шаром ваэрров. Все офицеры Касаткина прекрасно понимали, что такое построение с точки зрения военной науки есть самая несусветная глупость — такую плотную формацию звездолетов мог уничтожить любой москитный флот. Вражеским истребителям или перехватчикам достаточно было выйти группе в тыл и от души там покуражиться, тем более что плазменные щиты практически всех кораблей были выставлены по фронту, дабы обезопасить себя от внезапного удара ваэрров и действия солнечной радиации. К сожалению, иного варианта подобраться к ваэррам и уцелеть попросту не было — слишком уж сильным было термическое, электромагнитное и радиационное воздействие Солнца. Касаткин, разумеется, постарался прикрыть свои тылы за счет щитов двух крайних межпланетников. Прячась за основными щитами трех межзвездных крейсеров, малая часть межпланетных звездолетов могла прикрывать тыл всей группы своими кормовыми щитами. Такая формация позволяла земным звездолетам находиться в своеобразном коконе из плазменных щитов и чувствовать себя в относительной безопасности. Учитывая суммарную ударную мощь кораблей Касаткина, в сражении против любого земного противника такое построение делало бы их практически неуязвимыми.

Учитывая, что вещество корпуса корабля ваэрров и их спутников реагировало исключительно на плазменное оружие землян (никто, кстати, пока так и не понял, почему именно этот вид оружия оказался эффективным), можно было предположить, что и плазменные щиты людей ваэрры пробить не смогут. Если им вообще есть чем нападать и обороняться. Между прочим, никто так и не доказал принадлежность инопланетного шара именно к военному классу кораблей. Всё — и наблюдения, и вся доступная информация об этом шаре — свидетельствовало о том, что ваэрры предпочитают воевать иными методами. Они воздействовали на психику людей целой планеты, заставляя тех разрушать свой собственный мир. Они могли вызывать вокруг себя гравитационные возмущения небывалой мощности, но за все время наблюдения подтверждений того, что шар мог использовать гравитацию как оружие, так и не нашлось. К примеру, что им стоило уничтожить тот же «Ориджин» во время его атаки? Кроме того, конкретно этот шар легко мог оказаться простым разведчиком или даже научным кораблем наподобие земных «Осирисов». В конце концов, он и вовсе мог не иметь вооружения. Признаться, в душе все военные, от матроса до самого адмирала Касаткина, надеялись именно на это. Проще говоря, всем хотелось чуда — легкой и быстрой победы.

Одновременно с разворачиванием плотной боевой формации, при которой корабли межзвездных классов прикрывали своими щитами межпланетники, а те, в свою очередь, защищали малые перехватчики класса «Грач», готовился и особый, довольно дерзкий маневр. Касаткин планировал воспользоваться гравитационным полем корабля ваэрров (которое, к слову, было сопоставимо с тяготением Меркурия), выйти на предельно допустимой для такого маневра скорости на его орбиту и совершить с его помощью такой же гравитационный маневр, что и возле Меркурия. Касаткин хотел атаковать инопланетный корабль именно на исходе этого маневра, а сразу после атаки предлагал включить маршевые двигатели и начать разгоняться. В теории, такой маневр обеспечивал кораблям Касаткина минимальное время экспозиции на Солнце с его губительной радиацией, жуткими электромагнитными вихрями и колоссальными температурами. Кроме того, он позволял кораблям землян попасть на околосолнечную орбиту сразу после атаки, а там уже было лишь делом техники выйти в открытый космос при успешном исходе атаки или же атаковать ваэрров повторно, сделав оборот вокруг Солнца. Второй вариант был скорее успокоительным теоретическим раскладом, всерьез его никто не рассматривал, поскольку облетать Солнце на столь малом расстоянии от его поверхности было чистым самоубийством. Потому Касаткин настраивал своих ребят только на одну-единственную, решающую и мощную атаку.

Разумеется, просчитать всё было невозможно. Все расчеты велись исходя из доступных землянам данных. К примеру, никто не знал, как именно сейчас выглядит корабль ваэрров, в каком он состоянии, способен ли маневрировать и насколько резкими могут быть эти маневры. Проклятый шар по-прежнему не показывался на экранах радаров, его не было видно ни в одном из диапазонов слежения. Кроме того, сильнейший солнечный ветер затруднял любую коммуникацию звездолетов ВКС друг с другом, а в совокупности с их плазменным коконом связь с внешним миром и вовсе вскоре оборвалась. Эти трудности были ожидаемы, приходилось выбирать одно из двух — или связь, или плазменные щиты по периметру.

С другой стороны, Касаткин сотоварищи были уверены, что при сближении с шаром ваэрров они смогут его изучить, рассмотреть более пристально, выявить перед атакой его слабые места. Однако в реальности оказалось, что маскировка (а иначе объяснить отсутствие данных на экранах было нельзя никак) у ваэрров была на высоте. Да, у людей была запись американцев, на которой они впервые увидели крейсер ваэрров и даже умудрились поразить его плазменным зарядом, но то было в глубоком космосе вдали от каких-либо звезд, планет или астероидов, к тому же лишь мгновение. Сейчас же о шаре ваэрров было известно лишь то, что он уже шесть лет находится в двух миллионах километров от поверхности Солнца и все еще цел. На его присутствие в заданной точке указывали только сильнейшие гравитационные возмущения.

Каждый день на ЦП «Вольного» офицеры во главе с адмиралом Касаткиным проводили брифинги, где обсуждались одни и те же вопросы: как ваэрры выдерживают столь длительное воздействие экстремальных температур, радиации и солнечного ветра? Как они маневрируют? Ведь Солнце, как и любой другой объект во вселенной, имеет собственный период вращения вокруг своей оси. В том месте, где от землян прятался звездолет ваэрров (а прятался он на самом экваторе Солнца), этот период составлял всего двадцать четыре дня. После долгих дискуссий офицеры «Вольного» единогласно пришли к выводу, что для того чтобы ваэрры могли укрываться от Земли за Солнцем, им пришлось бы постоянно маневрировать, компенсируя и этот период вращения Солнца, и вращение Земли вокруг него.

Касаткин со своими штабными офицерами решили, что шар ваэрров, какими бы продвинутыми технологиями он ни обладал, должен быть повернут своими двигателями в противоположную от вращения Солнца сторону. И именно с этой стороны планировалось провести атаку.

К сожалению, землянам приходилось рассуждать и строить свои теории, исходя из простого принципа, понятного каждому человеку: схожие задачи требуют схожих решений. Этот принцип привел военных к выводу о том, что если у земных кораблей корма и ее двигательные гондолы были самым слабым местом, то и у ваэрров могло быть так же. В любом случае земляне ничего не теряли, строя план своей атаки именно на этих допущениях.

«Почему речь шла именно о допущениях?» — спросил бы искушенный зритель, происходи эта битва на экране кинотеатров. Да все просто — люди до сих пор не видели своего врага воочию. Даже сейчас, когда они вышли из тени Меркурия и ничего, кроме огромного расстояния почти в треть астрономической единицы, не мешало им видеть шар ваэрров, Солнце со своей колоссальной электромагнитной активностью не позволяло увидеть и полноценно изучить инопланетный крейсер. О том, что враг все еще там, в двух миллионах километров от солнечной поверхности, людям говорила лишь сильнейшая гравитационная аномалия. Даже на фоне массивного Солнца она была у землян как на ладони. Оставалось лишь уповать, что эта самая аномалия необходима ваэррам только для того, чтобы уберечь собственный корабль от пагубного воздействия солнечной радиации и экстремально высоких температур. Касаткин надеялся, что ваэррам не удастся одновременно защищаться и от солнечной активности, и от атаки землян, какими бы мощными гравитационными генераторами они ни владели. Обнадеживало одно — если пришельцам пришлось прятаться в столь труднодоступном месте Солнечной системы, стало быть, флота землян они действительно боятся. А раз боятся, значит, им попросту нечем отвечать на прямую агрессию. Вот на таких условностях и допущениях и строилась вся стратегия атаки Касаткина. Шли на врага, по сути, вслепую и с открытым забралом.

После маневра у Меркурия и торможения наступили долгие шесть дней ожидания контакта с врагом. Боевой строй соблюдался неукоснительно. С каждым прожитым днем, с каждым часом боевого дежурства напряжение среди офицеров нарастало. Враг же никак себя не проявлял, хотя теоретически и был уже в зоне прямой видимости. Но на экранах радаров было по-прежнему пусто, корабли буквально шли вслепую, ориентируясь лишь на аномально высокую гравитационную активность.

Шар молчал во всех диапазонах и на приближение земных звездолетов, похоже, никак не реагировал.

— Может, там уже и в живых-то никого нет, — предположил кто-то из младших офицеров, но на сей счет у адмирала Касаткина имелось свое мнение. Он был уверен, что на шаре есть кого опасаться. Не мог противник прятаться за Солнцем, не просчитав все риски. Касаткин боялся, и небезосновательно, психического воздействия на свой экипаж. Но время шло, расстояние до поля гравитационного воздействия шара стремительно сокращалось, а экипаж чувствовал себя прекрасно. Напротив, многие даже приободрились, уверовав в то, что вся мощь инопланетного воздействия на умы землян крылась в уничтоженных ранее передатчиках. Среди офицеров доминировала мысль о том, что, будь шар ваэрров хоть на что-то способен в военном плане, бой уже состоялся бы.

Наконец настало время преодоления группой земных кораблей рубежа гравитационного воздействия ваэрров.

— Пять тысяч метров. Четыре тысячи. Три тысячи… — на ЦП «Вольного» царило гнетущее молчание, тишину нарушал лишь взволнованный голос первого пилота, ведущего отсчет.

— Держи заданный курс, Миша. За скоростью следить всем кораблям. Держать строй, ребята.

Васильеву не было никакой необходимости отдавать столь примитивные команды, он просто хотел хоть немного разбавить напряжение, царящее в радиоэфире. Тут же посыпались исполнительные отклики с других кораблей:

— Есть держать курс!

— Так точно!

— Держим строй!

— Перехвачено сообщение с Земли! — доложили связисты.

— Докладывай! — первым сориентировался Касаткин. Он уже догадывался, что сейчас услышит.

— Все наши орбитальные бомбардировщики перешли на сторону временного правительства, адмирал. На наши запросы они более не отвечают.

— Ну что же, — ответил за Касаткина Васильев, — свою миссию они все же выполнили. Я не виню командиров бомберов, их явно вынудили капитулировать. С нашим отбытием их попросту некому стало прикрывать.

— Соглашусь, — Касаткин покровительственно кивнул командиру БМЗК.

Кстати, слово свое адмирал сдержал: в бой флагманский крейсер вел его действующий командир каперанг Васильев. И действиями его Касаткин, судя по всему, был доволен. Голос у Васильева был крепким, властным, спокойным. Его баритон успокаивал, внушал подчиненным доверие и уверенность. Васильев напоминал Касаткину его самого в молодости, а потому любое его слово воспринималось адмиралом, как должное и верное. Кроме того, Касаткин прекрасно понимал, что в случае острой необходимости он легко возьмет на себя командование и флагманом, и всей эскадрой. Его авторитета будет более чем достаточно, для того чтобы Васильев в нужный момент сложил полномочия и ушел в тень. Понимал это и сам Васильев. Правда, в его интерпретации сложившееся во флоте единоначалие можно было трактовать следующим образом: Касаткин до поры до времени позволил ему командовать «Вольным» (как, собственно, и обещал), но позволил он это не потому, что держит слово, а потому что так выгодно. Победу он в любом случае припишет себе, а вот случись грандиозное поражение — можно будет все списать на неопытность того, кто руководил в бою флагманом, то есть на каперанга Васильева.

По правде сказать, мысли Васильева несильно далеко ушли от истины — Касаткин действительно думал подобным образом. Да и, наверное, не он один — смышленых и искушенных в политике офицеров в группе хватало. Вопрос был в другом — на самом деле все эти подковерные игры имели бы хоть какой-то смысл, только если после столкновения двух цивилизаций хоть кто-то из людей выжил бы. В глубине же души выжить никто из офицеров не рассчитывал. Ну, при условии поражения, разумеется. А так шансы на победу рисовал себе каждый из военачальников. Кто для чистого успокоения, а кто и взаправду надеялся одолеть противника, прибывшего на бой из другой звездной системы.

— Две тысячи метров до границы барьера, — уже веселее продолжил условный отсчет первый пилот.

— Что мы почувствуем, когда пересечем барьер? — шепотом поинтересовался штурман «Вольного» у второго пилота. Их терминалы находились на одной линии, офицеры явно были друзьями и не ограничивались общением лишь по рабочим вопросам. Касаткин знал каждого своего офицера в лицо и имел представление об их вневахтенной жизни. Эти вот двое даже каюты имели по соседству.

— А (непечатно) его знает… — одними губами ответил второй пилот и отмахнулся от друга рукой. И правильно сделал, кстати. Его задачей было следить в оба за действиями первого пилота, контролировать основные параметры корабля и сопоставлять их с данными искина. В русском космическом флоте все дублировалось человеком, ничего не отдавалось на откуп машинам полностью, хоть соблазн и был крайне велик.

— Ничего мы не почувствуем, — ответил штурману Касаткин. — Во всяком случае, экипаж фрегата «Ориджин» при столкновении с этим шариком ничего не заметил.

— Но, адмирал, такое гравитационное воздействие…

— Тысяча метров до барьера…

— Вот сейчас и поглядим, — улыбнулся Касаткин и уставился на мониторы.

— Всему экипажу приготовиться! — скомандовал Васильев и инстинктивно потянулся за ручкой на своем кресле. То же самое проделали и остальные офицеры.

— Пятьсот метров.

— Ну, давай, тварь, — чуть слышно прорычал Касаткин, буравя воспаленными от недосыпа глазами монитор телеметрии, — удиви меня…

— Двести пятьдесят метров. Проходим барьер. Прошли барьер, командир!

— Что на приборах? — тут же поинтересовался Васильев.

— Медленный рост гравитационного воздействия, — отозвалась телеметрия. — Все в пределах расчетных показателей.

— Даю азимут на источник гравитации, — отчеканил штурман. — Курс проложен. До цели пятьсот тысяч километров.

— Скорость? — уточнил у пилотов Васильев.

— Расчетная, командир. Есть отклонение от курса на… три тысячных градуса.

— Подтверждаю отклонение от курса! — кивнул штурман, перепроверив данные. — Три тысячных градуса. Нас немного сносит в сторону источника гравитации.

— Мы это предвидели, ребята, — спокойно отозвался Васильев. — Компенсируем и держимся заданного курса.

— Есть! — отозвался первый пилот и принял поправки к исполнению.

— Товарищ командир! — оторвав руку от наушника, доложил Соболев, назначенный Касаткиным адъютантом Васильева. — Есть срочное донесение из медпункта.

— Потом! — резко оборвал его каперанг.

— Простите, товарищ капитан первого ранга, но я обращался не к вам…

Только сейчас Васильев понял, что Соболев обращается к Касаткину.

«А действительно, — подумал каперанг, — с чего это я взял, что этот фрукт приставлен ко мне в качестве адъютанта? Вот они — глаза и уши Касаткина. То-то он постоянно за мной таскается повсюду…»

— Ну, что там у тебя? — нехотя отозвался Касаткин, прочитав на лице Васильева его мысли.

Ответить Соболев не успел, его перебил второй пилот.

— Внимание экипажу!

— Что такое? — синхронно спросили адмирал и каперанг.

— Взгляните на показатели! — взволнованно кивнул на свой монитор второй пилот.

Все трое прильнули к экрану. Приборы показывали резкое падение температуры, чего в двух миллионах километрах от Солнца быть попросту не могло.

— Ошибки быть не может? — с сомнением поинтересовался Васильев. Касаткин же даже протер глаза кулаками, не веря тому, что видит.

— Я уже проверил по всем другим кораблям. У них аналогичные показатели.

— Капитан! — это уже докладывал первый пилот. — Вижу объект! Вывожу голограмму на стол.

— Ничего не пойму… — прошептал Касаткин, глядя на то, как буквально из пустоты им в лоб вываливается вполне себе земной звездолет.

— Связь? — рыкнул Васильев.

— Тишина по всем частотам. Пробуем лазерную, — тут же доложили связисты.

— Что это за… — Касаткин не успел сформулировать вопрос.

Позади него раздался голос Реджи Синака, звучавший почему-то необычайно властно:

— Это «Осирис-3», человек. Люди на этом корабле уже сделали свой выбор. Теперь дело за тобой.

Бросив эту фразу в лицо адмиралу Касаткину, ученый закатил глаза и без чувств рухнул на пол капитанского мостика.