После того как помогла Эмбер вернуться в дом и спуститься с чердака, я придумала какой-то неопределенный предлог, чтобы оставить ее и поискать Рива.
— Он ушел с Каллаханами, — поведал мне Паркер, менеджер ранчо, когда я нашла его в сарае. Он заправлял квадроцикл. — Они клеймят телят в коровнике на восточном пастбище.
Двери сарая были распахнуты настежь, поэтому я пригляделась и указала ему на одну из тропинок.
— Вот эта? Та, что с северной стороны дома?
— Ага.
Я уже направилась туда, когда он крикнул мне вслед:
— Туда чуть больше километра пути. Если дашь мне минут пятнадцать, чтобы закончить, то я подброшу тебя.
— Через пятнадцать минут я уже буду там. — Я не стала ждать его ответа, испугавшись, что он решит отговорить меня и не дать пойти одной. То, что я собиралась попытаться поговорить с Ривом, пока он работает, уже сама по себе плохая идея. Но я хотя бы могла не втягивать в это Паркера.
И, возможно, прогулка помогла бы немного привести мои мысли в порядок.
Но нет, не помогла. На самом деле, она меня еще больше разволновала. Слишком много эмоций обуревало меня, и только получалось сосредоточиться на одной, как накрывала другая. И никак не представлялось возможным привести их в порядок.
Если начать сначала, то речь пойдет об Эмбер. Спустя столько лет между нами все еще существовала связь. Поэтому мне хотелось дать Эмбер то, что ей было нужно. Но это обязательно должен был быть Рив? Она бросила его. Попрощалась с Саллисом, и не имело значения, ушла ли она потому, что не подходила ему, или потому, что боялась. И не имело значения, сожалела ли она об этом. Эмбер не было рядом, когда я нашла его. Это была честная игра. И даже более того, он выбрал меня. И хотя я тоже была напугана, но готова была принадлежать ему.
Вот только не в том случае, если он мне солгал. И не в том случае, если он предал меня.
И не в том случае, если он выбрал Эмбер.
Он так и не сказал мне, что говорил ей за ужином. Рассказал лишь, что сказал бы, если бы я осталась. Рив уклонился от ответа, потому что не хотел, чтобы я знала, что действительно произошло между ними? Мог ли он сказать ей, что все еще любит, лишь потому, что боялся причинить боль? Или Рив сказал ей правду, и они еще и переспали?
Как бы сильно я ни старалась не думать о таком варианте событий, все равно мыслями вновь и вновь возвращалась к нему. Этот вывод побил, изничтожил все другие варианты, пока не остался единственным. И к тому моменту, как я прошла километр до восточного пастбища, он настолько меня вымотал, что, казалось, в моем теле поселился кто-то другой. Кто-то, кто был преисполнен ярости.
Я была в восточной части ранчо лишь однажды. Рив устроил мне конную прогулку, и мы проезжали мимо этого коровника и окружающих его травянистых полей. В тот день на пастбище паслось лишь несколько голов скота. Было тихо, и в воздухе витал аромат полевых цветов.
Сейчас же здесь царила суматоха и толпилась куча ковбоев, а запах дыма и паленой шерсти был настолько силен, что глаза начали слезиться. Скот был в загоне, где животные ревели и фыркали, когда мужчины на лошадях проезжали через стадо, чтобы согнать телят. За загоном в огромной яме горел костер. Вокруг костра располагалось несколько подготовленных мест для клеймения. В каждом примерно по дюжине мужчин и женщин.
Когда я пробиралась сквозь толпу в поисках Рива, женщина открыла ворота, и появился один из всадников, который тащил за собой на веревке теленка. Он вел животное прямо на меня, и я поспешила убраться с их пути, но столкнулась с одной из женщин. Та злобно посмотрела на меня и прошла мимо. Я шагнула в сторону и врезалась в чей-то локоть, да так сильно, что из легких вышибло весь воздух, и споткнулась о руки сотрудников ранчо, которые, собравшись в круг, прижимали теленка к траве. Я начала падать вперед, прямо на раскаленный кусок железа, когда чьи-то сильные руки схватили меня за предплечья и потянули назад.
— Господи, Эмили, — выдохнул Рив, когда помог мне отойти на безопасное расстояние от места клеймения. — Какого черта ты здесь делаешь? Ты что, хочешь серьезно пострадать?
Я смогла лишь остолбенело моргнуть.
Саллис не стал ждать ответа, а вместо этого прижал меня к себе.
— Все хорошо, — произнес он, будто пытался успокоить скорее даже себя, нежели меня. — Просто... дыши. Сделай пару глубоких вдохов. Ты в порядке.
Я сделала так, как он велел, и тревожно взглянула на развернувшуюся передо мной сцену, от которой Рив меня спас. Одна женщина использовала пистолет для пирсинга, чтобы приделать к уху теленка бирку, а один из мужчин поднес к его мошонке нож. Потом пришел черед раскаленного железа. Я крепко зажмурилась, не желая больше на это смотреть, но все же увидела перед глазами ярко-алое пламя, приближающееся ко мне, и букву V, вместо K. Хотя и понимала, что татуировка Эмбер сделана иным способом, все же это было не менее мерзко.
Я повернулась к Риву, будто желая избавиться от преследовавшей меня картинки.
— Голубоглазка. — Рив провел рукой по моим волосам, пытаясь успокоить.
Звук его голоса вернул меня в реальность, и я вдруг вспомнила, зачем пришла сюда.
Я резко оттолкнула его и обняла себя руками.
— Что не так? — Его голос был полон беспокойства. Саллис, вероятно, просто еще не отошел от того инцидента с моим спасением.
Во мне тоже все еще кипел адреналин, поэтому вместо того, чтобы начать разговор рационально, набросилась на него.
— Ты все еще любишь Эмбер?
— Что прости?
Он меня услышал. Я не сомневалась.
Мы стояли лицом к лицу, достаточно далеко от остальных, поэтому они не могли услышать наш разговор. Разве что несколько слов. И все же мы были не наедине. Рив молча предупредил меня, что выражалось лишь в легком движении бровями. Напомнил, что есть правила и положения, которым я должна следовать. Скандал на публике явно не входил в список дозволенных мне возможностей.
Но мне было глубоко наплевать.
Я повторила вопрос, четко и медленно проговаривая каждое слово:
— Ты все еще любишь Эмбер?
— А ты? — Его слова были так же полны обвинения, как и мои.
Это удивило меня.
— Это не одно и то же.
— Правда? А в чем разница?
Я открыла рот, чтобы ответить, но неожиданно поняла, что не уверена, действительно ли была разница.
И перефразировала вопрос.
— Ты сказал Эмбер о своей любви к ней?
Три секунды, прошедшие между моим вопросом и его ответом, показались мне бесконечно долгими.
А потом, не отрывая от меня взгляда, Рив ответил:
— Да. Сказал.
Когда Эмбер рассказала мне, что Рив сообщил ей о своей любви, я почувствовала себя так, словно падаю в пропасть. Теперь, казалось, что я выцветаю. Будто стала человеком с фотографии, оставленной на солнце на слишком долгое время. И, вроде как, отдельные части фигуры сохранились, но узнать меня стало невозможно. Я больше не была личностью.
И неважно, было ли в его истории что-то еще, или был ли он со мной абсолютно честен. Я просто не могла винить его за чувства к человеку, которого любили все. Даже я. Единственное, что имело значение, это его слова к Эмбер, которых мне так и не посчастливилось услышать. Это я должна была принадлежать ему. Я была той, кто заслуживал эти чувства. Даже несмотря на то, что сама произнести эти слова не могла.
Важно то, что Рив сказал их ей. И это было больно.
Я больше не могла здесь оставаться. Я отвернулась от него и пошла прочь.
— Не убегай от меня! — крикнул он мне вслед.
— Этот разговор окончен! — Крикнула я в ответ, не потрудившись повернуть головы.
Я вновь почувствовала, как он схватил меня за руку, вынуждая остановиться.
— Разговор будет окончен, когда я так скажу. — Грозное предупреждение, которое пронизывало его тон, заставило мое сердце пропустить удар. У меня перехватило дыхание, и я задумалась: понял ли Саллис, что это не только из-за того, что он напугал меня, но и что я огорчена.
Судя по блеску в его глазах — понял.
Я не могла устоять перед этим блеском. Не могла противиться тому, какие чувства он у меня вызывал. Как заставлял буквально шипеть и плавиться, словно от прикосновения того раскаленного железа на коже.
Я вырвала руку из его захвата.
— Я не могу с тобой сейчас говорить.
Рив снова схватил меня, но на этот раз за оба запястья.
— Тебе не нужно ничего говорить. Просто выслушай меня.
Слушать было еще хуже. Он либо скажет что-то, что я не хочу слышать, либо, что еще хуже, скажет что-то, что мечтаю услышать. Поэтому я изо всех сил пыталась освободиться.
— Перестань со мной бороться. — Рив лишь усилил хватку.
Но я была полна безумной решимости. Отчаяния. Я слишком многое поставила на кон, и, несмотря на то, что Саллис всегда одолевал меня, была настроена хотя бы помучать его.
Однако даже огромное количество присутствующих здесь людей не смутили Рива, и тот не побоялся меня удерживать. Я подняла руку и развернулась так, что оказалась спиной к нему с зажатыми за спиной запястьями.
— Господи, Эмили, иногда мне хочется схватить тебя, прижать и связать, как одного из телят. — Рив с ворчанием прижал мою спину к своей груди и обнял меня. Я оказалась словно в смирительной рубашке.
И еще раз попыталась выбраться, но все без толку. Он поймал меня.
Во всех смыслах. И хотя я была расстроена, его объятия вызвали на душе приятное тепло, и мне стало так легко. И то, как Рив победил меня, вызывало желание сдаться.
Да, он поймал меня.
— Ты закончила?
Я вздохнула, но перестала бороться. С ним, по крайней мере. С собой все еще продолжала. Все еще боролась со своими желаниями.
— Хорошо, — сказал он, щекоча дыханием мое ухо. Слава Богу, рукава моей кофты были длинными, и Саллис не увидел пробежавших по коже мурашек.
— А теперь вот что. — Рив перехватил меня поудобнее, и, клянусь, я почувствовала, как затвердел у моей попки его член. — Да. Я сказал ей, что любил ее. Сказал, что любил ее, но теперь все изменилось.
Все изменилось. Все изменилось, когда он сказал ей те слова. И говорить мне об этом, когда он возбужден рядом со мной? Это было нечестно и несправедливо.
Мгновение он молчал, будто ждал, что его слова и то, как его тело на меня реагировало, произведут на меня какой-то эффект.
Когда я не ответила, он раздраженно вздохнул и отпустил меня.
Я отклонилась вперед, но сумела удержаться на ногах. Меня бесило и то, что он удерживал меня, и то, что отпустил. А еще меня бесило, что это бесило меня. Я подумала о том, чтобы снова сбежать, но был ли в этом смысл?
Так что я так и осталась стоять. Спиной к Риву, потирая запястья. Он так сильно сжимал их, что они покраснели.
— Я сказал ей, что уже не тот мужчина, от которого она ушла, Эмили. — В его тоне был едва заметный намек на отчаяние. — И что она не может вернуться и ждать, что все будет точно, как прежде.
Я откинула голову назад и с трудом сдержала всхлип. Если бы это было все, что он сказал. Если бы он не говорил ей ту часть про любовь, может, она бы и поняла его правильно.
Но есть что-то такое магическое в этом слове из шести букв. Оно может затмить все остальное. Так как можно винить ее, если она услышала лишь это? Кто мог винить меня в том, что я ясно ощущала недостаток этих шести букв, когда Рив обращался ко мне?
Я повернула голову, чтобы взглянуть на него.
— Что еще?
Он покачал головой.
— Это все. Больше я ничего не говорил. — Выражение его лица говорило громче всяких слов. Оно было открытым. Это, наверное, самое искреннее, что я видела за все время. И даже если Рив молчал, его взгляд умолял меня вспомнить, что, по-своему, но он сказал мне, что любит меня. Это могло тронуть меня. Но я не позволила себе.
Эмбер тоже открылась мне сегодня. И меня тронут либо ее слова, либо его. Будто перетягивание каната с моей симпатией. Кто мог посильнее надавить на струны моей души? Мне придется выбрать. Но я не хотела выбирать между ними.
Проще просто злиться.
— Что ж, поздравляю, — произнесла я. Сарказм так и сочился из моих уст. — Ты заварил эту кашу.
Он напрягся и кивнул головой в мою сторону.
— С чего именно ты взяла, что я заварил кашу?
— Ты дал ей надежду! — Позади Рива несколько сотрудников ранчо с интересом наблюдали за нашим спором.
Саллис сосредоточился на мне, явно не замечая никого вокруг.
— Я считаю, что был достаточно прямолинеен.
— Достаточно прямолинеен — это если бы ты сказал ей, что хочешь меня. — Это Рив должен был принять решение. Не я. Я не могла.
И не стану.
— После того как ты совершенно ясно сказала, что хочешь рассказать ей обо всем сама? — Рив поднял глаза к небу. — Боже, Эмили. Я облажался, если не промолчал, и облажался, если промолчал. С тобой невозможно выиграть.
Мне нечего было сказать в ответ, потому что он был прав — выиграть было нельзя. Кто-то все равно проиграет, и для меня было невыносимо, что это могла оказаться я.
Скрестив руки на груди, я заставила себя говорить, несмотря на застрявший комок в горле.
— Не смей переводить стрелки на меня.
Рив шагнул ближе и теперь практически нависал надо мной.
— Почему нет, Эмили? Потому что ты не можешь справиться со своей частью вины? Потому что ты, как обычно, предпочла бы, чтобы все шло своим чередом, вместо того, чтобы действовать. Не хочется брать на себя ответственность за последствия?
Его слова добили меня своей правдивостью.
— Это жестоко. — Моя губа задрожала от ярости. Я обвиняющим жестом ткнула пальцем ему в грудь. — Это ты так хочешь меня. Чтобы я подчинялась и слушалась. А когда делаю, как ты хочешь, обвиняешь меня в бездействии?
Рив улыбнулся.
— И именно так ты хочешь меня, не так ли?
Надо отдать ему должное — он не смог сдержать улыбку, будто подозревал, что зашел слишком далеко.
Но так ли оно на самом деле? Или просто Саллис попал в точку? Именно поэтому мужчины, подобные ему, представляли для меня опасность. Ведь я хотела, чтобы они были таковыми. И когда так и оказывалось, было больно.
Забавно, что тогда я хотела их еще больше.
— Нет, — ответила я, впервые сама принимая решение. Единственное возможное. — Я не хочу всего этого. Все кончено.
— Ничего не кончено, — сказал Рив, но я уже отвернулась.
Он бы, наверное, вновь пошел за мной, вот только к нам на одном из квадроциклов подъехал Паркер. И он явно был чем-то расстроен.
Взгляд Рива метался между мной и менеджером ранчо, будто он не мог решить, с кем из нас разбираться в первую очередь.
— Разговор не окончен, Эмили, — наконец, произнес он и повернулся к Паркеру. — Что случилось?
— Ты нужен в доме. — Паркер бросил взгляд на меня, будто сомневаясь, продолжать ли говорить в моем присутствии.
Я тут же предположила худшее.
— Что-то с Эмбер?
Саллис приподнял бровь, вторя моему вопросу.
— Не уверен. Пойдемте со мной, сами посмотрите.
Паркер обрисовал ситуацию расплывчато, но в сочетании с его выражением лица волосы на моем затылке встали дыбом. Рив тоже пришел в себя. Он трусцой подбежал к одному из квадроциклов, припаркованных рядом с загоном. Я повернулась к Паркеру, чтобы попросить его подвезти меня, но тот уже ехал по направлению к дому.
Вот черт. Мне вновь предстояла пятнадцатиминутная прогулка.
Но Саллис подъехал ко мне. Он не смотрел мне в глаза.
— Едешь?
Я забралась позади него на квадроцикл, слишком беспокоясь об Эмбер, чтобы думать о том, что разорвала наши отношения. А именно это я и имела тогда в виду. Но уже засомневалась в решении, когда обхватила его руками и плотно прижалась своим телом к его твердой спине. Я не была уверена, что когда-нибудь смогу забыть его.
Мы подъехали за Паркером к сараю, где, как я предполагала, должны были парковаться все квадроциклы. Но тот остановился, а не въехал в сарай. И только тогда я заметила у открытых дверей охрану, явно заинтересованную чем-то, что находилось внутри.
Я соскочила с транспорта, как только Рив заглушил мотор, но позволила ему идти первым. Я шла в двух шагах позади от него, пока он обходил дверь. Внезапно, Рив остановился, и мне пришлось отойти в сторону, чтобы увидеть что-нибудь из-за его спины.
Там был Джо, и он стоял на коленях на полу. Рядом с ним был еще один охранник, а между ними лежал Дженкинс. Его морда была в рвоте, а взгляд остекленевший и безжизненный, будто кукольный. Мне понадобилась секунда, чтобы осознать, что он мертв.
Однако я не была брезгливой женщиной, и не его обмякшее тело заставило меня затаить дыхание. А слово, что было написано красными буквами на его боку: МОЯ.
Было в этом что-то ужасающее, и не только мертвая собака. Подозреваю, что эта надпись произвела бы тот же эффект, если бы пес был еще жив. И мне стало любопытно, была ли смерть Дженкинса сама по себе посланием? Или на тело неподвижного животного просто проще было нанести краску?
И если его смерть была посланием...
Я поежилась и осторожно шагнула поближе к Риву. Вместе мы или нет, но с ним было безопаснее. Иронично, учитывая, как часто он до смерти меня пугал.
— Он умер совсем недавно, — сообщил Джо Риву. И если я, конечно, не придумываю, он избегал зрительного контакта со мной. — Тело еще теплое.
— Антифриз? — спросил Рив.
— Обычно требуется несколько дней, чтобы он подействовал на почки. Может, хлороформ?
Паркер был угрюм, хотя и пытался это скрыть.
— Я кормил его на рассвете, и он был в полном порядке.
Я и забыла, что Паркеру нравился Дженкинс. Работая на ранчо, он часто имел дело со смертью животных. Наверное, мужчина действительно привязался к этой собаке, раз был так расстроен.
Честно говоря, мне тоже было не по себе, особенно учитывая остальные эмоции. Все происходило слишком быстро.
— Я видела его буквально двадцать минут назад.
Второй охранник, тот, что сидел с Джо, встал и обратился ко мне.
— Он вел себя странно? Испытывал жажду или дергался, как в конвульсиях?
Я попыталась вспомнить, видела ли что-то необычное.
— Не знаю. Я была слишком далеко, но почти уверена, что на его шерсти не было ничего написано. Эмбер была с ним. Думаю, она сказала бы, если бы он вел себя странно.
— Хотя, вообще-то, — добавила я, чувствуя себя так, будто создаю Эмбер неприятности, — с ней был кто-то еще. Бадди — только это я знаю. Думаю, он один из Каллаханов.
По-прежнему не было ничего, что могло бы подтвердить мои опасения касательно этого Бадди, но шестое чувство подсказывало, что он способен убить беззащитное животное.
Рив и Паркер переглянулись.
— Что кто-то вообще мог делать здесь в день клеймения? — спросил Паркер босса. — Я говорил: подозрительно, что в этом году появилось так много новеньких ребят. А ты назвал меня параноиком.
— Давай не будем делать поспешных выводов. Есть способы попасть на эту землю, не проходя через главные ворота. Это мог быть кто угодно. — Рив сказал «кто угодно» так, будто имел в виду кого-то конкретного. Кого-то, кого вообще не было на ранчо.
Он указал на надпись на теле Дженкинса.
— Если даже это и сделал Бадди, то он лишь сообщник.
По моей коже побежали мурашки, и появилось то жуткое чувство, будто за мной следили.
Рив кивнул одному из охранников. Тот достал телефон и сделал звонок.
— Да, — сказал он, даже не потрудившись отойти в сторону, — нам нужна полная информация обо всех людях из Каллахана, особенно о человеке по имени Бадди. Это единственное имя, которое у нас есть. И то, очевидно, кличка. Все камеры видеонаблюдения, настроенные на сарай и окружающую его местность нужно просмотреть. Запись нужно просмотреть примерно с девяти часов. Если увидите собаку, дайте знать.
— Единственная камера здесь расположена на самом сарае, — сказал Паркер. Желваки его ходили ходуном и, казалось, он мечтал сейчас закурить сигаретку. — Камер, следящих за деревьями позади него, нет.
Выражение лица Рива оставалось сосредоточенным.
— Возможно, нам повезет. Сможем хотя бы отмести некоторые предположения.
Паркер устало потер рукой шею и повернулся к Риву.
— Это он, да? — Паркер не дал шанса ответить, уже будучи уверенным в том, что его догадка верна. — Что он имел в виду под «МОЯ»? Землю? Хочет присвоить себе ранчо?
Рив покачал головой, и, полагаю, это было не твердое «нет», а лишь означало, что он не знал ответа на вопрос. Он все еще изучал животное, лежащее на полу.
— Ты переворачивал собаку?
— Точно, — ответил Джо. — Нужно посмотреть, не написано ли еще что-нибудь. — Он взял Дженкинса за передние лапы, Паркер взял за задние, и вместе они перевернули собаку на другой бок.
Как Рив и думал — на другой стороне тела Дженкинса было написано «ОНА».
— ОНА? — Паркер произнес слово с короткой гласной а. (Примеч.: в оригинале SHES (she's) — «она». Произносится гласная «е» довольно долго. Паркер же прочитал с короткой «е», как имя).
— Не хватает апострофа, — пояснил Джо, встал и вытер руки о брюки.
— Она моя, — тихо произнес Рив, собрав слова воедино.
Прищурившись, Паркер взглянул на Рива.
— Но кто «она»?
И прежде чем кто-либо смог ответить, еще один голос прозвучал позади нас:
— Я.
Мы одновременно повернулись и увидели Эмбер. Она незаметно присоединилась к нам.
— Речь обо мне, — повторила она, ее голос дрожал. — Это послание от Мики, и он имел в виду меня.