Последний поцелуй

Глава 25

Однажды я уже оплакивала смерть Эмбер, только будучи наедине с собой. Поэтому никто, кроме Джо, не знал о том, какую боль я испытывала. Невозможно было выдавить из себя счастливую улыбку, когда душа рвалась на части.

На этот раз меня поддерживали. Появился человек, на чьем плече я могла выплакаться. Появился человек, который мог скорбеть вместе со мной. Но мне лишь хотелось побыть одной.

Мы вернулись на материк на следующий день после того, как Эмбер нашли. Мой новый дом был уже готов к переезду, но я чувствовала, что Рив будет против моего отъезда, а спорить сил не было. Поэтому я осталась с ним в его доме в Лос-Анджелесе. Спала в его постели. Старалась говорить как можно меньше, и в итоге выдавала лишь односложные предложения, хрипела или кивала. Просто пыталась выжить.

Через четыре дня состоялись похороны. Рив спокойно и уверенно все организовал, поощряя любую помощь, которую я находила в себе силы оказать. Я потерянно поставила цветы, урну и выбрала благотворительный фонд, на который гости могли пожертвовать во имя Эмбер. Людей на службу пришло куда больше, чем я ожидала. Незнакомых мне. Это были друзья и знакомые Рива, которые познакомились с Эмбер, когда они встречались. Не считая нескольких сотрудников ранчо и охранников Саллиса, единственными, кого я знала лично, были сам Рив, Джо и моя мама.

Маму Эмбер тоже пригласили, но она не пришла. Думаю, ей было проще притвориться, что дочь уже давно умерла или вовсе никогда не существовала. На отсутствие миссис Прайс мне было как-то наплевать. Наверное, нравилось быть единственным представителем семьи Эмбер. Пусть я ей и не родная кровь, но мы все же были очень близки к тому, чтобы считаться семьей.

— Она позвонила мне, — прошептала мама во время службы. И погладила меня по голове, видимо, желая успокоить и поддержать. — На днях. Оставила сообщение на автоответчике. Я его не удаляла.

— Знаю, мам. Я его уже слушала, помнишь? — Это голосовое сообщение вернуло в мою жизнь Эмбер. Она оставила его на старом автоответчике моей мамы прошлым летом. Прошло несколько месяцев, прежде чем мама, наконец, рассказала о нем. Сейчас на дворе был май, и меня огорчало, разочаровывало, что из-за слабоумия она считала, будто День благодарения был «на днях».

Мама нахмурилась в замешательстве, что стало уже привычным за эти дни.

— Не знаю, куда после переезда делся телефон. Думаю, там было что-то важное, в том сообщении. Нам нужно его найти. — Мама только собралась вставать, но я потянула ее обратно на скамью. Казалось, она была на грани истерики.

Рив положил ладонь на мое колено, молчаливо спрашивая, может ли он чем-то помочь. Успокоить маму смог Джо.

— Думаю, я знаю, в которой из коробок лежит тот телефон, мисс Барнс. Давайте дослушаем эту замечательную службу. А после я помогу Эмили найти его.

Я одними губами произнесла ему спасибо, и остаток часа думала о том голосовом сообщении, где Эмбер произнесла нашу фразу «синий плащ». Я перевернула весь свой мир ради того, чтобы найти ее. И задумалась о том, как бы все сложилось, не прослушай я этот автоответчик. Потом размышляла о том, как сложилась бы жизнь, если бы услышала его раньше, или не отправилась ее искать, или вообще не познакомилась с ней. Задумалась о том, так ли хорошо я знала эту женщину, как думала. И смогла бы я изменить ее, если бы сама не была так сломлена?

Но на это «а что, если бы» и сценарии лучшей жизни, которые проскальзывали в моих мыслях, можно потратить часы, дни, недели, а ведь ничего не изменится. Эмбер все равно больше не вернуть.

Никакого приема после службы не было. Гости ушли, а я осталась сидеть в комнате с прахом Эмбер, пока Рив договаривался с похоронным бюро. Лишь я и она, последний раз в жизни. И я не знала, что ей сказать. Мы уже столько всего рассказали друг другу, когда виделись в последний раз. Столько всего, и все же недостаточно. Все эти годы она жила в моих мыслях, всегда незримо присутствуя рядом, пусть и не физически. Я слышала ее голос в своей голове так же ясно, как и свой собственный, когда флиртовала с Ривом. Столько раз я задавалась вопросом, а не мертва ли она. Думала, что это ее призрак разговаривал со мной.

Теперь Эмбер на самом деле умерла, и я не слышала ее голоса. Никогда раньше не чувствовала себя такой потерянной и одинокой.

Это был знак того, что пора что-то поменять в жизни. Пора, наконец, двигаться дальше.

Позади послышались шаги, и когда я услышала, как кто-то сел сзади через две скамьи от меня, не нужно было и взгляда поднимать, чтобы понять — это был Рив.

Я медленно, протяжно вздохнула.

— Все кончено.

— Да. Все кончено. — Его голос звучал так же устало, как я себя чувствовала. — Мы можем развеять прах, если ты все еще хочешь это сделать. Только когда будешь готова, спешка ни к чему.

Я подняла на него взгляд. Впервые за последние недели по-настоящему взглянула на него. Может, вообще первый раз. Когда я впервые увидела его, решила, что он загадочный и опасный. Плейбой, который заботится лишь о себе, своих прихотях и нуждах.

Это был не тот мужчина, который сидел сейчас здесь со мной. Не тот мужчина, который дорожил мной так, как я и представить себе не могла. Его забота выражалась не в сексе или чем-то материальном.

— Я имею в виду нас, Рив. Между нами все кончено.

Если бы он был плейбоем, наверняка бы закатил глаза.

— Ты просто...

Я повернулась к нему и перебила:

— Нет. — Я была спокойна, сдержана. Едва, но все же. — Я не перенервничала и не шучу. Не драматизирую. Не принимаю поспешных решений. Я совершенно серьезна. Все кончено. Нам лучше расстаться.

— Почему? — Рив был довольно спокоен, и мне вдруг показалось абсурдным то, что он вообще решил задать подобный вопрос. И что мы оба могли так держать себя в руках, когда говорили о женщине, играющей ключевую роль в жизни каждого из нас.

Я вскочила со стула.

— Потому что она мертва! Потому что я была с тобой, а должна была быть с ней. — Практически все время со дня ее смерти я молчала, зато много размышляла. — Потому что я не могу быть уверена, что ты не причастен к этому.

Глаза Рива округлились от удивления, и он сразу же нахмурился.

— Думаешь, я причастен к смерти Эмбер?

— Почему в то утро ты был уже одет? — Я вспоминала этот факт снова и снова, не в силах прийти к какому-то конкретному выводу.

Рив вздохнул.

— Говорил уже. Я проснулся. Не мог заснуть.

— Поэтому оделся? И опять лег? Зачем? — Я не хотела и не могла позволить себе представить возможный ход событий. Что Рив мог проснуться и пробраться в комнату Эмбер, пока я собирала вещи. Не представляла, но эта мысль не давала мне покоя. Как дверь с ярко льющимся светом через нее, которая так и манила. Что бы за ней ни находилось, я так ясно могла это вообразить, будто дверь на самом деле была нараспашку раскрыта.

Рив встал, пытаясь придать словам уверенности.

— Я ходил в кабинет, ясно? А когда вернулся, уже не было сил, чтобы раздеться, поэтому просто лег спать.

— Ты не заметил, что Табора не было на месте, когда выходил? — Это было несправедливое обвинение, ведь я тоже не заметила его отсутствия, когда впервые зашла в комнату к Эмбер.

— Нет. Не заметил. Извини, мне было не до этого. — Рив произнес это резко, в его тоне впервые со дня смерти Эмбер слышалась горечь.

— Из-за чего? Из-за меня? — Потому что мы всю ночь трахались? — Выходит, это моя вина?

— Нет. — Рив шагнул ко мне, его голос смягчился. — Я тебя не виню. Конечно, я тогда все еще думал о тебе. Но не до этого мне было потому, что я размышлял о своих делах. Пошел в кабинет, чтобы отправить письмо. Только об этом и думал.

Я не хотела, чтобы Рив был со мной мягок. Хотела, чтобы он был безжалостен. Хотела поругаться.

— Какое письмо? Кому?

На его лице отразилось явное разочарование.

— А это важно? Даже если я открою свой аккаунт и покажу тебе время, в которое отправил письмо, это лишь подтвердит сам факт отправки. Ты все еще будешь думать, что после этого я что-то сделал с Эмбер, разве нет?

Ну вот и пора. Вопрос в лоб.

— А это не так?

— Мне не нужно на это отвечать.

В его глазах мелькнула боль. Я уже видела его таким раньше, когда спрашивала о смерти Мисси. Почувствовала себя жестокой, что вновь задаю такой вопрос, но выбора не было.

И это большая проблема в наших отношениях.

— Знаешь что, Рив? — Я откинула с лица выбившуюся из пучка прядь волос. — Неважно, каким будет твой ответ. Потому что, в любом случае, даже если ты и ответишь отрицательно или положительно, или вовсе никогда ничего не расскажешь, все равно над нами будет висеть эта туча. Она все равно будет мешать нашему счастью. Мы всегда будем несчастными влюбленными.

Рив вновь подошел ко мне.

— В тебе сейчас говорят эмоции, Эмили. Это пройдет. Сейчас мы нуждаемся друг в друге. Не отталкивай меня. Пожалуйста.

Он стоял прямо здесь, рядом со мной, и просил позволить ему протянуть мне руку, или сделать это самой. Вновь просил принять его любовь. Всегда просил.

Но я не могла ее принять, каким бы заботливым и любящим Рив ни был. Его любовь была будто солнцем, а я — льдом. И хотя мне безумно нравилось таять в его присутствии, я не осознавала, что он со мной делал. Не знала, кто тот человек, которым ч становилась. Я всегда была той, кем меня хотела видеть Эмбер. И другого не знала.

Я скрестила руки на груди и шагнула назад.

И этот шаг сказал все за меня. Боль теперь отражалась не только в глазах Рива, но и в его выражении лица, позе.

— Ты сказала, что доверяешь мне! — рявкнул он. — Это была ложь?

— Я и себе-то больше не доверяю, Рив! Думала, я знала, что делаю. Призналась Эмбер, что люблю тебя, и она попросила меня уйти, и я согласилась, и правда решилась на это, а потом все равно провела ночь в твоей постели. — Все это я протараторила, едва осознав, что только что впервые призналась Риву в любви. И рассказала тот секрет, который скрывала от него с тех пор, как Эмбер попросила меня уехать.

Он весь напрягся, а единственным признаком бушующих чувств был подергивающийся глаз.

— Ты собиралась уехать? После всего того времени, что мы провели вместе на этом острове?

Я и не собиралась давать заднюю. Пора во всем разобраться.

— Да.

— Почему?

— Потому что она меня об этом попросила. Вот, как у нас все работает: она говорит, а я делаю.

— Не понимаю, Эмили. — Этой простой фразой он словно вонзил мне нож в сердце. Думала, Рив единственный человек, который меня понимал.

— Это лишь подтверждает, что мы не можем быть вместе.

Он покачал головой и попятился, словно был слишком зол, чтобы продолжать разговор. Как только я подумала, что Рив сейчас развернется и уйдет, он обратился ко мне.

— Как ты можешь до сих пор позволять ей иметь над тобой такую власть? Она умерла. Ты теперь освобождена. Но ведешь себя как жертва со стокгольмским синдромом: все еще защищаешь ее, все еще ждешь, когда она скажет, что можно делать, а что нельзя. Когда ты уже поймешь, что и без нее можешь принимать решения и думать?

На протяжении всей службы я ни разу не всплакнула, а теперь вдруг глаза наполнились слезами, а в горле пересохло.

— Не тебе критиковать кого-то за пользование властью.

— Ты права. Мне нравится делать все по-своему, и в определенных сферах жизни я требую этого. И если ты хочешь именно того, чтобы тебе говорили, как одеться, что сказать, где жить, на чем ездить и как трахаться — я могу это организовать.

Рив смотрел на меня широко раскрытыми глазами и поднял палец, чтобы подчеркнуть свои слова.

— Но я не собираюсь манипулировать тобой и заставлять выбирать то, что может сделать тебя несчастной. И хочу, чтобы ты была той женщиной, которая думает и принимает решения своей головой. Если это у тебя совсем не получается, тогда ты права, нам лучше расстаться.

Саллис вновь повернулся, намереваясь уйти, а потом обернулся ко мне.

— Она умерла не потому, что ты любишь меня, Эмили.

По моей щеке скатилась слеза.

— Возможно, она умерла потому, что ты любишь меня.

— Ох, Боже. Мы ходим кругами. — В порыве ярости Рив пнул ногой деревянные планки на одном из складных стульев. — Я ее тоже любил, помнишь?

Я поджала губы, стараясь сдержать всхлип.

— Это не одно и то же.

— Неважно, одно и то же это или нет. Я любил ее и не сделал бы ничего, что могло причинить ей боль.

— И как мне поверить в это? — Самое дерьмовое, что я действительно верила ему. Всегда верила, что он любил ее, но наш спор вышел из-под контроля, а аргументы закончились. Во мне теперь говорила боль. Я давила на те точки, которые были у Рива болевыми. — Это ведь ты позволил ей уйти с Микелисом.

— И как я мог остановить ее? — Подтекст был очевиден: «Я удерживал ее, и тебе это не нравилось; я отпустил ее, и тебе это тоже не нравится». — Хочешь услышать, что я корю себя за это? Так и есть. Я виню себя, и мне приходится с этим жить. Но поверить не могу, что моим наказанием должна стать жизнь без тебя.

Я вздрогнула, потому что верила, что моим наказанием должна стать жизнь без него.

Рив подошел ко мне.

— Мне нужно что-то доказать? Пойти к Микелису и показать тебе, как я расстроен? Именно он ответственен за все случившееся, и мы оба это понимаем. Мне встретиться с ним? Разобраться с ним раз и навсегда?

Я еще плотнее обняла себя руками.

— Она хотела, чтобы ты это сделал. Может, и стоило бы.

— А что ты хочешь, чтобы я сделал?

Я не знала, что на это ответить. Хотела ли я, чтобы Рив отомстил за Эмбер? Возможно. Хотела ли я, чтобы он начал войну с человеком, у которого, очевидно, больше власти? Скорее нет, чем да.

— Видишь, вот о чем и речь. Ты уже говорила раньше, что не доверяешь самой себе. — Рив сокращал между нами дистанцию, загоняя меня в угол. — Сама не понимаешь, чего хочешь. Ты не веришь, что я приложил руку к смерти Эмбер, и не считаешь, что должен поговорить обо всем с дядей, но все равно не можешь высказать свою мысль. Вот и вся твоя жизнь. Вот, почему ты так долго ждала, прежде чем отвезти свою мать в хорошее учреждение. Вот, почему ты не продвигаешься по карьерной лестнице. Именно по этой причине у тебя не хватает смелости пойти на то прослушивание, на которое хочешь сама. Вот, почему ты застряла. И так будет всегда, потому что ты не способна сама принимать решения.

Его слова были горькими и болезненными, потому что Рив попал в точку. Я подняла руку, чтобы дать ему пощечину, но он оказался быстрее и перехватил мое запястье прежде, чем я коснулась его щеки. Он держал меня, и его рука казалась и горячей, и ледяной одновременно. Саллис вглядывался в мое лицо, преисполненный негодования и желания убедить.

Я выдержала его взгляд. Не отводила глаз, напрягшись и поджав губы. «Видишь, — одними глазами говорила я. — Ты тоже используешь свою власть против меня».

Рив понял. Либо дошел до этого сам, либо он и правда так хорошо мог читать меня. Опустил взгляд и отпустил меня, молчаливо сдаваясь.

И как только он перестал защищаться, я влепила ему пощечину.

— Как тебе такое мое решение? — Рука заболела, но я отказывалась сдаваться. — И такое: я еду домой. В новый дом. Без тебя. А ты делай со своим дядей все, что хочешь, черт возьми. Я тебе ничего не подскажу, потому что мне все равно.

— Если именно так тебе нужно поступить, то хорошо. — Рив никогда еще не был со мной так холоден. — И я позабочусь о Микелисе. Слишком многое он у меня отнял, пора уже проснуться и заставить его заплатить.

Это был вызов. Последняя попытка выудить из меня просьбу не идти к нему, не начинать войну, а остаться и быть в безопасности.

Но я не могла. Я оцепенела.

— Если именно так тебе нужно поступить, то хорошо.

Рив уехал на такси. Филипп отвез меня в новый дом. Джо ранее передал мне ключи и номер кода безопасности, но лично я была здесь впервые. Всю мебель расставили. Распаковано было самое необходимое: все кухонные принадлежности стояли на своих местах, вещи лежали в шкафу, а постель была застелена. Нераскрытые коробки оставили в гостиной. Это были менее необходимые вещи, которые просто являлись частью моей жизни. Книги. Фотографии. Несколько сувениров.

Я стояла на пороге и осматривала свои апартаменты. С этим местом не было связано никаких воспоминаний, никакой эмоциональной привязки. Мой новый дом был так же холоден, как и я сама.

Значит, новая жизнь. Без Рива. Без Эмбер.

«Не самое худшее, что могло произойти», — сказала я себе. И то был лишь мой голос. «Ты уже справлялась раньше. Справишься и сейчас».