Начать было решено с дальних подступов к Москве и лишь потом приняться за чистку Столицы, где окопались четверо Апостолов Космэтики и Основатель. Астральная разведка показала, что на самом большом расстоянии от бункера Рыбака находятся три Апостола. Один чем-то занимался в Венесуэле, другой развлекался в Городе Ангелов – Лос-Анджелесе, третий охотился на уссурийского тигра в Дальневосточном Приморье.
После недолгого совещания наркозомби предложили методику точечных ударов и, если она не сработает – лишь потом подтягивать основные силы.
На первое устранение отправилась команда из Партизана и Топора. Витя обеспечил прямую телепатическую трансляцию с места события. Авраамов перебросил рыбаковцев на Североамериканский континент. Однако, первый блин оказался комом. Апостол, кувыркавшийся с разноцветными проститутками, казалось, был готов к нападению и встретил телепортировавшихся в его апартаменты и «благодатью», и такими мощными энергетическими ударами, что Топор оказался буквально вмят в стену, и лишь защита «Гармонии» помогла ему остаться в живых, Партизана, оказавшегося у огромного, во всю стену, зеркала вынесло наружу сквозь стекло. Зеркало оказалось окном и наркозомби оказался висящим в воздухе на уровне семидесятого этажа. Несчастных женщин, не обладавших такой мощной защитой, физически разорвало на куски под напором нечеловеческой мощности излучения Апостола.
Пришлось срочно подключать к делу Дауна и Скрипача.
Даун, уже понявший, что ему надо делать, внушил Апостолу, что все его противники мертвы. Топор беззвучно, словно превратился в кисель, стек по стене, а Партизан огласил воплем окрестные казино и рухнул на крышу одного из них, вызвав своим падением разрушение нескольких рекламных панно и подняв эффектный фейерверк коротких замыканий.
Эгрегор Космэтики пытался помочь Апостолу, внушая тому оставаться настороже, но тот, уже не видя противников, позволил себе расслабиться и Скрипач одним маховым движением разрубил Апостола на две неровные половины. Не помогла даже «благодать» в которой тот все еще оставался. Сила, направленная Авраамовым в Скрипача смела эгрегориальную защиту. И энергетическая плоскость выпущенная наркозомби разрезала ее, словно самурайский меч рассек бумажный китайский фонарик.
Игорь Сергеевич, не дожидаясь, пока Андрей Андреевич вернет рыбаковцев, сразу начал процесс исцеления. Но если Партизан отделался лишь испугом и несколькими неглубокими порезами, то у Топора оказалась раздавлена грудная клетка, сломана рука, разорваны печень, селезенка и в нескольких местах кишечник. Наркозомби должен был умереть в течение нескольких ближайших секунд, однако экстренные реанимационные воздействия Пономаря, и присоединившегося к нему юного Матюшина, позволили вернуть Топора к жизни. Повреждения внутренних органов были исцелены в течение каких-то секунд, но кости – материя более инертная, и им предстояло срастаться на протяжении еще, как минимум, часа-двух.
– С ними трудно работать. – Только и сказал обычно веселый Даун, не стесняясь, вытирая пот со лба. Вернувшиеся Партизан и Скрипач тоже выглядели невесело.
Лишь краем глаза, всецело поглощенный лечением Топора, Дарофеев заметил, что Рыбак кивнул, и в следующую секунду в бункере, переброшенные сюда Авраамовым, возникли еще несколько человек. Лишь через несколько минут Игорь Сергеевич смог обратить должное внимание на вновь прибывших. Это оказались такие же суггесторы, как и Даун. Пономарь не удивился тому, что они, судя по всему, оказались куда как сильнее, чем веселый наркозомби. Обнаружив этот факт целитель поймал взгляд Зарайского и укоризненно покачал головой. На это Владимир Иванович только пожал плечами и чуть-чуть развел руками.
– Он говорит, что это его личная охрана. – Перевел жестикуляцию наркобосса Витя. – Он передает, что не будет же он ради тебя лишать самого себя самых лучших людей.
– Передай ему, что не ради себя, а ради общего дела! – Мысленно вспыхнул Дарофеев, но потом признал, что некоторый, и, причем весьма сильный, резон в словах Рыбака имеется.
– Я не учел одного фактора. – Телепатический голос Андрея Андреевича был суше, чем обычно. – Того, как распространяется информация в тонком пространстве. Любое решение, принятое на плотном плане, моментально становится доступно всем интересующимся на тонком.
– Я думал, ты как-то сможешь это заблокировать… – Понуро сказал Пономарь.
– Это возможно только если вы все накроетесь «Черной дырой» и даже я тогда не смогу знать вашего решения. И, соответственно, не смогу помочь…
– Тогда…
– Прекрасная идея. – Воскликнул Авраамов. – Я буду знать, кто пойдет, но не буду знать куда!
После этого была произведена очередная разведка боем. На сей раз объектом атаки послужил Апостол, находившийся в туманном Альбионе. Шел концерт Раммштайна. Апостол и несколько его телохранителей из секты, сидел в ложе рядом со сценой и мог вблизи наблюдать все это великолепное пиротехническое шоу.
Наркозомби возникли прямо на сцене между синтезатором и ударной установкой. Внушение позволило им выглядеть так же как и все участники концерта, такие же серебристые комбинезоны, белые волосы и глаза. Зрители приняли их за часть действа и с восторгом встретили новые фигуры, рассыпающие вокруг себя разноцветные искры и струи бенгальских огней. И когда одна из таких струй ударила в замаскированную от посторонних взглядов ложу, никто не обратил на это особого внимания. Но внутри рассыпающихся искр таился стилет силового луча, который, достигнув тела ничего не подозревающего космэтиста, рассек его на несколько частей. Телохранители, моментально облачившись в «благодать» открыли ответный огонь, но было уже поздно, рыбаковцы уже переместились, и эти потуги защитить уже рассыпавшееся на куски тело привели лишь к тому, что были перерезаны несколько металлических стоек сцены и силовых кабелей. И Раммштайн, рассыпая непредусмотренные никаким сценарием искры, в полном составе буквально провалился под сцену.
После такого успеха методика была признана и весь день, до вечера, Авраамов накачивал энергией суггестора и каратэка, Дарофеев накрывал их «черной дырой», происходило краткое совещание и наркозомби телепортировались к месту дислокации очередного Апостола.
Были убиты и любитель охоты на тигров, и другой Апостол, находившийся в сафари на африканского слона. Наркобоевики посетили Францию, Венесуэлу, Израиль, Индию… Последний визит оказался в Хумск, где находились сразу два Апостола. Оставшиеся жили в Москве и, после очередного совещания, их решили оставить на завтра. Все уже устали, а устранение этих деятелей, самых энергетически опытных и отпетых, могло потребовать напряжения всех сил.
Этим вечером должно было состояться очередное собрание ячейки космэтистов, в которой состоял Николай Андреевич. Но Корень заработался, решая какую-то мелочевку, которая, несмотря на все усилия армии секретарей, все же попадала на стол Корню. И лишь когда огранайзер в компьютере сообщил синтетическим голосом, что до собрания общества Комической Этики осталось полчаса, Репнев заторопился, собираясь.
Несмотря на синий маячок на крыше машины, мафиози попал в пробку и опоздал на добрые четверть часа. Оставив водителя парковаться на битком забитой навороченными машинами стоянке у дома на Серафимовича, Николай Андреевич спорым шагом направился к знакомому подъезду, но едва войдя в него, Репнев замер. Он услышал два голоса. Один, знакомый, принадлежал Ладушкину, второй – Ракову. Апостолы яростно спорили.
– …говорю тебе, сматывать пора! – Кричал Павел Самсонович.
– Да, не гоношись! – Орал в ответ Данила Сергеевич. – Ишь, сопли распустил. Я, блях, тебе ща по сусалам настучу, не посмотрю, что ты, там, Апостол-хреностол!
– Сопли?! Сам, чудила, глаза разуй! Восемь наших убито! Восемь! Понял, нет?!
– Блях, завелся, как баба!..
– Только мы остались! Кто в Москве. А через час, может, и нас пришьют!
– Не пришьют! – Уверенно процедил Рак. – Кишка тонка.
– Ну, как знаешь. – Взорвался Ладушкин. – И подыхай тут, а я…
Послышался короткий мягкий стук. За ним последовал другой звук, такой издает тело, падая на кафель.
– Ишь, гандон, разнюнился… – Услышал Корень шипение Данилы Сергеевича.
Репнев не стал ждать, чем закончатся препирательства Апостолов и, стараясь бесшумно притворить за собой дверь, выскочил обратно на улицу.
Его БМВ так и не успел занять место на стоянке, когда Николай Андреевич нырнул в машину.
– Гони в офис! – Приказал Корень, а сам схватился за мобильник. По пути в свою штаб-квартиру, мафиози успел обзвонить почти всех, кому собирался отдать единственный приказ – на всех парах уматывать из Москвы. Через минуту после этого звонка вся организация Репнева пришла в движение. Боевики, бригадиры, белые воротнички, все, кто состоял в мафии Корня, захватив с собой лишь самое необходимое, стали покидать город.
Не надо было обладать семью пядями во лбу, чтобы сообразить, что устранение восьми Апостолов Космэтики означает лишь одно – Пономарь начал атаку. И он не остановится пока или не погибнет сам, или не уничтожит секту. И в том и другом случае Николай Андреевич желал находиться подальше от эпицентра событий. Так было больше шансов просто-напросто остаться в живых. Ведь, Репнев, был в этом убежден, когда Космэтика совершит ответный ход, в огонь войны будут брошены все силы. И его группировка, наверняка, занимала в планах секты не последнее место.
Вихрем влетев в офис, Корень сделал единственное дело, ради которого вынужден был вернуться. Включив монитор постоянно работающего компьютера, он нажал курсором мыши на единственную иконку и вновь выключил монитор. После этого во все подразделения мафии Николая Андреевича было разослано коротенькое электронное письмо, состоящее из единственного символа: #. Это был сигнал моментально сворачивать всю деятельность и удирать. Одновременно жесткий диск компьютера закрывался на пароль, на подбор которого требовалось бы несколько лет непрерывной работы сотни нейросуперкомпьютеров. Сам же пароль автоматически фиксировался на микропленку, которая вместе с записывающим и передающим устройством, находилась в крестике, висевшем на шее Корня.
И уже мчась в БМВ в направлении Окружной, Репнев решил сделать еще один звонок. Набрав семь цифр, которые он никогда не доверял памяти мобильника, Николай Андреевич выслушал три длинных гудка, после чего на другом конце ответили:
– Драйвер в эфире.
– Это Корень. – Сказал Корень.
– Ах, Николай Андреевич. – Голос компьютерщика моментально стал сухим. – Чем обязан?
– Ты можешь мне этого не говорить.. Но… – Репнев уже пожалел, что позвонил. – Я думаю, ты уже сделал этот прогноз…
– Какой?
– Кто победит.
– Не знаю, вправе ли я говорить это, минуя своего нынешнего шефа… – Драйвер замолчал, просчитывая в уме все возможные последствия выдачи такой информации и, наконец, решившись, произнес. – Наши.
– Спасибо. – Вздохнул Корень. – А шефу передай – я сделал все, чтобы не вмешиваться.
– Спасибо. – Ответил компьютерщик куда более теплым голосом, чем разговаривал до того, и отключился.
Николай Андреевич мчался прочь от Москвы, и на душе его было легко. Наконец-то он смог принять правильное решение.
– Да, дрыхнет он без задних ног. Вусмерть ужрался! – Втолковывал чей-то голос. – Ему сейчас все до фени, лишь бы проспаться.
Грибоконь лежал на кровати, на хрустящих накрахмаленных простынях с отверстыми глазами и действительно пытался заснуть. А за полуприкрытой дверью, в квартире, куда его привезли после безобразной сцены в ресторане, спорили между собой Апостолы Космэтики.
Их громкие голоса мешали Михаилу Львовичу, но подняться, чтобы прикрыть дверь или утихомирить разбушевавшихся, не было сил и, поняв, что бороться с собой, заставляя спать – просто бессмысленно, Шаман стал слушать. Голоса звучали как-то искаженно, некоторые слова пропадали, то ли съеденные особенностями акустики этой квартиры, то ли сам Грибоконь незаметно для себя все же периодически проваливался в сон…
– …удается постоянно расширять наше влияние…
– …неплохой урок. Это быдло надолго запомнит, как не подчиняться…
– …кому поручить разработку брошюрок?
– …это было ошибкой. Шамана надо было все же как-то подготовить…
– …он бы не согласился. Знаю я его…
– …следовало попытаться.
– …не тащить сразу из зоны на банкет…
– …что десять раз одно и то же повторять?
– …понравятся наши планы, не понравятся наши планы…
– …Заставить, и все тут!..
– …Шамана не знаешь? Он упертый, как…
– …сломать, его, нах!..
– …попробовать договориться. А нет – тогда…
– …какая-то: держать Основателя…
– …на коротком поводке…
– …его помощи нам не обойтись. Он уже харизматик…
– …никого не интересует. Вот когда весь мир будет нам пятки лизать…
– …самоубийца. Не пойдет он на это. А гордость…
– …выводить по праздникам…
– …может, и согласится…
Все эти обрывки фраз копошились в голове Михаила Львовича до тех пор, пока они, словно пазлы, выстроились сами собой в совершенно четкую картину. Грибоконь вдруг с необыкновенной ясностью осознал, что с самого начала не контролировал своих апостолов. Что это они с ним, а не он с ними, вели игру, все дальше и дальше завлекая в болото секты. И что теперь, когда он вышел на свободу, для него все будет так, же как и в зоне. Никакой разницы. Но если в зоне он работал большей частью на себя, то теперь его заставят вкалывать на благо им же созданного монстра, Космэтики! И, судя по речам Апостолов, аппетита этого чудовища хватит на весь Земной шар!
Остатки сонной одури вмиг слетели с Шамана. Чтобы окончательно не стать марионеткой в лапах космэтистов, следовало бежать. И бежать немедленно, пока они там завязли в своих спорах.
Михаил Львович спустил ноги с кровати. Он оказался в нелепой шелковой пижаме в розовый горошек на синем фоне. Когда его успели обрядить в такое убожество, Грибоконь не помнил. Встав на пол, он прошелся босиком по комнате, поискал в темноте одежду, но поблизости ничего подходящего не оказалось. Стараясь не шуметь, Шаман выглянул за дверь. За ней оказался коридор, в конце которого чернела металлическая дверь. Вожделенный выход.
На цыпочках Михаил Львович прокрался к ней и, натянув чьи-то подошедшие по размеру ботинки, попытался открыть замки. Это ему удалось, но едва он отворил дверь, как завыла-замигала сирена. И Грибоконь, повинуясь зековской привычке, моментально сел на корточки, обхватив голову руками. Через мгновение он сообразил, что не стоило этого делать и опрометью бросился на лестницу.
Он успел пробежать несколько пролетов до первого этажа и даже выскочить на улицу, но Апостолы, устремившиеся в погоню, настигли несознательного Основателя, повалили…
Когда Грибоконь пришел в себя, он несколько минут не мог понять, где он, и почему его правая рука вдруг в гипсе. Вокруг были пустые аккуратно застеленные койки, на двух окнах – фигурные решетки. Больница. Но как и почему он здесь?
И вдруг память словно проснулась и Грибоконь вспомнил сумасшедшие события вчерашнего, или позавчерашнего? дня. Поняв, что бежать ему так и не удалось, Шаман невольно испустил тихий стон. На этот звук дверь в палату приоткрылась и показалась синяя медицинская шапочка.
– Он очнулся. – Сказала синяя шапочка.
Почти сразу послышались уверенные шаги и в проеме двери возник Пашка-Кулак.
– Зря ты так, Михаил. – С ходу начал Ладушкин. – Ой, зря.
– Что «зря»? Что происходит? – Попытался сыграть недоумение Шаман.
– Не надо играть. Тебя глаза выдают. – Констатировал Апостол. – Да и всю нашу с тобой эту беседу мы проверили ясновидением.
– Значит, глаза-таки не выдают. – Попытался усмехнуться Грибоконь, но обнаружил, что сделать это разбитым ртом непросто.
– И глаза тоже. – Настаивал Ладушкин. Михаил Львович не ответил, ожидая продолжения.
– Так вот. Долго я говорить не буду, знаю все что ты мне в ответ можешь сказать, так что выслушай свой приговор. – Пашка-Кулак вздохнул, то ли набирая воздух, то ли действительно жалея незадачливого Основателя. – Отныне и навсегда, пока Космическая Этика не захватит власть во всем мире, ты обречен быть фигурой умолчания. Все будут знать, что ты жив, мы иногда будем предъявлять тебя восторженным толпам, от твоего имени будут выпускаться книги и все такое, ты, если захочешь, будешь вести цикл передач на телевидении, но!.. Ни одного шага больше ты не сможешь сделать без нашего ведома. За тобой будет постоянный контроль, как приборный, так и ясновидческий. К тебе будут приставлены слуги, они же стукачи и телохранители. Любое твое желание будет выполняться моментально. Но для этого ты не должен нам мешать.
Мы тебя сделали богом местного разлива. Мы же можем и шею тебе свернуть. Поверь, мертвое божество работает лучше, чем живое.
– Я помню это… – Прохрипел пересохшим вдруг горлом Грибоконь.
– Сейчас ты все равно пытаешься найти выход из нашей кабалы. – Усмехнулся Ладушкин. – Думаешь, прикидываешь. Еще раз говорю тебе – чем раньше ты оставишь надежду вырваться, тем быстрее заживешь легко и спокойно.
– Надежда – вечна! – Выкрикнул Михаил Львович.
– Эту историческую фразу мы уже включили в твой цитатник. – Серьезно проговорил Пашка-Кулак. – Не веришь? Я специально захватил его с собой.
Апостол достал из кармана халата небольшую книжицу с закладкой. Открыв на заложенной странице он предъявил Грибоконю только что сказанные им слова.
– Видишь, все куда серьезнее. Так что… Не рыпайся – целее будешь.
– Е*ал я твои советы! – Прошипел Основатель.
– И такой вариант предусмотрен. – Горестно покачал головой Павел Самсонович. – И значит он для тебя перемену обещанного режима содержания на крытку. Все то же самое, но только на улицу ты не выйдешь. Жить будешь в пентхаузе, на крыше. Там уже садик устроили, бассейн, все удобства. Тебе понравится, как привыкнешь.
– Да, засунь себе в жопу этот бассейн! – Истерически прокричал Грибоконь удаляющейся спине Апостола.
А потом все случилось именно так, как и предупреждал Ладушкин. Михаил Львовича с огромными предосторожностями, перевезли, как только он вылечился, в Москву и поселили в самой комфортабельной тюрьме, которую только можно было себе вообразить. Шаман мог через полупрозрачное стекло смотреть с крыши дома в Ясенево на окружающий его мир, мог развлекаться с проститутками, заказывать любые яства, любые развлечения. Его даже водили на спектакли, которые игрались для него одного, ему одному показывали фильмы в пустых залах кинотеатров…
Но Михаил Львович, хотя и смирившись внешне со своим положением узника, не прекращал думать над возможностью избавиться от ига. И кое-что в этом направлении ему сделать удалось…