Сегодня к Дарофееву пришла целая толпа новых пациентов. С каждым из них надо было разбираться по отдельности, выслушивать жалобы, объяснять, что к чему, и лишь после этого – лечить.
Но, странное дело, практически все новенькие жаловались на сглаз. Чаще всего под этим подразумевалось просто неважное самочувствие или полоса фатальных неудач. Настоящие сглазы в практике Игоря Сергеевича встречались относительно редко.
Нынешний наплыв больных был вызван как раз роковой невезучестью. Настоящих сглазов Пономарь не обнаружил, но, выслушав двадцать раз вариации одной и той же истории, устал смертельно.
Помочь таким людям, можно было лишь проведя глубокий ясновидческий и психологический анализ причин ситуации, в которую они сами себя загнали. Другим вариантом было психологическое плацебо. Этот метод был откровенно шарлатанским, целитель просто махал руками, легонько исправлял все, что мог заметить и, после окончания сеанса говорил: «Я снял с вас энергетического вампира, который перехватывал удачу. Сейчас она к вам вернется». Но, после доброй дюжины сеансов проникновения в подоплеку ситуации и, не обнаружив там ничего необычного, кроме обычных нелепых случайностей, не вытекающих из кармического состояния пациента, Игорь Сергеевич махнул рукой и стал откровенно шарлатанствовать.
На недоуменный посыл Вити, целитель в нескольких образах объяснил тому, в чем суть дела, и паренек внешне успокоился.
– Сейчас Корень позвонит. – Сказал вдруг Витя в самый разгар очередного сеанса, на сей раз настоящего, целительства.
– Скажи ему через десять минут.
На пару мгновений все стихло, лишь потрескивали свечи, да шумно дышал пациент. Потом парень сообщил Дарофееву:
– Он хочет сейчас заехать.
– Сколько у нас народа?
– Еще двое.
– Хорошо. А что ему надо?
– У него полоса неудач. – И Пономарь, стоя к Вите спиной, явственно увидел, как тот озорно улыбается.
Николай Андреевич сидел мрачный и задумчиво теребил бахрому, свисающую с ручки кресла. Он уже пересказал Пономарю все выводы Драйвера и теперь слушал новости самого Дарофеева.
– Что это за новая сила, я догадываюсь, но пока полной уверенности у меня в этом нет. Называется она «Космэтика». – Целитель произнес слово так, чтобы Репнев расслышал «Э» в средине названия. – Это свежая тоталитарная секта, тайное общество из тех, в которые вход – рубль, а выход – три.
– Здорово! – Буркнул Корень. – И чего теперь?
– Мне кажется, что это не просто секта или, там, масонская ложа. Сама организация – ширма, «крыша», для чего-то такого… Я даже не знаю, как это назвать. И что с ней делать – об этом надо еще серьезно подумать. В последние дни я только и сталкиваюсь с… Ну, с последствиями ее появления.
Наперекосяк все не только у тебя. Вообще у всех. Какие-то случайности, мелочи, но из них почему-то все время вырастает что-то жуткое и неприятное.
Мафиози подавленно молчал. В разговоре с Пономарем он поведал лишь о своих напастях, а о том, что так же плохо идут дела и у его конкурентов, Репнев умолчал. И слушая новое подтверждение выводам Драйвера, депутат-мафиози начал заметно нервничать.
В этот момент Игорь Сергеевич краем глаза заметил, что Витя вышел из комнаты. Не став акцентировать на этом внимание, экстрасенс продолжил:
– Наш с тобой знакомец, Изотов, сейчас что-то там роет. Он вступил в Космэтику, зря, по-моему, но зато у нас теперь есть источник надежной информации. Он-то и рассказал, что сектанты замешаны и в терроризме, и в торговле оружием…
Корень невольно скривился.
– …и в распространении наркомании…
– Бедный Рыбак. – Словно про себя пробормотал Репнев.
– В общем, букетик еще тот.
– Но почему тогда среди криминалитета о ней ничего не известно?
– А, может и известно. Общество же тайное. И те, кто входят, обязаны затащить в него любого, кому проговорятся. Вдруг часть наших с тобой противников уже космэтисты? Или среди твоих людей уже есть сектанты?
– Может быть… – Поджал губы Николай Андреевич. – Что ж, спасибо, как говорится, за информацию. Пойду думать…
Корень резко встал. Поднялся и Игорь Сергеевич:
– Скажешь, что надумаешь?
– Скажу. – Пообещал Репнев.
Дарофеев проводил авторитета до двери. Корень едва дождался лифта, поспешно сел в машину и, пока его водитель выруливал из двора, уже говорил с Драйвером.
Полагая, что разговор Корня и Игоря Сергеевича может затянуться где-то на полчаса, Витя Матюшин встал, и вышел из комнаты, где целитель вел обычно прием. Парень мог, конечно, одеться в блок невидимости, и, таким образом, просто исчезнуть из восприятия беседующих, но такая демонстрация своих возможностей показалась ему в данный момент лишней. Да и Дарофеев мог ощутить энергетическую работу и встревожиться. И помешать.
А Витя хотел сейчас сходить на разведку. Предупреждения об опасности, которыми его стращал Пономарь, бывший ГУЛ просто проигнорировал. Он, в отличие от своего друга и наставника всю сознательную жизнь провел в тонких мирах и, как ему казалось, был знаком со всеми опасностями, которые могут там встретиться.
Сейчас Витю очень интересовало посвящение Сергея Владимировича о котором тот рассказывал сегодня утром. Привычно выйдя из своего тела, парень отправился в прошлое. Проследив траекторию передвижений Изотова в пространстве, Витя без труда вышел на место посвящения. Настроившись на восприятие событий в ускоренном режиме, он скользнул еще на несколько часов в прошлое.
Перед пареньком прошли все этапы подготовки. Впрочем, ничего особенного он не заметил. Все участники, хотя и являлись разного уровня биоэнергетиками, никак это не проявляли. Люди бродили, беседовали, откровенно маялись ожиданием. Наконец, появились машины. Но никого из знакомых в них не оказалось.
Витя просмотрел посвящение незнакомого мужчины. Того, как и Изотова перебрасывали через костер, давали выпить водки с собственной кровью. Но никакой энергетикой, которой было с избытком во время ритуала посвящения Дарофеева, здесь и не пахло. Витя сразу понял, что церемония проходит в очень энергонасыщенном месте, но кроме естественного земного излучения здесь никто не работал.
После ритуала часть космэтистов и свежепосвященный собрались и уехали. Остальные снова принялись ждать следующего клиента.
Так и не поняв, в чем суть ритуала, Витя решил как следует разглядеть посвященного до и после церемонии. Может, тогда он сможет понять, в чем суть этого действа.
Сканирование посвящаемого парень проделал за считанные секунды. Мужчина оказался весьма талантливым экстрасенсом, но практически не пользовался своими способностями. Раньше из такого Витя бы сделал своего помощника, сделав индивидуальную программу, которая вытащила бы наружу спящие силы. Но сейчас перед ним стояла другая задача.
Вторая считка параметров мужчины, уже после посвящения, не дала практически ничего нового. Адепт испытал сильный стресс, изрядно возбудился, но, кроме этих, физиологических и психологических изменений, других отличий между его состояниями не было.
– Может, я не туда смотрю? – Спросил себя Витя. – Если на витальном и астральном уровнях все нормально, значит, что-то могло произойти в ментале?
Как Витя и предполагал, там бушевал ураган. Судя по обрывкам мыслей, которые парень невольно ловил, мужчина гордился оказанным ему доверием и обещал себе его оправдать. Однако, и мыслительный процесс изменений не претерпел.
Парень пошел в следующий слой. Эти вибрации, испускаемые человеком, назывались каузальным телом и были самым грубоматериальным изо всех тонких уровней, воплощением судьбы. И именно здесь Витю ждало неприятное открытие. Карма этого мужчины оказалась весьма грубо изменена.
Бывший ГУЛ и представить себе не мог, что такое вообще возможно. Нет, он и сам вмешивался в судьбы, изменял их по своей воле, но способ для этого был совершенно другой. Витя не мог, не умел, вмешиваться непосредственно на причинно-следственном уровне. Он что-то делал, а это, уже потом, спустя какое-то время, находило отражение в каузальном плане.
И, едва поняв, что такое же действие его неведомый противник может провести и с ним самим, Витя стал объектом самой странной атаки, которую ему до сих пор довелось пережить. В глазах внезапно посветлело. Парень почувствовал, что на него снисходят волны блаженства. Они захлестывали его сознание, но, вовремя сориентировавшись, паренек начал бороться с чужой волей и энергией.
Моментально заменив обычный блок невидимости для тонкого тела на «черную дыру», он получил временную передышку. Он попытался определить, кто и откуда насылает на него этот поток силы, но источника не было. Казалось, что сам воздух, внезапно изменившись, пытается залить Витю лавой неземного наслаждения.
Теперь паренек на своей шкуре испытывал то, о чем лишь слышал доселе в рассказах последователей «Космэтики». И, уже зная, что это чревато непредсказуемыми последствиями, пытался уйти, спрятаться от всепроникающей мощи этой страшной силы.
Но «черная дыра» помогла лишь временно. Некто поразительно быстро раскусил принцип ее действия, и вдруг чужая энергия возникла и внутри защитной оболочки.
Вите ничего не оставалось делать, как метнуться обратно в тело. Но шквал благодати последовал за ним.
– Дядя Игорь! Помоги! – только и успел телепатически крикнуть парень, как энергия подмяла его сознание, и он перестал воспринимать окружающее.
На работу Сергей Владимирович ехал в странном раздражении. Он пытался проанализировать свои чувства. Да, Пономарь не отказал в помощи, напротив, пообещал поделиться всем, что узнает. Да, неразумно было рассчитывать, что Дарофеев в мгновение ока разберется в ситуации и сможет предложить варианты выхода из нее. Все то время, что Изотов знал Игоря Сергеевича, тот отличался некоторой медлительностью. Дарофеев долго запрягал, но ездил быстро. И, памятуя об этой особенности целителя, майор все равно подспудно надеялся, что тот уже знает ответы на все вопросы. Но не случилось, и фээсбэшник понял, что несмотря на все доводы рассудка почему-то вдруг затаил на Игоря Сергеевича бешеную злобу. Сразу пришло понимание, что это иррациональное чувство напрямую связано и с его посвящением, и самой космэтикой, но поделать с собой Сергей Владимирович ничего не мог. С каждым мгновением он ненавидел Пономаря все сильнее…
Поднявшись в свой кабинет, Изотов несколько минут тупо рассматривал папки с делами, требовавшими срочной, если не немедленной работы. Но бушевавшая в нем ненависть не давала даже сосредоточиться, чтобы взяться за бумаги. Майор прошелся по кабинету, посмотрел в окно на площадь, и, решительно повернувшись, вышел прочь, не забыв запереть за собой дверь.
В коридорах Убойного отдела было тихо. Фээсбэшник ткнулся в одну дверь, другую. Никого из друзей-сослуживцев не было.
Вдруг Сергей Владимирович услышал приближающиеся шаги и голоса. Из-за поворота вышли двое «террористов», сторудников отдела по борьбе с терроризмом. Они негромко беседовали, но Изотов уловил ключевые слова: «Киднепинг, террористы, двоих убили».
– Эй, мужики, вы куда? – Остановил майор своих коллег.
– Заложников освобождать.
Один из фээсбэшников, майор Уксусов, с подозрительным прищуром уставился на Сергея Владимировича. Зато второй, тот, что ответил, подмигнул и добавил:
– А тебе что, заняться нечем?
Изотов помнил, что этого зовут Виктором, но фамилию забыл напрочь.
– А, – скривился Изотов, – от бумаги уже в глазах рябит. Развеяться хочется.
– Ну, айда с нами! – Предложил Виктор, не обращая внимания на шепот Уксусова. – Проветришься на кладбище…
Оказалось, что несколько неизвестных захватили автобус с ребятишками, которым школа устроила экскурсию на Ваганьковское кладбище. Учительницу и попытавшегося вмешаться охранника они застрелили, и теперь забаррикадировались в автобусе. Никаких требований пока не предъявляли. Штурмовики спецназа уже в пути, а пока надо скоординировать их действия и попытаться выяснить кто конкретно террористы, кого представляют и можно ли с ними договориться.
Всю дорогу до кладбища, Сергей Владимирович пытался справиться со своей ненавистью к Пономарю. Он проделал множество успокаивающих упражнений, попытался поработать со своей анахатой, ничего не помогало. И лишь под конец майор вспомнил про состояние «безмолвие сознания». Едва Изотов полностью освободил свою голову от мыслей, исчезла и подавлявшая его негативная эмоция. В таком состоянии, теоретически, человек мог находиться годами, адекватно реагировать на происходящее, но, фээсбэшник, знал это, рано или поздно он просто «вывалится» из своего «безмолвия» и тогда все может вернуться к исходному состоянию. Значит, до того надо устранить причину ненависти. А, поскольку Сергей Владимирович чувствовал, что причина эта – «Космэтика», то, принял он спонтанное решение, надо из нее выйти.
Пока в безмолвном сознании майора происходил процесс принятия решения, его тело действовало словно самостоятельно. Он разговаривал с коллегами, рассматривал план местности, предлагал варианты штурма автобуса. К этому моменту уже было известно, что террористов трое и что они, предположительно, уроженцы Чечни.
Подобраться к автобусу незамеченными казалось практически невозможным. Единственный незаметный путь пролегал через канализацию или водосток. Но в непосредственной близости от захваченного автобуса ни решеток водосбора, ни канализационных колодцев не было. Оставалось одно: прямой штурм или попытаться уговорить террористов подъехать куда-то, где атаку можно провести без жертв со стороны детей и спецназовцев.
И тут тело Изотова выкинуло фортель. В состоянии глубокой задумчивости он покинул штаб, где прогонялись варианты нейтрализации преступников, и пошел к автобусу. Занятый исключительно собой, майор прошелся по кладбищу, автоматически надел на себя блок невидимости, миновал милицейский кордон, зашел в автобус, как-то походя обезоружил одного бандита, второго. Третьего пришлось усыпить мощным волевым импульсом. Заломив террористам руки за спину, майор, на глазах восхищенных детей, вышел на улицу. Его тут же окружили штурмовики, которым он и сдал с рук на руки бандитов и их оружие.
И лишь после этого подвига, Сергей Владимирович понял, что натворил. За такое вмешательство в работу соседнего отдела его не похвалят, хотя он и спас людей, и захватил террористов. Такой штурм в одиночку вполне могут воспринять как безрассудство и тогда…
Что было бы тогда, майор подумать не успел. Подумать? Изотов все-таки разрушил свое безмолвие сознания. Его мозг буквально прорвало на мысли, и в это мгновение случилось ужасное.
Дети уже давно выбежали из автобуса, двое бандитов сидели в наручниках у стены кладбища под прицелом целой роты автоматчиков. И тут из автобуса появился третий террорист. Тот, которого Сергей Владимирович усыпил. Он успел выстрелить два раза. Обе пули нашли свои жертвы. Ими оказались захваченные бандиты.
И в следующую секунду на Изотова обрушилась благодать.
Сколько времени он находился в прострации, он не знал, но пришел в себя он там же, где стоял раньше, а в руке у него был пистолет, от которого исходил запах только что сгоревшего пороха. Террорист лежал мертвый на автобусных ступеньках, а с другой стороны улицы внезапно раздался громкий визг и истошный вопль:
– Коля!!!
Очнувшись, Михаил Львович не сразу сообразил, куда он попал.
Перед его глазами были светлые желто-коричневые стены, умывальник, крашеная белой краской дверь, сквозь стекло которой виден был коридор. Сам Грибоконь лежал до подбородка накрытый одеялом.
Он попытался привстать, но левую руку и бок вдруг пронзила острая боль, и Михаил Львович невольно ойкнул. Теперь боль проснулась во всем теле. Заболела голова, оказалось, что ему трудно моргать, глаз, судя по всему сильно заплыл, даже небольшое движение челюстью причиняло страдания. А язык, обследовав зубы, выяснил, что они все на месте, но передние сильно шатаются.
Пальцы на левой руке шевелились, но поднять ее Грибоконь не смог. Он, с трудом приподняв одеяло, удивленно уставился на то, во что превратилась его конечность: гипсовый кокон оказался намертво прихвачен к обвязанному несколькими гипсовыми бинтами торсу.
– Кто ж тебя так?
Грибоконь вздрогнул и покосился на голос. На соседней койке лежал старик. Этот зек походил на узника Освенцима, как их показывали в документальной хронике: обтянутый желтой кожей череп, кисти рук, высовывающиеся из рукавов белой хлопчатобумажной пижамы, казалось, состояли лишь из костей и ногтей.
– Блатные. – С трудом разлепив губы прошамкал Михаил Львович.
– Да, эти подонки и не на такое способны. – Совершенно равнодушно проговорил старик. И, не меняя интонации, резко изменил тему:
– А у меня, вот, позвоночник сломан. Навернулся со второго этажа. Я-то, понимаешь, стекольщик…
Отключившись от речей старика, Шаман прислушался к себе, заставив работать экстрасенсорные каналы восприятия. Через минуту он уже знал, что у него сломаны три ребра, предплечье, несколько опущена левая почка, средней тяжести ушиб печени, и уйма синяков по всему телу.
– Так, кто тут у нас? – В палату буквально влетел сухопарый низенький мужичек в распахнутом белом халате на военную рубашку. – Все те же и пополнение. Фамилия?
– Осужденный Грибоконь. – Ответил Михаил Львович.
– Отлично, отлично. Да, ты же поступил вчера вечером. Как же я это забыл? И откуда у тебя такая фамилия? – Врач был неестественно оживлен, его пальцы постоянно находились в движении, то находя очередную игрушку для себя, то перескакивая на новый объект для выкручивания. Шаман моментально опознал в докторе хронического наркомана.
– Давайте про этимологию в следующий раз. Говорить больно.
– О! Образованный человек! Вдвойне неприятно видеть такого в этих скорбных стенах. Да, зовут меня Поскребышев Михаил Яковлевич. Чихнарку глушишь? Месячишко поваляешься – и на работку, да?
Врач перескакивал с одной темы на другую, и, казалось, совсем не был расположен вслушиваться в чьи-то ответы.
– Хорошо, хорошо. Ну, поправляйтесь тут… – И Поскребышев удалился с той же стремительностью.
– И так каждый день. – Начал бормотать сосед Михаила Львовича. – Залетит, нагородит с три короба и упорхнет. Хорошо, хоть санитары у него толковые. Из зеков, но врачами по воле были. А тут за стенкой с тубиком [7] четверо…
Грибоконь вновь перестал слушать старика. Он скинул с себя одеяло, кряхтя и постоянно забывая, что стискивать зубы ему теперь еще больнее, чем шевелиться, спустил ноги с кровати. Встал, придерживаясь за спинку койки. В несколько семенящих шажков преодолел расстояние до умывальника и жадно присосался к крану.
Вскоре санитар принес завтрак. И снова Михаила Львовича ждало открытие: санитар оказался биоэнергетиком. Разглядывая ауру этого человека, Шаман не сразу понял, что тот, занимается тем же самым. Спустя мгновение парень подмигнул:
– Куришь?
– Ага.
– Ходить можешь?
– С трудом.
– Ну, забредай ко мне в санитарскую. Спирта не обещаю, но кофеинчиком побалуемся.
Старик, поставив тарелку с кашей себе на грудь, принялся медленно отправлять в рот ложку за ложкой. Грибоконь последовал его примеру. Челюсти отказывались жевать что-то твердое, и поэтому Михаил Львович выел из тюхи белого хлеба лишь мякиш. После трапезы захотелось курить.
Взгромоздившись на зудящие ноги, Шаман вышел из палаты, прошелся по коридору, разыскивая санитарскую. Та оказалась в самом начале, у запертой изнутри на щеколду двери. Вскоре Грибоконь уже прихлебывал обжигающую заварку и с наслаждением затягивался обычной «Астрой».
За то время, что Михаил Яковлевич провел в зековской больнице, он крепко сдружился с этим санитаром, Димой Чистопольским по кличке Харя. Он попал в тюрьму за воровство, но срок ему дали небольшой, а среднее медицинское образование позволило занять «козлиную» должность медбрата при Поскребышеве. От Чистопольского Шаман и узнал о новой для него форме жизни зеков – о первом отряде, отряде хозобслуги. Там, как и везде, постоянно плелись интриги, но в нем зеки откровенно стремились подсидеть друг друга, напропалую, не стесняясь, стучали куму.
От Хари же Грибоконь узнал, что вскоре освобождается престижнейшее место нарядчика зоны и что начальник оперчасти подыскивает на него человека с высшим образованием. А институт Михаил Львович закончил…
– Я, как ты сюда попал, сразу твое дело просмотрел, – Признался однажды Дима. – Вижу – человек образованный. Ну, и, думаю, с чем черт не шутит? Может, попытаться подъехать к куму с твоей кандидатурой на нарядчика? Здесь-то с верхним образованием раз-два и обчелся…
И лишь потом Грибоконь понял, что Чистопольский просто подслушал разговор Поскребышева с Игнатом Федоровичем Лакшиным, начальником оперчасти, в котором и обсуждалась кандидатура будущего нарядчика. Но сейчас Харя как мог завоевывал расположение Михаила Львовича, вел с ним длинные беседы на экстрасенсорные темы, поил чаем и угощал табаком.