Последняя охота Серой Рыси

I

Глухой треск, раздавшийся где-то вдали, нарушил безмолвие лунной ночи. Бой поднял глаза и сквозь прозрачную пелену дыма, подымавшегося над горевшим костром, взглянул на Джеба Смита. Джеб сидел с другой стороны костра и задумчиво курил трубку. Заметив вопросительный взгляд Боя, Джеб сказал:

— Свалилось старое дерево.

И снова погрузился в созерцание догоравшего костра.

Бой, как все лесные охотники, становился молчаливым и сосредоточенным, едва попадал в лес. Он ничего не ответил Джебу, но молча и с недоверчивой улыбкой взглянул на его бледное, худощавое лицо.

Полная тишина, царившая в течение пяти минут после того, как замер раздавшийся вдали треск, была так торжественна, что, казалось, никакие звуки не могли снова нарушить ее. Тихое, едва слышное журчанье реки придавало еще больше торжественности этой тишине. Джеб и Бой не проронили ни одного слова с тех пор, как кончили обедать. Из-за низких поросших соснами гор выглянула луна, а они все еще молчали, задумчиво наблюдая, как постепенно догорал костер. Сучья тем временем перегорели и развалились. Джеб выколотил трубку, встал, потянулся и сказал:

— Пора спать.

— Тебе, пожалуй, пора, Джеб, — ответил Бой, тоже вставая и затягивая пояс, — а я хочу видеть все, что только можно видеть. Ночь — такое время, когда в лесу много чего увидеть можно.

Джеб что-то пробормотал про себя и развернул одеяло.

— Не забудь только, пожалуйста, вернуться к завтраку.

Джеб всегда смотрел на Боя, как на очень искусного охотника, которого, по его мнению, портили глупые детские взгляды. Бой страстно любил лес и всех его обитателей. По его мнению, Джеб неверно объяснил, почему упало дерево. Он знал, что нигде в окрестностях не было лучшего охотника, чем Джеб Смит, но он знал также, что Джеб в лесу ничем не интересуется, кроме охоты и рубки дров. Теперь он был только дровосеком и, по местному выражению, исполнял обязанности «древоискателя», то есть ходил по уединенным, глухим местам непроходимых и мало известных лесов и искал лучшие сосны и ели, чтобы срубить их зимой. Мысли его ничем не были заняты, кроме деревьев, годных для сруба. Бой сопровождал его во всех этих похождениях и был для него весьма ценным спутником, несмотря на свою молодость и на разницу их взглядов, а также на то, что путешествовал с совершенно другой целью. Область, которую они осматривали, почти не была еще исследована. А между тем носились слухи, будто в ней множество озер и рек, где в былое время индейцы устраивали охоту на бобров.

Когда треск падающего дерева нарушил тишину ночи, Бой подумал: «Это работают бобры». Он ничего не сказал об этом Джебу, зная, что Джеб также интересуется бобрами. А между тем Бой давно уже решил охотиться на бобров без посторонней помощи. Бесшумно, как рысь, благодаря индейским сапогам с мягкими подошвами, двигался он вперед и перешел речку, узкое русло которой было покрыто камнями и сланцевыми плитами. Пройдя около полумили, Бой вышел на небольшое болото, в конце которого находилась низкая плотина, а за нею пруд, как зеркало блестевший при лунном свете.

Бой остановился, и сердце его затрепетало от волнения и восторга. Он читал много книг, неоднократно разговаривал с охотниками и сразу догадался, что плотина построена бобрами. На сверкающей поверхности воды он увидел маленький поросший травой островок с низкой куполообразной и покрытой сучьями насыпью. Да, это был, без сомнения, бобровый домик. Он видел его в первый раз в своей жизни и с восторгом смотрел на него, не двигаясь с места. Повыше пруда, у самого почти берега его, он увидел вторую куполообразную постройку. Она была шире, не так аккуратно сделана и походила скорее на кучу палок. Пруд занимал порядочное пространство, и бобрам в нем было просторно.

На зеркальной поверхности воды, по самой середине пруда, он заметил вдруг какой-то темный движущийся предмет. Горя нетерпением узнать, в чем дело, Бой бесшумно шел вперед, пока не очутился в тридцати футах от плотины, откуда ему удобнее было наблюдать за происходившим. Движущееся темное пятно оказалось головой бобра. Маленький пловец тащил ветку, покрытую листьями.

Бой хотел теперь найти такое место вблизи плотины, где он мог бы притаиться и следить за работой жителей озера. Он полз, совсем почти припав к земле (плотина была не выше трех футов), и находился уже в шести-восьми футах от плотины, когда до чуткого и привычного слуха его донесся тихий плеск воды по другую ее сторону. Мгновенно превратился он в неподвижную статую и открыл рот. Дыхание его почти остановилось, и он сам даже не чувствовал его. Прошла еще минута, и над окраиной плотины, в десяти футах от него, показалась голова бобра. Зверек смотрел прямо на него.

Бобр держал во рту ветку ольхи, которую нес с собою для починки плотины. Одежда на Бое была серая, и он надеялся, что бобр примет его за один из серых суковатых пней, разбросанных ниже плотины по всему открытому пространству. Он читал, что бобры очень близоруки. Авось они не увидят его, несмотря на то, что он находится вблизи плотины, а луна сияет так ярко, что он ясно различает большие удивленные глаза зверька. Рассказ о близорукости оказался не преувеличенным. Бой видел, как сомнение в глазах бобра перешло постепенно в полную доверчивость. Маленький зверек решил, очевидно, что странная серая фигура — просто пень. Искусный строитель взобрался спокойно на верхушку плотины, таща за собой широкий и безволосый хвост, внимательно окинул взглядом всю плотину, как бы решая вопрос, в каком месте может лучше всего пригодиться принесенная им ветка. Бой надеялся уже, что сейчас увидит работу этих чудесных архитекторов. Но тут вдруг треснула веточка у него под ногами.

Треск этот был так слаб, что Бой еле расслышал его. Но для чувствительных ушей бобра такого треска было достаточно. Бобр понял, что близко опасность. Он выпустил изо рта ветку и с быстротою молнии нырнул в воду. И не успел Бой вскочить на ноги, как бобр уже исчез. Слышно было только, как его широкий и плоский хвост шлепал по воде с такою силою, что удары, громкие, словно пистолетные выстрелы, разносились по всему пруду. В ответ на них донеслось с верхней окраины пруда четыре или пять таких же ударов, и затем все погрузилось в полное безмолвие. Бой понял, что в эту ночь ему не удастся больше наблюдать за работой маленьких обитателей домика под водой. Взобравшись на твердую поверхность плотины и внимательно осмотрев пруд, он удостоверился, что здесь, кроме виденных им уже двух хаток, ничего нет больше. Он горел нетерпением осмотреть все берега пруда, но сдержал себя и решительно направился обратно в лагерь, строя по дороге самые заманчивые планы на следующий день.

II

Только утром во время завтрака, когда над рекой носился еще туман и от горевшего костра распространялось приятное тепло, Бой объявил о своей находке. Джеб, само собою разумеется, ни о чем не спрашивал. По понятиям охотников и дровосеков задавать вопросы в таких случаях считается неприличным. Прошло несколько минут, и наконец Бой, продолжая уплетать жареную форель, сказал:

— Треск, который мы слышали вчера вечером, Джеб, происходил не от того, что свалилось старое дерево.

Охотник сидел несколько минут задумавшись и, решив наконец, что авторитету его нанесен удар, сказал насмешливо:

— Конечно, это было не дерево. Мне просто хотелось спать, и я нарочно отвечал так, чтобы отделаться от дальнейших вопросов. Я сразу догадался, что тут замешаны бобры.

— Да, Джеб, — отвечал Бой, — это были бобры. Я нашел большой бобровый пруд по ту сторону реки… и на пруду там два больших бобровых дома. Я нашел этот пруд и объявляю его своим… Прошу не ставить там никаких капканов. Это мои бобры, Джеб, и я запрещаю их ловить!

— Не знаю, как посмотрит закон на твое запрещение, — сухо ответил Джеб, снимая со сковороды ломоть жареной ветчины. — Но я, конечно, приму его во внимание. Полагаю, что охотники, которые ходят на промысел зимою, примут его также во внимание, если я скажу им, что пруд этот принадлежит тебе. Вчера я наткнулся на три таких пруда, когда бродил вокруг нашего лагеря. Мы, я думаю, можем смело отказаться от шестнадцати — двадцати бобров в «пруду Боя».

Бой улыбнулся и вспыхнул от удовольствия, услышав, что Джеб назвал пруд его именем. Он знал, что название это навсегда останется за прудом и будет даже занесено на карту, ибо дровосеки крепко держатся своих традиций и никогда не уклоняются от принятых ими раз навсегда правил.

— Спасибо, Джеб! — сказал он. — Как ты узнал, однако, что в моем пруде шестнадцать — двадцать бобров?

— Ты сказал мне, что там два дома, — ответил охотник. — Мы считаем всегда по восьми — десяти бобров на каждый дом: два старых бобра, четыре молодых, не способных еще построить собственное жилье, и три или четыре детеныша, родившихся весною. Бобры — хорошие родители, и вся семья живет вместе, пока самые маленькие нуждаются в поддержке. Пора идти однако! Вернусь в полдень к обеду.

Он взял топор и пошел на юго-запад. День тому назад он набрел на новую долину и шел теперь ее осматривать.

Оставшись один, Бой поспешно привел в порядок весь лагерь: он сложил одеяла, вымыл посуду и погасил костер. Затем он взял маленькую винтовку, которую всегда носил с собою, хотя редко стрелял из нее, и направился к своему бобровому пруду.

Он знал, что бобры работают на поверхности воды обычно ночью, и не надеялся увидеть их при дневном свете. И все-таки он подходил к плотине с большой осторожностью. Долгая жизнь в лесу приучает к осторожности. Благодаря этой привычке он часто застигал обитателей лесов врасплох, тогда как для других, более шумных посетителей, леса были лишены всякой жизни. Наблюдая дикую природу, он пришел к тому заключению, что все ее дикие обитатели никогда не делают того, чего от них ждут, а, напротив, находят как бы удовольствие расстраивать все предположения натуралистов.

Он вышел на открытое место и взглянул на плотину. Но все было тихо и спокойно. Плотины и бобровые домики показались ему при свете солнца больше и внушительнее, чем ночью. Нигде кругом пруда незаметно было ни малейших признаков жизни. Только рыболов-орел парил над прудом с опущенной вниз головой и высматривал, не всплывет ли наверх какая-нибудь форель или бычок-голован.

Подражая диким зверям, Бой несколько минут стоял неподвижно в кустах, прежде чем решил выйти на открытое место. Но, ничего не дождавшись, он наконец вышел из кустов. Вдруг он услышал какое-то движение в реке и поспешно присел на корточки.

Бой сидел, не поворачивая даже головы. Спустя минуту мимо него скользнула бурая гибкая выдра. Она тихонько подкрадывалась к пруду.

Выдра пробиралась вперед с необыкновенной осторожностью, осматриваясь по сторонам и замечая, по-видимому, до мельчайших подробностей все, что ей попадалось на глаза. Возле плотины она остановилась и принялась осматривать ее с таким видом, как будто бы никогда еще не бывала здесь. Это сразу бросилось в глаза Бою, и он пришел к заключению, что она незнакома с этой местностью и перекочевала сюда из Оттанфуша, который находился на пятнадцать миль дальше к югу. Оттуда ее вытеснили, вероятно, дровосеки, устроившие там громадный лагерь. Бурая путешественница была здесь, очевидно, впервые. В ней незаметно было ни уверенности, ни деловитости, которые бывают у диких зверей, кочующих по хорошо известной местности.

Осторожно прокралась она вдоль всей плотины и, обнюхав каждый ручеек, текущий через нее, осталась, по-видимому, довольна тем, что плотина оказалась похожей на все бобровые плотины. Она вскарабкалась на нее и долго смотрела в воду. Не заметив ничего необычайного, она нырнула в том месте у плотины, где, по мнению Боя, была самая глубокая часть пруда. Выдра направилась прямо к проливу, от начала которого оставалось двадцать пять — тридцать сажен до главного строения бобров на островке. Не успела она скрыться под водой, как Бой поспешно взобрался на плотину и, прикрыв глаза ладонью, стал смотреть на воду. Ему хотелось видеть, как она плывет.

Минуты две, по крайней мере, не замечал он выдры. Наконец поверхность воды против главного строения бобров покрылась зыбью, разошлась кружками и заволновалась.

Вслед за этим показалась выдра, чем-то, по-видимому, взволнованная, и тотчас нырнула обратно в воду. Не успела она скрыться, как на поверхности пруда показалась голова большого бобра и жадно потянула воздух. В том месте, где ныряли бобр и выдра, вода волновалась так, как будто кипела. Бой пришел в неописуемое волнение, предчувствуя зрелище нового и невиданного им сражения, и едва не потерял равновесия, стоя на верхушке плотины. Прошло несколько минут, и противники снова показались на поверхности воды. Они бешено дрались, сцепившись друг с другом. Вслед за ними из воды вынырнул второй бобр, поменьше первого, и набросился на выдру. Ясно было, что нападающей стороной были бобры. Все симпатии Боя перешли на сторону выдры, которая безуспешно пыталась удрать с поля битвы. Была минута, когда Бой в пылу негодования собирался уже поднять ружье, чтобы убить меньшего бобра и тем уравновесить борьбу. Но тут он вспомнил, что принял бобров под свое покровительство, и нашел поэтому неудобным вступать в союз с их врагами. Выдра первая нарушила чужие права, и бобры имели полное основание отстаивать принадлежащий им пруд. Он вспомнил, как старый индеец рассказывал ему однажды, что между бобром и выдрой идет спокон веку кровная вражда. Мог ли он знать, каков будет исход борьбы? Он опустил ружье и продолжал смотреть, затаив дыхание. Скоро он увидел, что выдра сама могла позаботиться о себе. Она высунула наполовину из воды свое гибкое змееобразное тело и, набросившись на меньшего бобра, крепко схватила его зубами позади уха. Бобр употреблял неимоверные усилия, чтобы освободиться от этих крепких зубов, но выдра не выпускала своей жертвы и трясла ее, как собаки-крысоловки трясут крыс, не обращая никакого внимания на нападения другого бобра. Пруд пришел в такое волнение, что вода плескалась через край плотины, доходила до ног Боя, стоявшего на ее верхушке, и заливала золотисто-зеленую траву вокруг домика на острове. Нет сомнения, что все жители пруда следили за ходом битвы с таким же вниманием, как и Бой, который нигде не видел, однако, зрителей, державшихся, надо полагать, под прикрытием водяных осок и кувшинок.

Меньший бобр судорожно забарахтался в воде, затем вытянулся и, перевернувшись брюхом вверх, стал опускаться на дно… Выдра в ту же минуту разжала зубы и выпустила его. Затем она вырвалась от второго и более опасного противника и, как безумная, пустилась плыть к ближайшему берегу. Оставшийся в живых, но, очевидно, раненый бобр не пытался преследовать побежденного врага. Он поплыл медленно к домику на острове и скрылся там. Выдра тем временем успела вскарабкаться на берег. Блестящая бурая шерсть ее была взъерошена и покрыта кровью. Но Бой видел, что раны ее не смертельны. Выдра повернулась в сторону домика и несколько секунд смотрела на него, как бы не желая уходить, но затем свернула в чащу деревьев, отправляясь, надо полагать, на поиски более гостеприимных вод. Видя, как она уходила, раненая и отвергнутая, Бой понял в первый раз, почему дикие звери так злобно относятся к незнакомцам. Они, как и люди, признают права первенства на владение землей.

Когда волнение Боя несколько улеглось, он тотчас же занялся осмотром плотины. Он знал, что присутствие его должно быть известно бобрам и они постараются не попадаться ему на глаза. Поэтому он считал лишним скрываться далее. Он прошел вдоль всей плотины и увидел, что она имеет около ста футов длины. Высота ее в середине доходила до трех футов, а к краям постепенно понижалась и кончалась на одном уровне с берегом. Основание плотины, насколько он мог судить по первому взгляду, имело в толщину двенадцать футов, причем верхняя часть ее шла несколько более наклонно, чем нижняя. Вся плотина вместе со сваями, ветками, камнями и землею представляла весьма прочную и выносливую постройку. Верхушка ее, имевшая не более полутора футов ширины, была мягче основания. Для чего это было сделано, Бой не мог определить. Присмотревшись внимательнее, он заметил, что в плотине не было никакого приспособления для стока воды, поверхность которой находилась на три-четыре фута ниже верхушки плотины. Вода на этом уровне свободно проходила через плотно, но не густо сплетенную ткань из веток и прутьев. Сила течения была здесь так ничтожна, что не могла разрушить постройку. Вода проходила с легким журчанием через всю нижнюю часть ее, изливаясь затем снова в реку, которая, искрясь и сверкая на солнце, направлялась к морю.

Наружная сторона верхней части основания была сплошь вымазана глиной, так что не было видно ее внутреннего строения. Местами торчали из нее концы молодых деревьев толщиной в три дюйма. Значит, фундамент построен прочно. Но нижняя часть этого фундамента состояла из невероятного сплетения веток и прутьев, которые, казалось, были набросаны как попало.

Бой убедился, однако, что все они так плотно сплетены между собой, что их трудно разъединить. Чем больше присматривался он к постройке, тем больше он удивлялся уму строителей.

Но высшим доказательством инженерных способностей обитателей пруда служило направление постройки. В самом начале ее и конце, где вода была мелкая и во время ветра сравнительно покойная, плотина шла в прямом направлении. Но там, где она пересекала более глубокую воду, она круто изгибалась, что давало ей возможность выдерживать напор сильного течения. Несколько минут простоял Бой, не спуская глаз с этого изгиба. Затем взглянул на солнце. Близился полдень. Он почтительно снял шапку перед домиком и поспешно направился к лагерю.

III

Тем временем в темной комнате и длинных тусклых коридорах домика под водой происходило страшное волнение. Битва с выдрой была ужасным происшествием в жизни его трудолюбивых и любящих порядок обитателей. Но еще несравненно ужаснее этой битвы казалось им всем, кроме бобра, зализывавшего в это время свои раны, присутствие человека, который вздумал нарушить их уединение. Человек для них давно уж отошел в область смутных, но тревожных преданий. Его появление вчера и сегодня привело их в ужас. Увидя Боя, который стоял на верхушке плотины и прохаживался по ней взад и вперед, осматривая ее с таким зловещим видом, как будто собирался разрушить всю постройку, они решили, что появление его сулит им в будущем неизбежные бедствия. Когда он ушел и скрылся из виду, все бобры, не только из главного дома, но также из хижины на берегу, бросились к плотине и, не высовывая головы на поверхность воды, занялись осмотром постройки, от которой зависела их общая судьба. Один за другим поплыли они затем вниз по течению и, осмотрев внимательно всю поверхность воды, вернулись в том же порядке обратно.

Не было с ними только большого бобра, который участвовал в поединке с выдрой. Не будь Боя, он вылез бы на сухую траву и, греясь на солнце, вылизал бы все свои раны. Но теперь он не решался выходить на берег. Любовь к чистоте была так велика, что его возмущала необходимость идти в дом с кровоточащими ранами. Но ему ничего больше не оставалось делать. Он был главой семьи, и никто не смел противоречить ему. Он нырнул и юркнул в самую маленькую дверь домика, поднялся по извилистому крутому коридору и свернулся клубочком на сухой траве в углу темной уединенной комнаты. Все тело его было покрыто страшными ранами, из которых, впрочем, ни одна не была смертельной. Он знал, что скоро поправится. У него не было предчувствия смерти, которое заставляет больное животное отказаться от своих прав и уйти прочь, чтобы приготовиться к последней великой борьбе.

Комната, где лежал больной бобр, не отличалась ни просторностью, ни особенно хорошей вентиляцией, но зато во всех других отношениях была отлично приспособлена для нужд ее обитателей. Сквозь пористый, толщиной в три фута потолок, сложенный из торфа и прутьев, проникало много воздуха, но мало света. Бобры не очень заботились о свете. Уши и носы были для них важнее, чем глаза. Пол комнаты занимал пространство в пять футов ширины и шесть с половиною футов длины, а вышина ее имела не более восемнадцати дюймов. Пол этого уютного убежища отстоял всего на пять дюймов от уровня воды в коридорах, которые вели к этой комнате. Но тем не менее комната была так искусно устроена, что в ней никогда не чувствовалось сырости. Все было чисто и уютно. Чисты были также и постели из свежей сухой травы, устроенные вдоль стен.

Из этой комнаты, где жила, спала и обедала семья бобров, шли два коридора, которые сообщались с внешним миром. Оба они находились под крышей и кончались отверстием, выходившим в пруд, где глубина воды была значительно больше трех футов. Один из этих коридоров имел два фута ширины и шел совсем прямо, подымаясь постепенно кверху. Обитатели дома носили через этот коридор съестные припасы, состоящие из веток ивы, березы и тополя. Очистив ветки от коры, составлявшей главную пищу бобров, они вытаскивали их и употребляли на исправление плотины. Второй коридор был приспособлен исключительно для бегства в случае опасности, угрожающей со стороны крыши. Он был почти так же широк, как и первый, но гораздо короче и круче. Выходы из обоих коридоров находились глубоко под водою. Даже в зимние морозы эти выходы оставались под водою, как бы ни был толст ледяной покров. По соседству с домиком было много подземных ключей, которые пробивались сквозь почву и смягчали температуру воды. И толщина льда, даже в самые сильные морозы, не достигала больше полутора футов, тогда как в больших озерах этой же области толщина его была иной раз свыше трех футов.

В то время как раненый бобр лежал на постели и зализывал свои раны, в комнату вошли два других члена семьи и подошли к нему. Бобр дал им понять, что присутствие их здесь излишне, и потому они поспешили удалиться, избрав для этого различные выходы. Один из них выплыл к травянистой окраине пролива и под прикрытием водорослей высунул голову на поверхность воды. Прислушавшись, он улегся среди высокой травы и, скрытый там от всего мира, даже от парящего вверху ястреба, принялся глодать кору. Второй, более трудолюбивый, поплыл к верхней части пруда, где, как он знал, было достаточно работы.

Зеркальная поверхность воды казалась совершенно спокойной, а между тем под нею кипела жизнь. То и дело покрывалась она мягкой зыбью, которая расходилась спиральными кругами. И в центре круга показывался на секунду маленький черный носик. Случайный зритель сказал бы, что это рыба, которая старается поймать муху. Но на самом деле это были бобры, не решавшиеся вылезти из воды. Они боялись Боя и высовывали только свой нос, чтобы подышать чистым воздухом. Они были уверены, что он не ушел, а прячется где-нибудь, выжидая случая, чтобы наброситься на них.

Все эти бобры были обитатели домика под водой. Обитатели другого домика на берегу, которые также интересовались утренними событиями, но не принимали в них участия, отдыхали в своем уютном помещении, выжидая благоприятного случая, когда можно будет выйти по делам. Одни из них спали, другие глодали кору молодых веточек ивы в просторной комнате дома. Остальные скрывались в более глубоких и тайных убежищах на берегу. Норы эти сообщались с главным домом при посредстве двух широких туннелей, наполненных водой. Обе семьи жили вполне независимо друг от друга, но совместно чинили плотину, одинаково необходимую всем.

Под водой свет осеннего безоблачного солнца казался то красновато-золотым, то прозрачным, как кристалл, то подернутым тоненькими полосками, дрожащими на дне пруда, когда налетавший внезапно ветерок бороздил поверхность воды. До постройки плотины пруд около русла имел всего три-четыре фута глубины. Чем дальше от реки, тем он становился мельче. А у болотистых берегов пруд был не глубже пятнадцати дюймов. Трудолюбивые строители углубили его и очистили от травы, корней, глины и камней, которые пошли на расширение и укрепление плотины. Корни трав, густо переплетенные между собою и скрепленные затем глиною, считались лучшим материалом для работы. В этом бобры сходились с людьми древности, которые, делая кирпич, примешивали к глине солому.

Бобры, плавая среди блещущего золотом подводного мира, передвигались с помощью сильных задних лап, которые, словно клинья, прорезывали воду. Маленькие передние лапки они складывали под подбородком, зато широкие, плоские и безволосые хвосты свои они вытягивали, чтобы в случае надобности вертеть ими наподобие сильных пароходных винтов. Два бобра случайно нашли тело своего сородича, убитого выдрой. Они прекрасно знали, что присутствие трупа в воде запрещается законами их племени. Труп, разлагаясь, отравляет воду. Без всяких излишних церемоний они стащили своего погибшего товарища к берегу и оставили его у самой окраины пруда, где вода имела не более восьмидесяти дюймов глубины. Они собирались, очевидно, с наступлением ночи выбросить его подальше на берег.

На берегу его быстро уничтожит какой-нибудь голодный ночной бродяга.

Трудолюбивый бобр, который так поспешно удалился от своего разгневанного раненого вождя, пробрался тем временем к самой верхней части пруда. Здесь он вошел в небольшой канал, который начинался от пруда и по прямой линии прорезывал поросшую травой пустошь, направляясь к лесистому откосу. Откос этот находился в пятидесяти саженях от пруда. Канал, имевший два с половиной фута глубины и столько же ширины, был похож на каналы, сделанные человеческими руками. А между тем вырытая из него земля лежала не с одной стороны его, как у каналов, созданных людьми, а с обеих сторон. Канал этот был вырыт не нынешним летом. Стенки у канала поросли сорными травами и водорослями, которые почти скрывали его от посторонних взоров. Пользуясь этим прикрытием, бобр выплыл на поверхность и бесшумно продолжал свой путь, держа голову над водой.

У подошвы горы канал круто поворачивал влево и шел дальше, огибая горный кряж. По всему видно было, что эта часть канала вырыта не так давно. Стены здесь были сырые и тинистые, а по обе стороны тянулись холмики свежей земли и корней. Бобр двигался вперед очень осторожно и поводил ноздрями, нюхая, не пахнет ли в воздухе опасностью. Через двадцать — тридцать сажен канал оканчивался. Тут среди грязи и воды бобр застал одного из своих товарищей, усердно занятого работой. Надо было как можно скорее окончить постройку канала — ведь приближалась зима.

Канал этот строился для доставки новых съестных припасов. Кормовые деревья, находившиеся возле пруда, давно уже были использованы. Прямой канал, перерезывавший травянистую пустошь у подошвы горного кряжа, был путь в новую область, богатую березой и тополем. Тащить деревья по неровному склону горного кряжа было гораздо труднее, нежели скатывать их вниз. Поэтому бобры проложили свой канал параллельно горам. Каждый фут нового канала мог принести множество съестных припасов, к которым нельзя было добраться иным способом.

Оба бобра работали рядом, но независимо друг от друга. Густой дерн они обгрызали зубами так же чисто, как землекопы заступами. Передними лапами они отламывали куски земли. Эти куски, придерживая подбородком, они выносили наверх и сваливали на траву у самого края. Каждую почти минуту один из них прекращал работу и, высунув голову из канала, осматривался кругом, нюхал воздух, прислушивался. Затем принимался за работу с таким рвением, как будто от этого зависело счастье и будущее всего пруда. Канал удлинился после получасовой работы на целых восемь дюймов. Бурые землекопы прекратили работу, чтобы отдохнуть и погрызть сочных корней. И вдруг в ту самую минуту, когда они ели и были, по-видимому, совершенно поглощены этим занятием, среди берез, растущих на склоне, послышался какой-то треск. Не прошло и полсекунды, как бобры скрылись под водою, оставив на ее поверхности грязноватую пену, которая потянулась вниз по каналу.

IV

Когда Бой спустился ползком по склону горы и увидел, что вода в канале грязная и покрыта пеной, он понял, что пропустил удобный случай проследить за земляными работами бобров. Это его огорчило, но он утешал себя тем, что ему все же удалось видеть в действительности один из тех каналов, в существовании которых многие сомневались. Он знал, что может превзойти бобров в осторожности и наблюдательности, и решил каждую ночь лежать на этом склоне возле канала. Он будет так осторожен, что бобры никогда его не заметят.

Поломанные деревья ясно указывали, для какой цели предназначался этот канал. Поразительно трудолюбие, с которым маленькие обитатели пруда заранее готовились к сбору съестных припасов на зиму. Они рано начали собирать припасы, и Бой решил, что зима будет ранняя и суровая. Он нашел сваленные деревья самой разной величины. И все они были уже без веток. Кроме двух-трех берез, срубленных, очевидно, молодыми бобрами, которые были еще неопытны в своем искусстве, все деревья были свалены в сторону воды. Это уменьшало расстояние между ветвями и бобровым домиком. У самого почти канала он нашел дерево, падение которого они вместе с Джебом слышали накануне вечером. Это была высокая тонкая береза. Ее перегрызли на высоте пятнадцати дюймов от земли. Порез был совсем еще свежий и полный сока. Половина веток была отрезана и очищена от коры. Бобры, встревоженные появлением Боя у плотины, принялись ночью снова за работу. Множество мелких веток с самой верхушки дерева они успели уже стащить к окраине канала. Бою было известно из рассказов лесных охотников, что мелкие ветки сваливаются в огромную кучу посреди русла реки, выше плотины, чтобы уменьшить силу течения. Они служат, кроме того, для пополнения съестных припасов в течение зимы.

Неподалеку от березы Бой нашел другое дерево, подрезанное наполовину, и дал себе клятву высмотреть в эту ночь окончание работы. Надрез был сделан аккуратно кругом всего ствола. Но со стороны воды он был глубже. В ширину надрез этот был уже надреза, сделанного хорошим топором дровосека, так как зубы бобра режут ровнее, чем топор. Среди корней этого дерева валялись щепки длиною в восемь дюймов. Бой никак не мог себе представить, каким образом бобры умудряются откалывать такие щепки, какие может отколоть только топор.

Два часа осматривал Бой работы искусных дровосеков и следы, оставленные сучьями, которые тащили к воде. Он изучал способ рытья канала. Опасаясь, однако, что маленькие жители пруда, нервные и чуткие, могут, напугавшись, не прийти работать в эту ночь, он поспешно поднялся по склону горы и направился обратно в лагерь. Он решил выспаться хорошенько днем, чтобы быть ночью бодрым и свежим.

В этот вечер Джеб Смит, сидя за ужином у костра и глядя на леса, залитые волшебными, серебристыми лучами месяца, все больше и больше заражался охватившим Боя энтузиазмом. Описание вырытого канала и плотины, а главное, борьба выдры с бобрами, пробудили в нем пылкое желание посмотреть на чудесных маленьких инженеров другими глазами, чем привыкли на них смотреть охотники. Слушая подробности, которые Бой передавал ему с замечательной точностью, он становился все более внимательным и терял постепенно присущий всякому охотнику равнодушный и полупрезрительный вид. Он забыл даже о сне и, набив табаком трубку, продолжал слушать, не спуская глаз с лица своего молодого товарища.

Бой встал наконец и взял ружье.

— Надо спешить, не то я не успею вовремя спрятаться, — сказал он. — Спокойной ночи, Джеб! Я вернусь, должно быть, не раньше утра.

Охотник несколько секунд молча потирал свой щетинистый подбородок и наконец сказал с беззаботным видом, стараясь скрыть свое смущение.

— Бобры твои, по-видимому, очень занятные твари. Не пойти ли, черт возьми, и мне с тобой… последить за ними сегодня ночью!

В глубине души Бой был очень доволен переменой в Джебе, но взглянул на него с некоторым сомнением. Он не был уверен в его способности сидеть терпеливо и, забыв самого себя, следить за происходящим. А ведь без этого ничего не заметишь.

— Видишь ли, Джеб, — отвечал он нерешительно, — я всегда рад, как тебе известно, твоему обществу. Мне будет вдвое веселее с тобой. Но будет ли это тебе так интересно, как мне? Уверен ли ты, что в состоянии будешь просидеть долго и спокойно, не двигаясь?

Джеб мог бы рассердиться на такое недоверие Боя, не знай он хорошо, что Бой счастлив взять его в спутники. Впрочем, сомнение в его терпении все же немного покоробило старого охотника.

— Не приходилось мне, что ли, сидеть по целым часам в болоте, не шевеля пальцем, когда я поджидал гуся? — спросил он. — Не подкрадывался разве я никогда к оленю и не лежал тихо, чтобы одурачить медведя?

Боя насмешил такой неожиданный взрыв негодования со стороны всегда молчаливого Джеба, обычно полного сознания собственного достоинства.

— Ты прав, Джеб! — сказал он. — Не отрицаю, ты можешь сидеть тихо. Предоставь мне только права начальника на эту ночь. Так мне хочется.

— Ладно, — ответил охотник. — Тины в рот наберу, если желаешь. Мне хотелось бы только захватить с собой кусок холодной ветчины, если ты ничего не будешь иметь против.

Джеб покорно последовал за Боем, который направился по тропинке к лесу, освещенному призрачным лунным светом. Бесшумно, словно призраки, двигались они вперед, ступая осторожно, как рыси или олени. Бой старался держаться подальше от реки и направился по склону горы, чтобы не тревожить бдительных часовых. Спускаясь по другой стороне горы и приближаясь к верхней части канала, они удвоили осторожность и пошли медленнее, стараясь избегать освещенных луною мест. Легкий, почти незаметный ветерок дул с травянистой пустоши прямо им в лицо, принося с собой запах свежевырытой земли. Но вот Бой опустился в траву и лег на живот. Джеб с благоговением последовал его примеру. Пятьдесят сажен проползли они и очутились наконец в молодой сосновой роще. Вглядываясь в промежутки между стволами, они ясно увидели верхнюю часть канала и деревья, на которых бобры сделали недавно надрезы.

Все было тихо в воде и среди деревьев, залитых таинственным серебристым светом осенней луны. Все кругом казалось призрачным, все словно готово было расплыться при малейшем движении или дыхании. Прошло минут десять, и с языка Джеба готово уже было сорваться восклицание: «Даром сюда притащились!» Но, вспомнив вовремя замечание Боя, он поспешил сдержать себя. Спустя минуту он услышал слабое журчанье и бульканье воды и очень был рад, что промолчал. Еще минута, и у самой окраины канала показались очертания бобра, казавшегося серым при свете луны. Несколько минут стоял он неподвижно на задних лапах, ушами, глазами и носом исследуя безмолвную тишину ночи. Довольный тем, что нигде не видно опасности, бобр опустился на все четыре лапки и направился к дереву, которое было уже несколько надгрызано.

За первым дровосеком появились еще трое. Все они немедленно приступили к делу. Один из них помогал вожаку, остальные два занялись очисткой и срезыванием веток с березы, которую свалили накануне. Бой недоумевал, куда девались остальные обитатели пруда, и не прочь был поговорить об этом с Джебом, но придерживал свой язык, так как знал, какой у бобров тонкий слух. Он решил, что они остались в пруде и работают там у своих домиков, собирая хворост или исправляя плотину. Но вот наконец появился еще один бобр. Всплеск воды в канале отвлек внимание наблюдателей от рубки деревьев, и они увидели искусного землекопа, занятого дальнейшим проведением канала.

Джеб все время держал себя покойно и не выказывал ни малейшего нетерпения. Наблюдая за деятельностью бобров при лунном свете, который придавал нечто таинственное их упорной и неутомимой работе, и видя, с каким искусством преодолевают они затруднения, он в первый раз понял, почему Бой питает такое пристрастие к этой бескровной охоте… Он знал и раньше, как искусны бобры, и всегда уважал их, но никогда еще не видел, как они работают. Два бобра, которые занимались рубкой дерева, сидели на задних лапах, поддерживая равновесие своими огромными хвостами, и без устали грызли ствол. Проведя одну над другой две борозды в шесть или восемь дюймов глубины, они с каким-то бешенством принялись откалывать щепки зубами и передними лапами. А когда Джеб увидел, что надрез с одной стороны глубже и ниже, чем с другой, и узнал, что это делается, чтобы дерево упало в ту сторону, куда желают бобры, он едва не дал опасной для себя клятвы никогда не ставить капканов для бобров. Ему казалось в ту минуту, что ловить капканами бобров так же преступно, как ловить капканами своих товарищей-охотников.

Еще больше были поражены Джеб и Бой обработкой дерева, которое было уже свалено. Бобры резали ветки на ровные, удобные для переноски куски от трех до шести или семи футов длины — чем тоньше ветка, тем длиннее каждый кусок. Благодаря этому достаточно было одного бобра для переноски каждой ветки. Каждый бобр тащил свою ветку, как ему было удобнее: они или катили их, или толкали сзади, или тянули по следу, проделанному раньше другими бобрами, и бросали затем в канал, где их ждали другие бобры, которые подхватывали прутья и ветки и сплавляли их к пруду. Последняя часть работы была скрыта от взоров наблюдателей, сидевших в чаще. Бой, которому много раз приходилось толкать перед собой бревна во время сплава, догадался, что бобры точно так же поступают и с прутьями, но к веткам применяют иной способ. Бобр берет толстый конец ветки в зубы и, перекинув другой конец за плечи, плывет и тащит ее за собой. Способ этот самый удобный. А бобры не любят непроизводительно тратить свои силы и поэтому всегда прибегают к нему.

Пока рубились деревья и перетаскивались ветки, большой бобр в конце канала продолжал по-прежнему свою работу. Он выводил стенки по прямой линии, вырывал дерн и глину, вытаскивал их наверх и складывал по краям канала. Наблюдатели, скрывавшиеся в каких-нибудь восьми-десяти шагах от канала, видели ясно весь процесс работы.

Внимание их было совершенно поглощено маленьким строителем, когда неожиданный треск заставил их обернуться. Они увидели, что дерево начинает валиться. Бобры, подгрызавшие его, как безумные бросились бежать к каналу, не обращая внимания на шум, который они производили своим бегством, и мигом нырнули в воду. Медленно и как бы неохотно склонилась величественная верхушка березы по направлению к каналу и, описав дугу, прорезала воздух с тихим шумом. Послышался треск сучьев, ветки заколыхались. Спокойный воздух вздрогнул, и затем все снова стихло.

Все бобры исчезли бесследно.

Джеб подумал было, что они сами испугались падения дерева. Или, быть может, их предупредил какой-нибудь часовой, который незаметно подкрался сзади и заглянул в чащу, где скрывались Бой и Джеб?

Минуты проходили за минутами, а между тем все кругом было по-прежнему покойно. Джеб начинал уже чувствовать, что все мускулы его болят от продолжительного напряжения. Он хотел уже двинуться с места, чтобы шепотом спросить Боя, куда девались бобры. Но Бой, угадавший его намерение, удержал его на месте, осторожно положив ему руку на плечо. Он был уверен, что бобры держатся где-нибудь настороже, наблюдая украдкой, не появился ли какой-нибудь враг, привлеченный треском падающего дерева.

Не прошло и нескольких секунд, как Джеб забыл уже все свое утомление. На окраине канала появился неожиданно большой бобр, вынырнувший откуда-то с непонятной быстротой. С минуту или две сидел он неподвижно, поводя ноздрями и прислушиваясь. Он был, видимо, доволен тем, что все кругом обстоит благополучно, и медленно двинулся вверх по склону, чтобы осмотреть упавшее дерево. Вслед за ним явились и остальные, но деревьев больше не трогали. Им предстояло несравненно более важное дело.

Долго еще лежали наблюдатели неподвижно, следя за всеми подробностями работы бобров. Наконец Бой решил, что пора освободить Джеба от того напряженного состояния, в котором он находился.

Не успел он еще прийти к этому решению, как заметил на склоне горы какое-то странное серое бревно. С удивлением смотрел он на него, размышляя, откуда могло взяться в этом месте такое необыкновенно короткое и толстое бревно? Ни одному бобру не пришло бы в голову резать двенадцатидюймовое бревно на такие куски! А дровосеков нигде не было по соседству. И вдруг глаза его сверкнули: бревно, хотя едва заметно, но шевелилось. Это было не бревно, а большая серая рысь. Она ползла медленно, направляясь к ничего не подозревающим жителям пруда.

Прошло секунд десять. Когда Бой увидел, что напряглись все мускулы рыси, готовившейся к роковому прыжку, он, не шепнув ни единого слова и не предупредив удивленного Джеба, поднял ружье и выстрелил.

Резкий звук выстрела произвел потрясающее действие. Эхо разнесло его по всему лесу, смешалось с шумом бросившихся в воду бобров, криком рыси, подскочившей вверх и тут же упавшей набок, с удивленным восклицанием Джеба и треском веток в чаще. Бой с торжествующим видом оглянулся и тут, к удивлению своему, понял, что восклицание Джеба относилось не к результату его выстрела. Охотник стоял на четвереньках и смотрел на огромного черного медведя, который с паническим ужасом удирал во все лопатки в чащу леса. Медведь, как и рысь, выслеживал бобров и наткнулся неожиданно на безмолвных охотников.

V

Назад в лагерь охотники шли через горный кряж, освещенный луною. Бой с торжествующим видом нес пушистое тело рыси, перебросив его через плечо и держа за задние лапы. Он чувствовал, что поднялся высоко в глазах Джеба. Джеб, молчаливый, как и вся окружающая их дикая природа, не проронил ни единого слова.

На следующее утро, когда Джеб готовился к своему обычному обходу леса. Бой сказал ему:

— Если вздумаешь, Джеб, и сегодня ночью отправиться туда, я покажу тебе вещи еще интереснее.

— Соблазнительно, — ответил охотник.

— Возвращайся только пораньше, — сказал Бой. — Мы заранее спрячемся где-нибудь. На этот раз нужно будет выбрать другое место.

— Я вернусь часа за два до захода солнца, — ответил Джеб, выходя из лагеря и шагая развалистой, как у оленя, походкой.

Он не спрашивал Боя, что тот хочет показать ему. Это противоречило понятиям лесных охотников о приличиях. Но любопытство его было сильно возбуждено.

После ухода Джеба Бой немедленно направился вверх по реке, прямо к плотине, не пытаясь скрывать своего появления. Он задумал план, который пробуждал в нем мучительные угрызения совести. Он утешал себя той мыслью, что покровительством своим вознаградит сторицею маленьких обитателей пруда за то зло, которое он собирается им причинить. Он решил сделать в плотине пролом, чтобы видеть, как бобры примутся за починку.

Уже подходя к плотине, он подумал, что пролом в ней может показаться бобрам очень важным несчастьем, они не решатся отложить починку до ночи. Он не имел у себя никаких книг, по которым мог бы узнать, как исправляют они вообще такое серьезное повреждение, как пролом, и решил отложить исполнение своего плана до вечера, чтобы бобры не слишком рано принялись за починку. Не желая тратить напрасно времени, он направился исследовать реку выше пруда и посмотреть, не найдутся ли там еще другие бобры.

Пройдя вдоль окраины пруда до самой верхней части его, он перешел луг, затем канал и снова вышел к реке, находившейся оттуда на расстоянии пятидесяти сажен. Река здесь была узкая и текла быстро по каменистому дну между высокими берегами. Берега постепенно понижались, и он наткнулся наконец на вторую меньших размеров плотину. Она была не выше восемнадцати дюймов. Пруд, находившийся за плотиной, был небольшой и мелкий. Ни в воде, ни на берегу не было бобровых домиков. Глубина воды доходила всюду до полутора футов, не более. Бой стоял у плотины и удивлялся, зачем бобры построили ненужную им плотину. Вдруг он увидел вторую и значительно большую плотину у верхней части пруда.

Он поспешил к ней и заметил, что построена она очень прочно, а высота равняется трем футам. За этой плотиной находился еще один узкий, но глубокий пруд с крутыми берегами, на которых он насчитал три домика. Среди пруда он не заметил никакого жилья и пришел к заключению, что течение здесь во время разлива должно быть очень сильное. Нижняя плотина служила, очевидно, подкреплением для верхней, удаляя от нее часть воды и ослабляя силу ее напора. Три домика были, по его мнению, устроены на берегу, потому что берег был крутой и мягкий. А в крутом и мягком береге легко рыть норы.

Нетерпение так сильно овладело Боем, что он сейчас же принялся изучать пруд. Задыхаясь от волнения, направился он вверх по реке, с трепетом ожидая, что откроется за следующим поворотом. Но там он ничего не нашел.

На расстоянии четверти мили от верхней части пруда оказалось ровное болото, покрытое разбросанными там и сям кустами ольхи. Река в этом месте вышла из своих берегов, потому что засорилась середина русла. Посреди реки виднелась куча, состоявшая из хвороста, камней и грязи. На первый взгляд Бою показалось, что эта куча случайно намыта течением. Когда же он вторично исследовал кучу, сердце его затрепетало от волнения и восторга. Здесь начиналось, очевидно, устройство нового пруда и новой плотины. Ему удастся увидеть то, что не удавалось многим наблюдателям — всю удивительную работу маленьких инженеров!

Он нашел множество сваленных ветвистых стволов ольхи, высота которых доходила до десяти — двенадцати футов. Некоторые из них лежали там, где были свалены, но многие из них были стащены к реке и укреплены в русле при помощи камней и дерна. Бой заметил, к великому восторгу своему, что все деревца уложены с поразительной правильностью, и притом параллельно течению. Ветвистые верхушки их были обращены вниз по течению, а толстые концы — вверх. Сделано это было для того, чтобы течение не сразу подхватывало их, а замедлялось постепенно и теряло значительную долю своей силы, проходя между отдельными деревцами.

Бой решил, однако, прекратить на этот день свои исследования. Он высмотрел в соседней еловой роще сухое место, где ночью можно было бы спрятаться с Джебом и откуда, как ему было известно, бобры не брали себе съестных припасов. Затем он поспешил обратно в лагерь, обходя осторожно все пруды, которые ему попадались на дороге. Придя в лагерь, он развел небольшой костер, поджарил ломтя два ветчины и заварил чаю. Кончив свой одинокий обед, он лег на солнышке, собираясь заснуть хотя бы на час. Предыдущая ночь была слишком утомительна для него, и он сразу заснул крепким сном. Проснувшись, он не поверил самому себе — до захода солнца оставалось всего два часа. Чувствуя, что никак не может стряхнуть с себя сонливости, он поспешил к реке и окунул лицо в холодную воду. На этот раз вместо ружья он взял топор и направился вверх по течению реки.

Он был почти уже у самого пруда, когда увидел бобра, плывшего с большой веткой, перекинутой за плечи. Бою вдруг сделалось стыдно при мысли о том, сколько горя и хлопот собирается он причинить маленьким трудолюбивым жителям пруда. И тем не менее решения своего он не изменил. Он жаждал знания, и бобры должны были помочь ему. Несколько минут Бой неутомимо работал своим топором. Он сделал в верхней части плотины пролом, через который вода ринулась шумным, пенистым и мутным потоком. Он знал, что понижение уровня воды должно скоро встревожить обитателей домика и они выйдут посмотреть, что случилось. Не успеет еще стемнеть, как обе семьи, наверно, приступят к починке пролома.

Бой спрятался среди ближайших кустов, наблюдая за тем, как вода медленно опускается. Прошло полчаса, а бобры все еще не подавали признаков жизни. Но вот у самого почти пролома появился большой бобр и, взобравшись на плотину, занялся внимательным осмотром повреждения. Затем он куда-то скрылся, а вместо него появился второй и, окинув плотину быстрым взглядом, тоже исчез. Спустя несколько минут вдали, на поверхности пруда, задвигались густые ветки. Все они плыли по направлению к плотине. Когда ветки доплыли до самого почти пролома, из воды высунулись головы нескольких бобров. Они притащили ветки к отверстию и укрепили их там, но каким способом — наблюдатель не мог рассмотреть. Бобры не совсем исправили повреждение, они только до известной степени уничтожили разрушительное действие водяной струи. Ремонт был, очевидно, временный. Прошел час, но бобры ничего больше не предпринимали. Бой, чувствуя себя усталым, вернулся в лагерь, чтобы подождать там Джеба и наступления ночи.

Охотник в этот вечер совсем забыл свою усталость, когда выслушал рассказ Боя, и оказался таким же пылким исследователем, как его молодой товарищ. Они наскоро поужинали и при пурпуровом отблеске заходящего солнца направились к пруду. В ту минуту, когда они подошли к месту, выбранному Боем, на бледно-зеленоватом небе загорелась первая звезда. Поверхность пруда была похожа на стальное зеркало, покрытое тенью. В воздухе не слышно было ни единого звука, кроме плеска и шума воды, пробиравшейся через пролом в плотине.

Бой хорошо рассчитал свой приход и явился в самое удобное для наблюдения время. Вода в пруде понизилась почти на целый фут, и бобры нетерпеливо ждали возможности приступить к исправлению плотины. Не успело еще совсем стемнеть, как поверхность нижней части пруда покрылась расходящимися кружками и из воды вынырнула целая дюжина голов. У домика на острове заколыхались ветки и поплыли по направлению к плотине. Ветки, брошенные днем поперек пролома, были сняты и положены вдоль, листьями к реке. Одни бобры придерживали их, а другие тем временем таскали глинистый дерн с ближайшего берега. По мере того как укладывались ветки, шум воды становился все слабее. А когда бобры прибавили еще несколько коротких тяжелых брусков, перекладывая их более короткими ветками, шум воды сразу прекратился, и не слышно было даже ее обычного мелодичного и звенящего журчанья. Маленькие инженеры пустили затем в ход крохотные прутики, глину и мелкие камешки. Заплата на плотине стала вполне прочной. Скоро вся плотина, вплоть до своей верхушки, была исправлена, и от повреждения не осталось никаких следов. В ту же минуту все строители исчезли, за исключением большого бобра, который в течение двух минут обнюхивал каждый кусочек заплаты, желая проверить, хорошо ли сделана работа. Когда и он скрылся под водой, Джеб и Бой поспешно вскочили на ноги, чтобы хоть сколько-нибудь размять их.

— Необыкновенная работа! — с восторгом воскликнул Джеб. — Пойдем посмотрим, чего они там натворили!

Исправленное место оказалось теперь самым прочным во всей постройке.

После осмотра плотины Бой повел Джеба вверх по реке, надеясь увидеть там бобров, занятых устройством новой плотины. Охотники старались держаться как можно дальше от берега длинного пруда, чтобы не поднимать тревоги, и с величайшей осторожностью добрались до болота. Не обращая внимания на холодную липкую грязь, они ползком, словно выдры, подстерегающие добычу, пробрались к сосновой роще и расположились там на сухих иглах.

Раздался плеск воды, и они забыли свою усталость. Медленно, не нарушая тишины ночи, ползком перебрались они на другое место, которое показалось им более удобным для засады. Они находились теперь вблизи новой плотины и, скрываясь среди чащи, ясно видели все окружающее. Прежде всего они заметили двух бобров, неутомимо трудившихся над основанием плотины. Вода свободно просачивалась сквозь неплотно сложенные части постройки, и поэтому уровень пруда не достигал верхней части плотины. Бобры притащили молодую березку около одиннадцати футов длины, с густой ветвистой верхушкой. Строители положили ее толстым концом по направлению к верховью реки, а ствол поместили между двумя еще раньше положенными березками. Самые ровные, белые, гибкие ветви они отгрызли, и затем — наблюдатели не могли рассмотреть, каким образом, — скрепили с другими ветками. Образовалась сплошная волнистая масса. Покончив с этим, они принесли земли, дерну, камешков и замазали все щели и пустоты.

Снова раздался плеск, на этот раз выше по течению. Бой и Джеб повернули головы. Там они увидели двух новых бобров. Оба они тащили еще одно молодое деревцо. Строители плотины не были довольны, по-видимому, искривленной и шероховатой ольхою и отправились на поиски ровных и густолиственных берез.

Скоро явилась к ним на помощь еще одна пара бобров, и работа закипела с удвоенной быстротой. Бой вспомнил рассказ старого индейца, который утверждал, что на помощь молодым бобрам, когда они занимаются устройством плотины, всегда приходят старики. Строители спешили, по-видимому, окончить свою работу. Отчего они так торопятся, Бой не знал.

Прошел целый час, и Джеб начал уставать. Напряженное и неподвижное положение утомило его, и он потерял интерес к происходившей на его глазах работе.

Он полагал, что знает теперь, как строятся плотины, и ему захотелось вернуться в лагерь. Он взглянул на своего молодого товарища, но не увидел на лице его никаких следов усталости. Бой сиял от восторга и восхищения. Он ничего не видел, кроме удивительных маленьких архитекторов, их трудолюбия, искусства. Пруд увеличивался на его глазах. Пруд сделался почти вдвое больше, а плотина стала вдвое выше. Журчание воды прекратилось.

Джеб подавил вздох и медленно, осторожно, чтобы Бой не слышал, принял более удобное положение. Он снова уставился на бобров, пытаясь оживить в себе интерес к ним. Но усилия его не привели ни к чему. Усталость брала свое, глаза Джеба помимо его воли сомкнулись, и он заснул.

Когда Джеб очнулся, он увидел перед собой Боя, который изо всех сил тряс его.

— Славный наблюдатель бобров, нечего сказать! — кричал Бой, рассерженный и разочарованный.

— А? Что? Где они? — спросил Джеб, протирая себе глаза. — Никогда еще не видел я таких занятных животных.

— Занятных! — мрачно ответил ему Бой. — Таких занятных, что ты даже заснул… Храпел так, что бобры подумали, будто землетрясение начинается. Ни один бобр не покажется больше в эту ночь. Пойдем лучше домой.

Джеб улыбнулся с виноватым видом, но не сказал ни слова и молча последовал за Боем к лагерю.

VI

Только на следующее утро за завтраком вернулось к Бою хорошее настроение духа, и он долго потешался над Джебом. Джеб, чувствуя себя виноватым, сидел с смущенным видом, думая все время о том, как бы переменить разговор.

— Я поведу тебя, — сказал он, — к одному из моих прудов в ближайшей отсюда долине и покажу разные способы ловить бобров.

Бой нахмурился.

— Какое мне дело до того, как ловят бобров! — воскликнул он. — Ты знаешь, я никогда не ставлю ловушек.

— Знаю, — ответил Джеб, — но капканы своего рода наука, и ее надо изучить. Ты никогда не будешь настоящим охотником, если не поймешь её. К тому же, расставляя капканы, ты узнаешь о диких зверях много такого, чего не узнаешь другим путем.

— Быть может, ты прав, Джеб! — ответил Бой в глубоком раздумье.

— Я только расскажу тебе, как это делается, вот и все, — продолжал Джеб. — Время теперь еще раннее для ловли, потому что мех в этом месяце никуда не годится, да и по закону ловля еще не дозволяется.

Он взял топор и направился в лес по узкой тропинке. Непривычный глаз не заметил бы этой тропинки, но для Боя и Джеба она так же была видна, как проезжая дорога. Охотник шагал своей обычной тяжелой походкой. Бой не отставал от него, хотя носил обувь с узкими носками, как у индейцев. Молча шли они друг за другом под сводом густолиственного дремучего леса, где тени были так же темны, как летом, хотя там и сям мелькали уже пурпуровые и бледно-золотистые отблески осенней листвы. Один только раз, обходя огромную скалу из белого гранита, испещренную розоватыми и желтоватыми листьями, встретились они лицом к лицу с самцом-лосем, черным и мрачным, как допотопное чудовище. Лось взглянул на них, фыркнул с негодованием и скрылся в чаще.

Добрых три мили шли путники, нигде не останавливаясь. Дорога подымалась сначала в гору, затем спускалась в долину. Они видели множество маленьких речонок, которые текли по сравнительно ровной местности. Нередко встречались им заброшенные бобровые домики. Но нигде не видно было живых бобров. Бой спросил Джеба, куда девались бобры, и тот ответил ему:

— Все они выловлены много лет тому назад, когда еще стояла высокая цена на бобровый мех. Индейцы сломали плотины, разрушили домики. Но маленькие зверьки вернулись опять. Выше, за этой долиной, есть несколько хороших прудов.

— Теперь их снова уничтожат! — с негодованием воскликнул Бой.

— Ни за что! — ответил Джеб. — Мы так не поступаем. Мы не изводим зверьков целыми семьями, а берем только несколько бобров из каждого домика. Остальных мы не трогаем года два-три, чтобы дать им время размножиться.

Не успел Джеб договорить, как вдали показалась длинная и довольно низкая плотина, а за ней пруд величиною чуть ли не с целое озеро. Плотина была сделана сравнительно недавно, как заметил наблюдательный Бой.

— Смотри-ка! — воскликнул он, задыхаясь от волнения. — Какой большой пруд, Джеб!

— В этом пруду не менее четырех бобровых домов, — отвечал охотник. — В них, по-моему, должно быть от тридцати до тридцати шести бобров. Когда наступит весна, я возьму оттуда, сколько мне нужно, вот и все.

Стоя на верхушке плотины, Бой увидел привычным глазом четыре домика — один подальше, а три возле берега. Люди несведущие приняли бы эти домики за случайную кучу палок, пригнанных сюда капризным течением. Бой с огорчением думал, сколько из обитателей этих искусных сооружений безвременно погибнет. Сознавая, однако, что ничем не может уничтожить любовь людей к мехам, он заглушил свое негодование и стал внимательно прислушиваться к словам Джеба.

— Тебе знаком, конечно, стальной капкан, который мы употребляем, — говорил охотник. — Мы не любим индейских проделок, хотя когда-нибудь я расскажу и о них. Не придерживаемся мы также и нововведений. У нас в ходу старая двухчелюстная западня, которая крепко держит и меха не портит.

— Знаю все ваши капканы, от капкана для мускусной крысы до медвежьего! — прервал его Бой. — Какой размер идет для бобра?

— Номер четвертый, — отвечал Джеб. — Размер челюстей шесть с половиной дюймов или около этого. Все дело в том, где и как его ставить.

— Вот это я и хочу узнать, — сказал Бой. — Почему вы не стреляете в бобров? Гораздо было бы скорей и удобнее.

— Мы не стреляем бобров, особенно в воде. Они, как камень, идут ко дну. Ловить капканом гораздо надежнее. Представь себе, что ты хочешь поймать бобра. Где поставил бы ты капкан?

— У самого входа в домик, — отвечал Бой, — или у канала. Или у кучи из хвороста. А если бы нашел подгрызенное дерево, там поставил бы пару капканов — по одному с каждой стороны, и прикрыл бы их листьями…

— Молодец ты, право! — воскликнул Джеб. — Сразу угадал! Из тебя может выйти первоклассный охотник! Но бывает так, что бобр попадется и пропадет — много всяких зверей охотится на него. Или сам перегрызет себе ногу и уйдет. Это случается чаще всего, когда он попадает передней ногой. Она, как тебе известно, небольшая и тонкая. Перегрызает он, впрочем, иногда и заднюю ногу. Мне часто попадались бобры без передней ноги. Но они не были хуже от этого. Нога обрастает ровной и гладкой шерстью. Бобр, говорю тебе, много чего может выдержать. Предположим теперь, что бобра поймали крепко, и он не может высвободиться. Тогда на твою беду может подвернуться рысь или дикая кошка, или хищная птица, или лисица, или даже медведь и, не спрашивая твоего разрешения, распорядится с бобром. А то, представь себе, что ты хочешь поймать его в воде. Он побоится подойти к капкану, и выйдет игра вничью.

— Понимаю, — сказал Бой.

— Что тогда делать, по-твоему, — продолжал Джеб, — чтобы заставить бобра забыть всякий страх и осторожность?

Бой задумался.

— Сломать плотину! — отвечал он нерешительно.

— Верно, — сказал охотник. — Если хочешь наверняка поймать бобра, сделай два-три пролома в плотине и поставь капкан по соседству с проломом, на верхнем наклоне ее. Ручаюсь, что бобры попадут в него, когда будут бегать, исправляя плотину. В любое время попадутся. Капкан прикрепи цепью к шесту, воткнув его на глубине трех-четырех футов. На расстоянии полутора футов от первого шеста поставить второй. Как только бобр поймается, он сейчас нырнет в глубокое место, куда всегда спасается от всех своих невзгод. Но если капкан захватит его крепко, он погиб. Чем больше старается он выкарабкаться, тем больше обматывается цепь кругом шеста, и он тонет. Тут уже он остается в сохранности. Ни рысь, ни лиса не достанут его.

— Подумать только, что он на твоих глазах умирает такою страшною смертью! — воскликнул Бой. — Другие бобры, увидя, что один попался, удирают, должно быть, и оставляют плотину без починки?

— Нет, — ответил Джеб. — Плотина для них важнее всего. Они по-прежнему будут суетиться и чинить плотину, хотя бы из-за этого половина бобров попала в капканы. О, мужества у них хватит, когда надо отстоять свою плотину!

— Не думаю, чтобы такой способ был хорош, — сказал Бой.

— Хороший способ, — сказал Джеб, — скорый и верный. Зимой применяется другой, тоже хороший и верный. На льду, возле берега, делается отверстие. Затем берут молодую березку или иву, пропускают тонкий край ее в отверстие под лед, а другой, заостренный, втыкают на берегу, чтобы бобр не мог его вытащить. Рядом с этим концом на берегу ставят капкан. Бобр, плывя под водой, видит свежее дерево и начинает придумывать, как бы ему стащить его. Он решает, что его надо перегрызть в том месте, которое ближе к берегу, и затем снести домой, чтобы накормить семью. Но не успеет он приняться за дело, как попадает в капкан. Тут и конец ему. Бывают случаи, однако, когда бобрам удается стащить домой деревцо.

— Ты говорил, что индейцы уничтожают всю семью, — сказал Бой.

— Да, индейцы истребляют всех бобров до одного. Они думают, верно, что бобров будет всегда много, сколько бы их ни убивали. Прежде всего они отыскивают их норы на берегу и уничтожают домики. Делают они это зимою, когда пруд бывает покрыт льдом. Если бобров выгнать зимою из домиков, они отправляются прямо в норы на берегу, откуда спускаются в воду, чтобы иметь возможность высунуть голову и подышать чистым воздухом. Индейцы берут колья и устраивают из них изгородь перед норами, чтобы бобрам некуда было уйти, затем разрывают норы и убивают всю семью.

— И просто и скоро! — заметил насмешливо Бой.

— Индейцы придумали еще одну хитроумную штуку, — продолжал Джеб. — Бобры, как тебе известно, складывают на зиму в одну кучу все свои съестные припасы, состоящие из зеленых веток и молодых деревьев неподалеку от своего дома. Индейцы отыскивают подо льдом это место, затем делают отверстие во льду и окружают припасы изгородью из кольев, которые ставят так тесно друг к другу, что ни один бобр не может пройти между ними. Со стороны, обращенной к домику, они вытаскивают один кол и заменяют его веткой. Ты догадываешься, вероятно, что из этого выходит? Как только бобры почувствуют голод, один из них отправляется к куче съестных припасов, чтобы захватить оттуда какую-нибудь ветку. Он находит кучу, окруженную изгородью, а между тем ему необходимо добыть ветку. Пройти он может только там, где вместо кола стоит ветка. Индеец, который все время следит за поверхностью льда, видит, что ветка шевелится, догадывается, в чем дело, и заменяет ветку колом. Бобру ничего больше не остается, как утонуть в том месте, куда он пришел и откуда ему не выйти больше. Индеец вытаскивает его уже мертвым, заменяет кол веткой и ждет следующего бобра. Ждать ему приходится недолго… Он почти всегда забирает их всех до одного.

— Очень рад, Джеб, что ты не ловил их таким способом, — сказал Бой. — Скажи только, пожалуйста, зачем ты привел меня к этому пруду? Разве ты не мог рассказать мне об этом у моего пруда?

— Мне, видишь ли, нужен был какой-нибудь предлог, чтобы хоть один день не ходить в обход, — ответил Джеб. — Идем дальше. Я покажу тебе еще несколько таких прудов.

VII

Три дня провели Джеб и Бой в стране бобров. Каждый час для Боя, за исключением того времени, когда он спал, был полон необыкновенных событий. Днем он до мельчайших подробностей изучал плотины и пруды, а ночью скрывался поблизости от них и приобретал все больше и больше познаний об образе жизни и привычках маленьких инженеров. На своем пруду устроил он крепкий паром из бревен, посетил и осмотрел домики на острове. Тем временем Джеб кончил обход всех окрестностей. Товарищи уложили вещи и отправились обратно домой.

Тихая осень торжественно спустилась на мирные пруды бобров, на мелкие речки и куполообразные дома в воде. Когда погода сделалась холоднее и на поверхности прудов показался легкий помост из темного прозрачного льда, который не таял до самого полудня, а тронутые морозом листья превратились из красных и золотистых в коричневые и с тихим, едва слышным шепотом падали с посеревших ветвей, в пруде Боя закипела лихорадочная деятельность. Тонкое чутье предупредило его жителей, что нынче будет ранняя зима. Они должны спешно собирать съестные припасы. Новый канал стал гораздо длиннее. Каждую ночь слышался треск падающих деревьев, и куча из веток и сучьев все росла и росла. Бобры знали, что они не будут голодать до самой весны. Не успели они настолько укрепить плотину, чтобы она могла противостоять поздним разливам, как выпал снег и поверхность пруда замерзла. Бобры притащили глины и травы и так плотно покрыли купола своих домов, что они стали похожи на муравейники. Можно было подумать, что бобры заранее предвидели все, что будет, ибо не успели они кончить своей работы, как наступили настоящие холода. В одну какую-нибудь ночь пруд замерз на глубину нескольких дюймов, и крыша дома сделалась твердой, как камень.

Затем в течение двадцати четырех часов падал густой и мягкий, как пух, снег. Он улегся белым ковром и защитил все от лютого мороза. Бобры, скрытые теперь в теплых домиках, где было достаточно провизии, и защищенные от всех врагов, кроме человека, жили мирно, спокойно, никогда не выходя в белый, ослепительно сверкающий холодный внешний мир.

А внешний мир этот с наступлением зимы был полон всевозможными опасностями. Голодные рыси, лисицы и другие хищники рыскали всюду в темном и безмолвном лесу. Все они не прочь были отведать теплого и жирного бобрового мяса и все прекрасно знали, что находится под этими покрытыми снегом холмиками. Искусные строители оставили в крыше каждого домика несколько небольших отверстий для вентиляции. Теплый воздух, проходящий через них, пробуравил несколько отдушин в снегу. Сюда, мучимые голодом, пробирались рыси, лисицы и с жадностью вдыхали аппетитный запах, выходящий оттуда. Доведенные голодом до отчаяния, принимались они рыть снег, пока не показывалась окаменелая крыша дома. С бешенством царапали и рвали они эту крышу, но напрасно! Ничем, кроме мотыги, не разбить этой твердой преграды. Бобры прекрасно слышали, как нападали на их стены, но спокойно продолжали глодать березовые ветки, сидя в своем теплом и безопасном убежище.

Внутри дома у них все было чисто и сухо. Все остатки скромных обедов семьи тщательно удалялись. Все помещение очищалось от малейшего сора. Всякий раз, когда требовалась пища, один из бобров спускался вниз в туннель, а оттуда — в тускло освещенный пруд и прямо к куче съестных припасов. Выбрав подходящую ветку, он возвращался обратно и подымался по главному ходу в темную сухую комнату. Обглодав нежную кору, бобры уносили ветку прочь и присоединяли к плотине. Спокойную жизнь вели бобры! Они все время толстели, тогда как остальные звери, за исключением дикобраза, худели от голода. Бобрам нечего было делать. Они только ели, спали и изредка плавали за пищей под крепким покровом льда.

И вот однажды к пруду явился могучий враг, с которым бобры еще не были знакомы. Влекомый бродячим инстинктом пришел с северо-запада этот враг, зловещий и мрачный. Злые глаза его сверкали злобно, когда заметили белый холм, скрывающий под собою домик бобров. Это был вольверене[5]. Сильные передние лапы его и крепкие когти в несколько секунд разрыли снег. То же самое проделывали до него и другие голодные мародеры, но от этого не стали ближе к манившей их добыче. Но вольверене не так легко, как они, мирился с неудачей. Чуткий нос его скоро нашел небольшое отверстие. Он запустил в него свои когти и, напрягая все силы свои, отломал несколько кусочков глины.

Имей он настолько терпения, чтобы в течение двадцати четырех часов или более продолжать свою разрушительную работу, он проник бы в комнату бобров. Но он не хотел приниматься за этот тяжелый труд, так как знал, что все старания его кончатся ничем. Удайся ему даже пробраться в комнату, бобры успели бы убежать и скрыться в подземных норах на берегу. И вот, в то время, когда он раздумывал над этим и не уходил, чтобы заставить бобров провести не особенно приятную четверть часа, он не заметил, как среди деревьев, облитых голубым и призрачным светом луны, тихо подкрадывалась рысь. Она еще издали увидала заднюю часть туловища какого-то неизвестного животного, ломавшего голову над задачей, которую ей самой ни разу еще не удалось решить. Незнакомое животное было меньше ростом, чем она. Оно находилось, как ей казалось, не в особенно благоприятном положении. Рысь взвесила все сразу. Она была к тому же взбешена тем, что животное осмелилось посягнуть на добычу, принадлежащую ей по праву. Медленно, осторожно ползла она вперед, а глаза ее горели от злобы. Немного погодя она сделала громадный прыжок и, перелетев отделявшее ее от вольверене пространство, вонзила когти в заднюю часть его туловища.

Воздух огласился ужасным визгом, ворчаньем, шипеньем и храпеньем. Испуганные бобры бросились в свои подземные норы. При других обстоятельствах храбрый и сильный вольверене без труда справился бы с рысью. Но теперь голова его была погружена в снег, и ему не удалось побороть противника. Не прошло и нескольких минут, как крепкие острые когти рыси разрывали его в клочки.

Тем временем из-за гор, с далекой низменности, лежащей у самого моря, приближалась к бобрам опасность, о которой им во сне не снилось и от которой им некуда было бежать. Два бородатых охотника, невзирая на закон, запрещающий ловить бобров зимой, шли с севера на поиски новых охотничьих мест и пришли в область бобровых прудов и плотин.

VIII

Наконец наступила зима, и дровосеки двинулись в те леса, где летом работал Джеб. Они расположились лагерем в двух милях от того места, где жили летом Бой и его старший товарищ. Джеб теперь был предводителем дровосеков. Ставить капканы он не собирался. Меха стояли низко в цене, а он рубкой леса и без того мог заработать много денег. Большинство дровосеков слышало о Бое и его «странных понятиях». И Джебу, который пользовался расположением дровосеков, ничего не стоило уговорить их признать неприкосновенность пруда Боя и его обитателей. Вечером, когда они сидели у костра, Джеб рассказывал им занимательнейшие истории о том, что они видели несколько месяцев тому назад. И эти мужественные, суровые и в то же время чувствительные люди не раз клялись, что готовы взять все бобровые пруды под свое покровительство. А пруд Боя решили охранять особенно тщательно.

Прошло уже Рождество, когда Бой узнал, что из города отправляют в лагерь дровосеков свежие съестные припасы. Он сейчас же воспользовался этим случаем, чтобы съездить туда. Ему хотелось узнать, как живут бобры зимою и защищает ли их Джеб.

На другой же день после своего приезда в лагерь он отправился к пруду. Он надел лыжи и взял с собой винчестер[6], считая, что истинный любитель мира должен быть во всякое время готовым к войне. Дровосеки отправились на работу с первыми лучами солнца, и свежий морозный воздух доносил к нему слабые удары топоров. Долго шел он по следу, проложенному лыжами. По широким носкам и длинной пятке Бой узнал, что это след Джеба. Он очень удивился и никак не мог понять, зачем понадобилось Джебу идти в этом направлении. Почему Джеб удалился от дровосеков? След Джеба свернул скоро влево и затем через реку.

Стук топоров замер в отдалении, и Бой остался один среди полной тишины. Солнце, которое поднялось уже над верхушками гор, бросало почти горизонтальные лучи на покрытые снежным покровом деревья, заливая их розовато-золотистым светом. Снег хрустел под лыжами Боя. Он прислушивался к каждому звуку. Он старался как можно осторожнее двигаться вперед, словно боялся, что хрустенье снега под его лыжами могло вызвать какого-нибудь врага.

Но вот до слуха его донеслись слабые удары топора, которые слышались в той стороне, где, как ему было известно, не работал никто из дровосеков. Он остановился и прислушался. Топор рубил не дерево, а… лед на пруду Боя! Что это значит? Зачем рубить лед, когда в пруде нет никакой рыбы?

А вдруг кто-нибудь вздумал ставить капканы для бобров? Лицо его вспыхнуло от гнева, и он почти бегом пустился вперед. Он знал хорошо, что никто из дровосеков не решился бы на такой поступок. В окрестностях появился какой-нибудь охотник, который не знал, что пруд взят под покровительство. Бой бежал вперед, мало-помалу успокаиваясь. Охотники — люди порядочные, и достаточно будет одного слова, чтобы все уладилось. Ведь по соседству есть много других бобровых прудов.

Он пробрался между покрытыми снегом молодыми соснами и очутился на окраине пруда. Но тут же остановился в нерешительности. Два смуглых человека усердно работали на снегу в двадцати шагах от того места, где находилась главная часть бобрового пруда. Подле них лежало множество кольев. Охотники проделывали круглое отверстие во льду. Бой вспомнил рассказ Джеба о способах индейцев ловить бобров и догадался, что это были браконьеры, которые нарушили законы охоты и собирались уничтожить всю колонию, окружив оградой съестные припасы бобров.

Бой понял, что попал в очень опасное положение. В первую минуту он подумал, не лучше ли будет отправиться обратно в лагерь и позвать кого-нибудь на помощь. Но тут он увидел, что один из браконьеров стоит на коленях и ставит колья, а другой проделывает уже последнее отверстие. Промедление могло принести смерть всем. Гнев и сострадание к бедным животным охватили его. Лицо Боя стало суровым.

Он двинулся вперед и остановился в тридцати шагах от браконьеров. Браконьеры услышали скрип его лыж и оглянулись. Вид у них был хмурый, подозрительный; стоявший на коленях мигом вскочил на ноги. Они не хотели иметь свидетелей своего незаконного дела.

— Здравствуйте, — вежливо сказал Бой.

При звуках его нежного юношеского голоса и при виде его стройной фигуры подозрения их несколько рассеялись. Но они все еще были недовольны его появлением.

— Здравствуй, — буркнул один из них сердито. А другой не открыл даже рта. Оба вопросительно переглянулись. Как уговорить этого непрошенного свидетеля, чтобы он не выдал их?

— Я хотел просить вас, — продолжал Бой, — не ставьте капканы на этом пруду. Вы не знали, конечно, что это мой пруд. Я не разрешаю ловить бобров. Я не желаю, чтобы хотя бы один из моих бобров был убит.

Человек с топором мрачно взглянул на Боя, но не сказал ему ни слова. Зато другой, который ставил колья, презрительно засмеялся.

— Не желаешь, сынок? — сказал он. — Можешь стоять и наблюдать за нами. Мы скоро тебе покажем, чьи это бобры.

И, повернувшись спиной к Бою, он снова опустился на колени и стал вбивать колья. Человек, не сказавший до сих пор ни слова, с угрожающим видом продолжал смотреть на Боя.

Кровь Боя, обычно такая спокойная, кипела и бурлила. Зоркие глаза его сразу увидели, в каком положении он находится. У браконьеров не было другого огнестрельного оружия, кроме двух ружей, которые стояли у дерева в пятидесяти саженях от них.

— Стой! — крикнул он вдруг повелительным голосом. — Если вы сейчас же не уйдете с этого пруда, я немедленно приведу из лагеря людей, и они заставят вас уйти. Они не будут с вами так вежливо разговаривать, как я. Вы браконьеры, и они с радостью прогонят вас из этой местности. Согласны вы исполнить мою просьбу или я должен идти в лагерь и привести людей?

Человек с топором выругался по-французски, а его товарищ вскочил на ноги.

— Ты будешь стоять там, где стоишь! — крикнул он. — Понял? Тронься с места, и тебе не сдобровать. Понял?

Бой чувствовал, что приходит в бешенство. Но он постарался сдержать себя. Он прекрасно понимал, что ему грозит страшная опасность, и собрал все свое мужество.

— Прекрасно, — сказал он. — Посмотрим, что скажут вам дровосеки.

Он сделал движение, как бы собирался уйти, но в то же время не спускал глаз со своего врага. Движение это он сделал только для того, чтобы приготовить свой винчестер.

Человек с топором сделал шаг вперед. Он поднял топор над головой. Бой видел, как бросают дровосеки топор, и знал, с каким искусством и быстротой они это делают. Но и он мог гордиться точностью и скоростью своего винчестера. К тому же, поворачиваясь, он принял такое положение, в каком ему было удобнее всего стрелять. В ту же самую минуту, когда топор готов уже был вылететь из руки браконьера, раздался выстрел из винчестера. Браконьер выругался и опустил руку. Топор пролетел мимо и не попал в цель. Браконьеры бросились к своим ружьям.

— Ни с места! Или я застрелю обоих! — крикнул Бой.

Взбешенные тем, что с ними так обращается какой-то мальчишка, браконьеры продолжали бежать к ружьям. Они надеялись, что он промахнется или что ружье у него не магазинное. Но Бой целился уж им в ноги и приготовился выстрелить. В эту минуту, к великому удивлению его и радости, из-за дерева, у которого стояли ружья браконьеров, вышел Джеб. Схватив одно из ружей, он повторил приказание Боя.

— Ни с места! — крикнул он. — Руки вверх!

Браконьеры были поражены и стояли, словно пригвожденные к месту. Один из них поднял обе руки вверх, а другой одну только левую, правая же беспомощно висела. Они поняли, что говорить им больше нечего. Их поймали на месте преступления. Дело было скверное, и всякая попытка вывернуться могла только ухудшить их положение. Они боялись даже смотреть друг на друга и не спускали узеньких глаз с лица Джеба.

Бой поспешно подошел к одному из них.

— Ловко ты прострелил ему руку, — сказал Джеб, и в голосе его прозвучало уважение к Бою.

— Как ты думаешь поступить с ними? — спросил Бой.

— Тебе решать! Дело касается тебя, — отвечал Джеб, не спуская глаз с браконьеров.

— Знаешь, Джеб! — сказал Бой. — Мне думается, их надо отпустить. Однако мы не можем отпустить их без ружей, потому что они умрут с голоду, пока доберутся к себе домой. Брать их в лагерь я не хочу, потому что дровосеки поступят с ними по заслугам, а сам я лично ничего худого им не желаю.

В глазах браконьеров мелькнула надежда. Тот из них, который не был ранен, понял, что лучше иметь дело с Боем, а не с Джебом.

— Отпусти нас! — просил он, стараясь сдержать кипевшую в нем злобу. — Мы готовы поклясться, что не тронем ничего и не вернемся больше сюда.

— И оставите здесь свои ружья, — сказал Джеб.

— Эти ружья — все наше имущество. Они кормят нас зимою, — сказал браконьер, обращаясь к Бою.

— Если мы возвратим вам ружья, — сказал Бой ласково, — вы дадите нам клятву, что оба уйдете из этой местности и никогда не будете ставить здесь капканов? И дадите вы также клятву, что никогда не будете мстить ни ему, ни мне?

— Конечно, — ответил браконьер, — я никогда не трону вас.

— И ты дашь эту клятву? — обратился Бой к тому, который все время молчал и бросил в него топор.

Браконьер недоверчиво взглянул сначала на него, затем на свою раненую руку, беспомощно висевшую сбоку, и наконец сказал мрачным голосом:

— Да, и я дам клятву! Будь ты проклят!

— Хорошо, — сказал Бой. — Так лучше для всех нас. Джеб, возьми с них клятву. Ты это лучше умеешь.

— Пожалуй! — отвечал Джеб, пожимая плечами с таким видом, как будто бы хотел сказать: «Твоя фантазия, не моя!»

Он заставил каждого браконьера произнести клятву, составив ее таким образом, чтобы в ней не было никаких отговорок, и потребовал скрепить ее именем всего, что у них было святого в мире. Затем он передал им ружья, и браконьеры, не проронив больше ни слова, повернулись и пошли в лес. Бой и Джеб следили за ними, пока они не скрылись в чаще деревьев. Бой со смехом поднял топор, который был брошен в него.

— Он оставил его мне на память, — сказал Бой.

— Низкие твари! — проворчал Джеб. — Будь я на твоем месте, они не ушли бы отсюда без наказания.

Когда вечером дровосеки узнали о случившемся, они пришли в страшное негодование, зачем отпустили браконьеров. Они взяли доску, прибили ее к дереву и написали на ней, что пруд принадлежит Бою.