Последняя охота Серой Рыси

I

Он был больше, могущественнее и неукротимее всех других волков неуловимой волчьей стаи, внезапно появившейся с севера и приводившей в ужас одинокие, редкие поселки. Но почему он был так велик и силен, поселенцы Ква-Дэвикской долины не могли себе уяснить. Одни из них, французы по происхождению, полные старых предрассудков, объясняли это достаточно просто: они принимали его за оборотня и мирились с невозможностью состязаться с существом столь сверхъестественной злобности и силы. Англичане не верили в оборотней и только напрасно терялись в догадках. Они знали серого, или дымчатого, восточного волка, хотя на юг от Лабрадора он настолько редко встречался, что мало кто из них видел его. Они истребляли всех волков без различия. Но этот странный серый хищник был вдвое больше обыкновенных волков и бесстрашнее и злее десяти из них. Хотя стая, вожаком которой он был, насчитывала не более полдюжины волков, он сумел внушить к ней уважение и заставить всех трепетать от страха перед ней на всем обширном протяжении Ква-Дэвика. Этот мародер с продолговатыми боками и длинной мордой был не только злобен, но и хитер. Когда поселенцы, желая отомстить за овец, свиней или рогатый скот, зарезанных его стаей, с ружьями и собаками отправлялись на охоту, казалось, будто в этой местности никогда и не бывало ни одного волка. И тем не менее можно было биться об заклад, что в ту же ночь или в следующую исчезнет несколько собак, принимавших участие в охоте. Западни и отравы также оказывались бесполезными. Стая относилась к ним с отвращением и пренебрежением. А нападения хищников продолжались, и детей ночью держали взаперти, и по уединенным дорогам расхаживали вооруженные сторожа из хладнокровных и опытных жителей лесов. Поселенцы-французы крестились, а англичане проклинали свою долю. Но ни те, ни другие не могли разгадать тайны огромного могучего волка.

Тайну эту в конце концов разгадал Артур Кэн, молодой учитель школы в Горячих Ключах. Некий счастливый золотоискатель, возвращавшийся из Клондайка, привез с собой не только золото и здоровый аппетит, но и тощего, злобного, неукротимого волчонка из той стаи, которая водилась в необъятных северных лесах. Волчонок прогрыз себе путь к свободе. Он разыскал небольшую стаю своих менее крупных восточных родственников, вступил с ними в яростный бой, победил их и наконец стал их вожаком. Он развивался, рос и достиг той силы и тех размеров, которые унаследовал от своих предков. И «Серый вожак из Ква-Дэвика», как его прозвал Кэн, был не оборотнем, не отверженной человеческой душой в образе волка, а просто крупным волком из лесов Аляски.

Этим было все сказано. Волк, который одним взмахом своих челюстей в состоянии переломить спину взрослой овчарки и галопом умчаться с ее трупом, точно это была белка, такой же нежелательный сосед ночью в лесу, как и оборотень, созданный воображением французских крестьян.

Мрачные еловые леса Ква-Дэвикской долины были полны дичью — лосями, оленями, зайцами и множеством птиц, а на обширных пустопорожних пространствах за горным кряжем бродили стада карибу. Тем не менее громадный серый волк не щадил владений поселенцев. Его стая посещала окраины поселков со странной настойчивостью. В этом был прямой и дерзкий вызов. Наконец жители долины не на шутку разозлились. Они решили устроить облаву и отомстить. Даже такому опытному воину, как каш Серый вожак, остался только один выбор — или уклониться от боя, или пасть. Но тут случилось событие, которое совершенно перевернуло настроение общества. Люди настолько разошлись во мнениях, что общая облава стала совершенно невозможной, и каждый вынужден был бороться с увертливым противником по-своему.

Вот что произошло.

Приблизительно в трех милях от села жила одинокая вдова Бэзли со своим сыном Падди, ребенком меньше десяти лет от роду и очень малого для своих лет роста. Однажды ночью в середине зимы она серьезно заболела, и Падди, не страшась полночного безлюдья, быстро помчался искать помощи. Полный месяц высоко стоял в небе, и пустынная узкая дорога, освещенная луной, светлой полосой уходила в самую глубь безмолвного елового леса, черневшего по обе ее стороны. Впоследствии Падди вспомнил, что он все время слышал звук легких шагов, точно кто-то следовал за ним во мраке за дорогой. Но его отважное маленькое сердце было слишком полно страха за мать, и в нем не оставалось места для страха за себя самого. Только изумление соседей, удивлявшихся, как это он благополучно совершил такое путешествие, открыло ему глаза на опасность, которой он подвергался. Несколько человек охотно согласились помочь ему и поспешили с ним обратно к постели матери. Дорогою один из них, смелый охотник, не раз уже пытавшийся застрелить Серого вожака, из любопытства отошел в сторону, чтобы осмотреть снег под густыми елями. Быть может, его обмануло воображение, но ему показалось, будто он уловил хищный блеск глаз, вспыхнувших зеленым огнем и исчезнувших затем в мрачной глубине. Но свежие следы, которые он увидел на снегу, рассеяли все его сомнения. Он увидел следы, похожие на собачьи, и среди них большой след гиганта-вожака. Почти до самого порога шли эти зловещие следы рядом со следами бежавшего мальчика. Они шли по самой окраине мрачного леса — совсем близко, на расстоянии лишь одного легкого прыжка, но не ближе.

Почему этот огромный серый волк, вступавший в бой с лосем и низвергавший его на землю, волк, от голоса которого убегали самые большие собаки, как побитые дворняжки, почему он и его воровская стая пощадили столь легкую добычу? Это было необъяснимо. И создавалось много разнообразных предположений, годных, однако, лишь на то, чтобы те, у кого их не было, презрительно рассмеялись над ними. Французское население поселков, конечно, окончательно убедилось, что огромный волк — оборотень. С почтением и каким-то утонченным ужасом французы говорили, что это был коварный оборотень, настолько коварный, что он пощадил ребенка. Его во что бы то ни стало нужно умилостивить. Так как поступки его необъяснимы, то охотиться за ним не следует. Пусть он по временам тащит несколько овец или быка и помнит, что его никто не побеспокоит.

А враждебные чувства англичан до такой степени остыли, что они не в состоянии были объединиться и устроить облаву. Этот негодяй, огромный серый волк, побоялся тронуть ребенка, и, значит, ради него не стоит беспокоиться взрослым людям. Некоторым женщинам пришла в голову мысль, что странная сдержанность волка объясняется любовью к детям. Другие честно верили, что бог намеренно послал стаю вслед ребенку, чтобы охранять его в святом деле. Но все встретили насмешкой скучное предположение молодого школьного учителя, что, может быть, случайно в этот момент волки не были голодны.

Среди многочисленных жителей Ква-Дэвикской долины не было ни одного, кто посвящал бы столько внимания загадочному серому волку как молодой школьный учитель. Работы в школе было немного, и у него оставалось достаточно свободного времени. Он любил охоту и изучение диких зверей. Он был хорошим стрелком из винтовки и хорошим фотографом. Иногда он стрелял, иногда фотографировал. Когда он бывал недоволен своею жизнью или своим обедом или когда он безнадежно тосковал по шумным развлечениям родного городка, он брался за ружье. Ему казалось, будто он облегчит душу, если убьет кого-нибудь, хотя бы ласку или кролика.

Но чаще он предпочитал фотографический аппарат.

Кэн, как и следовало ожидать, заинтересовался загадочным серым волком больше всех жителей Ква-Дэвикской долины, вместе взятых. Он обрадовался, как неразумный ребенок, когда планы облавы на мародера так внезапно провалились. Едва ли он мог равнодушно отнестись к тому, чтобы пуля озлобленного поселенца, в отместку за несколько самых обыкновенных свиней или овец, пресекла жизнь этого необыкновенного зверя. Рассеять стаю — значило бы лишить одинокие пустыни Ква-Дэвика половины их поэзии. Он решил заняться изучением характера гиганта-волка и неуклонно разрушать все планы, направленные к уничтожению этого животного, насколько, конечно, это было возможно.

В одну из тех серебристо-голубых ночей, когда мороз острыми иглами колет лицо, Кэн отправился изучать серого волка и его образ жизни. Предполагая, однако, что его дружеское отношение к волку может не встретить взаимности, Кэн предпочел вооружиться не фотографическим аппаратом, а своим ружьем системы Винчестера. А за пояс, кроме обычного ножа, заткнул еще легкий топор с коротким топорищем. Без особых опасений шел он на лыжах, сплетенных из лосиной кожи, по хрустящему снегу, освещенному луной. Он не обладал безрассудной отвагой, а потому держался открытых пространств и шел то лугами, то руслом реки, то озером, занесенным снегом, избегая густых теней лесной чащи.

Но как раз сегодня, когда он так напряженно ждал волчьей стаи, волки, по-видимому, нашли себе дело в другом месте. Уже несколько ночей не слышно было их воя, не видно было свежих следов на расстоянии многих миль от Горячих Ключей. Кэн взял удочку и приманку и по руслу широкой реки, занесенной снегом, поднялся к глубокому горному озеру. Так как было мало надежды встретить волков, он взял себе в товарищи соседскую собаку, которая всегда ходила с ним. Это была желтая дворняга, скромная и приветливая, но в сущности ни к чему не пригодная. Построив себе на скорую руку возле берега шалаш из еловых сучьев, он сделал несколько прорубей во льду и принялся ловить форелей, которые водились в этой глубокой воде. Ему посчастливилось, и скоро, поглощенный новым увлекательным занятием, он совсем забыл о сером волке.

Было уже поздно. Выжидая восхода луны, Кэн проспал первую часть ночи. Стоял трескучий мороз при полном безветрии. Месяц был уже на ущербе и бледным призрачным светом обливал все кругом. Вдруг собака беззвучно подползла к самым ногам Кэна. Он почувствовал, что она дрожит. Пристально всматриваясь вдаль, он увидел огромную серую фигуру, которая, выпрямившись, сидела на обнаженном выступе в каких-нибудь ста шагах и смотрела не на него, а на месяц.

Невольная дрожь пробежала по лицу Кэна, и ему показалось, что даже кожа у него на голове шевелится. Волк при унылом свете луны казался неестественно чудовищных размеров. Кэн никогда не слыхал о волке, который вел бы себя так хладнокровно, с таким самообладанием и такой надменной самоуверенностью. Мысль его поэтому невольно обратилась к предрассудкам его друзей, поселенцев-французов. Это не был обыкновенный бродяга-волк. Это был тот, изучить которого он так жаждал. Он нашел то, за чем пришел.

Кэн знал, что лучше всего можно изучить диких зверей, если сидеть тихо и не шуметь. Он тотчас же уселся неподвижно, пожалев, что привел с собой собаку. Но напрасно он тревожился: умный пес не собирался привлекать внимание Серого вожака. Он прижался к ногам Кэна и лежал неподвижно, лишь слегка вздрагивая.

В течение нескольких минут ничто не шевелилось — все застыло в этом царстве мороза. Наконец, почувствовав, что холод уже прокрался к нему и пробирает его насквозь, Кэн поднял руку в теплых перчатках, чтобы обогреть уши. Он сделал это осторожно, но осторожность была излишня. Гигант-волк, по-видимому, ничего не имел против того, чтобы Кэн двигался, сколько ему угодно. Один раз, впрочем, зеленые мерцающие глаза волка остановились на нем и вспыхнули, но лишь случайно. Волк осматривал берега озера и бахрому соснового леса. Кэном же он интересовался не более, чем кустом можжевельника.

Кэн терпеливо ждал. Он знал очень хорошо, что эта сдержанность и равнодушие лишь напускные, и решил во что бы то ни стало выяснить игру волка. И в то же время, против его воли, к нему подкрадывалась тревога. Где была остальная стая? По временам он бросал испытующие взгляды на сосновый лес, умевший хранить свои тайны.

Наконец, словно убедившись в том, что он совершенно один, волк раскрыл свою пасть и, откинув голову назад, завыл ужасающую серенаду луне. А когда он на время смолкал, издалека доносился взволнованный злобный лай собак, дрожавших от страха в редких поселках долины. Но волчьего воя не слышно было ему в ответ. Стая не подавала никаких признаков жизни, словно исчезла с лица земли. И Кэн был изумлен, каким образом строгое приказание вожака могло заставить волков молчать, когда все их инстинкты требуют, чтобы они завыли в ответ.

Словно упиваясь своим собственным пением, волк настойчиво продолжал выть. И Кэн наконец потерял терпение.

— Посмотрим, не удастся ли мне нарушить твое спокойствие! — пробормотал он, подняв ружье, и выстрелил.

Пуля с визгом пронеслась над головой волка. Он слегка навострил уши, беспечно оглянулся кругом, как бы желая спросить: «Это что такое?» — и хладнокровно продолжал свою серенаду.

Уязвленный таким самоуверенным пренебрежением, Кэн направил вторую пулю в снег, на расстоянии нескольких дюймов от передней ноги волка. Это произвело более сильное действие. Огромное животное, опустив голову вниз, взглянуло на то место, куда попала пуля, с любопытством обнюхало его и, встав на все четыре ноги, с полминуты пристально и твердо смотрело на Кэна. Кэн приготовился к нападению, но нападения не последовало. Серый вожак медленно, не оглядываясь, удалился. Он не искал прикрытия. Все время он оставался на виду, в нескольких сотнях шагов, под ружейным выстрелом. Наконец он исчез во мраке елового леса. Тогда желтая собака, выйдя из своего убежища под ногами Кэна и как бы почувствовав облегчение, принялась с восторгом прыгать по снегу.

Кэн, однако, был слишком смущен, чтобы совершенно успокоиться. Он никогда не слышал и не читал, чтобы волки поступали так надменно. Он взглянул на светлое русло реки, по которому он должен был возвращаться обратно, и понял, что лишь только зайдет луна, все погрузится в густой мрак. Темнота страшила его. Рыбы он наловил достаточно. Собрав свою уже замерзшую добычу в мешок и привязав его ремнями к плечам так, чтобы обе руки оставались свободными, он направился к дому широкими, осторожными, но быстрыми шагами опытного лыжника. А желтая собака, уверенная теперь в храбрости Кэна, беспечно бежала впереди.

Уже лесные тени наполовину покрывали русло реки, а Кэн все еще быстро шел прямо по середине освещенной полосы, в пять или шесть шагов ширины. Продвигаясь вперед, он пристально всматривался в темные края дороги. Он прошел около мили, как вдруг волосы зашевелились у него на голове: он почувствовал, что кто-то следит за ним из мрачной глубины леса. Напрасно он всматривался в темноту, — он ничего не мог заметить; напрасно он напрягал свой слух, — он не слышал шума шагов. Кэн полагался на острое чутье и более тонкий слух собаки. От нее он надеялся получить предостережение в случае, если бы кто-либо стал подкрадываться к нему. Но собака, несомненно, была спокойна.

Уже он готов был выругать себя за то, что дал волю своим нервам, как вдруг из-за темноты ветвей, прямо перед ним, мелькнула длинная, жуткая тень и бросилась на собаку. Послышался сдавленный визг, и собака и страшная тень скрылись обе во мраке.

Все это случилось так быстро, что Кэн не успел схватиться за ружье. Остолбенев от изумления и бешенства, он три раза наудачу выстрелил в чащу. Но, вспомнив, что число его патронов ограничено, остановился. Позаботившись о том, чтобы и топор и нож в случае надобности могли быть немедленно пущены в ход, он остановился и снова зарядил свой винчестер. Затем он ускорил шаги, насколько это было возможно, не выказывая излишней торопливости.

Он шел вперед и все яснее и яснее убеждался в том, что рядом с ним в безмолвном мраке леса шли волки — и не только Серый вожак, но и вся стая. Он не видел и не слышал ничего. Он лишь чувствовал их присутствие. По всему телу его бегали мурашки, а волосы на затылке готовы были встать дыбом. С минуты на минуту он ждал внезапного нападения. Он был готов к борьбе за свою жизнь. Не страх возбуждал в нем нервную дрожь, а само положение вещей, полное трепетного напряжения. Даже перед лицом загадочных тайных сил леса дух его чувствовал верную победу. Мысленно он представлял себе, как еще до появления противника чуть ли не само собой поднимется и заговорит его ружье. Казалось, он уже слышит его выстрел — без промаха — в первый же миг нападения.

Но на протяжении всех трех миль, показавшихся ему бесконечно длинными, скрытые враги его не подавали никаких признаков жизни. Только раз громко треснула сухая ветка, скрытая под снегом. Но прежде еще, чем звук этот успел долететь до его слуха, ружье было у него уже на плече. Однако все сразу стихло. Кролик, растянувшись во всю длину, в паническом ужасе промчался прямо через дорогу, на светлую полосу которой быстро надвигался мрак. Наконец, как казалось ему, много часов спустя, он вышел на открытый выгон, откуда видны были дома Горячих Ключей. Он бегом пробежал небольшое пространство. Но тут нервы его не выдержали страшного напряжения. Он бросился на первый попавшийся пень и разразился таким громким смехом, который, по его мнению, должен был в высшей степени смутить волков.

Кэн прекрасно сознавал, что избавился от боя благодаря необъяснимой сдержанности Серого вожака. Но, несмотря на это, он стал относиться к загадочному зверю не только с любопытством, но и с враждебностью. Ему было горько за собаку. Он чувствовал себя опозоренным поступком волка, и в течение нескольких дней в нем говорил не бесстрастный натуралист, а смелый первобытный охотник с горячей жаждой крови в жилах. Со временем это чувство прошло или, вернее, изменилось. Он пришел к заключению, что Серый вожак действительно необыкновенный зверь и что убить его — преступление. Но в то же время он слишком опасен, чтобы оставить его на свободе.

С этих пор в свободное от ежедневных занятий в школе время все его помыслы и силы устремлялись на разрешение задачи, как поймать это огромное животное живьем. Он окажет этим услугу всей Ква-Дэвикской долине. Он будет иметь удовольствие доставить величественного пленника в город, где он учился и где в то время устраивали скромный зоологический сад. Начало ему уже было положено, и жители города прилагали все усилия к тому, чтобы его открыть. Воображение Кэна настойчиво рисовало металлическую дощечку на передней стороне клетки с надписью[9]:

Посвятив несколько недель изучению разного рода капканов, Кэн вынужден был признать, что его мечта далека от осуществления. Он испробовал множество ловушек, чтобы поймать волка живьем. Перебрав их одну за другой, он терпеливо возвращался к первой, чтобы снова проделать весь путь с начала до конца. И победа его была неизбежна, ибо нет животного, даже такого, как Серый вожак, которое могло бы взять верх в состязании с человеком, если только это состязание длится долго и человек серьезно взялся за дело. Но не сам Кэн одержал эту победу. Обойдя западню Кэна и заметив ее, огромный зверь, словно по насмешке судьбы, попал ногой в другую, крепкую медвежью ловушку, которую поставил рядом хитрый старый охотник, даже не положив в нее приманки. Ловушка была прикреплена к дереву толстой цепью, и как ни бесновался Серый вожак, он попал в плен. Возможно, что в ярости он отгрыз бы лапу, попавшую в тиски, чтобы добиться свободы. Но, прежде чем он успел это сделать, пришел Кэн и привлек к себе его внимание.

Найдя прекрасную добычу не в своей ловушке, а в чужой, Кэн был разочарован, но не надолго. Он знал, что его более удачливый соперник уступит ему свое право за приличное вознаграждение. Но пока он не знал, что ему предпринять. Ему нужно было сходить домой за помощью и принести веревки, канаты и намордник, которыми он заранее запасся. Он боялся, однако, что в его отсутствие придет охотник и застрелит пленника, чтобы получить его шкуру и премию от правительства. Надеясь, что охотник скоро подойдет, он ждал в нерешительности. Отчасти чтобы попрактиковаться в трудном деле, предстоявшем ему впереди, отчасти чтобы отвлечь внимание пленника от тягостного положения, в котором тот находится, Кэн взял лассо из толстой веревки и старался накинуть его на волка.

Нельзя сказать, чтобы усилия его увенчались успехом, но они, несомненно, возбудили бессильную злобу в сердце животного и отвлекли его от острой боли в ноге. Яростно рванулся волк к врагу, но цепь задержала его, и, повиснув в воздухе, он, посрамленный, упал на землю. Тогда умный зверь убедился, что с Кэном ему ничего не поделать. Припав к земле, он воспаленными, полными ненависти глазами смотрел на своего врага, точно мысленно сдирал с него шкуру. И всякий раз, когда закинутая петля на конце веревки, извиваясь, прикасалась к его голове, он быстро щелкал зубами, и казалось, вот-вот перережет веревку, как ножом. Наконец Кэн утомился этой забавой, да к тому же на веревке образовалось слишком много узлов, и больше уже нельзя было бросать петлю.

В это время подоспел, тяжело шагая на лыжах, охотник. Холодные и проницательные голубые глаза его сверкнули надменным торжеством.

— Ну, теперь я покажу им эту гадину. Пусть убедятся, что это не оборотень! — сказал он, быстро замахиваясь топором.

Кэн поспешил вступиться.

— Прошу вас, не убивайте его, Дэвид! — взмолился он. — Мне он нужен. Сколько вы за него хотите?

— В том самом виде, в каком он здесь стоит? — спросил старый охотник, подавляя смех. — Я не намерен доставлять вам товар на дом!

— Нет, — рассмеялся Кэн, — в том самом виде, как он стоит здесь.

— Хорошо, только для вас. Заплатите мне цену его шкуры и ту премию, которую я получил бы от государства, — ответил охотник.

— Хорошо, — сказал Кэн. — Подождите здесь немного и займите его чем-нибудь, чтобы он не отгрыз своей лапы, а я сбегаю обратно в Ключи, достану веревку и свяжу его.

Когда Кэн вернулся с веревками, ремнями, огромным собачьим намордником и санями, он нашел Дэвида в очень дурном расположении духа: тот жестоко бранил не сводившее с него глаз животное, молчаливо припавшее к земле. Вертясь перед Серым вожаком и поддразнивая его, он попал как раз на расстояние прыжка волка. Прыжок зверя был быстр. Но и прирожденный житель лесов столь же ловко и быстро отскочил в сторону и ускользнул от волка, хотя не совсем. Сам Дэвид оказался невредимым, зато целиком была вырвана спина его теплой куртки из домотканого сукна.

Теперь, несмотря на всю несравненную и непобедимую мощь Серого вожака, на его мужество и ловкость, игра его была проиграна. Судьба произнесла над ним свой приговор. Две петли летали над ним, и от них уклониться он не мог. И наконец после минутной потери сознания от душившей его веревки, он очнулся и почувствовал себя связанным. Он не мог двинуть ногой, могучие челюсти его были заключены в какую-то странную плетенку из ремней и стали. Его привязали к саням и быстро потащили через лес, тот вольный лес, хозяином которого он чувствовал себя столько времени. Он был побежден. Он утешался только тем, что с его лапы, из которой сочилась кровь, сняли этот отвратительный, скрипящий предмет. Он зализывал рану языком, но все-таки она жестоко болела.

II

Много вынесли нервы Кэна, много пережил он опасности, сделавшись тюремщиком своего страшного пленника. Его уважение к неукротимому духу злобного животного за это время нисколько не уменьшилось. Он твердо решил отдать исполина-волка в зоологический сад. Кэн понимал, что, отослав волка в зоологический сад, где за ним будет хороший уход и где волк будет предметом изучения, он поступит справедливо и гуманно. С чувством глубокой радости Кэн получил официальную бумагу от зоологического общества, в которой его благодарили за ценный и редкостный дар.

Года полтора спустя Кэн получил возможность вновь посетить город, в котором он учился. Он поспешил отправиться в маленький зоологический сад, пользовавшийся такой популярностью, что его попросту называли «Зоо». В нем было два или три огороженных места для оленей разных североамериканских видов, так как общество намеревалось специализироваться на диких животных местного происхождения. Тут были: лось, карибу, пара медведей, ракун[10], лисица, дикобразы, две великолепные пумы, беззубый тигр, которого одолевали блохи, и одинокий Серый вожак в своей клетке.

Верный инстинкт направил Кэна прямо к этой клетке, стоявшей рядом с огромной двойной клеткой для пумы. Подойдя ближе, он увидел большого серого зверя, безостановочно, мерно шагавшего за решеткой взад и вперед, взад и вперед. Подойдя к клетке, Кэн понял, что окружающее для волка не существовало, — перед его потускневшими глазами проносились далекие видения. И когда он подметил в нем этот взгляд и понял, какие воспоминания вставали перед ним и о чем он так тосковал, сердце его забилось. Впервые с мучительной тоской он упрекнул себя за то, что обрек на жалкую жизнь в тюрьме это гордое существо, предназначенное умереть свободным.

Пока он размышлял об этом, Серый вожак вдруг остановился, и тонкие его ноздри дрогнули. Быть может, платье Кэна пахло еловыми лесами? Или острым дыханием кедровых болот повеяло от него? Волк повернулся и посмотрел Кэну прямо в глаза.

Этот глубокий, пристальный взгляд сказал Кэну, что волк его узнал. Живое воображение Кэна прочло в этом взгляде неукротимую ненависть и невыразимое мужество отчаяния. Он понял, что ошибся, отослав волка в зоологический сад. Он поднял глаза и увидел расписанную дощечку, обращенную прямо к нему, точь в точь такую, как он предполагал:

Он почувствовал отвращение при виде ее. Им овладело безумное желание сорвать дощечку и с мольбою о прощении пасть на колени перед молчаливым зверем за решеткой. Когда он снова взглянул на Серого вожака, тот уже отвернулся и снова безостановочно шагал взад и вперед, взад и вперед, все с тем же отражением далекого видения в глазах. Кэну стало грустно. Напрасно пытался он привлечь внимание пленника, ласково подзывая его, напрасны были и резкий свист, и подражание крикам совы, морских птиц или призывам оленя. Только мальчишки собрались вокруг и с восхищением смотрели на него. Но Серый вожак ни разу больше, хотя бы вскользь, не взглянул на него. Тогда раздраженный, упрекая себя самого, Кэн повернулся и пошел домой. Вслед ему неслись восторженные крики детей.

С тех пор Кэн почти ежедневно ходил в маленький «Зоо», но ни разу не удалось ему уловить даже и намека на внимание со стороны Серого вожака. И всякий раз безостановочное шагание волка заставляло Кэна осыпать себя горчайшими упреками. В этих посещениях зоологического сада и в наблюдениях за волком было своего рода покаяние. Под конец он вдался в нелепые сентиментальные рассуждения о том, как бы попытаться выкупить пленника. Сознавая, однако, что всякая попытка выкупить волка вызовет только насмешку и что такой опасный и сильный зверь не может нигде находиться на свободе, он утешал себя решением никогда больше не брать в плен свободолюбивых и неукротимых зверей, населяющих первобытную дикую природу. Он будет убивать их, вот и все, или оставит их в покое.

Однажды утром Кэн отправился в сад очень рано, когда там еще не было никого из обычных посетителей. Он надеялся застать Серого вожака за едой и думал, что тогда падет очарование этого вечного безнадежного хождения по клетке. Оказалось, что животное уже покормили. Чистили клетки. Он поздравил себя с удачным посещением, так как это давало ему возможность лучше изучить отношения между животными и сторожами.

Случилось так, что главным сторожем был человек очень опытный в обращении с дикими зверями, служивший ранее в одном из главных зоологических садов страны. Долгое постоянное общение с животными оставило ему в наследство опасный дар — пренебрежение к ним. Он стал пьянствовать и благодаря этому пороку, непростительному для сторожа зверей, потерял свое место. Поэтому-то неопытное начальство маленького «Зоо» получило возможность воспользоваться его услугами за сравнительно умеренное вознаграждение и поздравляло себя с приобретением сокровища.

Как раз в это утро Биддел был пьян. Делая отчаянные усилия сохранить власть над собой и стараясь не выдать того состояния, в котором он находился, он чистил клетку двух пум. Огромные кошки, по-видимому, не заметили ничего особенного в его манере держать себя и угрюмо, как всегда, повиновались ему. Кэн, однако, заметил, что огромный волк, хотя и продолжал ходить взад и вперед, не предавался на этот раз своим видениям, а разглядывал человека, работавшего в клетке по соседству с ним. Биддел прогнал обеих пум через заднюю дверь клетки в то помещение, которое служило им берлогой, и прикрыл за ними двери. А потом, окончив свое дело, он открыл большую дверь между этой клеткой и клеткой Серого вожака и прошел в нее, оставив ее слегка приоткрытой.

Биддел, как полагается, был вооружен вилами с большими крепкими зубьями. Занятый своим делом, он небрежно держал их в руке. Он давно приучил опасного волка держаться от него на расстоянии. Однако волк вел себя сегодня как-то странно. Он молча отошел назад, как и всегда, но пристально всматривался в человека, и взгляд его, как показалось Кэну, выражал все что угодно, только не страх. Жесткие волосы его слегка поднялись на шее и широких плечах. Кэн невольно порадовался, что он не был на месте сторожа. Но так как Биддел считался знатоком своего дела, то он подумал, что все обстоит благополучно.

Когда Биддел подошел к волку, тот неохотно посторонился, продолжая пятиться, и устремил на сторожа такой неподвижный и мрачный взгляд, что Кэн был поражен. Он спрашивал себя, заметил ли это Биддел. Только что он собирался через решетку сказать ему об этом, как вдруг случайно взор его упал на клетку пум. Биддел спьяна забыл запереть внутреннюю дверь, соединявшую два помещения клетки. Спокойно пройдя через нее, пумы из своего заднего помещения снова вошли в свою клетку. Заметив дверь в клетку волка, оставшуюся полуоткрытой, они подползли к ней. Потом передняя из них бесшумно дотронулась до нее лапой и мягким движением открыла ее.

Кэн вскрикнул. Сторож сразу протрезвился. Он оглянулся и понял, что случилось. Резким голосом он прикрикнул на пум и бросился, чтобы прогнать их и закрыть дверь. Но одна из них уже прошла через дверь, а другая загораживала проход.

В эту напряженную минуту, пока Кэн осматривался кругом, нельзя ли позвать кого-нибудь на помощь, Серый вожак бросился через клетку вперед. Это случилось так быстро, что Кэн не успел рассмотреть, куда устремлен этот безумный бег: на человека или на пуму, вторгшуюся к нему. Еще мгновение, и человек лежал ничком на земле, а над ним в смертельной схватке сцепились молчаливый волк и визжавшая пума.

В ужасе взывая о помощи, Кэн потрясал решетку, но дверь была заперта, и попасть внутрь было невозможно. Он видел, как волк крепко схватил пуму за горло. Но когти огромной кошки совершали свое смертоносное дело. В это время вторая пума с громким визгом прыгнула на спину Серого вожака и повалила его.

Тут Биддел вылез из-под бесформенной, судорожно корчившейся массы и встал на ноги, весь в крови, но, по-видимому, не раненый серьезно. Он бросился к бойцам и, пустив в ход вилы, старался разнять их. Несколько минут спустя, — они показались Кэну вечностью, — удалось отогнать вторую пуму и закрыть дверь. Тогда он вернулся на поле сражения.

Но ему нечего было больше делать здесь, так как битва была окончена. Полагают, что ни один волк не может справиться с пумой, и все же возможно, что Серый вожак с его огромной силой и тонким лукавством взял бы перевес над своим противником, если бы тот был один. Но против двух он был бессилен. Пума, жестоко потрепанная, с ворчанием припала к телу, уже не оказывавшему сопротивления. Биддел отбросил победительницу и прогнал ее в угол. Там она легла и нервно била себя по бокам своим грузным хвостом.

Теперь сторож был совсем трезв. Долгим взглядом окинув волка, он убедился, что все кончено. Он повернулся и увидел бледное лицо Кэна, прижавшегося к решетке. Он отрывисто захохотал и отряхнулся, чтобы убедиться в том, что он невредим, потом тихонько толкнул ногой Серого вожака. Не непочтение сказалось в этом жесте, — он был полон уважения к зверю.

— Я дал бы тысячу долларов, чтобы этого не случилось, мистер Кэн, — сказал он тоном глубокого сожаления. — Это был очень крупный волк, и нам никогда не получить другого волка, который мог бы с ним сравняться.

Кэн уже готов был сказать, что при известных обстоятельствах, называть которые не стоит, все это могло бы и не случиться. Поняв, однако, что он рад смерти плененного зверя, рад, что этому бесконечному тоскливому шаганию взад и вперед пришел конец и что наконец-то ему не в чем упрекать себя, он сказал:

— Ну, Биддел, он свободен! А ведь он мечтал только о свободе!

Кэн повернулся и поспешно отошел, а в душе его царил давно неиспытанный покой.