Постижение России; Опыт историософского анализа

Если бы это было только утопией - это было бы полбеды. Но в том-то и дело, что это больше, чем утопия, ибо предполагает слом всех базовых структур идентичности, тотальную шизофренизацию страны и нации, превращение страны и нации в историческую и национальную пыль, в полностью исторически маргинализированную и дезориентированную массу, в средство для осуществления любых экспериментов в истории и над историей. Это путь цивилизационного предательства, предательства своей истории как национальной, предельной хаотизации и доведения ее до цивилизационного безумия. Западнизация России - это новая большевизация России, с новым цивилизационным вектором развития, но с тем же результатом. Это путь к цивилизационной катастрофе России.

Принципиально в этом же направлении работает идея вхождения России в так называемую "мировую цивилизацию", под которой, в сущности, понимается все та же локальность западной цивилизации, ее архетипы социальности, культуры, духовности, ее способ их объективации в истории и самой истории, ее иерархия ценностей, целей и смыслов бытия. Именно им, без особых на то оснований, придается статус общечеловеческих стандартов цивилизационного бытия, а потому только они признаются за единственно возможные для подлинно цивилизационного существования в истории. Однако часть, какой бы продвинутой и выдающейся она ни была, все-таки остается частью, не способной выразить через свои структуры все богатство содержания целого. Ни одна локальная цивилизация не может заменить все цивилизационное многообразие человечества. В этом смысле она должна стать человечеством, но тогда она не будет локальной частью цивилизационного многообразия человечества.

Это противоречие разрешается элементарно - посредством признания указанного контекста употребления концепта "общечеловеческая цивилизация" в качестве своеобразного эвфеменизма западной цивилизации, войти в которую можно, только отказавшись от основ собственной, только через слом базовых структур собственной цивилизационной идентичности. В этом смысле вхождение России в так называемую мировую цивилизацию возможно только в качестве России, или, в противном случае, оно будет вхождением просто в западную цивилизацию со сломом основ собственной цивилизационной идентичности в истории.

Второй путь цивилизацинного развития России не предполагает экспериментов в России и над Россией, над основами ее цивилизационной идентичности в истории. Он предполагает, что Россия никуда не должна входить, ни в какую "цивилизацию", должна оставаться на своем месте оставаться Россией, осознавать себя не некой цивилизационной периферией чего-то, а центром самой себя, России и ничего более. Она должна осознать свою цивилизационную самодостаточность в истории. Это путь не эпигонского, а органического цивилизационного развития, основанного не на вненациональных, а глубоко национальных принципах бытия в истории, не исключающего цивилизационных заимствований, но исключающий подчинение своего цивилизационного развития только целям и задачам осуществления этих заимствований.

Россия должна идти по пути цивилизационных синтезов, быть принципиально открытой цивилизацией, открытой всем духовным и культурным ветрам, но при этом прочно стоять на базе собственных цивилизационных, культурных и духовных основ идентичности, превращать все, что она осваивает в мировой истории и культуре, в часть себя, а не себя в часть нечто другого. Это путь национально центрированного исторического развития на основе саморазвития генетического кода собственной истории. Это путь исторической и национальной России. Россия после столетнего цивилизационного затмения и блуждания по закоулкам собственной истории должна вступить на путь цивилизационного творчества на базе собственных цивилизационных основ в истории и их саморазвития как русско-российских.

Такая цивилизационная установка высвечивает вполне определенную стратегию цивилизационной модернизации России, сердцевину которой образует решение проблем национального возрождения России именно как национального, и именно как возрождения, и именно как России - как исторической и национальной России. Мы не можем отказаться от возрождения национального начала в России, как не можем отказаться от того, что мы все-таки еще и русские и что наше Отечество - Россия и, следовательно, от того, что мы должны возрождать себя как русских, а Россию как Россию. Всему этому нет никакой разумной альтернативы. Мы живем на своей земле, своей историей, а потому должны жить еще и своим умом и уж точно прежде всего своими национальными интересами и в этом смысле для самих себя.

Мы должны сосредоточиться на возрождении исторической и национальной России, а это предполагает национальное сосредоточение на национальном потенциале исторического развития. А другого не может быть по определению того, что есть потенциал цивилизационного развития в истории - это потенциал цивилизационнообразующего субъекта - нации и, таким образом, национальный потенциал. Его игнорирование в истории России ХХ века уже не раз ставило Россию на грань бытия в истории, приводило к краху самой идеи Великой России, к радикальной цивилизационной деградации и исторической дезориентации и только потому, что их базой и источником становилась национальная деградация и дезориентация в истории - русской нации как нации и России как России.

Из всего этого следует вывод, которому нельзя отказать в однозначности: если национальное возрождение России не станет национальным, оно не станет никаким. Вот почему национальная идея современной России, коль скоро она является все-таки идеей России, должна обрести национальную сущность и характер, ибо должна стать и станет мобилизацией всей мощи именно национальной и исторической России, а не преходящего общественно-политического строя. В этом радикальное отличие национальной идеи от всех ее социально-политических воплощений. Мы должны реализовать в истории то, чем являемся в ней в качестве русских и в качестве России. А это в современных условиях распада исторической и национальной России предполагает начать с возрождения в первую очередь того, что мы потеряли в истории и в качестве русских, и в качестве России.

Базовых структур национальной идентичности и на этой основе национальной субъектности в истории; самого русско-российсого способа бытия в истории; исторической преемственности в ее главных цивилизационных и национальных составляющих; национального и геополитического единства русских; объединения в России Россией всех, кто идентифицирует себя с Россией; основ национально-государственной идеологии; национального духа и национальной воли; всей иерархии ценностей, основание и стержень которых образуют ценности национальной и цивилизационной идентичности - вот перечень главного из того, что подлежит возрождению в рамках программы национального возрождения. Она целиком и полностью укладывается в программу цивилизационной модернизации России, образуя ее возрожденческую суть.

В этом смысле основное в содержании цивилизационной модернизации России может быть сведено к решению двух взаимосвязанных задач: первое - к восстановлению генетического кода истории России-цивилизации и на этой основе цивилизационной идентичности России как русско-российской цивилизации, ее цивилизационной субъектности и цивилизационной логики истории; второе - к модернизации структур цивилизационного бытия России и в ней русской нации, в которых не последнюю роль могут сыграть заимствования новых цивилизационных свойств и качеств, прежде всего западной цивилизации, но таких и такого заимствования, которое не разрушает основ русско-российской идентичности в истории, ценностей, целей и смыслов нашего национального бытия в истории. Только так, через возрожденческую модернизацию и модернизационное возрождение - через сочетание процессов восстановления преемственности и развития можно прорваться к новым цивилизационным формам бытия в истории в качестве национальной и исторической России, и в формах своей национальной и цивилизационной идентичности оседлать цели и задачи современного формационного прогресса. Иного не дано, иное будет окончательным разрушением России.

В свете вышеизложенного в пространство очевидности входят представления не только о том, что возрождать в России, но и как возрождать Россию, представления о главном факторе в логике возрождения России. Он оказывается диаметрально противоположным тому, который был задействован при разрушении России: отрыв главной модернизационной идеи России от идеи самой России, попытка реализовать ее вне связи с идеей Великой России, хуже того, попытка ею заменить саму идею Великой России.

Так было в начале века, когда идея социальной справедливости была оторвана и противопоставлена идее России, и первое время осуществлялась через разрушение национальной и исторической России. Так произошло в конце столетия, когда либерально-демократическая идея стала противопоставляться и идее России, и идее социальной справедливости, утверждать себя через разрушение и того и другого в истории. В этом суть логики поведения вненациональной России в истории России: всякую идею модернизации России превращать в идею цивилизационного переворота самой России, в идею преодоления России в истории - доводить до идеи цивилизационного абсурда.

В итоге мы оказались в исторической ситуации резкого и, самое главное, бессмысленного противопоставления нескольких базовых идей современной России друг другу, когда утверждение одной из них должно было почему-то осуществляться через отрицание других: либо свобода - либо сильное государство; либо права человека - либо права наций; либо национальные интересы - либо общечеловеческие; либо ценности либерализма - либо ценности социальной справедливости; либо частный интерес - либо интерес государства; либо демократия - либо патриотизм; либо вхождение в цивилизацию - либо сохранение основ национальной идентичности; либо... - либо... Надуманность всех этих и многих других противопоставлений бросается в глаза, так как ни идее социальной справедливости, ни либерально-демократической идее, ни национальной идее, идее России в современной исторической ситуации нет и не может быть никакой разумной альтернативы. Отсюда понятна главная задача переживаемого момента в истории России: перестать развиваться в истории через отрицания и противопоставления, только через отрицания и противопоставления.

Все великое в истории достигается не столько через отрицание, сколько через синтезы. Подлинные истины истории в исторических синтезах, а потому России необходимы синтезы и работающие компромиссы. Они становятся главным фактором в логике национального возрождения России. Наступило время исторических синтезов: либерально-демократической идеи с идеей социальной справедливости и той и другой с национальной идеей, идеей Великой России. Кто не способен к ним, тот не способен ни к чему исторически значимому в современной России. И вместе с тем это не равновеликие и не равнозначные идеи. Подобно тому, как любовь, будь то к Марксу или Ленину, Хайеку, Попперу или Соросу, чикагской экономической школе или свободному рынку, не может заменить любви к России, точно так же ни идеей социальной справедливости, ни либерально-демократической идеей нельзя исчерпать идею России. При всей их значимости вообще и для современной России, в частности, и идея социальной справедливости, и либерально-демократическая идея лежат в несколько иной, формационной, а не цивилизационной исторической плоскости, касаются больше отношений классов и социальных групп друг к другу, чем их отношений всех вместе к России.

Каждая из них приобретает ценность и смысл только как часть идеи Великой России. Вне ее любая идея или их комбинация просто теряют всякий смысл, ибо теряют свою субъектность, то, на острие чего и ради чего они есть идея социальной справедливости или либерально-демократическая идея. Они ценны не сами по себе, а только как часть идеи Великой России. В России пришло время идеи Великой России - главной идеи национального возрождения России. И она никому и ничему не противостоит и не угрожает, так как направлена не вовне, а внутрь самой России и в этом случае не против кого-то, а только на благо и во имя России - всех и каждого, кто идентифицирует себя с русско-российской сущностью России-цивилизации. Идти в будущее без национальной идеи - идеи Великой России значит, собственно, никуда и не идти, не иметь ни целей, ни смыслов своего пребывания в истории, неотделимых от идеи Великой России. Именно поэтому она никого не должна разъединять, а только объединять и не чем-нибудь, как только собой идеей Великой России.

Правда, бытует мнение, что национальная идея России, именно потому, что она национальная, будет способствовать лишь расколу России, вражде, крови, разрушениям. Однако история России за ХХ столетие свидетельствует как раз об обратном: Россию раскалывала и разрушала вненациональная идея. Именно она сеяла вражду, кровь и разрушение, именно она усеяла евразийские просторы России десятками миллионов безвременно потерянных жизней, окончательно истощив и дезориентировав нацию в истории, навязав чуждые ей основы идентичности, на этой основе и расколов нацию по цивилизационным основаниям и признакам на национальную и вненациональную Россию. Так что раскол - уже реальность, он состоялся и состоялся, увы, в самой тяжелой и трагической своей форме, как цивилизационный,- в духовных основах истории в душе русской нации.

При этом, разумеется, как и любая идея, национальная идея России не может иметь только одних сторонников, то есть не обладает абсолютным объединительным потенциалом. Она несет в себе элемент противостояния и противостоит той части России, которая, собственно, и не является Россией вненациональной России. Но именно в этой связи и на этой основе она претендует на то, чтобы стать духовной основой преодоления цивилизационного раскола России и в ней русской нации. Именно отсутствие в России национальной идеи было и остается тем постоянно действующим источником, провоцирующим и пролонгирующим цивилизационный раскол России и, напротив, ее реальность станет основой обретения Россией своего цивилизационного, исторического и национального единства, больше того, основой для становления Великой России, ибо нельзя быть великой без идеи вообще и, тем более, великой идеи.

А она потому только и великая, что объединяет людей не только вокруг материально-экономических и политических целей и смыслов существования, но и духовных. Они прежде всего и составляют суть национальной идеи России, которая, если и может быть великой, то только величием своего национального духа, только своей культурой и духовностью. Уже этим, только благодаря этому национальная идея России, как никакая другая, может претендовать на духовные основы объединения России, ибо оно в этом случае оказывается объединением на самых фундаментальных основах истории, тех, которые не связаны с классами, их исторической ограниченностью, включая сюда и их интересы. Ведь классы, как и все формационное, приходят и уходят из истории, а нации, как все цивилизационное, остаются, а вместе с ними и национальная идея - самая глубокая основа идентичности и консолидации людей, выражение самого фундаментального, вечного в их интересах, не того, что проходит, а того, что остается, несмотря на все изменения истории.

Что сплачивало Русь на Куликовом поле, что вызволило ее из Смутного времени, позволило стать Россией, выдержать все исторические потрясения и остаться Россией, что позволило выстоять на самых последних рубежах своего исторического бытия? Это национальная идея - идея Великой России. Мы нация идеи России и веры в Россию - идеи и веры в Великую Россию. Они были в нас изначально и были для нас Богом. Вот почему в России всегда были люди идеи. И они как никогда необходимы ей сегодня, и они появятся вместе с национальной идеей, на ее основе.

Национальная идея России не может быть без идеи нации. Тогда она просто не будет соответствовать своей сущности, не будет национальной идеей. Попытка денационализировать ее - это синдром нациобоязни, преследующий отечественную политическую и духовную элиту на протяжении всего ХХ столетия и заведший страну и нацию в исторический тупик, к тяжелейшим поражениям в истории. Пора осознать: Россию нельзя объединить и возвысить одной идеей России-государства. Наряду с ней, в ее основании находится куда более глубокий пласт идей - идея России-цивилизации. А это глубоко национальный феномен, объединяющий все в России самой Россией, ее исходными архетипами социальности, культуры, духовности, самим способом их проживания в истории и самой истории.

Все нации России объединяются идеей России и служения общей Родине Великой России. В конце концов, Россия объединяется именно в Россию еще и русской нацией, которая и придает всякому объединению в Россию русско-российскую, то есть национальную суть. Уберите ее, как национальную, и Россия перестанет быть тем, что она есть - Россией. В этом смысле идея денационализации национальной идеи России - это идея денационализации российских наций, а вслед за этим и на этой основе самой России. Это очередная утопия организовать бытие России в истории на вненациональных принципах и, в первую очередь, за счет преодоления самих наций.

Другое дело, что национальная идея России не может и ни при каких обстоятельствах не должна стать идеей исключительности России во всемирной истории и русской нации среди других наций мира и, тем более, ее господства над другими. Это идея самодостаточности и самоценности России и русской нации в истории, того, что с опорой на свое национальное начало мы можем стать лидерами человечества - равными среди равных, лучшими среди лучших. И не более того. Что же касается идеи исключительности и господства - то это вообще не идея России, глубоко чуждая самим основам ее бытия в истории и в ней русской нации, которая объединяет и организует собой всех в Россию не своей исключительностью, а своей самобытностью и самодостаточностью, той русскостью, которая может стать общей социокультурной и духовной основой для всех. Как нация, русские ничем не лучше и ничем не хуже всех остальных наций России, но она вместе с тем русская нация, русскость которой и есть то извечно национальное в России, без которого не будет и самой России. Оно есть основание национального бытия и национальной идентичности России.

В этом смысле национальная идея России - это идея сохранения и развития самобытности всех наций России, идея их объединения Россией: сохранение и развитие через сохранение и развитие русской национальной идентичности и объединения через русскую национальную идентичность. Ведь русскость, начиная от русского языка и кончая высшими формами русской духовности, есть то общее, что соединяет все национальные различия, все национальное многообразие России в Россию. Оно именно на русской национальной основе находит общее между собой. Каким бы далеким не было друг от друга национальное многообразие России, оно сближается на русской национальной почве, в нем находит духовные консолидирующие начала России, основы своей российской идентичности.

Сказанное актуализирует и оголяет суть основного лозунга переживаемого момента истории России в его специфическом национальном преломлении: сохраняйте в себе все, что хотите сохранить в себе как нации, все основы и проявления своей самобытности, все ценности своей национальной идентичности, но одновременно с этим преодолевайте в себе все, что мешает вам стать Россией, и прежде всего все то, что мешает укреплению уз ваших связей с русской нацией, что не превращает их для вас в исторически и экзистенциально значимую связь, то есть в такую, вне которой ваше бытие в истории становится принципиально ущербным и именно в качестве национального. Все это значимо не только само по себе, но еще и в той связи, в какой объективно образует состав необходимых условий для вхождения в Россию, а не только для пребывания в ней, для того чтобы стать неотъемлемой частью Великой, Единой и Неделимой России.

Таким образом, сохраняя за всеми национальную самобытность и право на ее развитие, национальная идея России вместе с тем есть национальная идея с выраженным русским основанием, контекстом и направленностью. При этом это не идея превосходства русской нации над всеми остальными нациями России, обоснование неких ее особых привилегий в России. Это идея ее россияобразующей миссии, и прежде всего того, что русская национальная идентичность есть основа российской идентичности. Именно на русской национальной основе все нерусское в России перерастает в российское и далее в Россию. И если этого не происходит, то оно просто не становится Россией, не живет Россией и для России. В этом смысле русская идея - духовное сердце национальной идеи России, она не мононациональна, но национально центрирована и сочетает в себе российское многоцветие наций и культур с их единством на русско-российской основе - на основе общности языка и уже только поэтому культуры, истории и исторической судьбы и далее на основе более банальных элементов общности - территории, экономики, политики, социальности.

Вот почему национальная идея России - это не идея денационализации и преодоления российских наций. Это идея их объединения и консолидации на русско-российской основе, сплачивания их общностью исторической судьбы в локальность России-цивилизации. И чем прочнее будет национальное ядро-начало этой цивилизации - и ее русскость, и ее российскость, тем прочнее будет Россия-цивилизация. Следовательно, национальная идея Великой России является национальной не только потому, что она русская, но и потому, что она российская, то есть с ней, как национальной, может идентифицировать себя любая нация России, идентифицирующая себя с национальной и исторической Россией.

Чем еще не может и не должна стать национальная идея России? Покушением на духовную и идеологическую терпимость и, следовательно, на духовный и идеологический плюрализм в России. Категорически недопустимо навязывание единомыслия и единодушия, тем более, насильственными методами. Идея России не должна стать источником духовных интенций, покушающихся на основы демократии, в частности, на основы свободного выбора индивидуальностью форм духовного и идеологического бытия своего сознания, на само право индивидуальности быть индивидуальностью. Свобода должна стать основным способом бытия национальной идеи России, ибо одна из главнейших составляющих ее исторической миссии в том и заключается, чтобы создать все необходимые условия для проявления личностью в России своей подлинной индивидуальности, а значит, и для той истинной свободы, которая входит в пространство личного бытия не просто со свободой выбора, ибо выбрать можно и не свободу, а вместе с превращением его в пространство для реализации личностью своей истинной индивидуальности.

Истинная свобода - плод проявления истинной индивидуальности, раскрытия подлинной сущности человека. Быть таким, каким повелевает быть сущность человека, стать наиболее адекватным выражением родовой сущности человека в ее исторически обусловленных формах бытия - вот идеал свободного бытия, свободной личности, тем больше реализующей потенциал своего личностного начала, чем больше в нем реализуется потенциал родовой сущности человека. А это по силам только духовно насыщенной личности, духовно свободной и открытой духовности всего мира.

И вместе с тем национальная идея России - это не идея вообще, а идея России - обоснования и духовного обеспечения исторического выживания русской и союзных ей наций в мировой истории. Это комплекс идей, отстаивающих чистоту национальной, исторической и цивилизационной идентичности России. Это базовый источник идентичности - то, что нация думает о себе на основе осмысления собственного исторического и духовного опыта развития, то, что воспроизводит ее в истории в качестве нации, в конце концов, то, чем она хочет стать в истории. В современных условиях это еще и идея восстановления базовых структур своей идентичности в истории, возвращения на путь своего цивилизационного бытия в истории, восстановления здорового инстинкта национального, а значит, и исторического самосохранения нации.

Таким образом, национальная идея России - это национально, исторически, цивилизационно, а потому и аксиологически центрированный феномен, носитель не каких угодно идей и ценностей, а преимущественно таких, которые, отражая цивилизационную, историческую и национальную идентичность России, работают в России и на Россию. Об этом стоит сказать особо, так как, выступая центром духовной и идеологической консолидации России, национальная идея России противостоит идее абсолютной свободы, превращающей историческое и духовное пространство России в пространство абсурда всеядности и вседозволенности, в котором любое проявление рациональности и сопутствующих ему ограничений, любые центры консолидации кажутся либо нелепостью, либо проявлением тоталитарных тенденций.

В данном случае речь идет не только о философской адекватности и политическом благоразумии, но и просто о здравом смысле в понимании свободы. Недопустимо под видом свободы навязывать России логику абсолютной относительности всех ценностей, всех представлений о мире, человеке, обществе, самой России - то, в чем так преуспел Август 1991-го, когда России по-хамски, грубо и агрессивно навязали слом моральных абсолютов, которые она выстрадала всей своей историей, включая сюда и трагический опыт советского тоталитаризма, борьба с которым вообще превратилась в борьбу за слом всех архетипов национального поиска высших форм проявления Добра, Любви и Правды жизни.

На основе попыток преодоления всех приоритетов, центров идентичности и консолидации общества и прежде всего в их национальном воплощении, России был навязан самый настоящий культурный и духовный промискуитет беспорядочное смешение культур, всего, что можно втянуть в духовное пространство России. Был развязан настоящий танец смерти вокруг новых абстракций бытия. Но такая логика - логика абсолютной свободы, духовной всеядности и вседозволенности есть логика сумасшедшего дома. Именно там, в условиях логического и духовного абсурда отсутствуют всякие приоритеты, именно там все возможно и именно поэтому там дом бытия больного сознания.

В этой связи национальная идея России - это предупреждение о том: что в России не все возможно, а то, что возможно, определяется ее историей, культурой, духовностью, национальными и государственными интересами России; что Россию нельзя свести с ума и оккупировать чуждой ей духовностью и идеологией, лишить ценностей идентичности и исторически сложившихся центров консолидации. Национальная идея - это идея идентичности и духовной чистоты России, недопущения превращения свободы в средство национального и духовного погрома России, попыток под новыми вненациональными лозунгами скрестить Россию с духовной бесовщиной, растлить социальные, культурные и духовные основы нации, все то, что определяет высшие смыслы и ценности жизни, а вслед за ними и те символы Веры, благодаря которым, в конечном счете, воспроизводится человеческое в человеке и сам человек

В этом отстаивании приоритетов ценностей национальной идентичности особую роль играет религия. Выражая самые глубокие и одновременно с этим самые интимные архетипы духовной идентичности нации, религия в истории России всегда выполняла особую духовную и идентификационную миссию, настолько особую, что основы национальной идентичности вообще определялись по конфессиональной принадлежности. В этом смысле быть русским значило быть православным. И это абсолютно справедливо с позиций истинной природы национальной идентичности, которая, в отличие от этнической, тяготеет к духовным, социокультурным основам бытия в истории, ими определяет свое бытие в истории в качестве национальной идентичности. Вот почему, не подвергая сомнению, что отношение личности и Духовного Абсолюта - это глубоко личное отношение, вместе с тем следует признать особую роль Православия в становлении всех базовых структур национальной идентичности России.

Вот почему тот, кто хочет строить возрождение России на иных духовных основаниях, заданных иными духовными архетипами, по меньшей мере смешивает две проблемы: возрождение России как России-цивилизации и как России-государство. Это, безусловно, связанные и вместе с тем разные аспекты возрождения, подпитываемые и завершающиеся в разной системе идентичности - в первом случае цивилизационной, во втором - гражданской. Быть гражданином России - это один уровень отношений с Россией, легко преодолеваемый вместе с изменением гражданства. Но быть неотъемлемой частью России-цивилизации - это совершенно другой уровень отношений с Россией, отношений с ее глубинной, социокультурной и духовной сущностью, никогда и нигде не преодолеваемой в принципе, ибо нельзя преодолеть в себе то, что стало основанием собственной души, ее святынями.

Само собой разумеется, Россия - многоконфессиональная страна, но основы русской духовности укоренены в Православии, оно определяет природу русского этноса. Сказанным сказано главное: не определяя все, что есть национальная идея России, Православие определяет в ней то, что определяет ее русскую составляющую, а через нее и российскую суть. Можно быть и нерелигиозным, и неверующим, но нельзя быть неправославным, если ты уже русский. Православие в России - это не только религия, но и на этой основе самая глубокая и самая духовная часть основ русской национальной идентичности, ее архетипическая часть, которая именно поэтому, реализуя себя в сознании, превращает его в русское, независимо от его отношения к Абсолюту, независимо от признания или непризнания им реальности Духовного Абсолюта. Независимо от всего этого Православие было, есть и остается духовной Родиной и сердцем России.

Сказанным сказано и другое: подобно тому, как никакой этнический плюрализм не способен преодолеть особой миссии русского народа в России, подобно этому никакой конфессиональный плюрализм не способен преодолеть особой миссии Православия в духовном окормлении России. В этом Православие не противостоит другим конфессиям России, в этом оно просто занимает исключительное место, определяя базовые структуры русско-российской национальной идентичности. Православию нет необходимости адаптировать себя к России-цивилизации, оно идентично ей по определению того, что есть Православие и что есть Россия.

Не менее важно уяснить и следующее: национальная идея России при любой ее интерпретации не должна противостоять ни целям исторической модернизации России, ни целям ее интеграции в мирохозяйственные связи, мировую культуру и цивилизацию. Она не должна звать Россию назад, в архаику ценностей и отношений к миру и человеку, ни в каком смысле не способствовать самоизоляции России. Она должна стать олицетворением движения России вперед и выше, к постоянной исторической модернизации, но с сохранением основ России-цивилизации, базовых структур ее идентичности. Она должна стать духовной платформой для соединения истории России с современностью, русской духовности с высшими достижениями мировой культуры и цивилизации, для их превращения в средство сбережения и развития России, а не растворения ее в человечестве.

Иными словами, национальная идея России не может и не должна стать отрицанием универсальных законов истории, идейно-теоретическим обоснованием абсолютной уникальности России и в итоге тщетной попыткой вывести историю России из-под действия общих для всего человечества законов исторического развития, стремлением искать место России в мировой истории вне магистральных тенденций общественного прогресса. А его истоки, как их ни трактовать, восходят к общему для всего человечества преобразовательному способу бытия в природе: технологическому освоению сущностного потенциала Универсума, его неисчерпаемых возможностей в новых, ранее недоступных для человека измерениях и превращения их в производительные силы человеческого труда. Отношение-преобразование природы, прорыв к производственному освоению новых производительных сил природы запускает весь механизм, формирующий материальные основы бытия человечества, которые оказываются едиными для всего человечества, ибо едиными оказываются силы природы, подлежащие производственному освоению, и технология их освоения.

И то и другое неизбежно формирует принципиальную общность и в тех основных формационнообразующих качествах - экономических, социальных, политических, в которых и посредством которых эти природные силы начинают существовать в обществе, а общество в природе, реализуется сам прогресс в развитии человеческой сущности. Ни одна локальная цивилизация при всей своей социокультурной и духовной специфике не может абсолютно уникальным образом строить свои отношения с природой, а потому не может быть свободной от последовательности формационных этапов в освоении сил природы - стадий технологического и экономического развития и, следовательно, от единых для всего человечества формационных законов исторического развития. Быть в человечестве значит, прежде всего, быть человечеством, значит жить вместе с человечеством, по логике человеческого освоения сил природы.

Это решение вопроса в принципе, предполагающее, что никакие ценности идентичности, задачи их сохранения в истории не могут покупаться ценой отказа от общественного прогресса, его формационной составляющей, хотя бы потому, что все, что не вписывается и не ассимилируется общественным прогрессом, рано или поздно им же разрушается, разрушается силами именно формационного прогресса. И вместе с тем ни общественный прогресс, ни новые формационные качества общества не реализуются в истории сами по себе, а только в связи и на основе цивилизационной исторической реальности и логики истории, лишь в той связи и мере, в какой являются выражением саморазвития локально цивилизационных основ истории и в них, в первую очередь, ценностей идентичности. Именно они начинают притягивать к себе и адаптировать для себя все, что происходит в формационной исторической реальности, которая, следовательно, существует не сама по себе, а в глубокой связи с цивилизационной, более того, как часть цивилизационной исторической реальности.

Это ведет к складыванию вполне определенных отношений между формационной и цивилизационной составляющими общественного прогресса - к реальности прямой зависимости между осуществлением формационного прогресса в истории и теми возможностями, которые предоставляются для этого локально цивилизационными основами истории. Он становится таким, осуществляется так и настолько, как и насколько регламентируется в этом особенностями локальной цивилизации, генетическим кодом ее истории. Ключ к формационному прогрессу держит в своих руках цивилизационная историческая реальность, в частности, делая его зависимым от возможностей и перспектив собственной исторической модернизации. А потому формационный прогресс был, есть и остается прогрессом локальной цивилизации в истории, а не просто истории, ибо история вообще - это абстракция от локально цивилизационного ее многообразия, от многообразия истории локальных цивилизаций и культур.

Что из всего этого следует? А то, что национальная идея России не может и не должна стать отрицанием локально цивилизационного своеобразия России, идейно-теоретическим обоснованием его преодоления в истории, а в итоге преступной попыткой вывести историю России за пределы истории России, за те локально цивилизационные спецификации - ценности идентичности, в которых и посредством которых она воспроизводит себя в качестве России, а не нечто другого. Естественное стремление искать место России в мировой истории на путях осуществления магистральных тенденций общественного прогресса, его формационной составляющей не должно превратиться в основание и средство преодоления ценностей идентичности России-цивилизации, самой России в истории.

Современная Россия должна пройти между Сциллой предельно универсалистских схем исторического развития и Харибдой искушения своей абсолютной уникальностью, между идеей слома основ локальности собственной цивилизации в истории и идеей превращения их в стагнирующее начало формационного прогресса. В этой связи понятно, чем должна стать национальная идея России: идейно-теоретическим обоснованием логики овладения Россией средствами и целями формационного прогресса в формах своего цивилизационного бытия в истории, в национально обусловленных формах. Она должна стать идеей прогресса России и во имя Великой России.

Таким образом, национальная идея России - это, прежде всего, идея, выражающая базовые ценности национальной идентичности России и, следовательно, еще и идея принципиальных ограничений на возможность любых форм исторического творчества, с любых аксиологических основ и с любой направленностью в геоисторических условиях и границах России - ограничений, заданных как раз содержанием ценностей национальной идентичности России и в ней русской нации. И это не те ценности, с которыми можно не считаться, которые могут быть, а могут и не быть у нации. Это те ценности, которые определяют само бытие нации, саму ее возможность быть нацией. Именно поэтому национальная идея России должна стать тем, что впредь не допустит объективации в России того, что не собирается считаться с ценностями ее цивилизационной идентичности, с тем, что все-таки есть такая цивилизация, культура, духовность, государство, нация ...- с Россией, как с исторической и национальной Россией. Национальная идея России именно потому, что она национальная, не должна допустить новой беспредельной космополитизации и интернационализации России.

Ведь что такое интернационализм в одном из существенных и далеко не очевидных своих проявлений - "отрицание и осмеяние организующей духовной силы национальности и национальной государственности"1, а потому идеологема с колоссальным потенциалом духовной и исторической дезориентации, нацеленной на умаление всякой формы национального бытия в истории. Пора осознать ту действительность, которая скрывается под благовидными лозунгами "возвращения в цивилизацию", "жить в человечестве и человечеством" - это действительность национального погрома собственной нации, когда в итоге обнаруживается нечто совершенно несуразное: целой и, надо признать, не самой последней нации в современном мире отказывают в праве жить в России и Россией, по-русски и по-российски, в самом праве на сохранение основ своей исторической и национальной идентичности. Всему этому - попыткам растворения России во всемирной истории - необходимо противопоставить идею духовной мобилизации страны и нации, которая в наиболее последовательной форме может быть осуществлена только на базе национальной идеи.

Таким образом, она несет не только ценности идентичности, не только объединяющие и консолидирующие ценности, но и на этой основе ценности духовной мобилизации России и нации. А потому только национальная идея в сочетании с национальной страстью может стать источником возрождения и мобилизации жизненных сил нации. Это та "идея-страсть", о необходимости которой для России еще в 1918 году писал П.Б. Струве, и которая должна была стать обетом для всякого русского человека. "Ею, ее исповеданием должна быть отныне проникнута вся русская жизнь. Она должна овладеть чувствами и волей русских образованных людей и, прочно спаявшись со всем духовным содержанием их бытия, воплотиться в жизни в упорный ежедневный труд. Если есть русская "интеллигенция" как совокупность образованных людей, способных создавать себе идеалы и действовать во имя их, и если есть у этой "интеллигенции" какой-нибудь "долг перед народом", то долг этот состоит в том, чтобы со страстью и упорством нести в широкие народные массы национальную идею как оздоровляющую и организующую силу, без которой невозможно ни возрождение народа, ни воссоздание государства. Это - целая программа духовного, культурного и политического возрождения России..."67 и она до сих пор актуальна для России.

Кого же в России может не устраивать национальная идея России и в таком ее значении? Очевидно, только те национально беспочвенные политические силы, которых не устраивает в России сама Россия, которые не приемлют ценностей национальной и исторической идентичности, объединяющих и консолидирующих ценностей, самой возможности духовной мобилизации России как России и нации как нации и, следовательно, не приемлют самого национального возрождения России, ее выхода из состояния глубокой исторической комы, явно затянувшегося цивилизационно безосновного бытия, духовного и ценностного хаоса. Выйти из этого состояния можно только путем, обратным тому, которым в него входила Россия и нация: через обретение порушенной системы национально центрированных ценностей идентичности, через национальное возрождение на базе национальной идеи.

В этом смысле национальная идея России объемлет в себе одновременно идейный потенциал и возрождения, и модернизации России и в той самой мере, в какой превращает и тот и другой в национально центрированный - в потенциал возрождения и модернизации России, а не в нечто сугубо абстрактное и абстрактного, в иное по отношению к России. В такой своей постановке проблема обретения Россией своей национальной идеи актуализирует проблему обретения национальной идеологии и идеологической консолидации общества, образующих стержневую часть проблем становления национальной идеи России. И это не случайно, так как в своем практическом воплощении проблема обретения Россией национальной идеи - это прежде всего идеологическая проблема - какая идеология станет доминирующей на евразийских просторах России - в сердце и сознании России.

В связи с этим стоит обратить внимание на ситуацию идеологического абсурда, в котором оказалась и страна, и нация после Августа 1991-го, если воспользоваться физическими аналогиями, в ситуации идеологического вакуума. Это состояние - норма для физической реальности, но не для социальной, которая не терпит пустоты. Кроме того, уже в своих физических свойствах вакуум - явление крайне нестабильное, из которого может появиться все что угодно. Он принципиально не прогнозируем в своем поведении. Все эти свойства физического вакуума во сто крат усиливаются процессами вакуумизации социальной реальности, прежде всего ее идеологической составляющей, когда поведение общественного организма становится близким к хаотическому в силу идеологической хаотизации его сознания. Лишенное идеологии и идеологических императивов, оно превращается в мечущееся сознание, в сознание "без руля и без ветрил" в пространстве собственной истории и только потому, что в очередной раз дистанцируется от него как национального, только потому, что в который уже раз ищет духовные основы своего бытия во вненациональных ценностях, целях и смыслах истории, отчужденных от их русско-российской сущности.

В этом смысле крайняя нестабильность той истории и того общества, в которых мы живем, имеют выраженные ментальные и идеологические причины. Мы не можем обустроить собственное сознание, куда уж обустраивать Россию, цивилизационный, исторический и национальный феномен которой мы так и не удосужились по-настоящему осмыслить и понять. Отсюда и хаос эмбриональных представлений о России, идеологическая децентрированность сознания, которое, живя формами своей объективации, на этой основе децентрирует и хаотизирует всю ткань российской социальности. В итоге она получается НИКАКОЙ, ибо в ней все становится возможным, так как никаких ценностных и смысловых ограничений не испытывает то сознание, которое живет и объективирует себя в России.

Определяющую роль во всех этих процессах хаотизации сознания и вслед за ним и на его основе самой социальности сыграла идея тотальной деидеологизации общества. Она стала частью общего проекта цивилизационного переворота в России, слома базовых структур ее цивилизационной, исторической и национальной идентичности в конце ХХ столетия. В определенных границах, в основном тех, которые определялись целями и задачами преодоления моноидеологического диктата коммунистической идеологии и на этой основе крайней заидеологизированности общества, идея деидеологизации была продуктивной идеей. Но она несла в себе элемент абсурда, а потому и была доведена до абсурда, до идеи преодоления идеологии вообще. Естественно, это не удалось и никогда не удастся сделать, но сделано было главное: идеологическое поле России было перепахано так и настолько, с такой глубиной и беспощадностью, что было лишено всех духовных приоритетов, идеологических императивов и вслед за этим на этой основе центров духовной и идеологической консолидации.

И самое неожиданное и от этого еще более трагическое: обществу был навязан запрет на различие и оценку общественных явлений и идей с точки зрения истины и лжи, добра и зла, справедливости и несправедливости, закона и беззакония, нормы и патологии... Больше и хуже того, под все это, под всю эту гремучую вселенскую смесь, разрушающую все формы нормального проявления здорового сознания, была подведена даже философская идейно-теоретическая база, отдающая свойствами крайнего декаданса, вплотную граничащего с диагнозами клиники. Ее самыми распространенными проявлениями стали:

1. Отрицание наличия любой иерархии и в любых ценностях, даже в нравственных, провозглашение их абсолютной относительности и даже виртуальности. Более того, в культуре вообще была предпринята попытка перевернуть и превратить ценности в антиценности, а антиценности в основные, доселе "скрытые" ценности. Всяческие патологии и явные аномалии, будь то феномен безумия, сексуальные извращения или культурные маргиналии, начали приобретать статус "сверхценностей" и норм "истинного" бытия.

Через вроде бы безобидную ссылку на то, что подобные явления раньше незаслуженно игнорировались общественным сознанием, происходит своеобразная ценностная реабилитация исподнего дна человеческой души и патологических форм социального существования. Норма и аномалия как бы уравниваются; более того, патология даже превозносится как нечто сугубо оригинальное и нестандартное, воплощающее дух истинной человеческой свободы.

2. Истина трактуется как вредная и подавляющая свободу "метафизическая фикция", ибо образы мира и виды знания в головах людей неизбежно субъективны, а потому и неизбежно плюралистичны. Они полностью определяются принятыми правилами своеобразной языковой игры, так называемыми "структурами дискурса". Стремление же какого-либо знания (даже логико-математического!) претендовать на статус истинного есть знак его тоталитарных претензий на власть и господство.

3. Что касается конечной цели и смысла человеческого бытия, то в качестве таковых провозглашается умение свободно и иронично играть в разнообразные языковые конструкции (художественные, политические, научные, философские...) в условиях абсолютного ценностного и познавательного релятивизма. В итоге человеческое бытие оказывается абсолютно безосновным, лишенным глубины, текучим, случайно-событийным, а потому, в конце концов, глубоко бессмысленным. В таком "децентрированном" мире не просто все возможно, но именно потому, что все возможно, в нем ничего не имеет ни меры, ни ценности, ни смысла.

Каков же социальный, политический и, главное, выражающий их сущность идеологический итог? Под видом равенства всех истин и всех ценностей общество было втянуто в состояние, близкое к нравственному помешательству, лишено духовных и идеологических приоритетов. А если таковых нет, то не только все возможно, но и нет центров для консолидации общества, оно социально атомизируется и распадается, становится чрезвычайно удобным для проведения любых реформ, любой приватизации, любыми средствами и любой социальной ценой, для навязывания любых ценностей, целей и смыслов бытия, вплоть до разрушающих сами основы бытия. И все это превращается в досягаемую реальность в том обществе, которое лишают основ идеологического сознания, под лозунгом свободы от идеологии, делая его зависимым от самых низменных идеологических форм, от произвольных и маргинальных идеологем. Это ближайший результат деидеологизации общества. И уже только поэтому идея деидеологизации общества в своей главной сути оказалась ложной и чрезвычайно разрушительной идеей, так как навязала обществу отказ от того, без чего оно просто не может существовать - идеологии.

В самом деле, идеология - неустранимый феномен сознания. Отражая всю гамму общественных явлений и процессов, идеология дает им оценку с определенных субъектных позиций - национальных, государственных, социально-классовых в целях их направленного изменения в интересах всегда определенных субъектных сил истории. Идеология всегда центрирована не просто на понимание общества и его противоречий, но и на их оценку и, следовательно, на интересы, на их отражение и выражение не только в логике понятий, но, в еще большей степени, и в логике ценностей, целей и идеалов, смыслов и символов веры. А потому идеология завершается системой ценностей и ценностных ориентаций общества, их утверждением в обществе. Она есть ценностная сфера общественного и индивидуального сознания с многообразными и в принципе незаменимыми функциями, особенно, в сфере политике. "Любой субъект политики нуждается в идеологии как средстве духовного сплочения и руководства, которое направляет поведение людей в сфере политических отношений, формирует волю, стремление к политическому действию, мобилизует их активность, способствует социальной интеграции групп, вовлеченных в политическое действие или готовящихся к нему"1.

При таком понимании идеологии и ее места в обществе общество просто не может быть вне идеологии, ибо оно не может быть вне интересов и ценностей, вне процессов их осознания, неизбежным результатом которого и становится идеология. Именно в идеологии, ее рефлексивных формах происходит преодоление основных противоречий общественной жизни. И не только в сознании, в теоретической форме. Все многообразие проблем и аспектов бытия действующих субъектов истории посредством идеологии сводится в целостную программу и на этой основе в систему поведения, направленную на реализацию их коренных интересов. Идеология оказывается тем механизмом, "рычагом" в человеческом сознании, благодаря которому политическое сознание приводится в соответствие с политическим действием, а то и другое с определенными политическими интересами. В итоге вне идеологии не может оказаться прежде всего сама власть, выступая необходимым компонентом любого механизма власти и в той самой мере, в какой способна осуществлять ориентацию и программирование направлений деятельности массы людей, в конце концов, функцию легитимации самого института власти - обеспечение ее массовой поддержки населением.

Вот почему идея тотальной деидеологизации - очередная иллюзия, так как на самом деле процессы, которые навязываются такой идеей, завершаются либо тотальной хаотизацией, либо банальностями переидеологизации общества и его сознания. Сознание человека вообще не терпит пустоты, так как всякое умаление одной системы ценностей неизбежно будет приводить и приводит к усилению другой, иной идеологии. И весь вопрос в этой связи заключается лишь в том, какая идеология заполнит эту пустоту, образовавшуюся после краха вненациональных идеологем.

С учетом трагических итогов векового искушения ценностями национально анонимного и безосновного бытия в истории есть все основания рассчитывать на то, что образовавшуюся духовную и аксиологическую пустоту заполнит идеология национального возрождения России и, следовательно, идеология национальной и исторической России. Она должна стать базой, надстраивающей над собой и форматирующей под себя любые другие идеологические проявления и процессы в обществе - любые, начиная от крайне левых и кончая крайне правыми идеологемами. Ибо в этой жизни все проходит, но Россия историческая и национальная Россия должна оставаться, неизменной сохраняя свою локально цивилизационную суть - национальную, культурную, духовную.

Но на этом пути обретения национальной идеологии для идеологического и духовного обеспечения национального возрождения есть серьезные препятствия. И главное из них сводится к отсутствию в России достаточно благоприятных условий для становления полноценной национальной идеологии. Для своей реальности в истории она нуждается как минимум в реальности субъекта-носителя такой идеологии - нации, ибо развитая национальная идеология - плод развитых наций. В истории укореняется и получает развитие только то, что укореняется и получает развитие в человеческом сознании, усваивается общностью людей и превращается в основу бытия их сознания и вслед за этим в основу их бытия в самой истории. Русские же в России больше напоминают население, пока еще населяющее эту страну, чем нацию, осознанно творящую свою историю как национальную. Ибо в итоге всех экспериментов над национальными основами бытия русских в России и России в мире нация оказалась отчужденной от ценностей национальной идентичности в масштабах, чрезвычайно опасных для самих основ национального бытия в истории.

И вместе с тем, если у России еще есть свои национальные и государственные интересы, то они неизбежно должны осмысливаться в национально-государственных формах. Если таких интересов нет, уже нет или вообще нет, то нет необходимости и в национально-государственной идеологии. Но в том-то и дело, что они, национально-государственные интересы, пока еще есть, так как пока еще есть Россия. Уникальность переживаемой исторической ситуации в том и заключается, что после Августа 1991-го у власти в России оказалась власть, лишенная внятных идеологических приоритетов, если не сказать точнее - идеологии вообще. Власть, лишенная идеологии, идеологического обеспечения собственной власти - это противоречие в определении, это власть, никого и ничего не представляющая, кроме собственных претензий на власть.

В этом суть идеологической трагедии Августа 1991-го: если коммунистическая власть, ее идеологическая трагедия состояла в излишней заидеологизированности власти, то трагедия новой власти заключается в другой крайности - в излишней деидеологизации. Ее проявления достаточно многообразны, а последствия не столь безобидны, как может показаться на первый взгляд. Ведь произошло нечто из разряда явно несуразного: государство и власть на целое десятилетие полностью или почти полностью устранились от формулирования каких бы то ни было национально и социально значимых приоритетов развития помимо тех, которые навязывались шокирующей приватизацией, устранились от внятного проявления своей позиции по главным жизнеопределяющим вопросам бытия, от расстановки каких бы то ни было акцентов и в первую очередь нравственных. Государство и власть вообще нравственно устранились из истории, просто ушли из нее в качестве субъектов нравственного бытия истории.

И это, разумеется, не случайно, так как с самого начала реформ власть начала дистанцироваться от главных центров идеологического самоопределения в истории России - от центров исторической и национальной России, от ценностей цивилизационной, исторической и национальной идентичности России и в ней русской нации. И это закономерно, так как у власти в России в очередной раз оказалась вненациональная Россия, которая вновь начала искать ценности идентичности и источники идеологического самоопределения в истории по ту сторону национального и исторического бытия России - в абстракциях от общечеловеческого в истории или в идеологемах иных цивилизаций и культур, а в ряде случаев не делая даже и этого, ошибочно полагая, что власть сама по себе уже есть идеология.

Но это если и идеология, то идеология либо "хапка", либо идеологического обеспечения возможности любых форм исторического творчества в России, с любой их направленностью, вплоть до идеологического обеспечения разрушения России. И это не должно удивлять, так как вненациональная идеология, или идеология, не сочетающая себя с национальной,- это всегда форма утопического, а потому разрушительного сознания, формирующегося вне поля ценностей подлинной идентичности.

Безнациональность, как осуществляемое начало общественной жизни, есть неосуществимое начало, это царство не жизни, а смерти, царство абстракций, оторванных от реальной жизни, то, чем традиционно страдает русское интеллигенствующее мировоззрение - доведенным до конца отвлеченным построением жизни. Оно лежит и в основах русского коммунизма, и русского либерализма - если не полное, то близкое к нему отрицание и отвержение действительности совершающегося, большинства ценностей, выстраданных собственной историей, конкретностью собственной национальной жизни.

А ведь истинные ценности не могут быть вне конкретной истории, культуры, духовности, вне национальной субъектности и национальной среды. Они не могут не быть подчинены императивам национального, а значит, и локально цивилизационного бытия в истории. Тем поразительнее, что именно сама власть в России выступила главным инициатором всех основных хаосогенных процессов в стране, включая сюда и идеологические, и в той самой мере, в какой намеренно игнорировала ценности исторической и национальной России, на этой основе став источником хаотизации исторически сложившихся центров идеологической консолидации нации и страны. Однако при всем при этом сказанное не отменяет очевидного: реальным центром действенной идеологической консолидации современной России может и должна стать прежде всего власть. Но для этого она должна перестать быть властью в России и над Россией, а стать властью России и для России, для чего она должна стать самой Россией, властным, государственным олицетворением идеи Великой России, идеологическим выражением интересов и ценностей исторической и национальной России.

Таким образом, итогом идеологических блужданий России после Августа 1991-го стала насущная потребность возвращения России к самой себе как России, к пониманию своих подлинных национальных интересов, к идеологическому самоопределению в истории на принципах национально ориентированной идеологии. Она есть всего лишь навсего отражение национально центрированной системы ценностей России, единственно адекватное средство их осознания и реализации в практике исторического творчества. В этом смысле претензии России на национальную идеологию - это естественное право России на идеологическое обеспечение основ своего бытия в истории в качестве исторической и национальной России.

В конце концов, если мы с Россией и Россия с нами, то кто против нас? Чьи и какие национальные интересы отстаиваются воззрениями, отрицающими за Россией право на национальную идеологию? Не идет ли в этом случае речь о самом неприглядном - о сознательном намерении раз и навсегда отлучить Россию от ее национальных интересов, окончательно запутать их понимание как национальных и на этой основе лишить возможности их защиты и реализации в истории в качестве национальных интересов? Вот часть тех вопросов, стоящих перед российским обществом, идущим по пути обретения новых идеологических альтернатив и центров идеологической консолидации страны и нации. При этом ни в каком смысле речь не идет о крайностях по-новому заидеологизированного общества. Но стремление избежать их не должно стать основанием для другой крайности: якобы в обществе вообще не может быть никаких идеологических приоритетов и, соответственно, центров идеологической консолидации.

В конечном счете, общество всегда в той или иной мере или форме, но оказывается идеологически центрированным. Прежде всего, это неизбежно в условиях и по причине государственного объединения людей. У государства не может не быть идеологических приоритетов. Оно точно должно знать, кому, чему и как должно служить. И такое знание должно пронизывать все государственные институты. Нельзя же считать за норму существование армии, лишенной идеологии, элементарного сознания того, армией кого и для чего, для защиты каких ценностей она является. Армия без идеологии - это стадо, и очень опасное стадо, вооруженных людей, а не армия, как и государство уже не государство, а хунта. В этой связи есть все основания рассчитывать на то, что российское государство должно служить России и, следовательно, основу его идеологии, как государства российского, образует национальная идеология. Кроме того, нельзя объединить людей в принципе, не объединяя их идеологически. Центров такого объединения людей в условиях идеологической плюральности может быть немало, но среди них неизбежно есть такой, который должен объединить если не всех, то почти всех тех, кто за, а не против России. И этот центр есть сама Россия, ее национальная система ценностей, выверенная и выстраданная всей ее противоречивой историей.

Больше того, в условиях колоссальной идеологической хаотизации российского общества вопрос о национально центрированной идеологии - это не просто вопрос о ценностных основаниях бытия современной России, но и о необходимых условиях ее духовного выживания в истории. Опыт истории убеждает: в истории выживает лишь тот этнос, который является носителем духовной системы ценностей, адекватно отражающих его коренные интересы, а потому способных стать центром его консолидации. Только такой этнос выживает в истории, который сохраняет и развивает себя на основе сохранения и развития ценностей своей этнокультурной, исторической и цивилизационной идентичности.

С учетом сказанного нельзя не видеть, что современная Россия поставлена в специфические условия борьбы за выживание своего национального начала в истории, в которых именно поэтому только национальная идеология может взять на себя функции сохранения и развития ценностей идентичности, идеологической консолидации российского общества вокруг этих ценностей. Они являются высшими ценностями всякого бытия в истории, ибо есть не только начало и предел, но и само основание исторического в истории. Именно они канализируют сам процесс исторического развития, превращая его из истории вообще в историю определенной локальной цивилизации, культуры, духовности, определенной этнокультурной общности, ее развития к новым формам бытия в истории, адекватным ценностям своей идентичности. В этом смысле национальная идеология должна стать идеологией новых исторических рубежей России, выхода к ним в качестве России, а не в качестве нечто другого.

Соответственно, она должна стать идеологией не власти над Россией, а идеологией служения власти идее Великой России, величие которой определяется не только величием ее державной ипостаси, но и тем, до какой степени она становится условием и средством достижения счастья и благополучия каждого ее гражданина, условием и средством превращения исторического пространства России в пространство реализации личных свобод, в свободное пространство свободного развития свободной индивидуальности. В такой своей формулировке национальная идеология не может быть раз и навсегда монополизирована ни одной формой власти в России, приватизирована ни одной партией. Вечное и неисчерпаемое не может стать частью конечного и преходящего. Национальная идеология - это идеология не партии и не власти в России, это идеология самой России, которая становится идеологией и партии, и власти в России лишь в той связи и мере, в какой они растворяют себя в России и Россию в себе - в какой они и есть сама Великая Россия, идеал, не достижимый ни одной партией, ни одной формой власти в России.

Итак, в содержании национальной идеи России хорошо просматриваются два глубоко взаимосвязанных уровня ее бытия, каждый из которых по-своему связан и выражает в себе ценности цивилизационной, исторической и национальной идентичности России и в ней русской нации.

Первый, наиболее фундаментальный, является носителем системы архетипов социальности, культуры, духовности, способа их объективации в истории и самой истории - самых глубоких основ национальной идентичности. Он включает в себя и коллективное бессознательное, пришедшее к нам из глубины веков нашей истории и определяющее и наше понимание, и наше отношение к миру, человеку, России, истории, добру, злу, прекрасному, трагическому, падшему, святому.... Именно здесь концентрируется духовный опыт поколений, тайна русской души, самих феноменов русскости и российскости, наши высшие символы Веры. Здесь духовные основы локальности русско-российской цивилизации. Они наиболее стабильны, по сути, неразрушимы, ибо с их падением падет и сама Россия, духовные основы истории в душе каждого, кто идентифицирует себя с Россией.

Второй, более подвижный и изменчивый уровень. Он находится в большой зависимости от конъюнктуры исторической ситуации, а потому нацелен на ее понимание, на отражение и оценку всей гаммы интересов переживаемого момента истории. Здесь пространство бытия национальной идеологии, здесь духовная родина самой идеологии реформ современной России, которую власть так и не смогла сформулировать и предложить России, особенно социальные и национальные смыслы реформ. В идеологическом отношении они оказались неподготовленными и пустыми, что необычайно осложнило их осуществление. Огромный духовный потенциал нации оказался невостребованным, и он не мог быть востребован, так как реформы полностью проигнорировали национальное начало России, а по ряду моментов развязали самую настоящую войну против него.

В итоге Россия начала проигрывать историческую модернизацию и как ее составную часть - конкурентную борьбу за лидерство в мировой истории, и не потому, что она - Россия, а потому, что ей не дают стать Россией, исповедовать ценности собственной национальной идентичности, развиваться на базе саморазвития основ локальности собственной цивилизации, генетического кода собственной истории. Идеология реформ не может базироваться на предательстве основ собственной цивилизационной, исторической и национальной идентичности. На этой основе она превращается в идеологию исторического погрома и поражения России в истории.

Таким образом, перед современной Россией стоит задача первостепенной исторической важности - соединить все процессы реформирования России с ее национальной и исторической почвой, локально цивилизационной спецификой. Только так и на такой основе Россия может войти в процессы исторической модернизации в экономике, политике, социальности, в самих основах своей национальной культуры и души. Победить в модернизационных процессах можно только оставаясь Россией. А это невозможно сделать в принципе без опоры на национальную идею России, без мобилизации национального потенциала развития в истории, без опоры на национальную духовность, национальные святыни и символы Веры. Следовательно, реформы, направленные на историческую модернизацию России, неизбежно должны стать частью национальной идеи России, поднять себя до ее уровня, как духовного основания и идеологического обоснования целей, средств и конечных смыслов реформ. И только так и на такой основе они смогут стать средством национального возрождения - возрождения Великой России.

Все это актуализирует вопрос о том, что есть национальная идея России в ее архетипическом измерении, со стороны тех духовных святынь и символов Веры, с которыми, как с необходимостью, должно будет считаться любое реформирование России. Это, прежде всего, наша Вера: в социальную справедливость, в саму возможность Правды на земле; в абсолютный примат духовного над материальным, как божественного над земным, вечного над тленным; в то, что все вещи в труде, любви и добре, и что человек до тех пор человек, пока он любит; в то, что, только живя для других, можно жить для Бога и что Бог не в силе, а в добре и правде жизни; во всепроникающее братство и единство всех людей; в то, что в человеке человека всегда больше, чем зверя и, если в человеке нет человека, то все возможно; в то, что все должно иметь нравственное измерение и, если такового нет, то все теряет смысл и ценность; в то, что государство российское должно стать институализированным воплощением идеи Великой России...

Вот перечень главного, но далеко не всего из того, что было, есть и будет в национальной идее России, что образует ее архетипические основы, пришедшие к нам из глубины веков нашей истории, выстраданное и сохраненное нашим народом - то духовное начало нашей жизни, помогавшее нам жить, бороться и побеждать. Здесь почти ничего не надо изобретать, оно уже создано всей нашей историей. Это духовное завещание наших предков и нашей истории, без которого нет и не будет России, ее духовного сердца. Именно в нем гнездится еще и наша вера в Россию, и беззаветная любовь к России, в то, что идея России никому и ничему не должна уступать, даже идеям Человека и Человечества, ибо любить Россию - это и значит желать полного и исчерпывающего воплощения в ней идеи Человека и Человечества, общечеловеческих ценностей и идеалов. А потому служение не только себе, но и своему Отечеству - больше чем святой долг, это служение высшим целям и смыслам человеческого бытия в его специфически русском воплощении, которое становится русским как раз в той самой мере, в какой становится не просто бытием в России, но и Россией, для России и во имя Великой России. И русские имеют на все это исторические права, которые, собственно, и делают их русскими, ибо быть русским - это и значит быть Россией. Вот почему всякое отчуждение русских от России, а России от русских превращается в источник кризиса и России, и русской нации.

Величайшая духовная трагедия переживаемого момента истории в том и заключается, что нации, испокон века жившей не просто в России, но и Россией, стали внушать комплекс цивилизационной, исторической и духовной неполноценности России: якобы больше нет такого феномена, как Россия, а если что-то и осталось, то в этом и трагедия России, что от нее еще что-то осталось, но в любом случае в качестве нечто такого, которое ни в какой мере и ни в каком смысле не достойно ни веры, ни надежды, ни любви. А раз так, то нет никаких оснований жить нечто превосходящим то, что находится по ту сторону личного бытия, что превосходит частный интерес частного бытия. Была поставлена задача упростить, а в ряде случаев и того хуже - оскотинить условия жизни человека настолько, чтобы он не мог думать ни о чем большем, как только о выживании и, прежде всего, отлучить от России, от самой идеи России.

Тем самым из сердца и сознания нации вырывались как раз те самые духовные скрепы, которые организовывали ее в нацию, подчиняли ее бытие особым смыслам и ценностям, таким, из которых и слагается история, которые вносят в частную жизнь сознание того, что она есть нечто большее, чем просто частная жизнь, а часть особого целого - Великой России и, следовательно, обретающая тем больший смысл, чем больше есть жизнь в пространстве высших исторических, культурных и духовных смыслов России, во имя этих смыслов. Только в единстве с ними всякое бытие в России становится еще и бытием России, освещает себя ее особыми смыслами, которые и придают ему характер не только исторически, но и экзистенциально осмысленного бытия. На этой основе оно и обретает свои конечные смыслы, цели и ценности, успокаивает и гармонизирует себя ими как конечными смыслами, целями и ценностями своего бытия.

Вот почему в России недостаточно идеи только одного персоналистического счастья. Оно само по себе разумеющееся начало жизни, но никак не общественный идеал, на который может претендовать лишь такое счастье, которое может принадлежать еще и другим. Здесь один из источников российского коллективизма, отличительной черты российской духовности, проистекающей не от некой недоразвитости персоналистических начал российской цивилизации и культуры, а совершенно из другого источника - из сознания того, что чужого горя не бывает. Эта нравственная основа, как никакая другая, духовно сплачивает людей в мир России, строящийся на принципах человеческого единения ценностей высшей справедливости, таких, которые не позволяют строить личное счастье в отрыве от счастья и благополучия всего социального целого, на безразличии к несчастью других.

Вот почему мир русской духовности устроен таким своеобразным образом, что истинно русскому человеку недостаточно жить хорошо, для него еще чрезвычайно важно, чтобы и душа его была спокойна, что предполагает жизнь в пространстве духовности, прежде всего, в постоянной соотнесенности с идеалами жизни, превосходящими ценности повседневности всякого профанного бытия. В ряду прочего, что делает ее таковой, превращая бытие в России в бытие России, в русское бытие,- это идея самой России, той Великой России, достойной и веры, и надежды, и любви, любой жертвы, самой жизни и именно потому, что всегда превосходит все смыслы всякого частного бытия и частного интереса, ибо принадлежит к цели всех целей, к ценности всех ценностей, к предмету высших жизненных упований.

Вот почему за многие века истории все, что хотело победить Россию, было побеждено идеей Великой России и в той самой мере, в какой она всякий раз превосходила интересы и смыслы всякого частного бытия. А она превосходила их еще и постольку, поскольку на протяжении большей части своей истории была поставлена в такие исторические условия существования, при которых только через сохранение Великой России мог сохраниться каждый каждый сохранял себя только через сохранение Великой России. Так жизнь во имя Великой России стала главным условием и средством ее бытия и выживания в истории. Так персоналистическое начало нашей истории самой историей было накрепко повязано с идеей Великой России.

Так сформировался народ, который можно уничтожить, но нельзя победить, ибо тогда надо будет побеждать саму идею высших и конечных смыслов его существования в мире - идею Великой России. Она и есть конечная суть национальной идеи России, то, ради чего совершается история теперь уже только на 1/8 части суши Земли. Это наш конечный, а потому и неистребимый исторический идеал, конечный смысл нашего пребывания в истории: Россия, еще раз Россия и только Великая Россия!

Таким образом, возродить Россию может действительно новая идея, но эта идея - идея самой России и, следовательно, национальная идея. Она ключ к возрождению национального в истории и исторического в нации, того и другого в национальном сознании, самого национального сознания. Нация, которая сегодня осталась без выраженных форм национального сознания и самосознания, без национальной гордости и чести, завтра останется не просто без хлеба насущного, а просто без будущего. Вот почему Россия не возродится без возрождения национального сознания, а национальное сознание не возродится без национальной идеи: системы ценностей идентичности, построенной на мировоззренческих принципах россияцентризма: Россия сама для себя есть основание, средство, цель и идеал исторического развития - самодостаточный исторический феномен, локальная цивилизация, развивающаяся посредством саморазвития генетического кода собственной истории. И это исторический императив, требующий своего осознания, как и то, что это за система ценностей:

1. Прежде всего, национальная идея - это система ценностей идентичности: цивилизационной, исторической, геополитической, культурной, государственной, основательно хаотизированной за ХХ столетие. В этой связи национальная идея - это в первую очередь идея национальной идентичности, ибо обрести любую из вышеперечисленных форм идентичности можно только на национальной основе и в национальной форме, только посредством национального самоопределения в истории, и не какой-нибудь, а в своей собственной, от чего она и становится национальной. При более внимательном, исторически конкретном рассмотрении главные составляющие русско-российской национальной идентичности концентрируются вокруг знаменитой уваровской триады - самодержавие, православие, народность, не в их исторически ограниченной форме, а в их идентификационной национальной сущности.

По сути, именно на такой идентификационной основе осуществлялись все более или менее значимые акты национальной идентификации России в истории. В этом смысле уваровская триада оказалась достаточно точной рефлексивной реакцией на главные центры и главные идеи национальной идентичности, к которым на протяжении многих веков тяготела Россия, находившая их одновременно и в разной связи в основах своей государственности, духовности и этничности. А посему, кого они не устраивают в качестве базовых ценностей национальной идентичности, тех, похоже, не устраивает нечто принципиально иное в России - сама Россия, и историческая, и национальная.

Все, что есть в России, что есть истинная Россия, в конечном счете, находит основы своей идентичности: в российской культуре и, соответственно, в великой духовности России; в российской государственности и, соответственно, в великой державности России; в российской национальной субъектности и, соответственно, в великом российском суперэтносе совершенно уникальной этнокультурной общности, базой и связующим началом которого является русская нация. Единство во всем этом и на базе всего этого делает душу России спокойной, ибо возвращает ее к собственным национальным истокам, которые, как их ни трактовать, неотделимы от феноменов русскости и российскости, лежащих в основе генетического кода локальности русско-российской цивилизации.

В связи с этим национальная идея России предстает как идея преодоления хаоса в основах национальной идентичности России, возвращения ее к основам своей естественноисторической идентичности. Только национальная идея позволяет обрести России точку опоры в истории не в мировом пролетариате или мировой революции, не в общечеловеческих ценностях - чужой культуре, духовности, цивилизации, а в своих собственных, в духовных основах собственной истории и собственной души - в самой России.

2. Решение проблем с ценностями идентичности решает проблему и обретения ценностей консолидации. Нация объединяется нацией, культура культурой, духовность духовностью, государство государством, локальная цивилизация основами своей локальности, а Россия всем этим - основами своего национального бытия и национального сознания. В этом смысле национальная идея России - это еще и ценности объединения и консолидации России. В качестве таковых утверждают себя, прежде всего, ценности идентичности России-цивилизации. Они являются базовыми ценностями объединения и консолидации России. Россия объединяет себя, прежде всего, собой, Россией. И если Россия не может объединить себя идеей России, то она, в сущности, ничем не сможет объединить себя в принципе.

3. Национальная идея России - это обоснование и духовное обеспечение выживания русской и союзных ей наций в истории. Поэтому она должна стать носителем ценностей духовной, а потому и исторической мобилизации нации. Она должна стать идеологическим обоснованием национального возрождения России и на этой основе ее исторической модернизации, должна трансформироваться в конкретную реальность экономических программ, политических доктрин, социальных надежд, духовных свершений - дойти до каждого конкретного человека, до его сознания и повседневных интересов. Национальная идея России должна готовить персоналистическую революцию в России, быть центрирована на изменение каждого. Каждый должен изменить себя для того, чтобы изменилась Россия. Базой и целью этого изменения должен стать идеал Великой и Свободной России.

4. Национальная идея России утверждает себя и как ценностный идеал образ должного в сущем, идея, представленная как цель и ценность, несущая в себе представления о том, ради чего все совершается в геополитическом пространстве России. После всего, что произошло с Россией за ХХ столетие, вполне очевидно, что у России нет и не может быть исторического идеала, который мог бы находиться за пределами феномена самой России, по ту сторону ее национального бытия. Следовательно, национальный идеал в истории должен быть национальным. Горький опыт наших побед и поражений за ХХ век нашей истории свидетельствует однозначно: Россия сама для себя есть цель целей и ценность всех ценностей, а потому все совершающееся в ее истории должно совершаться только ради России, во имя идеалов Великой России. Все, что выходит за пределы этого идеала, просто не имеет отношения к России. Историческая миссия России находится в ней самой как России. Мы родились в России и, следовательно, не только для себя, но и для других, а через них и для России.

Таким образом, национальная идея России - это глубоко цивилизационный феномен, основная идея России-цивилизации, охватывающая широкий спектр ценностей национальной и исторической России, начиная от ценностей идентичности и кончая ценностями исторического идеала и исторической миссии России. Она есть отрефлексированный образ России, того, чем была, чем стала, чем может и должна быть Россия в мире. Это квинтэссенция ее национального самосознания, духовная составляющая национальной воли, носитель исторических, национальных и духовных символов национальной Веры. Она есть то, благодаря чему есть Россия, что духовно питает ее соками идентичности, что должно организовать и мобилизовать все в России в Великую Россию. И в этих процессах просматривается один из императивов возрождения России, который может сыграть наиболее выдающуюся роль в становлении новой России. Это школа.

Все великие сражения в истории, в конечном счете, выигрывала школа тем, какого субъекта готовила она для истории. Ничто в обществе, никакая экономика и никакая политика не решат тех и главных для любого общества проблем, которые решает школа, так как именно в ней производится главный капитал любого общества - человек. Качество школы - это качество человека, а качество человека - это качество истории. Оно восходит не к чему-нибудь, а к тем процессам, которые совершает каждый день скромный учитель в каждом классе. Вот почему современные процессы возрождения и исторической модернизации России готовятся в современной российской школе. Именно стратегия воспитания и образования нового поколения России будет определять качество того человеческого материала, из которого будет строиться историческая плоть и душа новой России. Школа - это архимедов рычаг истории и одновременно та точка опоры, опираясь на которую можно в исторически предельно короткий срок, сжав время, осуществить модернизационный прорыв в истории.

Возрождение Великой России - акт, совершающийся не рядом с нами, не вне нас. Это то, что совершается в каждом из нас, а потому есть возрождение России в каждом из нас. Это сдвиг в сознании и в самосознании, прорыв в новую ментальность, всякий раз превращающийся в главный прорыв в истории. Это требует осознания особой роли и особого места школы в современной России, осознанной системы мер по изменению статуса школы и учителя в обществе. Это требует превращения школы в школу нации, россиизации школы, в место, где культивирование ценностей идентичностей - национальных, культурных, цивилизационных - является одной из главных приоритетных целей всего учебного и воспитательного процесса. Школа должна стать главным историческим приоритетом не только государства, но и всего общества. И это не на время, а навсегда. Только так можно будет сформировать поколение, избравшее не случайные ценности, а вечные ценности Вечной России в качестве ценностей исторической и национальной идентичности, а потому и неспособное потерять в себе Россию, себя в России и для России, а в итоге и Россию в мире.

В национальной идее России есть еще один пласт проблем - о высшем предназначении России в общем потоке мировой истории, ее исторической миссии. Мессианство - свойство любой развитой культуры. В основе каждой из них обычно содержится некая высшая идея, несущая в себе квинтэссенцию всей духовной жизни этноса, присущее ему понимание своего места в мировой истории и своего предназначения в ней. Это и убежденность в собственной богоизбранности евреев, вера в свою предназначенность к мировому господству у древних римлян, образ "Срединного царства". у китайцев... Что касается России, то, думается, не вызывает сомнений тот факт, что русская нация отмечена харизматичностью, есть выраженная пассионарная сила мировой истории. И уж точно ХХ век по масштабу событий российской истории, их влиянию на новейшую историю человечества стал веком России, веком ее истории. Это настолько очевидно, что не требует доказательств. И все-таки из всего богатства, свершившегося за XX столетие, есть два события, рядом с которыми все остальные становятся событиями второго плана - это Октябрь 1917-го и Май 1945-го - Великая Революция и Великая Победа.

Тенденция к мессианству наблюдалась и раньше. Россия искала себя, свое место в мировой истории и свою миссию в ней и в идее России как оплота мирового Православия и истинного христианства; и в связанной с ней идее России как Третьего Рима; и в идее панславизма, объединения славянства и становления общеславянской цивилизации; и, наконец, в идеи коммунистического переустройства общества, строительства всечеловеческой цивилизации, объединенной на общих формационных принципах коммунизма, и главном среди них - на принципе социальной справедливости.

Таким образом, русский народ веками и всем строем своей жизни и души воспитывался на мессианских комплексах. А это тяжелейший жизненный крест, предполагающий служение надличностным, надгосударственным и наднациональным смыслам и ценностям в истории, совершенно инаково организующим всю жизнь нации, одухотворяющим ее. В этой связи та духовная потерянность, которая сквозит во всех порах современного российского общества, это не только следствие слома базовых структур национальной идентичности России, но и на этой основе следствие потери организующей, объединяющей и направляющей силы национальной идеи и в ней той ее составляющей, с которой связано осознание своего места и своей миссии в человечестве. И в данном случае неважно какой, главное, что она была.

Без малого целое столетие нация воспитывалась, объединялась и воодушевлялась идеей служения великой исторической миссии социального освобождения и себя, и всего человечества - служения смыслам, во многом находящимся вне ее, за пределами самой России. От всего этого сразу трудно отойти, сбросить с себя мессианские комплексы. Но это необходимо сделать. Идеология "осчастливливания" всего человечества, иссушившая душу и истощившая тело нации, должна уступить место идеологии национального осчастливливания. Великая патриотическая миссия сбережения собственной нации должна быть противопоставлена миссии ее служения человечеству или какой-то его части. Необходимо перейти к освоению новых стратегий национального развития, направленных не во вне, а вовнутрь себя - на перманентную историческую модернизацию страны и нации, на превращение их в общепризнанных лидеров общественного прогресса.

Увы, но этот тезис до сих пор актуален, так как постоянно находятся основания для того, чтобы пристегнуть Россию к осуществлению задач и "особых миссий" в истории, которые либо не считаются с ее национальными возможностями и интересами, либо полностью извращают их, либо подчиняют их инонациональным, либо в итоге вновь противопоставляют Россию той или иной части современного человечества. Последнее нередко делается, как говорится, из самых лучших побуждений, имея в виду осуществить в истории те или иные общечеловеческие идеалы, тот или иной аспект нравственной, исторической или социально-экономической справедливости, просто из соображений защиты кого-то в мире.

Так, оказывается "только Россия способна сплотить народы и государства в противодействии людоедским планам "золотого миллиарда" превратить все человечество в средство собственного благоденствия"1. Бесспорно, высокая цель и миссия. Но почему снова именно Россия должна стать средством защиты всего угнетенного человечества, а не, к примеру, Китай или Индия. И вообще, просчитал ли автор последствия взваливания на себя такой миссии и так ли необходима она самой России, не говоря уж о том, настолько ли людоедскими эти планы являются. Правда, в последнем случае и это, увы, приходится констатировать, мир новейшей истории полнится весьма драматическими примерами, подтверждающими самые худшие опасения относительно не только природы глобального раскола мира по линии "золотого" и остальных миллиардов человечества, но и характера и перспектив отношений первого со вторым. В частности, судя по той уже нескрываемой тоталитарной идеологии, густо замешанной на идеях пещерного социал-дарвнизма, которая подводится под эти отношения, не исключено, что им предстоит пройти через горнило самых тяжких испытаний, отмеченных этическими императивами, очень близко стоящими к планам "золотого миллиарда" именно как "людоедским"1.

Но следует обратить внимание и на другое: стоит ли противопоставлять себя части мира, экономически наиболее развитой, и в этом противопоставлении искать свою миссию в истории. Стоит ли вообще брать на себя ответственность за все человечество - ноша, непосильная даже для России, и тем более в ее современном состоянии. Не происходит ли в данном случае типичная для истинно русского пассионарного сознания историософская аберрация на проблеме поиска места России в мировом потоке истории, всякий раз завершающаяся нахождением своей миссии в защите общечеловеческих идеалов добра и справедливости для всех и каждого и любой ценой, даже ценой забвения собственных национальных интересов.

Другое дело, что стоит защищать себя от экспансии интересов так называемого "золотого миллиарда" в пространство наших национальных интересов, от любой попытки не считаться с ними как национальными. Именно в этой связи могут возникнуть и, похоже, действительно возникают новые основания для практики нового противостояния Запада и России, но уже по линии напряжения новых слагаемых сил современной истории, с их новым содержательным наполнением: противостояние все нивелирующих и подминающих под себя, под свой унифицирующий экономический и масс-культурный стандарт сил международного глобализма и противостоящих им сил этнокультурного, цивилизационного многообразия мира, с многообразием всего комплекса его интересов, начиная от экономических и политических и кончая культурными и духовными. Векторы этого нового глобального противостояния уже хорошо различимы, и не только в мире вне России, но уже и в самой России.

В экономике - это попытка интегрироваться в мировую экономику через создание в России "транснационального экономического уклада", для действия на его основе анонимных политико-экономических сил, у которых "нет формальных национальности и гражданства". Но это не значит, что у них нет фактического гражданства и, тем более, национальности. И главное, это не значит, что они в любом случае и при всех возможных условиях будут действовать, сообразуясь с национальными интересами России. Первые итоги глобализации экономики куда более противоречивы, чем кажутся на первый и весьма тенденциозный взгляд. Это не только пока только ожидаемое привлечение на российский рынок новых производств и капиталов, создание новых рабочих мест, но уже и обрушение целых отраслей народного хозяйства, преимущественно наукоемких и высокотехнологичных, вообще вытеснение России из глобальной конкурентоспособной среды.

И этому не стоит удивляться, так как процессы глобализации в мировой экономике в том виде, в каком они себя обнаружили, вовсе не предполагают осуществление задач по ускоренному переходу всего мира в эпоху постиндустриализма и всеобщего социального благоденствия. Они преследуют решение совершенно других задач - экономическими средствами завершить общественно-экономическое разделение и специализацию труда в мировом масштабе в интересах основных центров мирового глобализма, замкнуть все ресурсные потоки - и природные, и человеческие, особенно перед надвигающимся исчерпанием первых, на себя и при этом не как на центры вообще, а с выраженной цивилизационной, а потому и национальной составляющей. Никто еще не доказал, что во всех этих процессах России не уготована печальная участь сырьевого придатка центров мирового глобализма, навсегда отбрасывающая ее от модернизационных прорывов в истории в пространство маргинального существования на периферии общественного прогресса. Адекватное осознание сути этой угрозы потребует в императивном порядке включаться в процессы глобализации с позиций осуществления в них своих национальных интересов.

А это будет предполагать и другое - более чем критическое отношение к политической составляющей идеи экономического глобализма - идее "мирового правительства" с ее неизбежной доктриной "ограниченного национального суверенитета". Но ограниченный суверенитет - это ограниченная политическая воля, это заталкивание и страны, и нации в такой узкий коридор свободы, в котором свобода исторического самовыражения может быть ограничена в масштабах, разрушительных для основ национального бытия в истории. И она уже имеет выраженную культурную и духовную составляющие. Ведь феномен глобализации имеет не только экономическую и политическую составляющие, но и культурную, а точнее - масс-культурную, распространение которой в современном мире приобретает масштабы эпидемии и форму преодоления национальных культур, в способ господства над их своеобразием и примитивизации их духовных ценностей.

При этом нетрудно заметить: глобализируется именно американская масс-культура и в качестве именно господствующей, в то время как великая духовность русской культуры, как и другие культуры, превращается в изгойскую субкультуру. Но глобализм, похоже, пойдет еще дальше - к этическому оправданию идейных основ глобализма и его неизбежных результатов: расталкивания и закрепления современного мира на позициях "исторического авангарда" и "исторической периферии" и, главное, оправдание всего этого с позиций воинствующего экономоцентризма и дичайшего рыночного социал-дарвинизма.

Россия стала эпицентром разрушительной деятельности "внутренних" глобалистов, которые не только отказались от ценностей национальной идентичности и защиты национальных интересов, но и в ряде случаев преисполнены просто расистской ненависти и нравственной глухоты к социально потерпевшим слоям населения, к большинству населения, с которым они себя больше никак не связывают. Абсорбировав на себя всю разрушительную мощь вненациональной России, став ее элитным авангардом, еще одним проявлением ее вненацональных комплексов, силы "внутреннего" глобализма отказались разделить с собственным народом тяготы исторической модернизации, навязав стране и нации бегство капиталов, иссушающее все экономические источники любых модернизационных проектов.

Демонтировав социальное государство, прибежище неприспособленных внутри страны, отказываясь и от идеи национального государства как главного средства защиты национальных интересов, силы "внутреннего" глобализма, открывая страну для сил глобализации, открывают ее не для исторического прорыва, а для исторического распада, ибо открывают ее не только для "лучшего", но и "худшего" в этом мире, делая ее беззащитной перед действием его случайных и разрушительных сил. Порвав питающую пуповину, связывающую ее со статусом национальной элиты, перейдя на позиции глобализма, вненациональная Россия окончательно отказалась от культивирования в себе ценностей национальной и исторической идентичности, объединяющих нацию и, следовательно, отказалась не только от нации, но и от самой идеи нации. За пределами России она держит не только свои капиталы, но уже и свою душу, идентифицируя себя уже не с "этой" нацией, а с центрами "внешнего" глобализма, с международными центрами власти, в лучшем случае безразличными к судьбам исторической и национальной России.

В таких условиях обретение Россией своей исторической и национальной определенности, самой идеи Великой России и связанного с ней модернизационного прорыва в истории, скорее всего, приведет к конфронтации с деструктивной частью сил мирового глобализма, как "внутреннего", так и "внешнего". Россия не сможет реализовать ни один из проектов исторической модернизации и ни в какой форме, не модернизируясь в качестве России. А это потребует от нее поиска новых духовных и культурных ценностей и смыслов, напрямую связанных с ее национальным, а не глобалистским самосознанием и, следовательно, с высшими принципами не "экономического", а "духовного" человека. И это может стать источником новых противостояний в современном мире. И это уже осознается в литературе.

Не исключено, что былая военно-политическая биполярность мира, подпитываемая классовым противостоянием по линии "капитализм" "социализм", сменится новой, в которой Америке и России вновь будет отведена роль противоположных полюсов на этот раз с выраженной культурной и цивилизационной составляющими. "Те, кто уже решил, что естественный экономический отбор должен довершить свое дело и у потерпевшего народного большинства нет алиби, сосредотачивают свои ряды вокруг США - этого пристанища нового "экономического человека". Те, кого великая религиозная традиция сострадательности к "нищим духом" обязывает не верить естественному отбору и торжеству сильных над слабыми, сосредотачиваются в России и будут сосредотачиваться вокруг нее". При этом "противостояние Америке, как носителю языческого культа силы и успеха, уже не будет как прежде развертываться в плоскости военнно-технического и политического соперничества. В этом качестве роль России как сверхдержавы, по-видимому, принадлежит прошлому". И главное - оно не имеет никаких исторических смыслов, ибо в таком качестве не инициируется никакими принципиально непримиримыми формационными или даже геополитическими противоречиями. "Новое противостояние полюсов экономического человека и человека социального, морали успеха - и солидаристской морали будет протекать в духовной и культурной, ценностной сфере"1.

Оно предопределено исходной спецификой структуры архетипов духовности, самих акцентов духовного поиска Запада и России, и прежде всего тем, что все сущее преформируется в России через призму этических максимумов человеческого бытия, лишь в той связи и мере, в какой мораль успеха является еще и успехом самой морали, в частности, сопряжено с идеей социальной справедливости. Иное является совершенно иным для России и, главное, разрушает ее как Россию, явные признаки которого и обозначили реформы 90-х годов. Они проводились без всякой соотнесенности с духовным этосом России, вопреки ему, через его преодоление, на его обломках. Потеряв в этом процессе нравственное содержание, они потеряли историческую перспективу и шансы на скорый успех, ибо вошли в противоречие в России с Россией, с большим из того, что есть истинная Россия.

Это отбросило реформы в России в полосу нравственного отчуждения, преодоление которого возможно только через преодоление отчуждения реформ от национального духовного этоса России, только на пути слияния с ним, только через отказ от узости экономоцентричных социальных технологий, навязываемых западной моделью исторической модернизации. Конфронтация с ней неизбежна, не с ее технологичностью, а с ее бездуховностью. И в таком культурном и духовном противостоянии Россия не только может обрести саму себя, актуализировать в себе и для себя свои же собственные духовные архетипы, но и реализовать часть тех исторических смыслов, связанных с ее миссией в мировой истории в качестве особого центра бытия человеческой культуры и духовности в ее русско-российской ипостаси.

Но в такой своей постановке проблема исторической миссии России во всемирной истории достаточно далеко стоит от проектов осчастливливания если не всего, то хотя бы части человечества. В таком виде она стоит в совершенно иной плоскости - в плоскости защиты ценностей идентичности святого в своей душе и их объективированного выражения в национально-государственных интересах самой России. И ничем более историческая миссия России в истории быть больше не может и не должна быть. Ибо все, что находится по ту сторону бытия национально-государственных интересов России в истории, им не принадлежит, а значит, не стоит ни нашего труда, ни, тем более, наших жизней. Пора научиться не только отделять свои национальные интересы от рядом стоящих и не своих, но и просто научиться жалеть собственную страну и нацию, не втягивать их в осуществление исторических проектов, если и не иллюзорных, то способных поставить страну и нацию на грань исторического истощения. Пора просто осознать, что такое национальный интерес России в современном мире. А это понимание может прийти только вместе с пониманием феномена самой России, ее истинной национальной и исторической сущности.

Пора осознать и другое: в своей истории мы слишком часто сражались за то, что Россией не являлось, и, как правило, как раз на острие осуществления своих мессианских комплексов. В итоге Россия оказалась распята грузом своего исторического мессианства. Огромный исторический потенциал был растрачен если и не впустую, в той или иной форме, с тем или иным результатом повлияв на ход мировых процессов, то, бесспорно, не на обустройство самой России. Это справедливо, прежде всего, по отношению к России ХХ века. Став элементом всемирной истории, оказав огромное воздействие почти на все, что было в истории ХХ века, и прежде всего на освоение миром идеи социальной справедливости, Россия в этом процессе не просто растратила, но и, главное, потеряла себя как Россию. В чудовищных масштабах произошло отчуждение России и русских от своих национальных интересов и, самое печальное, от их адекватного понимания, от понимания самой сути России как национального и исторического феномена. Это и привело Россию к аксиологической катастрофе - к катастрофе всей системы ее исторических и национальных ценностей, к слому базовых структур цивилизационной идентичности, к колоссальной исторической дезориентации нации.

В итоге Россия оказалась духовно, а потому и исторически безоружной перед новыми вызовами всемирной и национальной истории, не подготовленной к ним. Ибо оказалась лишенной естественноисторического центра формирования и сохранения основ своей цивилизационной, исторической и национальной идентичности, всех своих национальных ценностей - того центра, который обретается только вместе с центром национально ориентированного исторического развития. Потеря этого центра обрекла Россию на долгое блуждание вокруг базовых структур своей идентичности и подлинных национальных интересов, к тому трагическому непониманию их, которое в настоящее время захлестывает Россию. Оно грозит окончательно обрушить Россию в истории, выдавить из нее, мешает обрести адекватные своей локально цивилизационной сущности основания и цели для исторического бытия и развития, которые при любом раскладе исторических обстоятельств и действующих сил должны стать основаниями и целями ее исторического развития как России.

Вывод из всего этого однозначен и навряд ли может быть оспорен каким-то рациональным образом: никакого мессианства! Россия и в ней русская нация впредь не должны дать увлечь себя новыми формами мессианства, служения чему бы то ни было или кому бы то ни было, кроме как самим себе. Необходимо преодолеть стойкую иллюзию, будто величие нации определяется тем, в скольких местах земного шара она может оказать влияние на мировую историю. Россия должна уйти отовсюду, где нет ее интересов, взять на вооружение идею национального изоляционизма, которая позволила бы ей изолировать себя от каких-то особых форм участия в мировой истории, кроме как в форме своих национальных интересов и при этом еще предварительно правильно понятых. Это призыв к разумному национальному эгоизму, к тому, чтобы в центр основных национальных интересов наконец-таки был вовлечен сам русский народ и союзные ему нации, их реальные и перспективные проблемы исторического бытия.

Основной национальный интерес России впредь должен состоять в том, чтобы сконцентрироваться на нем самом, на его реализации как национального. У нас одна миссия: быть самими собой в истории - Россией, сохранять и развивать себя в качестве России.

Не последнюю роль в становлении мессианских комплексов в русской нации и ее истории сыграла и русская философия, в некоторых случаях доводя принципы всеединства и соборности до масштабов национального самоотречения, до признания того, что "смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве"1 и что, следовательно, "нужно жить не для себя и не для других, а со всеми и для всех"2. Само по себе все это - прекрасный идеал, но страшно далекий от реальностей истории и, самое печальное, отражающий некоторые действительные особенности национальных архетипов, как раз те самые, которые позволяли русской нации быть весьма отзывчивой на мессианские идеи.

По всей видимости, быть нацией "Слова" и "Идеи" неизбежно предполагает возникновение еще и комплекса нации-мессии. В этом смысле русский мессианизм - не случайный феномен истории. Он воспроизводит весьма глубокие духовные интенции нации, делающие ее легко доступной для влияния на себя сверхнациональных идей. Отсюда и степень национального самоотречения, неведомая большинству наций, национальное бескорыстие, жертвенность, доходящая до крайних форм национального нигилизма, до отвращения к собственной национальности. Объяснение этому лежит и в плоскости особенностей национальной иерархии ценностей.

Нетрудно заметить, что в традиционной системе ценностей русской нации отвлеченные ценности всегда доминировали над конкретными, внеисторические над историческими, ценности вселенские над земными, ценности единства над ценностями изоляционизма, сверхнациональные над национальными. Национальность вообще представлялась не самоценностью, а чем-то подчиненным отвлеченным ценностям блага-добра, справедливости, братства народов... Именно эта свобода от национального, граничащая с безразличием к национальному, достаточно национальная, самобытная черта русской ментальности. Именно в ней коренится вечная опасность быть в плену у внешнего, приходящего извне в собственный национальный мир, быть покорным тому, что находится вне его - то, что Н. А. Бердяев не без оснований назвал извечно женственным началом в русской национальной стихии, делающей ее беззащитной перед случайностями и агрессией истории и завершающейся невыраженностью и неразвитостью собственной национальной позиции в истории, неспособностью ее осознать и защитить в качестве национальной.

"Мужественное начало всегда ожидается извне, личное начало не раскрывается в самом народе. Отсюда вечная зависимость от инородного. В терминах философских это значит, что Россия всегда чувствует мужественное начало себе трансцендентным, а не имманентным, приходящим извне. С этим связано то, что все мужественное, освобождающее и оформляющее было в России как бы не русским, заграничным, западноевропейским, французским, или немецким, или греческим в старину. Россия как бы бессильна сама себя оформить в бытие свободное, бессильна образовать из себя личность". Россия как бы постоянно "невестится, ждет жениха, который должен прийти к ней из какой-то выси, но приходит не суженый, а немец-чиновник и владеет ею.... Она не училась у Европы, что нужно и хорошо, не приобщалась к европейской культуре, что для нее спасительно, а рабски подчинялась Западу или в дикой националистической реакции громила Запад, отрицала культуру". Выход из этого женственного состояния России в овладении мужественным началом истории, что, по Н.А. Бердяеву, неотделимо от поиска и нахождения центра исторического самообразования России в самой России, в ее национальной сущности, в признании того, что Россия и в ней русская нация есть самостоятельные ценности в мире, нерастворимые в других и не заменимые другими.

Мы должны, наконец, признать реальность нации и самоценность национально-исторических задач и, следовательно, реальность собственной нации и самоценность собственных национально-исторических задач, неповторимость, самодостаточность и самоценность своего места в мировой истории. А это предполагает "раскрытие внутри самой России, в ее духовной глубине, мужественного, личного, оформляющего начала, овладение собственной национальной стихией, имманентное пробуждение мужественного, светоносного сознания"1, которое, как его не трактовать, не может стать мужественным, не став национальным.

Вот почему истинным возрождением России может стать только национальное возрождение, только радикальное освобождение от всякой порабощенности внешнему, инородному, от всякой зависимости от извне приходящему подавлению своего национального начала в истории. России необходимо мужественное национальное сознание, помноженное на национальную волю. И это взаимоумножение предполагает огромную национальную работу, предполагает просто нацию, способную осознать саму себя как нацию и реализовать себя в истории в качестве нации. И это насущнейшая задача переживаемого момента истории России. Ее решению будет способствовать преодоление ряда цивилизационных иллюзий, до сих пор отягощающих багаж национального самосознания.

Прежде всего, необходимо преодолеть тот предрассудок национального самосознания, искажающий действительный национальный облик русской нации: будто бы русский человек - не просто человек с вполне определенными конкретными чертами расы и этничности, свойствами национальности, культуры и духовности, а чуть ли не "всечеловек", объемлющий черты и свойства всех наций, благодаря чему в России нет ничего выраженно национального, она "страна стран", не Восток и не Запад, а Востоко-Запад. Больше того, именно на этой основе русские не просто нация, а "народ-богоносец", "народ-Мессия", в котором божеское и вселенское смешалось с истинно русским в одно органическое целое, которое и питает богоносность и богоизбранность России. Отсюда и груз мессианства, неподъемной тяжестью сковавший подлинно национальное развитие русских, подчиняющий его сверхнациональным и сверхгосударственным целям и ценностям истории и главной среди них идее общечеловеческого единения.