Потанцуй со мной

21. Константин

У меня такое ощущение, будто я попал не в учебное заведение, а за кулисы Филармонии, где перед началом концерта репетируют различные коллективы.

Из каждой двери доносятся звуки музыкальных инструментов, вокала или же топота ног. Под каждым лестничным пролетом кто-то распевается, а рядом херачит по тарелкам сосед, по коридорам носятся студенты в русских народных костюмах, а на подоконнике сидят полуголые девчонки в черных танцевальных купальниках и чешках.

Здесь гудит всё: огромный портрет, приглядываюсь, — А.В. Александрова вибрирует от стен, потолок сотрясается от дичайшего грохота копыт, словно по нему скачет отряд слонов, стекла в оконных рамах звенят и даже сам воздух этого сумасшедшего дома пропитан творческим безумием.

Всегда считал творческих людей слегка повернутыми и падкими на соблазны. Они ищут вдохновения во всем, порой даже в том, в чем обвиняется мой подзащитный. А когда это вдохновение приправлено еще и родительским баблом и вседозволенностью, получается Матвей, мать его, Павлович Свирский.

В моих висках лесным дятлом начинают долбить болевые спазмы, подстраиваясь под ритм чувака с тарелками. Я не понимаю, как здесь можно находиться, где невыносимая какофония звуков разрывает ушные перепонки и сводит с ума.

Я ненавижу шум.

Я в нем задыхаюсь.

Понятия не имею куда иду, но, если сиюжесекундно не выберусь из этой оркестровой ямы, пульсирующая головная боль обещает перерасти в мигренозный приступ.

Взбегаю по лестнице на второй этаж, но вспомнив, как над головой топтались слоны, поднимаюсь на третий.

В фойе третьего этажа достаточно тихо, по сравнению с первым, и не многолюдно. Небольшая компания девчонок разместилась на всё тех же низких широких подоконниках, шушукаясь и посмеиваясь.

Кручу головой по сторонам, вчитываясь в таблички с названиями кабинетов, чтобы найти слова, похожие на — «Кафедра инструментов эстрадного оркестра», где обучается мой подзащитный утырок.

— Молодой человек! — в приоткрывшуюся дверь одного из них выглядывает голова женщины.

Оборачиваюсь, чтобы убедиться, что обращение было адресовано мне, потому как я слабо тяну на определение молодого человека.

Удостоверившись, что кроме меня и хихикающих девчонок на этаже никого нет, вопросительно выгибаю бровь.

— Да-да, я к вам обращаюсь, — смеется женщина. — Вы могли бы нам помочь?

— Добрый день. Без проблем, — отвечаю этому милейшему созданию.

Небольшого роста пожилая женщина выглядит настолько ангельски доброжелательной, что отказать такому человеку — верх кощунства.

— Добрый! — кокетливо улыбается милая леди, у которой планирую узнать о местоположении нужной мне кафедры. — Проходите-проходите, — словно ундина заманивает в кабинет, а мне видится в ее хитром прищуре неладное.

Вхожу в небольшой репетиционный класс.

Мой первый профессиональный рефлекс — зрительный скан помещения. То, что это зал для репетиций, я понимаю по выстланному паркету, балетному станку и зеркалам в пол, установленным по всему периметру класса.

Из низких окон с собранными вертикальными жалюзями льется солнечный яркий свет и отражается солнечными лучами от зеркальной поверхности.

Прослеживаю за движением перламутровых проблесков, играющих на паркете в догонялки и убегающих в сторону тонкой фигурки, замершей с носовым платком в руке.

Если я всё-таки двинулся умом, то пусть меня кремируют.

Она стоит в чертовски обтягивающих черных тайтсах и спортивном топе с глубоким вырезом. Мои мышцы напрягаются и каменеют, когда наши взгляды встречаются: мой — вопросительный, ее — шокировано-испуганный.

Да я сам офигеваю, Цыганка!

Это уже нихрена не смешно, потому что я начинают терять контроль над своей жизнью и чувствовать себя гребаной марионеткой в руках кукловода. Если, зараза судьба, так веселится, то мне ни черта не кайфово. Мне не кайфово от того, что я чувствую к этой молодой девчонке влечение, от которого не могу получить тот самый кайф. У нее на лбу пылает табличка «Не трогать», а я ничего не могу с собой поделать и жру ее изгибы глазами, напрочь забывая сколько ей лет, зачем сюда пришел и о том, что я — адвокат ее парня-наркомана.

— Как вас зовут, молодой человек? — оборачиваюсь на голос женщины.

— Константин Ни… — запинаюсь, — Константин.

Твою мать, я разучился представляться одним именем и слышать свое имя без отчества.

— Прекрасно, Константин, — улыбается женщина, и мне она уже не кажется милой, потому что я жопой чувствую, что это неангельское создание хочет втянуть меня в то, что мне не понравится. — Я — Марта Михайловна, хореограф этой талантливой молодой танцовщицы Юлии Суриковой, — указывает рукой на стоящую мертвым столбом девчонку.

Я не смотрю.

На Юлию, чертову, Сурикову! Которая несколько дней не покидает моих снов, вытворяя в них своей танцевальной растяжкой неприличные па.

— Нам нужна ваша помощь! — складывает умоляюще бровки домиком, а я посматриваю на дверь, решая, как бы тактично свалить, потому что в этом зале нет неподъёмного рояля, который нужно было бы сдвинуть или стульев, чтобы перенести в другой кабинет.

В этом помещение есть только ОНА и я понимаю, что от меня хотят! Но, блть…

— Простите, — качаю головой, хватаясь за лоб и выдыхаю шумно воздух из легких. — Я не танцую…не умею и … в общем-то я ищу… — Я — опытный адвокат и умело чесать языком — моя работа. Так какого хрена я стою и выискиваю такие слова, чтобы не оскорбить чьи-то чувства? Романов, да что с тобой происходит? Вали нахрен отсюда, пока ты не растерял себя и свою компетенцию начисто.

— Константин, — мягко перебивает Марта Михайловна. — А нам и не нужно ваше умение танцевать. — Она подходит ближе и проводит по моим плечам рукой. — Нам нужно ваше тело…ваши потрясающие плечи.

Это просто немыслимо!

Она со мной флиртует сейчас? Эта пожилая женщина возраста моей матери?

Бль, Романов, это — успех! Пользоваться популярностью у престарелых соблазнительниц — то еще достижение! Поздравляю, чувак!

— Вам ничего не нужно делать, просто будьте собой, — игриво пожимает плечами и тянет меня на середину паркета. — Хотя знаете, что я вам скажу, юноша? Человек многого о себе не знает, пока не начнет танцевать.

Юноша? Это просто жесткий каламбур, твою мать!

Когда моя жизнь стала давать протечку?

Когда я стал позволять собой управлять кому-то?

Когда я стал думать слишком часто не по делу, а о глупых навязчивых фантазиях?

Тогда, когда появилась она, Цыганка с сиреневым хвостом.

— Юленька, милая, подойди! — подзывает Марта Михайловна. — Познакомься с Константином, — женщина смотрит поочередно то на меня, то на девчонку. — Молодой человек великодушно согласился нам помочь, иди сюда, дорогая!

Ага, согласился я, блть. Всю свою жизнь мечтал стать чьим-то пилоном.

Она идет гордо, задрав подбородок и виляя бедрами. Шок отпустил и теперь в ее глазах разгорелось пламя азарта.

Опасно, цыганка, ох, как опасно.

— Добрый день, Константин, — мурлычет засранка и протягивает руку. — А мы с вами нигде не встречались? — хитро улыбается.

Даже так? Интересно.

— Это вряд ли, — прищуриваюсь, мысленно спрашивая, в какие игры она вздумала играть. — Я бы запомнил, — пожимаю ее холодную ладонь и смотрю точно в глаза.

Нервничает под этой напускной бравадой.

Но я не собираюсь облегчать ее же придуманную игру, поэтому удерживаю руку в своей.

Сжимаю, не собираясь выпускать.

Маленькая, жилистая, цепкая ручка без намека на маникюр и ухоженность тонет в моей лапе, запуская фейерверки во взгляде.

— Замечательно, замечательно, — слышу удаляющийся удовлетворенный голос Марты Михайловны.

Она подходит к музыкальной системе и включает трек, погружая зал в мелодию.

— Что? — хмурит брови Цыганка, разворачиваясь к женщине. — Это не моя музыка, — крутит головой, возмущается, пыхтит словно недовольный бычок.

— Импровизируем, Юля! Работаем, — кивает женщина в сторону нашей чокнутой пары.

Смотрю, ухмыляюсь.

Ну и где твоя дерзость, бунтарка? Сдулась?

Знакомый женский меланхоличный бархатный голос ласкает своей чувственностью. Мелодия пропитана сексуальностью, и в моей башке просто напрочь отключаются мозги, когда смутьянка сбрасывает с себя то ли балетки, то ли чешки, и остается босой. Остервенело выдергивает руку из моей ладони и подносит к волосам.

Медленно, с особым показным прищуром, не отпуская моего взгляда, стягивает резинку точно под вкрадчивые, мяукающие интонации песни.

Это действие похоже на стриптиз.

Для меня.

Ее волосы распадаются по плечам, переливаясь сиренью в лучах дневного бьющего света. И меня это заводит.

Затяжным кошачьим мягким шагом подходит близко и обнимает одной рукой за шею. Это касание далеко не невинно. Оно порождает покалывание на затылке и запускает жар по всему телу.

Второй рукой упираясь в грудь, закидывает ногу мне на бедро.

Я хочу дотронуться до этой острой коленки, но смутьянка прогибается в спине и ее волосы подметают паркет, а я разглядываю ее тонкую шейку, которую мне хочется схватить обеими руками и сдавить.

Задушить.

Чтобы не смела играть со мной.

Эта шея…черт.

Сглатываю.

Жар в груди становится невыносимее и срывается вниз, делая мои джинсы тесными.

Это возбуждение.

Это гребаное, мать его, возбуждение.

Она резко поднимается и ее волосы ударяются о мою грудь, а дыхание касается моего подбородка.

Черничное табачное амбре дурманит точно галлюциногенные травы, перемещая меня в задымленную вип-комнату. Я расслаблено сижу на кожаном прохладном диване, наслаждаясь извивающейся передо мной девушкой с сиреневыми волосами.

Я касаюсь ее открытого живота и провожу ниже вдоль внутренней стороны бедра, а потом притягиваю к себе, забирая вкус ее черничного выдоха.

В моих фантазиях…далеких…

А в действительности я стою неподвижно, как шест, не смея ее коснуться даже мизинцем, потому что не остановлюсь.

Ее коньячный омут глаз топит, затягивает с головой, и я даю ей себя утопить.

Красивые… какие красивые ее глаза.

Кто ты, Цыганка?

Кто намешан в твоей бунтарской крови: ведьмы, шаманы, колдуньи?

— Прошу прощения, молодые люди, — музыка стихает и всё вокруг начинает приобретать реальные форму, цвета, звуки. Меня возвращает.

— Я выйду на пару минут, важный звонок, — крутит телефоном Марта Михайловна и направляется к двери.