Потанцуй со мной

40. Юля

«Стою в пробке. Минут через 15 буду», — сообщает мессенджер.

«Ок, подожду тебя на улице, не торопись!» — отправляю Косте.

Сегодня жарит так, что плавится асфальт. Но меня таким буйством погоды не проймешь, потому что для девчонки из Астрахани, когда летом температура в тени достигает 50 градусов, мошки лезут во все щели и отверстия твоего тела, комары набрасываются на разгоряченную кожу точно маленькие вампиры, а яичницу можно жарить прямо на дороге, какие-то жалкие 27 градусов — это как похолодание для астраханцев!

Выбираю свободную скамейку, бросаю рядом спортивную сумку и вытягиваю ноги. Офигенно. Поднимаю лицо к солнышку, чтобы словить ультрафиолет. Моя кожа любит солнце. Она и без него смуглая, но с ним вообще выходит отличный тандем!

Последний экзамен сдан, зачетка отправлена на проверку, а я — на законные каникулы! Что может быть лучше?! Покачиваю кедами и прикрываю глаза. Хорошо!

— Привет, фиалка.

Не открываю глаза.

Вряд ли этот голос может быть в следствии солнечного удара. Мое тело моментально покрывается липкой испариной, а конечности холодеют.

Возможно, если я так и просижу до прихода Кости с закрытыми глазами, призрак исчезнет. Я надеюсь на это.

— Тебя можно поздравить с окончанием сессии? — разве призраки умеют разговаривать?

Кожей чувствую, как рядом на скамью опускается тело. Ужас холодит кровь, заставляя стынуть натянутые жилы. Вздрагиваю, когда ощущаю настырное прикосновение к голой коленке, и тогда распахиваю глаза.

Матвей Свирский.

Сидит полубоком и разглядывает меня всю: цепко, навязчиво, нахально. От его взгляда хочется мгновенно отмыться, как от грязи, потому что ее клейкий слой я чувствую на каждом миллиметре своей кожи.

Что он здесь делает?

— Что ты здесь делаешь? — пытаюсь отодвинуться на край скамейки, но Матвей крепко сжимает коленку, не давая сдвинуться с места. Я бросаю взгляд на парковку и выискиваю машину Кости. Мысленно молю его приехать быстрее, потому что удушающее предчувствие оплетает мои руки словно наручники.

— То же, что и ты — учусь, — усмехается Свирский. Я пробую разглядеть в его глазах намек на запретные вещества, но они пусты и прозрачны, точно слеза. Они чисты. Настолько, что даже не видится в них жизнь. Прекрасно знаю, как и чем в нарколечебницах подавляют приступы зависимости. В своё время изучила тонны литературы. — Приехал узнать по поводу сдачи экзаменов. Но тебя ведь не это интересует, правда, фиалка?

Правда.

— Меня выписали, малышка. Твой Матвей здоров, как бык, — забрасывает руку мне на плечо, теперь уже полностью затаскивая в плен своего присутствия. — И свободен, как вольнолюбивый орлан, — парирует Свирский.

Так быстро?

Мои глаза, наверное, расширяются от непонимания. Я не могу вымолвить ни слова, хотя на языке крутятся тысячи вопросов. У меня онемело все.

— В понедельник с меня сняли все обвинения, малышка. Отделался смешным штрафом, — смеется Матвей и прихватывает прядку моих волос. Подносит к носу и показательно долго втягивает воздух. — Божественно. Я соскучился, фиалка.

Меня тошнит отвращением. А еще мне страшно, что подумает Костя, когда увидит нас сидящими так близко к друг другу. Но больше всего меня волнует вопрос, почему Романов не сказал, что Матвея освободили.

— Матвей, пожалуйста, не трогай меня.

— А что так, киса? — выгибает вопросительно брови. — Ты разве не рада?

Нет. Я не рада, что он так близко ко мне, а на остальное плевать. Да и в принципе никто не сомневался, что такой адвокат, как Романов, смог бы не вытащить Свирского.

— Матвей, я уже тебе…

— Руки убери от нее, — гремит долгожданный голос. Я поднимаю глаза на Костю, который возвышается над нами точно огромный разъяренный гризли. Его руки сжаты в кулаки, а на лице появилось бессчётное количество морщин.

— О-о-о, какие люди! Константин Николаевич! Вот и все участники тройничка собрались, — убирает с моего плеча руку и протягивает ее Романову. — Доброго дня!

Что он имеет в виду?

Свирский не выглядит удивлённым, а скорее заинтересованным. Откуда он знает про нас с Костей?

Костя брезгливо смотрит на вытянутую руку Матвея, но не пожимает ее.

— Рот свой закрой, — скалится Костя.

— Воу-воу! — Свирский выставляет ладони вперед, показывая, что не опасен. — Спокойно, Константин Николаевич. Что вы такой нервный?

Матвей провоцирует. Я вижу, как ему доставляет удовольствие дразнить разгневанного тигра. Костя заведен, и мне становится жутко и страшно.

— Значит, пока ты меня в больничку упек, сам пялил мою девушку? Дорого берете, Константин Николаевич. Расценки у вас…

Но договорить он не успевает, потому что Костя срывается и хватает Матвея за футболку, вздергивая со скамьи и притягивая к себе. У меня начинает кружиться голова. За нашей сценой собрались понаблюдать студенты, требуя зрелищ, а я всего лишь хочу, чтобы это всё скорее прекратилось.

— Костя, пожалуйста, — умоляю любимого. Сама не знаю, о чем прошу, просто мне страшно.

— Видишь, — кивает в мою сторону Матвей, — переживает за меня! Значит любит.

Господи, что он несет?! Единственный человек, за кого я переживаю — это Романов, потому что не хочу для него проблем. Из-за меня.

— Слушай сюда, отморозок, — сквозь зубы выплёвывает слова Костя. — Если ты еще раз, хоть на гребанный километр подкатишь свои наркушные яйца к ней, видит Бог, парень, я лично тебя кастрирую. А потом сам себя оправдаю. Понял?

Романов толкает Матвея так, что тот валится на скамейку.

Хохот Свирского разносится по институтскому парку звуком смеха Дьявола из ада. Он хлопает в ладоши и поворачивает искаженное ненавистью лицо ко мне, отчего я забываю, как дышать.

— А ты фиалка, оказывается, любишь пожестче? Поэтому мне не давала, да, малышка?

Слышу треск футболки. Костя стаскивает Свирского за короткий рукав и грубо толкает:

— Пошел нахрен отсюда.

Мот, злорадно улыбаясь, осматривает порванную футболку и мерзко сплевывает на землю:

— Семьсот баксов, чувак, — ядовито брызжет Свирский. — Матушка не простит, — угрожающе качает головой, а потом переводит на меня свой бешенный взгляд, — ну и сука ты, Юляшка. Ты пожалеешь. Вы оба пожалеете.

Меня трясет, а внутри всё опускается, потому что его слова звучат, как проклятие.