Потанцуй со мной

34. Юля

— Ал, может мне покрасить концы в свой родной цвет? — накручиваю сиреневую прядку на указательный палец. Последнее время мне стало казаться, что я выгляжу нелепо с этим подростковым цветом волос. Романов и так всячески дает мне понять, что воспринимает меня как ребенка.

— Дура, что ли? — фыркает Рюмина и подмигивает двум парням, шагающим нам на встречу. — Это твоя изюминка. Привет, мальчики! — приторно расплывается своей фирменной рюминовской улыбкой.

Закатываю глаза и подхватываю Алку под локоть.

— Мы не за этим сюда пришли, забыла? — шиплю на подругу. — Давай в этот, — затаскиваю Рюмину в отдел женского нижнего белья.

— Разве с тобой забудешь? — усмехается Аллочка и подходит к самой крайней стойке с комплектами. — Примерно понимаешь, чем хочешь соблазнять своего пижонского Костюма? — подруга трясёт перед моим носом бюстгальтером такого размера, в чашке которого поместилась бы моя голова. Или две.

— Перестань его так называть, — раздражаюсь и выхватываю из рук Алки шапки для сиамских близнецов. — Это не мой размер.

— Думаешь здесь бывает минус второй? — деланно задумывается подруга, а потом начинает ржать.

Смотрю на Алку и костерю себя нецензурной бранью. Лучше бы Бореньку с собой взяла, чем эту ведьму, с которой обязательно проржем всё время и ничего не купим, а мне кровь из носа нужна парочка сногсшибательных комплектов.

У меня до сих пор краска стыда с лица не сходит, как вспомню гримасу Романова, когда он увидел мои хлопковые труселя с тыквами. Ну и где он будет меня воспринимать серьезно, если мои волосы цветные, трусы детские, а мозги недалекие? Утешаю себя лишь тем, что вчера я была не готова к прощанию с девственностью, но осадочек все равно остался.

— Ненавижу тебя! — смеюсь вместе с подругой. — У меня полная единица.

— Я тоже тебя люблю, Сурок, — складывает губы трубочкой и делает смачный чмок. — Но ты себе льстишь, — Алка присматривается к моей впуклой груди и, видимо, не найдя в ней ничего выдающегося, разочарованно вздыхает. — А как тебе эти? — Рюмина поигрывает бровями и демонстрирует микроскопические трусики без дна. Какой кошмар. — С вентиляцией и быстрым доступом! — хохочет моя чокнутая подруга.

— Девушки, вам помочь? — к нам подходит приятная молодая женщина-консультант и лучезарно улыбается.

— Пожалуй, да, — Алка осматривает салон и деловито сообщает, — покажите нам самые сексуальные комплекты, которые у вас есть!

Мои щеки вмиг пунцовеют, и вся я натягиваюсь прочной пружиной. Никогда не смогла бы ничего подобного сказать, а изо рта Рюминой всё выходит естественно и непринужденно.

Меня отправляют в примерочную и заставляют раздеться до трусов. Прикрываю оголенную грудь руками и пока подруга с консультантом подыскивают мне комплекты, рассматриваю свое обнаженное тело в зеркальной поверхности.

На правом бедре несколько слабозаметных красных пятна, но я их вижу. Потому что знаю и помню, как они были получены. Низ живота сводит приятной щекоткой, когда вспоминаю жадные, вперемешку с нежными прикосновения любимого мужчины. Я смотрю на себя и внешне ничего не изменилось, но внутри я другая. Больше не девочка. Женщина любимого мужчины. Я нисколько не сомневаюсь в своих чувствах и пусть Романов не верит, но я буду кричать ему до тех пор, пока не смирится.

Мне не стыдно выглядеть жалкой, потому что говорить о своих чувствах — не унизительно. Гораздо позорнее от них прятаться в панцирь. Я не понимаю Романова, зацикленного на возрасте. Почему он считает наши отношения провальными? Почему боится позволить себе любить, когда на его лице написано всё, что он чувствует?

Мы не выбираем, кого нам любить, так почему не умеем благодарить судьбу за подаренный шанс быть любимыми и любящими? Почему самолично отказываемся от счастья? Откуда эта токсичная неуверенность в себе?

Как он сможет отказаться от нас, когда мне уже не хватает его обездвиживающей мужской близости, запаха защищенности и требовательных поцелуев, ласкающих рук и снисходительной улыбки? Я уже врастаю в него с корнями, как он не понимает?

— Можно? — спрашивает женщина по ту сторону рельефной ширмы, выдергивая из калейдоскопа вращающихся мыслей.

Она приносит несколько видов совершенно фантастических комплектов: кружевных, сексуальных, откровенных. Но один, темно-синий, источающий желание и женственность, привлекает мое внимание. Провожу подушечками пальцев по полупрозрачному кружеву, касаюсь прохладных шелковых лент и манящей шнуровки. Не раздумывая и абсолютно уверенная, что возьму именно его, примеряю комплект: идеальный лиф приподнимает миниатюрную грудь и создает эффектную небольшую ложбинку. Мне хватает доли секунды, чтобы почувствовать себя неотразимой и женственной.

Вздрагиваю, когда тишину маленького пространства разрывает мелодия моего мобильника. Первая мысль — это он! Потому что чувствует все мои волны, настроенные на его частоту! Ныряю в рюкзак и снова ругаю себя, что бросаю телефон где попало.

— Ну как? Размер подошел? — в кабинке появляется голова женщины, и я отвлекаюсь на нее.

— Спасибо, идеально, — натянуто улыбаюсь и шарю одной рукой по дну ненавистной сумки. Наконец натыкаюсь и поспешно подношу к уху, пока абонент не устал меня ждать. — Извините, важный звонок, — пальцем показываю на трубку и извиняясь поджимаю губы. — Алё!?

— Привет, фиалка.

Встаю, как вкопанная. За тысячную долю секунды меня обдает жаром, бросает в ледяную реку и возвращает в недавнее прошлое, которое кажется отголоском какой-то другой жизни.

— Матвей?

— А ты кого-то другого ожидала услышать, фиалка? — его голос ровный, безэмоционально настроенный.

Цепенею и покрываюсь мурашками. Они всегда появляются, когда мне становится страшно. А сейчас мне страшно. Мой пульс в мгновение разгоняется до предельной скорости и долбит в запястье.

— Нет.

— Нет, — повторяет, копируя интонацию. — Это хорошо, фиалка. Как поживаешь?

Обнимаю себя рукой и озираюсь по сторонам. Я будто чувствую на себе его взгляд: пронизывающий, ледяной и колючий. Жилы сводит сковывающей судорогой, и я хватаю рубашку, чтобы прикрыть свое обнаженное тело от невидимых глаз.

— Нормально. Как твои дела, Матвей? — почему мне так страшно? Почему чувствую исходящую от него опасность даже сквозь телефонную трубку?

— А ты бы приехала и узнала. Меня огорчает, что моя девушка меня ни разу не навестила, — его голос по-прежнему ровный, и это до безумия настораживает.

— Матвей, мы расстались, — решаю напомнить.

В трубке висит тишина. Тишина, от которой волоски на моей коже поднимаются дыбом.

— Серьезно? А почему я об этом не знаю? — слышу, как улыбается, но его речь всё так же равнодушно-отстранённая.

— Я тебе говорила.

— Я не помню.

— Это твои проблемы. Но мне не сложно напомнить — между нами всё закончилось, — я не собиралась ему дерзить, но реакция моего организма мне не подвластна.

— Не торопись, малышка, — меня передергивает от такого знакомого, но совершенно забытого обращения.

— Матвей, я тебе последний раз говорю…

— Обсудим это при встрече, — Свирский перебивает, и я слышу в трубке гудки.

Плюхаюсь на пуф и, не моргая, смотрю на ребристую ширму.