Повинная голова

XXX. Кон — колониалист

Назавтра, когда он проснулся, солнце уже хозяйничало по-полуденному, куры нарушали полинезийский колорит чисто нормандским кудахтаньем, сверкающая лагуна казалась усыпанной битым стеклом. Кон увидел лиловые, желтые, красные цветы, бегущие к нему через банановую рощу, — парео Меевы. Еще не опомнившись от ночных кошмаров, он вскочил с гамака.

— За мной пришли?

— Кон, мотоцикл угнали.

Он пошел за дом, где оставлял по вечерам под гуаявами свою «хонду». Мотоцикла не было. Кон послал в адрес «грязных таитянских макак, которые воруют все, что попадется», серию проклятий, приправленных многочисленными референциями полового характера, ибо именно здесь, в первопричине своего происхождения, люди ищут обычно самые оскорбительные слова. Потом он засуетился, как всякий настоящий буржуа, незаконно лишенный собственности, побежал с жалобой к жандармам и был встречен злорадным хихиканьем — в роли пострадавшего Кон выступал впервые. Его заверили, что мотоцикл рано или поздно найдется в каком-нибудь овраге. Кон в резкой форме выразил свое отношение к тому, как полиция обеспечивает безопасность граждан и охраняет их честно нажитое имущество, и отправился домой пешком. При выходе из парка Республики на него набросилась с дикими криками компания молодых таитян, уже некоторое время шедшая следом. Единственное, что он мог потом вспомнить, это слова «Проклятый янки!», сопровождавшиеся ударом бутылкой по голове. Он пришел в себя уже дома, в кровати, с мокрым полотенцем на лбу, в окружении Меевы, которая вопила, что убили ее попаа, встревоженного Бизьена — если это акция, направленная против иностранцев, то для «Транстропиков» она означает начало катастрофы — и молодого отца Тамила, случайно оказавшегося рядом, когда произошло нападение. У Кона так раскалывалась голова, что он даже не выразил недовольства. Физическая боль — отличное средство против страдания другого рода, которое разве что удары по голове могут иногда ненадолго облегчить.

— Что произошло?

Доминиканец воздел руки к небу.

— Вы навлекли на себя народный гнев.

Кон заинтересовался:

— Да что вы? Почему же только сейчас?

— Вы доигрались, господин Кон. Вам же известно, до какой степени таитяне суеверны. На днях — кажется, это случилось, когда лежал при смерти вождь Вириаму, — вы сказали, будто собираетесь поймать его душу и засунуть в двигатель мотоцикла. Туземцы, в сущности, просто большие дети, а вы цинично заявили им, что вага мотоцикл работает на энергии человеческой души, поэтому вы сейчас дождетесь, когда Вириаму умрет, и поместите его душу в бензобак, а потом — и это уже была настоящая провокация, — когда смерть наступила, вы сразу же укатили, как будто на самом деле заправились, и даже не попрощались с семьей покойного.

Кон нехорошо посмотрел на Мееву.

— Я рассказала только Полетте Фонг, — пролепетала она. — Я же понимала, что ты шутишь.

— А упомянутая Полетта Фонг рассказала, естественно, всем и каждому, — продолжал доминиканец. — В результате крестьяне толпой явились в Папеэте и утащили ваш ни в чем не повинный мотоцикл. Они разобрали его до последнего винтика, чтобы освободить тупапау своего возлюбленного вождя, после чего сбросили обломки в океан.

Кон поцокал языком, качая головой.

— И он не взорвался?

— Что?

— Бак. Им крупно повезло. От Таити не осталось бы камня на камне. Для пополнения вашего религиозного образования могу сказать: когда человеческая душа взрывается, происходит по меньшей мере революция. Это же страшная разрушительная сила… Сотни мегатонн.

— Не валяйте дурака, Кон, — сурово сказал Бизьен. — Надо уважать верования этих людей.

Кон все еще не мог прийти в себя. Он никак не ожидал, что его слова кто-то примет всерьез.

— Все-таки забавно, — сказал он. — С чего это таитяне вообразили, будто у них еще есть душа? Мы ее украли давным-давно. Последние остатки находятся в музеях Европы и Америки. Вы же сами знаете, Бизьен.

— Очень смешно, — хмуро сказал Наполеон туризма. — Просто сейчас расхохочусь.

Кон поднес руку ко лбу.

— Так они за это чуть не проломили мне череп?

Тут его ждала встреча с истинным совершенством.

— Нет, вас побили не деревенские, — ответил Бизьен. — Это было бы занятно и, следовательно, полезно для туризма. Пережитки древних верований и так далее… Нет, это были не простодушные дикари, а совсем другие.

— Какие другие?

— Развитые. Или, если предпочитаете, сторонники прогресса. Те, кто хочет создать независимое индустриальное государство Океания. Они обвиняют вас в том, что вы поощряете дикость и получаете от меня мзду за то, что помогаете «империалистам» держать народ в невежестве и суеверии. Короче, Кон, вы колониалист. Они очень резко настроены против вас, и лучше вам на время исчезнуть. Я не шучу. Они ненавидят людей, которые пытаются сохранить на Таити «чистоту и невинность», как мы с вами выражаемся. Вы рискуете головой.

Кон закрыл глаза. Исчезнуть? Он только об этом и мечтал.

— Съешьте конфетку, — предложил Тамил участливо. — Угощайтесь. И оставьте себе всю коробку.

Кон взял шоколадную конфету. Утешение из рук Церкви.

— Куда же мне деваться?

— Можете провести пару недель на полуострове Таиарапу, — предложил Бизьен. — У меня там есть для вас кое-какая работа. Расскажу, когда вам станет получше.