– И что, застежка у тебя на брюках взяла и лопнула? – Лидия аж задохнулась. – На глазах у публики? Прямо на сцене?
– Вывалилась наружу, как какой-то бесстыжий язык, – Джуно даже застонала, вспомнив об этом позоре. – Это было так ужасно. Молния совершенно сломалась, поэтому застегнуть ее я не могла. Я просто притворялась, что все так и задумано, но когда после выступления уходила со сцены, вид у меня был весьма жалкий, как на похоронах в мелодраме. Да еще потом, когда я вернулась домой, на меня набросился этот сумасшедший американец.
– На тебя что? Прямо в твоей квартире? – Лидия была в ужасе, глаза на ее прекрасном лице сочувственно округлились.
Джуно кивнула:
– Я чуть не умерла от страха – он возник буквально ниоткуда, бесшумно, как следопыт, а из одежды на нем только и было, что полотенце да байкерские ботинки. Я уж подумала, что пробил мой последний час.
– Так кто же это был? Он убежал? Ты вызвала полицию?
– Нет, – Джуно с тихим стоном спрятала лицо в ладонях. – Это парень, с которым мой брат обменялся квартирами. Джей Маллиган – фотограф из Нью-Йорка. Я-то думала, что он приедет только сегодня.
– Боже мой! – рассмеялась Лидия. – И как же он выглядит? Что он сказал?
– Совсем немного, – Джуно прижала ладони к глазам.
Рабочее кресло Лидии скрипнуло, когда она вновь откинулась на спинку.
– Но он оценил всю прелесть ситуации, когда узнал, кто ты такая?
– Ммм, не совсем.
Джуно потерла глаза ладонями и, убрав руки, с изможденным выражением лица посмотрела на Лидию.
– Он был еще в постели, когда я утром уходила на работу. Я оставила ему записку с извинениями. Мне кажется, сегодня вечером я должна официально представиться ему. Надеюсь, он узнает меня по одежке.
– Пригласи его на нашу вечеринку по случаю твоего дня рождения! Тогда мы все сможем познакомиться с ним. Он симпатичный?
– Я не уверена, – Джуно попыталась восстановить в памяти видение в полотенце, явившееся ей прошлой ночью и вызвавшее столько эмоций, но, для того чтобы как следует разглядеть его, она сначала была слишком испугана, а затем слишком смущена. Ей удалось припомнить только длинные светлые волосы, мускулистые плечи и кельтскую татуировку на правом бицепсе. Представить же его лицо она не смогла, если не считать сверкающих глаз, которые рассыпали созвездие серебристых искр прежде, чем он отвел их от ее обнаженного тела.
– У него неплохой торс, – неуверенно промолвила Джуно.
– В таком случае, ты обязана пригласить его сегодня вечером, – решительно сказала Лидия. – У нас нет ни одного свободного мужчины, если не считать Джеза, и как минимум три свободные девушки – даже четыре, если считать Лулу. В кого-нибудь из нас должен же он влюбиться.
Джуно слабо улыбнулась, прекрасно понимая, в кого, по мнению Лидии, он должен влюбиться. Струящаяся грива платиновых волос, живые глаза, голубые и опьяняющие, как кюрасо, – Лидия была сиреной их компании, и мало кто мог устоять перед ее чарами.
– Я думала, ты собираешься прийти с… ммм… Клодом? – сказала Джуно, силясь припомнить имя последнего любовника Лидии – маленького, коричневого, как жук, французского флейтиста с атлетически развитым языком.
– Я хочу немного отдохнуть от него, – Лидия наморщила свой безупречный нос. – Он тупой собственник.
Джуно вздохнула и посмотрела на подругу с изумлением. Быстрая смена приятелей Лидии объяснялась тем, что все они на поверку оказывались либо «тупыми собственниками», либо «патологическими ревнивцами». Впрочем, это можно понять, поскольку Лидия была женщиной, с которой практически каждый встречный мужчина хотел поужинать, лечь в постель и позавтракать.
Высокая, с точеной фигурой, Лидия была дочерью звезды тенниса пятидесятых годов и чуть ли не двухметровой шведки, на 30 лет моложе мужа. Она выглядела как манекенщица Гуччи и практически не ела, чтобы поддерживать фигуру столь изящную, что ребра можно было пересчитать даже под шубкой. Цвет ее платиновых, как на рекламе шампуня «Тимотэй», волос был столь же натуральным (чего нельзя сказать о Джуно), как и ее горячий, раскаленный добела темперамент. Лидия обладала запасом энергии, невероятным для существа, которое потребляло меньше калорий, чем самые невесомые балерины Королевского балета. Они с Джуно были знакомы почти пять лет, одно время даже снимали на пару жуткую квартирку в Камдене и теперь оставались неразлучными подругами, несмотря на их комическое внешнее различие: одна – высокая, тонкая, другая – маленькая, толстенькая. Вода и пламень и то имеют больше сходства.
– Сколько ему лет? – Лидия продолжала проверять кандидатуру Джея.
– Пожалуй, еще нет тридцати, – ответила Джуно, вздрогнув от мысли, что сама она к этой возрастной категории больше не принадлежит.
– Богат?
Слабостью Лидии были маленькие чернявые мужчины, которые и мечтать не смели о ее благосклонности. Поэтому сперва они с отчаянным упорством завоевывали ее, а затем, когда надоедали ей, начинали дико ревновать.
– Не уверена, – рассмеялась Джуно. – Но утром в гостиной я заметила кучу дорогущей с виду фотоаппаратуры и еще какой-то навороченный ноутбук, из которого торчало множество проводков. Я сначала подумала, что это взрывное устройство.
– Ну пожалуйста, пригласи его к нам, – Лидия умоляла, голубые глаза танцевали от возбуждения. – Я еще никогда в жизни не встречалась с американцем.
– А может, он не натурал, – сказала Джуно.
– Да брось ты, – Лидия не приняла всерьез это предположение. Намотав длинную прядку блестящих волос на карандаш, она сосредоточенно смотрела в монитор компьютера. – Бьюсь об заклад, что он сногсшибательный. У парней из Нью-Йорка репутация настоящих мачо. Я заберу из химчистки мои брючки от Джозефа. А ты, конечно, должна надеть свой новый топ.
– Ммм, – Джуно с сомнением посмотрела на облачко кружевной ткани, лежавшее на куче смятой оберточной бумаги у нее на столе. Подарок Лидии был, как всегда, невероятно дорогим: писк моды, дизайнерская кофточка из шифоновых кружев легче пуха. Как выразилась Лидия, «этот подарочек напоминает тот костюм, в котором тебя мама родила». Не учла она, как всегда, лишь одно: как Джуно будет выглядеть в ее подарке.
Джуно боялась предстоящей встречи с Джеем Маллиганом, хотя и пошутила по этому поводу: у нее было такое ощущение, что с костюмом, в котором ее мама родила, он уже и так знаком предостаточно. Полноценный 16-й размер, торчащая вперед грудь, бедра, на которых поместится по пол-литровой кружке пива, – да, Джуно понимала, что кружевной топ подчеркнет самые ужасные складки на животе и боках. Гораздо лучше он смотрелся бы на самой Лидии, с ее четким силуэтом, маленькими грудками, напоминавшими шарики сливочного мороженого, и длинной нежной шеей.
Но ничего не поделаешь, Джуно, конечно, наденет сегодня вечером этот топ, чтобы не обидеть подругу, хотя и будет выглядеть в нем как кочан капусты в продуктовой сетке.
– Мне тридцать лет, – простонала она, не обращая внимания на звонивший у нее на столе телефон. Это была фраза, которую Джуно твердила целый день в надежде, что в конце концов хоть немного привыкнет к ее звучанию.
– Да, пока ты еще не достигла своего сексуального расцвета, – неунывающим голосом парировала Лидия, не отрывая глаз от монитора. Она уже с девяти часов утра утешала подругу расхожими поговорками.
– Ты пребываешь в состоянии сексуального расцвета без малого десять лет, а тебе всего лишь двадцать семь, – ответила Джуно. – Моя жизнь катится под горку, а оргазм с любимым мужчиной у меня еще впереди.
Смеясь, Лидия зажмурила глаза и оторвалась от компьютерной игры.
– Ты собираешься снять трубку? – она кивнула в сторону телефона.
– Ни за что, – Джуно откинулась на спинку кресла и вздохнула. – У меня ярко выраженная депрессия. Скажи, что меня вызвал шеф.
– Нет, это не тридцатилетие приводит тебя в такое отчаяние, – Лидия нажала три клавиши на своем аппарате, чтобы переключить звонок на себя. – До отчаяния тебя довел этот жалкий недоносок… Да, Лидия слушает. О, привет, моя радость, – как поживаешь? – с улыбкой на лице, она устроилась поудобнее и подмигнула Джуно.
Джуно догадалась, что звонивший был, несомненно, мужчина, к тому же удостоенный титула «моя радость», что сужало круг кандидатов до двух человек – это мог быть либо ее брат Шон, либо ее «бывший», Джон. Мысль, что это может быть именно последний, привела Джуно в такое волнение, что она сжала руки. Поздравительной открытки от него утром не было, но Джуно не исключала, что он может позвонить. Это было как раз в его стиле – вспомнить про ее день рождения в последний момент, когда уже поздно отправлять поздравление почтой, и позвонить ей, чтобы сообщить: у него, дескать, заготовлены открытка и подарок, он хотел бы с ней встретиться, чего-нибудь выпить и вручить их.
Его не очень активные попытки возродить их отношения были даже более оскорбительны, чем сделанное ранее заявление, что он хочет поселиться вместе с девицей по имени Дебби, которую он присмотрел, фактически, за спиной у Джуно. Да не так-то легко это сделать, обитая вместе с Джуно в маленьком домике в Клапаме, на который не имеешь особых прав. Джуно была так потрясена и разгневана, что поступила самым идиотским образом: упаковала чемоданы и освободила гнездышко для этой сладкой парочки, а надо было остаться там и дождаться, чтобы Джон сам убрался восвояси. Через весь Лондон она дотащилась до Шона и несколько дней безвылазно скрывалась у него в свободной комнате, рыдая без передышки, так что ее брат – сначала не жалевший для нее ни чая, ни сочувствия – в конце концов переутомился от сострадания и посетовал, что она оставляет влажные следы на полированном деревянном полу.
Два месяца спустя Дебби бросила Джона, и теперь он пытался пролезть обратно в жизнь Джуно. Правда, пытался довольно вяло. Порой у него возникала потребность пообщаться – а это случалось примерно раз в неделю, как правило, ближе к полуночи, когда он засиживался в пабе допоздна. Тогда он звонил ей, говорил, что любит и хочет видеть. Подозревая, что ему просто-напросто приспичило трахнуться, Джуно все же разговаривала с ним тепло и доброжелательно, предлагала перезвонить утром, вместе пообедать и все обсудить. Повесив трубку, она замечала, что перспектива этой встречи занимает и волнует ее гораздо больше, чем ей бы хотелось. Память начинала с нежностью прокручивать эпизоды из их лучших времен, услужливо пропуская агонию финала. Но наутро Джон никогда не перезванивал, и еще целая неделя проходила, пока вдруг в полночь не раздавался очередной звонок. Во время последнего разговора он даже не удосужился приглушить громкость телевизора, и в трубку проникал звук порнографического фильма, который он смотрел, предлагая ей оплатить такси до Клапама. Иногда Джуно задавалась вопросом: интересно, а Дебби он звонил до или после нее?
– Нет, по-прежнему одна, – засмеялась Лидия. – Ты же знаешь меня – зачем менять внимание многих на невнимание одного мужчины, который не прочь заплатить за меня. – По взгляду, который она бросила на Джуно, было совершенно ясно, что, если потребуется, она готова поддерживать болтовню сколь угодно долго.
– Это Джон? – прошептала Джуно.
Лидия утвердительно кивнула в ответ. Джуно провела ладонью по горлу, изображая, будто ее режут, и пробормотала: «Меня нет».
Сбежав в туалет, Джуно с ужасом обнаружила, что руки, которые она прижимала к лицу, были испачканы чернилами, и сейчас она выглядела так, словно ее щеки и лоб покрыли ритуальной индейской татуировкой.
Когда Джуно вернулась в офис, Лидия уже повесила трубку и снова играла на компьютере в свой «Солитер», одновременно болтая с Финлэем из отдела рекламы, который завладел стулом Джуно и, как ребенок, крутился на нем.
– Привет, золотко, – он радостно поприветствовал Джуно, не прекращая своих пируэтов. – С днем рождения тебя.
Будучи наркоманом, Финлэй был абсолютно бесполезен как работник, но очень полезен директору по рекламе как поставщик колумбийского порошочка, поэтому увольнение ему не грозило. Весь женский персонал обожал его за добродушную обаятельную развязность и милую незадачливую бесполезность. У него было лицо купидона, обрамленное локонами маленького лорда Фаунтлероя, которое совершенно не вязалось с его высокой худой фигурой. Только сломанный нос и щербатый передний зуб намекали о бурной молодости и беспутной душе. Он практически никогда не сидел за своим столом. Бродил по офису, как заблудившийся породистый пес, позволяя приласкать себя и погладить по холке, останавливаясь то тут, то там, чтобы пофлиртовать и поиграть.
Он все крутился на стуле, улыбался, хохотал, посылал Лидии воздушные поцелуи. Джуно смотрела на него с благоговением, пытаясь понять, объясняется его неуемная энергия кокаином или же тем обстоятельством, что ему еще нет тридцати.
Наконец он убежал поклянчить бисквитов у Умы, симпатичной секретарши производственного отдела, которая обожала его, как блудного сына, и Джуно смогла занять свое место.
– А, вот и ты, – ласково улыбнулась ей подруга. – Это Шон звонил. Он как раз завтракал в кафе, которое порекомендовал ему Джей, на углу квартала.
Говорит, что официантка там – вылитая Вайнона Райдер. Он хотел узнать насчет часов. Ему кажется, что он забыл их на бортике ванны. Еще он просил передать тебе, чтобы ты больше не расхаживала голышом перед Джеем, так как, судя по всему, ты шокировала его прошлой ночью. Ну вот и все, пожалуй. Ах, да. Он поздравляет тебя с днем рождения. Какая я сволочь – чуть не забыла такую деталь.
– Так это был Шон? – Джуно изумленно воззрилась на нее.
– Да, я же тебе кивнула, – невинно посмотрела Лидия.
– Но я спрашивала: «Это Джон?»
Лидия подняла голову и терпеливо проговорила:
– Ступай обратно к зеркалу, в которое ты только что пялилась, прошепчи, глядя в него, «Джон», затем «Шон», постарайся заметить разницу по губам, а потом вернешься и объяснишь мне.
Джуно стиснула зубы.
– Ладно, я иду обедать.
– Скажи-ка, уж не Мел ли пригласил тебя на обед по случаю твоего дня рождения? – Лидия хихикнула. – Это щедрый подарок!
Мел был охранник офиса, на редкость противный тип, – горилла без шеи с дурным запахом изо рта. Он питал страсть к Джуно, причину которой однажды объяснил, желая ей польстить: «Полные женщины лучше в постели».
– Нет, он подарил мне кукиш с маслом, – Джуно прошлась расческой по волосам. – Я обедаю с Трионой.
– Тогда лучше не упоминай о двойнике Вайноны Райдер. Слушай, а в честь чего ты устроила этому Джею стриптиз прошлой ночью? Я знаю, что тебе не хватает секса – ты все время жалуешься на это, но, мне кажется, стриптиз – немного чересчур, Джу.
– Да так. Оказала радушный прием в традициях доброй старой Англии.