Зинаида ПОРТНОВА

Девочки уезжали в деревню в первых числах июня. Билеты на поезд были куплены за несколько дней, а чемодан упакован заранее. И хотя к отъезду все давно уже было готово, мать с утра исхлопоталась.

Решение отправить детей на все лето к бабушке в поселок Оболь Витебской области было принято давно, и до самого последнего дня она была спокойна, а вот перед разлукой сердце ее затосковало. Одно мгновение она даже хотела отложить, отъезд, но, вспомнив, что отослана телеграмма и что бабушка, поди, заждалась теперь внучек, которых не видела, почитай, целую вечность — как она писала в письмах, — решила не передумывать. Большой вокзал с колоннами встретил их шумом и суетой.

В вагоне отец, без труда отыскал их место.

— Как поезд тронется, — сказала мать, — поужинайте и ложитесь спать. Пишите почаще. Слушайте бабушку и помогайте ей по хозяйству.

Отец посмотрел на часы:

— Пять минут до отправления.

Родители поцеловали детей и стали пробираться к выходу.

…За перелеском, слева от станции, пропел свисток паровоза. А немного погодя стал нарастать шум и грохот приближающегося состава.

— Идет никак? — сказала Евфросиния Ивановна.

— По графику, — ответил Федя, который приехал на телеге.

Минута-другая — и вот уже лоснящийся от масла паровоз, сбавляя скорость, стал притормаживать. Перед нетерпеливым взглядом Евфросинии Ивановны мелькнуло множество незнакомых лиц в окнах — нет, не они. И вдруг что-то очень знакомое и близкое увидела она в озорных и радостных глазах двух девочек. Поезд остановился. Зина и Галя выпорхнули из вагона и кинулись на шею бабушке.

Вскоре они въехали в поселок с бревенчатыми серыми домами.

В бабушкиной избе было уютно и хорошо. Евфросиния Ивановна угощала Зину и Галю чаем с вишневым вареньем, а девочки, счастливые и радостные, рассказывали о Ленинграде, о маме и папе, о себе и о том, как они доехали.

А вечером около дома Евфросинии Ивановны Фруза Зенькова из деревни Мостищи собрала молодежь. Пригласила и ленинградских гостей. Ребята сходили в лес за сушняком и на лужайке разожгли костер.

Они долго сидели вокруг костра, рассказывали смешные истории и веселились. Костер шумно потрескивал, жаркое пламя его высоко взвивалось вверх к темно-синему небу, в непроглядной глубине которого ярко мерцали крупные звезды…

Когда началась война и немцы захватили поселок Оболь, Зине шел всего-навсего четырнадцатый год.

С появлением немцев в Оболи Зина не выходила из дома и ни на минуту не отпускала от себя сестренку Галю. Даже Евфросиния Ивановна редко переступала порог и постоянно держала дверь на запоре.

Выходить из дома вечером было опасно: расклеенный по поселку приказ под страхом смерти запрещал жителям появляться на улице с наступлением темноты.

Фруза Зенькова знала о немецком приказе и все равно, лишь только стемнело, вышла из дому. С учителем Маркиямовым и Натальей Герман она встретилась в лесу.

Присели на старый, замшелый ствол дерева.

— У нас к тебе, Фруза, серьезный разговор, — начал Борис Кириллович.

— Я слушаю, — ответила Фруза.

— Время такое пришло, что сидеть сложа руки нельзя. Надо помогать Красной Армии.

— Как? Немцев бить? — спросила Фруза.

— Не торопись. Сейчас надо подумать о другом. То, что по силам… Вот секретарь райкома комсомола Наталья Герман объяснит.

Девушка, сидевшая рядом, подвинулась ближе, сказала:

— Надо создать отряд. Собери комсомольцев и поговори с ними по душам. Узнай, о чем они думают. Только осторожно. Это тебе, Фруза, поручение от подпольного райкома комсомола. Нам необходимо создать отряд из местной молодежи внутри немецкого гарнизона.

— Трудно, — взволнованно ответила Фруза. — Смогу ли я?

— Да, дело непривычное. Но ты должна суметь это сделать, — сказал Маркиямов. — И райком партии на тебя надеется. Это я предложил твою кандидатуру. Ребятам сейчас нужен вожак. Ну как, согласна?

Фруза уверенно и твердо ответила:

— Да, согласна.

— Всегда помни, что ты не одна. Мы будем помогать. Борис Кириллович уходит с партизанским отрядом. Все контакты будете поддерживать с ним через связного, — сказала Наталья Герман.

— С чего начинать? — спросила Фруза.

— Главное — создать боевое ядро, — ответил Маркиямов. — Для начала поговори с Марией Дементьевой и Марией Лузгиной. Они девчата боевые. Пусть позовут в вашу группу Зину Лузгину, Валю Шашкову, Владимира и Женю Езовитовых. Вот как создадите инициативную группу, только тогда будете действовать. Для начала соберитесь все вместе. Будто на вечеринку. И побеседуйте.

— Хорошо, — ответила Фруза.


Федя Слышанков приходился Зине двоюродным братом. Как-то раз он пришел с кринкой молока к бабушке и встал у порога.

— Ты чего, Федь? — спросила Евфросиния Ивановна.

— Проведать забежал. Как вы тут живете-можете?

— По-всякому, — ответила Зина. — А вы как?

— У нас в Оболи немчуры полно. В школе комендатуру устроили. Шкафы с книжками повыкидывали. Часовых понаставили. И везде приказы наклеили, чтобы оружие, кто имеет, сдавали.

— Ну а еще какие новости?

— Немцы полицию создали. Начальника поставили.

— Кого? — Евфросиния Ивановна приподнялась с печки.

— Экерта. В немецкой фуражечке ходить стал и с пистолетом.

— Переметнулся, — охнула Евфросиния Ивановна. ~~ Это уж точно, — подтвердил Федя. — Оборотень он.

Федя встал, подошел к черному круглому репродуктору, висящему на стене, и покрутил настройку.

— У вас тоже не говорит, — сокрушенно вздохнул он. — Хоть бы словечко шепнул. Как там наши войска?.. Москва как?.. Эх, «Правду» бы сейчас почитать или хотя бы нашу районную. Я вот до войны не любил газеты читать. Скучно, считал. А сейчас, попадись мне в руки газета, наизусть выучил бы.

— Зачем?

— Другим бы рассказывал.

— Верно. Только рассказывать самому опасно. По-моему, об этом лучше в листке написать и повесить на видном месте.

— К партизанам бы сейчас податься. Вот было бы здорово.

— А есть они? — Зина подошла к Феде.

— А как же… Должны быть. Народ врать не станет.

— Дома-то у вас как? — стараясь перевести разговор на другую тему, спросила Евфросинья Ивановна.

— Как и у всех — тоска. У людей руки опускаются. На немцев никто работать не хочет. А молодежи теперь горше всего. Ни в кино сходить, ни на вечеринку собраться,

— Что, совсем не собираются?

— Сходятся иногда. Да что толку? Песню спеть и ту нельзя. Опасно.

— Верно, — отозвалась Зина.

Мысль о создании организации, или, как сказал тогда в лесу ночью Маркиямов, инициативного ядра, долго не давала Фрузе покоя. Она вспоминала самых близких и надежных своих знакомых и друзей, с которыми училась в школе, но сразу поговорить с ними не решалась.

Помог ей брат Николай. Однажды ночью он пришел из леса. В сенях снял сапоги и вошел в избу.

Фруза зажгла лампу, плотно зашторила окно и взглянула на брата.

— Какой ты усталый, — сказала Фруза. — Зарос весь.

— Пришлось попетлять лишнее по лесу для безопасности, — ответил Николай.

— Где вы сейчас? — спросила Фруза.

— В Шашенском лесу.

— Трудно?

— Патронов мало. А остальное терпимо.

— Спите-то где? Прямо под дождем?

— Зачем? В землянках. Тепло.

— Немцы не трогают?

— Мы их сами шерстим.

— Страшно?

— Комары жрут с болота. А так все по-боевому. Борис Кириллович наказал тебе передать посмелей начинать.

— Наметила я побеседовать с Марией Дементьевой, Лузгиной, Евгением и Володей Езовитовыми.

— Действуй поактивней. С Ниной Азолиной войди в контакт.

— Да ведь Азолина в комендатуре служит.

— Знаем. Она по заданию подпольного обкома работает там. Валентину Шишкову можешь привлечь и Федю Слыгяанкова. Он паренек боевой.

— Завтра поговорю, — твердо сказала Фруза.


В окно кто-то постучал. Галя проснулась, высунула из-под овчинного латаного полушубка голову, прислушалась. Стук повторился.

— Бабуль, это Зина, — крикнула Галя и спрыгнула с печки.

Бабушка заспешила к двери. Стукнула щеколда в сенях. В избу вошла Зина. Она сняла короткое пальто, стряхнула дождевые капли.

Бабушка вынула из печки чугунок, достала хлеб, чашку с солью и окликнула девочек:

— А ну-ка вечерить, полуночницы.

Сели к столу. Чистили горячие картофелины и, не торопясь, ели с хлебом. Потом пили кипяток, заваренный мятой. Вместо сахара покусывали круглые с темно-вишневыми прожилками ломтики свеклы.

Когда кончили ужинать, бабушка и Галя легли спать на печке, а Зина принялась писать что-то на небольших листочках.

Старые ходики показывали полночь. Зина прислушалась. Кругом было тихо. Только ветер шумел и шуршал за окном, да монотонно постукивал маятник. Галя и бабушка спали.

Зина написала десять листовок. Последнюю она взяла в руки, подвинула керосиновую лампу и шепотом стала читать:

— «Фашисты напали па нашу землю. Как бандиты, они жгут наши деревни, грабят и убивают людей, угоняют молодежь в Германию. Не покоряйтесь фашистам, товарищи! Помогайте нашей родной Красной Армии!»

Зина собрала листовки и положила в карман платья. Был первый час ночи.

«Надо идти», — подумала Зина и привернула фитиль в лампе.

К комендатуре Зина шла под бугристым берегом речки. Крупные дождевые капли шумно хлестали по воде и заглушали шаги.

Она подошла почти к самой комендатуре, спряталась в кустах, стала выжидать. Караульные выдали себя огоньками сигарет.

Они укрылись от дождя под навесом амбара. Зина внимательно оглядела деревья, забор, груду каких-то ящиков и тюков перед крыльцом комендатуры, мысленно просчитала шаги от куста до крыльца, на миг закрыла глаза, собралась с духом и шагнула. Она пересекла площадку перед зданием, смело ступила на крыльцо.

Обмакнув кисть, проворно наклеила листовку и, незамеченная, шмыгнула в пролом ограды. Следующую листовку она наклеила к шлагбауму у переезда, еще две — на полустанке к пакгаузам. Остальные листовки расклеила по избам.

На краю поселка горласто, с надрывом прокричал петух.

«Пора возвращаться, — подумала Зина, — пока темно».


Прошло два месяца. Однажды Зина вышла на крыльцо и стала ждать Евгения Езовитова, который с минуты на минуту должен был прийти. На улице тихо, пустынно. Не слышно ни лая собак, ни людских голосов.

Евгений в овчинном полушубке вышел из дальнего проулка, подошел к Зине и спросил:

— Ты как, готова?

— Давно.

— Тогда пошли.

На крыльцо вышла Евфросиния Ивановна:

— Далеко ли вы это идти сговорились?

— Мы, бабуль, в Мостище сходим, — ответила Зина.

Евфросиния Ивановна краем глаза взглянула на Зину, потом на Евгения и улыбнулась, припомнив, как внучка долго расчесывала перед зеркалом волосы, как старательно заплетала косички и завязывала красные шелковые ленты в бантик, как долго наглаживала светло-голубое платье, которое редко надевала.

— Поосторожней идите,

Зина несколько раз ходила в деревню Мостите, но у Фрузы Зеньковой не была ни разу до этого. Многих ребят и девчат, которые пришли к ней в тот раз, Зина хорошо знала.

Евгений и Зина переступили порог Фрузиного дома — запахло хлебом, душистым, пряным ароматом крепко заваренной мяты.

— Вот и хорошо, что вы пришли, — сказала Фруза, подойдя к Зине. — Это та самая девочка, про которую ты мне говорил, Евгений?

— Она самая.

— Ну что ж, здравствуй, Портнова. — Фруза подала Зине руку.

— Здравствуйте, — Зина робко кивнула головой.

В окно условленным стуком постучал кто-то с улицы — ребята притихли. Отворилась дверь, повеяло холодом — в горницу вошел брат Фрузы Николай, за ним следом — Маркиямов. Снимая пальто, он недовольно сказал:

— Ну что вы повскакивали, как в школе. Сидите.

— А мы и впрямь как в школе, — сказал Федя.

— Верно, — Маркиямов подошел к ребятам. — Если все собрались, начинайте.

Фруза встала и спокойным голосом произнесла:

— Сегодня нам надо рассмотреть два вопроса: первое — прием нового товарища и второе — наши задачи, вернее, выполнение задания партизанского командования. По первому вопросу слово имеет Евгений Езовитов.

Евгений встал, взглянул на Зину и сказал:

— Дело вот такое. Имею предложение принять Зину Портнову в члены нашей организации «Юные мстители». Девочка она верная. Никогда не подведет. Можете на нее рассчитывать. В этом я очень уверен и даю вам в том свое комсомольское слово.

— А почему ты ее рекомендуешь? — спросила Нина Азолина.

— Да потому, что она смелая. И потом — ей нельзя одной. И хотя ей только четырнадцать лет, она сможет бороться против фашистов.

Маркиямов повернулся слегка и осторожно взглянул на Зину. Обращаясь к Евгению, спросил:

— Почему ты считаешь, что она смелая и на нее можно рассчитывать?

— Она сама, по собственной инициативе писала листовки и ночью тайком одна расклеивала по поселку.

— Я считаю, надо послушать саму Зину, — сказала Фруза.

Нина Давыдова кивнула Зине, подбадривая ее.

— Расскажи о себе, Зина.

— А что надо рассказать?

— Как что? То, что я тебе говорил, — шепнул Евгений.

— Нет, — возразила вдруг Нина Азолина. — Только не то, к чему тебя подготовил Женя. Расскажи лучше свою биографию.

Зина собралась с мыслями, негромко произнесла:

— Родилась я в городе Ленинграде в 1926 году. Училась в школе. Окончила семь классов. Там же, в школе, вступила в пионеры. Летом приехала с сестренкой в деревню Зуи, на каникулы, к бабушке. Когда немцы стали подходить, мы с сестренкой бежали. Но немцы окружили, и поэтому нам пришлось вернуться обратно.

— А еще, кроме учебы, ты ничего не делала? — спросила Нина Азолина.

— Занималась в балетном кружке. Я очень люблю балет.

Евгений с досадой поерошил свои чубчик.

— Ты лучше расскажи, почему листовки стала писать?

— Не могла иначе. Когда отступали, я видела, как фашисты жгли деревню Барсуки в Сиротинском районе.

Маркиямов достал сигарету, закурил, посмотрел на ребят и сказал:

— По-моему, надо принять. Фруза встала.

— Поступило предложение принять Зину Портнову в члены организации «Юные мстители». Кто «за» — прошу поднять руку.

Ребята и девчата все, как один, подняли руки.

— Единогласно, — Фруза вышла из-за стола. — Поздравляю тебя, — пожимая Зине руку, сказала Фруза.

— Спасибо за доверие, — ответила Зина. — Я выполню все, что вы мне поручите.

— Вот, видишь? А ты говорила, не примут, — сказал Евгений.

Вслед за Евгением Зину поздравили ребята и Борис Кириллович.

Зина стояла посреди горницы счастливая.

— Тебе, наверное, жарко? Сними кофту, — сказала Фруза.

Зина расстегнула пуговки, скинула с себя шерстяную кофту, под светло-голубым воротником ситцевого платьица вспыхнул ярким пламенем на груди красный пионерский галстук.

Ребята увидели галстук и, удивленные, вдруг смолкли, а у Нины Давыдовой навернулись слезы. Сдерживая их, она тихо проговорила:

— Красный галстук! Ребята, вы посмотрите только!.. Это же наш пионерский галстук!

Фруза обняла Зину и поцеловала в щеку. Маркиямов взглянул на часы.

— Времени у нас, Фруза, мало, я коротко. Командование отряда просило сообщить вам, что все члены подпольной организации «Юные мстители» зачисляются бойцами партизанского отряда и отныне должны действовать небольшими группами. Оружие продолжайте собирать, патроны тоже. А мы взамен будем присылать взрывчатку. И учтите — в группах сохраняется железная дисциплина. Приказы выполнять по-военному беспрекословно. Все ясно?

— Все, — ответила Фруза. — Мы выполним приказ.

* * *

В самой глуши леса, окруженного топями болот, расположился партизанский отряд. В центре лагеря под невысоким холмом, замаскированным старательно дерном, находилась землянка командира отряда. Крутой, в несколько земляных ступеней, спуск вниз — и сразу небольшая дверь, завешенная снаружи защитной плащ-палаткой.

Фруза спустилась в землянку.

В просторной землянке у командира партизанской бригады проходило совещание, на котором присутствовали комбриг Сакамаркин, комиссар Маркиямов, начальник штаба Пузиков и секретарь Сиротинского подпольного райкома партии Антон Владимирович Сипко.

Они сидели за тесовым столом. На нем лежала карта района.

Мужчины, время от времени попивая из алюминиевых кружек горячий кипяток, негромко говорили.

Фруза прикрыла дверь, остановилась при входе и, глядя на Сакамаркина, по-военному отрапортовала:

— Разрешите войти, товарищ командир!

— Входи, Фруза.

По присутствию Сипко она поняла, что разговор будет серьезный.

Налив из чайника в кружку кипятку, Сипко сказал Фрузе:

— Отведай-ка нашего партизанского чая.

— Спасибо, — сказала Фруза и отхлебнула несколько глотков.

— Вот Антон Владимирович Сипко интересуется вашими ребятами. Расскажи-ка, вожак, о работе своих «Юных мстителей», — сказал Сакамаркин.

Фруза неторопливо стала докладывать о деятельности подпольной организации.

Старательно припоминая о всех заданиях партизанского командования, которые были поручены организации, она скупо, без подробностей рассказала о выполнении их, ни словом не обмолвилась о тех трудностях и опасностях, с которыми почти всегда были они связаны.

Когда она закончила, Маркиямов сказал:

— Скромничает Зенькова, товарищ секретарь. К ее словам надо добавить следующее: все задания командования были выполнены. Об этом лучше всего говорят сами дела «Юных мстителей». Я хочу дополнить рассказ Фрузы. Комсомольцы взорвали четыре вражеские автомашины. Вывели из строя многожильный провод, который соединял центральный фронт врага со ставкой Гитлера. А сделали это братья Езовитовы, Евгений и Владимир.

Николай Алексеев 20 апреля подложил мины в буксы вагонов и поднял на воздух эшелон с авиабомбами и цистернами с горючим. Следует упомянуть о другой дерзкой их операции. Мощным взрывом они уничтожили электростанцию, которая обеспечивала током три вражеских гарнизона. Кроме того, вывели из строя взрывом механический агрегат на торфозаводе и локомобиль на кирпичном заводе. Они организовали круглосуточное наблюдение за проходом эшелонов по Орловской железной дороге. К этому следует добавить, что «Юные мстители» передали в наш лесной «склад» семь винтовок, девятнадцать гранат, два клинка, три ящика с патронами и один пулемет. Не перечесть и мелких диверсий, которые совершали юные подпольщики против фашистов. Самым ценным в их деятельности я считаю разведку.

Сипко внимательно слушал. Когда Маркиямов закончил, спросил Фрузу:

— Что нового у немцев в гарнизоне?

Фруза рассказала о положении в Оболи. И о немецком гарнизоне, расположенном в нем, и тут же упомянула, что прибыли дополнительные соединения пятого егерского полка, которые, по слухам, должны будут предпринять карательную экспедицию против партизан.

— Слухи верные? — поинтересовался Сипко.

— Да, — ответила Фруза.

— Откуда данные о предстоящей экспедиции?;..

— От Азолиной Нины. Она случайно услышала об этом в комендатуре.

— Этим вопросом, комбриг, тебе придется специально заняться.

— Чую, — Сакамаркин вопросительно взглянул на начальника штаба.

Пузиков сразу понял обращенный на него многозначительный взгляд командира и, обращаясь к Зеньковой, сказал:

— Пусть ваши ребята, Фруза, разведают, чем вооружен этот пятый егерский, и старательно подсчитают, сколько их всего.

— Хорошо, — ответила Фруза. — Я дам задание сразу же, как вернусь.

— Ну а еще что любопытного в вашей Оболи? — спросил Сипко.

— Немцы восстановили железную дорогу.

— Опять пошли эшелоны? Расскажи подробнее об охране.

Фруза рассказала о том, как охраняется дорога, чем вооружены часовые и когда производится смена постов.

Слушая Фрузу, Сипко облокотился о стол и потирал пальцами веки. По всему было видно, что он мучительно думал об этой дороге.

— Спешат, — взглянув на Фрузу, сказал Сипко. — Под Орел и Курск гонят технику. Сколько они ее ремонтировали?

— Почти месяц возились.

— Как они умудрились? Ведь там такое накорежила авиация.

— А они сумели, — Фруза отхлебнула несколько глотков остывшего чая и снова стала рассказывать: — На другой день после налета нашей авиации они сразу стали восстанавливать дорогу. Охрана круглые сутки бродит вдоль полотна железной дороги.

— Ясно. — Сипко опять потер пальцами глаза. — Дорогу нам нельзя выпускать из виду. Надо во что бы то ни стало приостановить движение. Кстати, а где паровозы заправляются водой?

— У нас в Оболи, — ответила Фруза.

Сипко встал, прошелся по землянке, обдумывая что-то, потом спросил комбрига, начальника штаба и комиссара:

— Как думаете действовать?

Сакамаркин разгладил карту на. столе, внимательно взглянул на черную линию, обозначавшую железную дорогу, которая соединяла Витебск с Полоцком, и, указывая на два участка в зеленом массиве, сказал:

— Я думаю, что минеры-подрывники смогут вывести дорогу из строя в стороне от Оболи, вот в этих местах. — Сакамаркин ткнул пальцем в карту. Вот здесь и здесь: на перегоне к Витебску.

— Хорошо, — согласился Сипко и тут же возразил: — Твон подрывники взорвут дорогу, а немцы через неделю опять ее восстановят. Этого мало. По-моему, надо оставить паровозы без воды.

— Мои хлопцы смогут взорвать водокачку, — сказал Сакамаркин.

— Нет, — Сипко взглянул на Фрузу. — Эту операцию должны провернуть ее ребята. Сумеете выполнить?

Фруза задумалась:

— Дело сложное. Надо все взвесить. — Верно, — согласился Сипко.

Они еще долго сидели за столом, обсуждая план операции, и пришли к окончательному решению, что выполнить его сможет Азолина Нина, которая, как вспомнила Фруза, время от времени ходит на станцию, и иногда по делам службы ей приходится быть около водокачки.

— Добро, — сказал Сипко. — На этом варианте и остановимся. Смогут, комбриг, твои минеры смастерить компактную мину?

— Сделают, они у меня по этой части академики.

— Пусть зальют снаружи мину пчелиным воском и мелким антрацитом закамуфлируют ее под брикет каменного угля. — Сипко повернулся к Фрузе. — Мину передашь Азолиной лично, и пусть она подбросит ее в каменный уголь поближе к башне.


А в это время в поселке Оболь один из местных жителей, Гречухин, был вызван к начальнику полиции Экерту.

— Садитесь! — Экерт указал Гречухину на стул.

— Слушаю вас, господин начальник.

Он сел напротив, заложил ладони рук между коленями и всем корпусом подался вперед, как пес на поводке.

— Сегодня ты подожжешь склад.

— Как?

— Садись! В час ночи ты обольешь стену пакгауза бензином. Чиркнешь спичкой…

— Пришлепнут, господин начальник,

— Молчи. Охрана предупреждена. Тебя только схватят, отвезут в тюрьму, и все…

— А дальше?

— Ты посидишь несколько дней. А потом тебя выкинут — и все…

— А еще что?

— Найдешь тех, кто взрывает составы. Войдешь к ним в доверие. Ухватишься за ниточку и всех до одного вытянешь. Понял?

Гречухин вскочил со стула и уставился в суровое и опухшее лицо начальника полиции.

— Сделаю, господин начальник.


Фруза шла в деревню Зуи. В руках она несла бидон, в котором на дне лежали завернутые в клеенку мины.

В деревне ее неожиданно остановили пьяные полицаи. Потянулись к бидону, решив, что там самогон. Фруза отступила в сторону, но полицаи подскочили к ней и уже старались вырвать бидон из рук. На крыльце ближнего дома стоял немецкий офицер, Фруза позвала его. Офицер крикнул:

— Что там?

— Пан офицер, я несу на кухню для ваших солдат молоко. А эти двое хотят отнять.

Офицер взял из рук Фрузы бидон, приподнял крышку. Бидон до самого верха был наполнен молоком.

— Молоко. Гут! Неси, — сказал офицер, а на полицаев гаркнул:

— Пошел вон, швайн!

Линия железной дороги проходила по самому краю Оболи. За переездом тянулись поля льна и гороха. А совсем недалеко, за амбарами, протекала неширокая река.

Здесь и договорилась Зина встретиться с Фрузой. Она захватила с собой кружки, удочки и пришла на условленное место. Выбрав тихий песчаный откос около камышей, Зина разделась и вошла в реку.

Из воды она вышла только тогда, когда заметила вдалеке идущую по берегу Фрузу. Зина надела платье, обулась. Подошла Фруза.

— И была тебе охота в холодной воде купаться?

— Да она совсем не холодная, — возразила Зина. — Вода — прелесть!

— Куда там… Прелесть! — сосредоточенно думая о чем-то другом, возразила Фруза. — Ну что, попробуем на кружки?

— Давай.

Они сели в тяжелую просмоленную лодку с плоским дном, отчалили от берега. Лодка шла к чистому затону. Пока Зина гребла, Фруза хватала пескарей из банки, насаживала на тройники и, опустив их в реку, проворно разматывала леску.

За поселком протяжно и нервно просвистел паровоз. Он тянул сплошь увешанный ветками берез и елей состав на подъем.

— Замаскированный, — сказала Зина.

— А ты как думала…

Состав скрылся за переездом. И вдруг оглушительный взрыв колыхнул воздух. Столб огня и дыма взметнулся высоко вверх. Потом медленно осел и черным облаком стал расползаться по земле во все стороны.

— Сработала! — сказала Фруза. — Молодцы ребята! Около лодки из-под кружка плеснулась вода. Зина взглянула вниз — по правому борту приструнилась леска.

— Фруза, смотри… перевертка. Тяни скорей!

Рыба металась из стороны в сторону, но Фруза спокойно подтянула ее к борту, а затем быстрым, ловким движением перекинула в лодку.

— На сегодня хватит, — сказала она, собирая кружки. Прощаясь, она передала Зине банку и предупредила:

— Аккуратно только. С собой возьми половину. Поможет тебе тетя Ира. Запомни: очень сильное отравляющее вещество.

— Откуда это?

— Из леса. Кстати, если случится что — уходи к Маркиямову.

Ночь. Стужа и ветер.

Гудят провода. Паровозный дым стелется по земле, он ест глаза, першит в горле угольной гарью.

Парень в темной замасленной спецовке прошел вдоль состава, обстучал колеса и огляделся. Под ватником у него лежали небольшие мины. Часовые механизмы были заведены на восемь утра. Парень наклонился над коробкой буксы, открыл ее. Сзади раздался отрывистый, охрипший голос немецкого часового:

— Эй, русс, гебен зи мир битте фойер! Парень вздрогнул и быстро выпрямился.

— Прикурить дать? — переспросил он. — Можно. Он чиркнул спичкой. Часовой прикурил и ушел за другие составы.

А утром на втором пути, где стоял состав, громыхнул взрыв.

Экерт прикрыл дверь, старательно зашторил окно.

— Выкладывай, — он указал Гречухину на стул. — Нашел?

— Нашел, господин начальник. Нашел.

— Всех знаешь?

— Почти всех. На вечериночки они собирались. Первое время не доверяли. Видать, проверку делали. Потом в книжонку листовочку положили.

— А может, случайно?

— Скорее с умыслом. Когда стали доверять, наказали размножить листовку. Потом кое о чем сам догадался.

— Обольские, значит?

— Все местные.

Экерт взял карандаш.

— Диктуй.

— Зенькову Фрузу первой ставьте, — начал Гречухин.

— Еще кто? — нетерпеливо спросил Экерт.

— Портнова Зина. Питерская девчонка, господин начальник. Внучка Яблоновой. Приехала к бабке перед войной. Да вы ее видели. Одно время в офицерской столовой работала вместе с теткой. Тетку-то расстреляли, когда были отравлены офицеры. А эта сбежала недавно к партизанам. Пионерочка.


Зина уже более двух месяцев находилась в партизанском отряде. Она несколько раз ходила в разведку, участвовала в боях против оккупантов. За короткое время хорошо изучила трофейное оружие и научилась без промаха стрелять.

В конце октября, когда в партизанском отряде стало известно, что в Оболи немцы арестовали большую группу ребят из «Юных мстителей», Зина и еще двое молодых партизан — Илья и Мария Дементьевы — отправились ночью в поселок на встречу со связной Лузгиной Верой. От нее они должны были узнать, кто из ребят остался в живых, и наладить с ними связь, чтобы продолжать работу.

К деревне Мостищи подошли утром, когда совсем рассвело. Всем идти туда было опасно: Марию и Илью там знал каждый. Ждать ночи тоже нельзя: немцы могли арестовать еще кого-нибудь из организации. Зина вызвалась идти одна. Она набрала вязанку хвороста, вскинула ее на спину и по полю неторопливо пошла к деревне.

Около избы Веры Лузгиной ее остановили два парня. Они вышли из проулка. На руках у них были белые повязки.

«От этих не уйдешь», — подумала Зина.

Она смело пошла навстречу им, стараясь не выдать волнения. Полицаи не спускали с нее глаз. Подошли вплотную. Она хотела обойти, но один из них преградил путь.

— Кто ты такая?

— Мария Козлова, — ответила Зина.

— Документы, — потребовал остроносый и сдвинул на глаза шапку. — Ладно, пошли проверим.

— Еще чего не хватало, — попыталась возразить Зина.

— Но, но! Без трепотни. — Остроносый сильно толкнул Зину в спину.


Солдаты согнали к комендатуре жителей окрестных деревень, окружили их, а потом вывели на крыльцо Зину. Она стояла, босая, в одном летнем платьице, и жадно вглядывалась в толпу, стараясь различить знакомые лица.

Немецкий офицер, комендант Оболи, громко крикнул:

— Кто знает эту девчонку?

Люди стояли, опустив головы, и никто из них не проронил ни слова.

На неоседланной лошади прискакал Экерт. Его вызвали по телефону. Он спрыгнул на землю и подбежал к крыльцу. — С чем она поймана? — спросил Экерт у офицера-

— Вот с этим. — Комендант протянул справку.

— Да это, господин комендант, городская девчонка.

Работала у нас, между прочим, в офицерской столовой судомойкой, а после диверсии сбежала к партизанам.

— Не может быть! Почти ребенок, — удивился офицер.

— Она самая. У нее и справка на чужое имя. В справке-то написано Мария Козлова, а на крылечке стоит Портнова.

— Откуда эта девчонка?

— Из Питера, господин комендант. Я ее хорошо знаю. В подпольной организации она состояла.


Прошло более суток, как Зину привезли в Горяны, которые находились в сорока километрах от Оболи, и за это время ее уже третий раз вызывали на допрос.

Молодой щеголеватый офицер ввел Зину в кабинет и вытянулся по стойке «смирно». Офицер за столом, не торопясь, пригладил волосы, вынул из кобуры парабеллум и положил перед собой. Подумав, махнув дежурному кистью руки, подал знак «свободен».

Офицер повернулся, щелкнул каблуками и строевым шагом вышел.

— Ты довольна, как тебя били? — спросил немец. — Теперь ты понимаешь, к чему приводит молчание? Тебя будут бить до тех пор, пока не захочешь признаться. Ты будешь говорить? Ну! Говори…

Его охватило раздражение. Он встал и заходил по комнате.

— Хочешь пить? Ну! Отвечай. Ведь хочешь. У тебя же все горит. Бери пей.

Зина шагнула к столу за стаканом. Немец переставил его.

— Говори. И будешь пить.

— Гад! — произнесла Зина.

Немец или не расслышал, или не понял. Он сам подал стакан и уставился ей в лицо. Зина в одно мгновение выпила воду.

— Так что ты сказала? Говори. Я слушаю.

— Я сказала: гад!

Офицер не пошевелился. Лишь лицо его побелело.

— Я уничтожу тебя, — сказал он, медленно цедя слова.

С улицы донеслось нарастающее громыхание гусениц. Задрожали и зазвенели стекла в окне. Офицер подошел к окну.

Зину будто кто-то подтолкнул. Она прыгнула к столу, схватила парабеллум, сняла предохранитель и крепко прижала руку к бедру.

— Повернись! — выдохнула она. Немец ошалело махнул рукой.

— Что ты!.. Постой.

Хлестнул выстрел. Немец поджался и упал на бок. За спиной Зины хлопнула дверь. В проеме мелькнула тень. Не целясь, Зина нажала на спуск. Дежурный офицер хотел увернуться, но наскочил на огонь выстрела почти в упор.

Зина кинулась в открытую дверь, проскочила коридор и очутилась на улице. Не мешкая она свернула за угол и бросилась бежать в ту сторону, где виднелась река. За ней синел лес.

Девочка бежала, не слыша погони. Но вот захлестали выстрелы. Они будто рвали воздух. Зина оглянулась. Немцы и полицаи бежали следом метрах в тридцати. Задыхаясь и выбиваясь из сил, она побежала дальше. Река была почти рядом. «Ну еще немного! Скорей!» — Зина глотнула воздух, и тут ее что-то ударило по ногам, обожгло. Вгорячах она пробежала еще метров пять. Но потом ноги ее подкосились, и она упала, выкинув вперед руки, словно старалась дотянуться ими до реки.


Очнулась Зина в Полоцке. Она лежала на мягкой перине, на чистой простыне, укрытая теплым шерстяным одеялом. С удивлением Зина огляделась по сторонам. Комната была большая. В простенке между окнами — диван. Рядом — стол, покрытый белоснежной скатертью. На столе в миске яблоки, в крынке — молоко, хлеб и плитка шоколада. А еще на столе лежал лист бумаги. Отворилась дверь. В комнату вошла женщина в белом фартуке.

— Если пани что-нибудь потребуется, она может вызвать прислугу, — сказала женщина. — Кнопка звонка от пани справа на стене. Вы можете вызвать меня в любую минуту. Если у пани есть какое-нибудь желание, ей только стоит приказать.

Зина настороженно глядела краем глаза на женщину, не отвечала. Ее мучил вопрос: где она?

После прислуги вошел мужчина в темном костюме. Он ничего не спрашивал и лишь изредка поглядывал на Зину.

«Хитрит», — подумала Зина. Стиснув зубы, чтобы не застонать, она с трудом повернулась на бок.

Немца будто ничего не интересовало. Выражение холодных глаз было безразличным и пустым.

— Я уверен, ты не собираешься говорить. И я ни о чем не спрашиваю тебя, — произнес он. — Но я знаю: тебе очень хочется жить. А жизнь есть бой. Земля — полигон для прицельной стрельбы. Ты попала на этот полигон, девочка. Я почти ничего от тебя не требую. Ты напишешь, — он кивнул на лист бумаги, — место партизан и останешься жить. Подумаешь и напишешь.

Он встал и, не говоря больше ни слова, удалился.

Зина не могла спать. Всю ночь не стихала боль в ногах. Пробитые пулями, они ныли, по всему телу пробегала тупая боль, от которой Зина теряла сознание.

Наутро пришел тот самый немец. Он оглядел продукты на столе, взглянул на лист бумаги. Лист остался чистым.

В тот же день Зину отвезли в полоцкую тюрьму, бросили в узкую и длинную, как пенал, камеру.

Там уже находилась какая-то женщина.

Она уложила Зину на солому, дала воды.

— В гестапо была? — спросила женщина. Зина ничего не ответила.

— В гестапо, — убежденно сказала женщина. — Эти, в черных мундирах, которые принесли тебя, оттуда.

Ранним утром Зину увезли. От дороги до окраины леса ее волокли под руки два немецких солдата. Губы ее были искусаны.

Ее поставили возле вырытой ямы. Приподняв лицо вверх, Зина прислушалась. Вокруг была напряженная тишина.

— Фойер! — раздалось где-то рядом.

Она упала на бугор лицом вперед. Пальцы ее сгребли горсть родной земли и сжались.

Анатолий СОЛОДОВ

Загрузка...