Православные таинства (Беседы о мире и человеке)

ИСПОВЕДЬ - ПОКАЯНИЕ

Уйдите, батюшка…

Я прожил жизнь бойцом!

Я и умру таким,

Смеясь в лицо врагу,

Проклятья посылая!

Подпольный журнал «Народная воля»

Таинство церковного покаяния отсутствовало первоначально в христианском культе. По евангельским сказаниям покаяние и исповедь происходили при ритуальном омовении. Ведь Иоанн Креститель проповедовал «крещение покаяния для прощения грехов» (Лк. 3:3; М. 1:4), и «крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои» (Мф. 3:6). Следовательно, покаяние и исповедь являлись элементами крещения, с помощью которого грехи исповедовавшегося во время омовения водой смывались и прощались богом. При этом исповедь и покаяние происходили как коллективный обряд, во время которого верующие каялись в грехах непосредственно богу. Коллективное покаяние сохранялось в христианстве вплоть до XIII века и происходило публично, т. е. каждый верующий громко перечислял перед другими верующими свои грехи и каялся, прося бога простить его прегрешения. С возникновением священства, т. е. профессиональных служителей культа, божественная привилегия очищения от грехов постепенно была передана священникам и отделена от обряда крещения.

Следующим шагом превращения обряда в таинство явился переход от коллективной исповеди и покаяния к индивидуальному совершению обряда священником в первую очередь как подготовка верующего к таинству причащения. Церковь преследовала при этом двойную цель: во-первых, использовалось психологическое воздействие исповеди на верующего. Человек, рассказав другому то, что его мучает, получает облегчение, «отводит душу». Этим, в частности, австрийский психиатр Зигмунд Фрейд обосновал действие психоанализа. Религия же объясняет облегчение в результате исповеди благодатью, которую священник от имени бога передает кающемуся, отпуская ему грехи, какими бы тяжкими они ни были. Во-вторых, верующий попадал в зависимость от священника, церкви, т. к. перед лицом бога он рассказывал о всех своих поступках. Ведь церковь утверждала, что всевидящий бог и так все знает, а исповедь является проверкой добросовестности верующих перед богом.

Таинство покаяния или исповеди относится к очистительным обрядам. По разъяснению православной церкви, «от кающегося требуется искреннее сокрушение о грехах и твердое намерение впредь исправить свою жизнь, вера во Христа и надежда на его милосердие». Почему же возникает необходимость «впредь исправить свою жизнь»? Ведь, как мы уже выяснили, во время крещения святой дух очистил верующего от первородного греха и дал ему благодать, «укрепляющую его в вере и жизни христианской». Но оказывается, этого очищения недостаточно, поскольку очищена только душа верующего. А человек греховен по своей сущности, так как вынужден удовлетворять свои телесные, греховные, по утверждению церкви, потребности. Поэтому он постоянно нарушает установленный для него богом порядок жизни, отвлекается от служения богу, совершает грехи, которые и разрушают данную ему при крещении благодать. Принцип греховности человека является одним из основных в христианстве. Самые естественные потребности человека объявляются греховными, а их удовлетворение - преступлением перед богом. Значит, человек неизбежно грешит уже тем, что вынужден эти потребности удовлетворять: пить, есть, любить, заботиться о себе и о своих близких. Грешник же, по утверждению церкви, не получит спасения, т. е. его душа после смерти тела не получит блаженства райского существования, а будет мучиться в аду.

В результате верующий попадает в сложное положение: не грешить он не может по своей человеческой природе, а как грешник - не получит спасения. И тут церковь предлагает ему выход: «покайся!» По словам Христа, «на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк. 15:7). В этих словах содержится разгадка сущности таинства покаяния. Безгрешному праведнику нет нужды в покаянии, следовательно, нет необходимости обращаться за этим к священнику, церкви, да и к самому богу. Он становится, таким образом, независимым от церкви, а вот это и не устраивает церковь, которая теряет влияние на верующего, поскольку у него нет страха божьего. Поэтому и появилась поговорка: «Не согрешишь, не покаешься. Не покаешься - не спасешься».

Чтобы вернуть утраченную благодать, грешник должен покаяться в своих грехах священнику - исповедать грехи. Для того чтобы верующий сильнее прочувствовал важность этого обряда, перед тем как идти на исповедь, он должен подготовить себя говением, т. е. постом, сопровождаемым молитвой. Иногда пытаются приписать посту некое гигиеническое свойство, сравнивают пост с модным сейчас у некоторых людей лечением с помощью голодания или с разгрузочными днями. Но разгрузочные дни, лечение голодом проводятся при определенных показаниях и обязательно под наблюдением врача, иначе они могут принести непоправимый вред здоровью, и уж во всяком случае - добровольно. Пост же православная церковь объявляет обязательным для всех верующих, независимо от возраста и состояния здоровья. И не с целью заботы о здоровье человека, а со значением «благоговейного принесения жертвы», - как разъясняет священник Вл. Ригин. «Пост, - пишет он, - продолжается несколько дней и касается как телесной, так и духовной жизни человека. Телу предписывается воздержание, то есть телесная чистота и ограничение, в различной степени, в пище - пост… Пост очищает духовную сущность человека, способствует живому восприятию мира духовного. Поэтому христианин неукоснительно соблюдает все посты, установленные Православной Церковью» [1].

[1 Журнал Московской патриархии. 1980. № 10. С. 79.]

Как видно, на первое место ставится именно духовная, «божественная» сущность человека. О ней, а не о здоровье человека печется церковь. Ведь таких «постных» дней православная церковь установила в году немало - 224. Это великий пост - семь недель, рождественский пост - сорок дней, петров пост - двадцать дней, успенский пост - две недели и, кроме того, так называемые однодневные посты: крещенский, Воздвиженский, каждая среда и пятница недели и т. д. Во время поста из рациона исключается пища животного происхождения - скоромная: мясо, молоко, яйца, а при строгом посте, например в страстную неделю перед пасхой, - и рыба. Кроме того, в умеренном количестве должны употребляться хлеб, овощи, фрукты, так как «ум не должен рассеиваться и отвлекаться на сторонние житейские обстоятельства», как пишет тот же Вл. Ригин. Но зато молитвы ничем не ограничены! В результате строгого соблюдения поста, да если он к тому же длится семь недель, человек, истощенный физически и подавленный морально чтением молитв, в которых подчеркивается его греховность, беспомощность перед богом, мог дойти до психических расстройств, галлюцинаций, видений, которые якобы являются признаком святости.

К тому же большинство постов приходится на зиму и весну, когда с точки зрения гигиены человеку необходимо усиленное по сравнению с летним периодом питание. Это несоответствие отмечал еще М. В. Ломоносов, указывавший, что сроки и даты постов, установленные в Греции, в совершенно других климатических условиях, не могут соответствовать условиям России. Но для церкви главной была забота о «духовном» спасении человека, а не о его здоровье. Тем более, что имущие классы, да и само духовенство не страдали от постов, поскольку они имели возможность обеспечить себе достаточно питательную пищу и в условиях поста, а для беднейших слоев это ограничение в пище было достаточно тяжелым.

Как соблюдало посты само духовенство, прекрасно показала писательница Марко Вовчок (псевдоним Марии Александровны Вилинской-Маркович) в «Записках причетника». Настоятельница монастыря Секлетея и священники отцы Михаил, Мордарий и Еремей едут в монастырь и остановились по дороге.

«… - Не закусить ли, отец Михаил? - ласкающим голосом, как бы предлагая не самостоятельное вопрошание, а только скромное предположение, сказала мать Секлетея…

- Сестра Олимпиада! Сестра Олимпиада! - крикнула мать Секлетея, - достань коверчик и все… Извините, отец Михаил, чем богаты, тем и рады… Не взыщите… Сестра Олимпиада, ты бы попроворней… Вот тут расстели - под деревцом… Юнец! (Это было обращено ко мне.) Иди-ка сюда, помоги!

Сестра Олимпиада, вынув из глубины повозки яркоцветный ковер, на коем были изображены порхающие фантастические птицы и не менее фантастические плоды и цветы, сыплющиеся из корзин, с помощию моею разостлала его под указанным матерью Секлетеею деревом.

Повозка матери Секлетеи принадлежала к числу тех «монастырских» повозок, о которых, может статься, благосклонный читатель не имел случая получить ясное и настоящее понятие.

То была по наружному своему виду обыкновенная неуклюжая колымага, в которой, казалось, могло вмещаться соответствующее ее размерам количество одушевленных и неодушевленных предметов.

Окинув внимательным, но тогда неопытным оком моим ее внутренность, я увидал только две пуховые подушки и скромный узелок с черствым деревенским хлебом и огурцами. Живо представив себе сокрушительные зубы отца Мордария, работающие над этим скудным запасом, я, внутренне улыбаясь, взялся за помянутый узелок с целию его перенести на разостланный под дубом ковер, но сестра Олимпиада остановила меня.

- Куда? куда? - воскликнула она шепотом. - Ты на что берешь «видимое»?

- Это «видимое»? - спросил я, недоумевающий, но желающий скрыть свое недоумение, указывая на узел с хлебом и огурцами.

- А то какое же?

С этими словами она, приподняв плечом одну подушку, погрузила руки свои в отверзшуюся глубину и осторожно вытянула оттуда две бутыли, затем еще две, еще и еще; затем, к возрастающему моему изумлению, из таинственных недр показались копченые рыбы, различных великолепных размеров, породистые поросята в вяленом виде, массивный окорок, целые гирлянды колбас всевозможных сортов, пироги, пирожки, лепешки, сахарные варения, медовые печения, прекраснейшие фрукты, одним словом говоря, все лакомые яства и сласти, какие только всеблагое провидение указало смертному на питание телес и усладительное баловство вкуса.

- Что ж ты не носишь? - вопросила сестра Олимпиада. - Носи же да расставляй все хорошенько!

- Это «невидимое»? - вопросил я, указывая на извергнутые глубинами повозки сокровища.

- «Невидимое», - отвечала юная отшельница.

- Так у вас называется?

- Так.

- Почему ж так называется?

- Потому что называется…» [1]

[1 Русские повести XIX века 60-х годов. М., 1956. Т. 2. С. 234 - 235.]

Как видно из рассказа, «видимое» то, что должны были видеть верующие, а «невидимое» то, что действительно употребляло духовенство.

Правда, в настоящее время православная церковь не так строго требует соблюдения поста в пище, ссылаясь на правило: «Пост ослабляется или совсем отменяется, по благословению священника, для тех, кто не может нести подвиг поста по причине болезни или слабости сил. Для них пост заменяется другим послушанием». Действительно, трудно сейчас заставить человека поститься во вред своему здоровью, и церковь делает упор на пост духовный.

Итак, подготовленный телесно и духовно, верующий идет в церковь получить отпущение грехов. По утверждению православной церкви, «покаяние есть таинство, в котором исповедующий грехи свои, при видимом изъявлении прощения от священника, невидимо разрешается от грехов самим Иисусом Христом». Священник, таким образом, является якобы лишь представителем Христа, который лично разрешает верующего от грехов, т. е. прощает их. Как же выглядит «видимый» обряд покаяния?

Верующий становится перед священником на колени, и тот покрывает его голову епитрахилью. Верующий обязан сообщить священнику все случаи нарушения им религиозных правил, признать себя виновным в них - раскаяться в том, что совершил. Священник наводящими вопросами помогает ему вспомнить свои грехи, а заодно и то, что интересует священника. После этого священник произносит фразу об отпущении грехов рабу божьему имярек, рукой крестит его, и в это время Христос невидимо освобождает от грехов. Епитрахиль снимается, и верующий опять безгрешен, как ребенок после крещения.

Но не всегда священник только отпускает грехи. Церковь подразделяет грехи по их тяжести. Грех может быть простым, а может быть тяжким или страшным и даже смертным. Причем мерилом тяжести греха, т. е. проступка или преступления верующего служат не нормы, сложившиеся в обществе, а воле бога, установившего с помощью церкви ответственность верующего за свои поступки. Поэтому самым страшным, смертным грехом считаются действия или поступки, направленные на нарушение правил, уста новленных церковью, выступления в любой форме против религии. И если грех касается требований религии, он «тяжелее», чем любое преступление против людей. Убийство человека по этим нормам только тяжкий грех, а вот богохульство или атеизм - это грех страшный, смертный. И зачастую церковь в прошлом не только объявляла такой грех смертным, но на деле наказывала людей смертью за выступление против религии.

Ну а если грех только тяжкий? В этом случае священник отпускает его с условием, что исповедуемый понесет определенное наказание, налагаемое священником, - епитимью. «Епитимия - значит запрещение. Кающемуся предписываются лишения, служащие к заглаждению неправды, греха, например, пост…» Священник может наложить в качестве епитимьи прочесть определенное количество раз молитву, совершить поездку на богомолье к святой иконе, пожертвовать что-либо в пользу церкви и т. п. Размер и вид епитимьи определяется священником единолично. Так, бывший священник А. А. Осипов приводит случай, когда на убийцу была наложена священником епитимья: 15 лет не есть скоромной (мясной) пищи. И только. После исполнения епитимьи преступник считал, что он искупил свое преступление перед богом и его совесть может быть спокойна.

Недаром Л. Н. Толстой писал в «Ответе Синоду»: «В периодическом прощении грехов на исповеди вижу вредный обман, только поощряющий безнравственность».

А как же суд людской, закон? Здесь мы встречаемся с особенностью обряда покаяния: тайной исповеди. Поскольку считается, что верующий исповедуется в грехах непосредственно Христу, а священник лишь представляет Христа видимо, то православная церковь обещает верующему, что священник сохранит в тайне услышанное во время исповеди. Поэтому верующий может без опасения рассказывать все, вплоть до самых интимных сторон своей жизни, для того чтобы Христос мог простить ему все его грехи. Так утверждает церковь. В действительности же тайна исповеди выглядела по-другому.

13 апреля 1722 года царь Петр I указом обязал духовенство полученные на исповеди сведения о «преднамеренных злодействах против службы государевой или церкви» немедленно сообщать властям. 2 мая 1722 года уже святейший синод, высший орган русской православной церкви, своим указом разъясняет священникам, как следует выполнять царский указ: «Если кто при исповеди объявит духовному отцу своему какое-нибудь несовершенное, но замышленное им воровство (т. е. преступление. - Ю. С), наиболее же измену или бунт на государя, или на государство, или на фамилию его величества, то о таком лице немедля да объявлено будет властям предержащим. Сим объявлением духовник не преступает правила, но еще и исполняет веление господне». Как видно из разъяснения, священник должен был в первую очередь сообщать о готовящихся, замышленных или исполненных попытках выступления против самодержавия, а не об уголовных преступлениях. Политический шпионаж объявляется велением господним. И сколько верующих поплатилось своей свободой и жизнью за доверие к тайне исповеди!

Исповедь считалась обязательной, в частности перед смертью, чтобы душа умирающего попала на тот свет очищенной от грехов. Поэтому в камеру к осужденным на казнь приходил священник, чтобы исповедовать преступника. Распространялось это правило и на революционеров, осужденных на казнь царским самодержавием. О том, как отвечали революционеры на эту заботу об их душах, свидетельствует стихотворение, помещенное в эпиграфе этой главы. Оно было помещено в подпольном журнале «Народная воля» и вдохновило И. Репина на создание известной картины «Отказ от исповеди перед казнью». Стремившиеся к высокой цели освобождения народных масс от гнета царизма и церкви, революционеры не нуждались в иллюзорном «утешении» религии. И революционер, осужденный на казнь, отказывается от исповеди, прогоняет попа, в котором видит пособника самодержавия.

Вот как описывал декабрист М. А. Бестужев в своих воспоминаниях священника, пытавшегося исповедовать его в тюрьме:

«Я совершенно отрешился от всего земного и только страшился, чтобы не упасть духом, не оказать малодушия при страдании земной моей плоти, если смерть будет сопровождаться истязаниями.

В одну из таких минут отворяются двери моей тюрьмы. Лучи ясного зимнего солнца ярко упали на седовласого старика в священническом облачении, на лице которого я увидел кротость и смирение. Спокойно, даже радостно, я пошел к нему навстречу - принять благословение, и, принимая его, мне казалось, что я уже переступил порог вечности, что я уже не во власти этого мира, и мысленно уже уносился в небо!

Он сел на стул подле стола…

- Ну, любезный сын мой, - проговорил он дрожащим от волнения голосом, вынимая из-под рясы бумагу и карандаш, - при допросах ты не хотел ничего говорить; я открываю тебе путь к сердцу милосердного царя. Этот путь есть чистосердечное признание…

С высоты неба я снова упал в грязь житейских дрязг…

В служителе алтаря я должен был признать не посредника между земною и небесною жизнию, не путеводителя, на руку которого опираясь я надеялся твердо переступить порог вечности, но презренное орудие деспотизма, сыщика в рясе! Я не помню, не могу отдать верного отчета, что сталось со мною. Я поднялся с колен и с презрением сказал:

- Постыдитесь, святой отец! что вы, несмотря на ваши седые волосы, вы, служитель христовой истины, решились принять на себя обязанность презренного шпиона?

- Я сожалею о тебе, - отвечал он в смущении и вышел» [1].

[1 Воспоминания Бестужевых. М.; Л., 1951. С. 107 - 108.]

Известно, что, когда к заключенному в Петропавловскую крепость революционеру-демократу Д. И. Писареву пришел протопоп Полисадов, Писарев отказался от исповеди, выгнал его и бросил ему вслед Евангелие.

В 1905 году даже граф Витте, премьер-министр царского правительства, в записке обер-прокурору синода Победоносцеву был вынужден признать: «Превратившись из духовного руководителя в агента полицейского надзора, пастырь потерял всякое доверие своих пасомых и нравственную связь с ними». Священники во время исповеди получали от рабочих, их жен и детей сведения о революционных настроениях и передавали их полиции.

В настоящее время православная церковь упростила обряд исповеди, возвратившись к коллективному отпущению грехов. Вот как производится теперь это таинство покаяния. Во время литургии в левый придел выходит священник, вокруг которого собираются верующие, желающие получить отпущение грехов. Священник обращается к ним с небольшой проповедью которая длится 10 - 15 минут. В проповеди он разъясняет необходимость вести безгрешную жизнь, а поскольку это трудно, то верующий должен своевременно обратиться к церкви и покаяться в грехах. После этого священник, обращаясь к верующим, произносит формулу отпущения грехов. Желающие могут подойти и для индивидуального покаяния, но это уже не обязательная, а добровольная исповедь. Таким образом, таинство покаяния утратило свое социальное значение, свелось к формальному выполнению обряда отпущения грехов.

Следует отметить, что таинство покаяния имеет под собой серьезную психологическую основу. Человек, особенно если он что-то переживает, чем-то озабочен, хочет поделиться, излить душу порой даже человеку, которого он видит в первый раз, и, конечно, рассчитывает хотя бы на внимание, сочувствие. Исповедь - это для верующего возможность излить душу человеку заинтересованному, прощающему даже ошибки и проступки. Этого нельзя забывать.

К сожалению, в существовавшей в нашем обществе атмосфере равнодушия, когда каждый был занят самим собой и никому не было дела до других, отсутствие внимания к соседу, к коллеге по работе стало обычным, превратилось в материал для фельетонов и анекдотов. Но в нормальном обществе каждый человек должен иметь возможность быть выслушанным и рассчитывать на помощь со стороны других.