Пределы мира

ГЛАВА 21

Александр подождал, когда поднимется все остальное войско, а потом отдал приказ начать спуск на плоскогорье Персиды. Но прежде чем отправиться в путь, он вызвал к себе пастуха-ликийца, который помог ему захватить укрепленное ущелье.

— Успех дела решило твое участие, — сказал он. — Ты помог Александру завоевать Персидскую державу, а возможно, и изменить ход истории. Никто не может сказать, хорошо это или плохо, но в любом случае я глубоко тебе благодарен. — Он хотел прибавить: «Проси у меня все, что хочешь, и я дам», но ему вдруг вспомнился тот далекий день, когда он сказал эту несчастную фразу Диогену, старику-философу, лежавшему в лучах заходящего солнца, и теперь лишь произнес: — Спасибо, друг.

Пастух взволнованно посмотрел на него, а царь сел на коня и начал спуск. Но он не мог пропустить мимо ушей слов, раздавшихся за его спиной.

— Царь велел дать тебе все, чего пожелаешь, как и обещал, — сказал Евмен. — Тебе стоит лишь назвать.

Ред ответил:

— Будь я помоложе, я бы захотел отправиться вместе с ним и посмотреть, что будет дальше. Но я должен подумать о старости: я бы хотел выкупить землю моего отца и дом, где я родился, на заливе, у самого моря. Я так давно не видел моря…

— Ты увидишь его, пастух, и получишь свою землю и дом. Можешь даже завести детей, если захочешь. А если у тебя будут дети и внуки, ты расскажешь им, как однажды вел царя Александра навстречу его судьбе. И если тебе не поверят, покажешь вот это.

— Что это?

Евмен вложил ликийцу в руку маленький предмет.

— Это золотая звезда Аргеадов. Такую имеют лишь ближайшие друзья царя.

Он дал ему также кожаный футляр.

— Здесь письмо царя правителю Ликии — приказ дать тебе все, чего пожелаешь. Это дороже любого золота и серебра. Не потеряй его. Прощай, пастух, удачи тебе.

Вечером следующего дня они спустились к подножию гор и оказались на широком плоскогорье Персиды. Вдали виднелись реки, окаймленные длинными рядами тополей, и множество деревень с домами, сложенными из грубых кирпичей.

Войско пересекло царскую дорогу на реке Араке, и Александр разбил лагерь, чтобы дождаться Пармениона с остальным войском, но едва начали ужин, как вошел один из стоявших на страже гетайров и объявил:

— Тут пришел какой-то человек и желает поговорить с тобой. Он переправился через реку на лодке и, кажется, очень спешил.

— Тогда пусть войдет.

Солдат ввел человека в персидских одеждах — затянутых у лодыжек шароварах и в завязанном на шее льняном головном платке.

— Кто ты? — спросил Александр.

— Я пришел от сатрапа Абулита, который командует гарнизоном Персеполя. Он готов сдать тебе город, и велел передать тебе, чтобы ты поспешил, если хочешь найти сокровища Великого Царя в сохранности. Если опоздаешь, тебе придется бороться с теми, кто призывает сражаться до последнего. Иные хотят спасти сокровища, чтобы поддержать восстание сторонников Дария. Что ответить моему господину?

Александр молча задумался на несколько мгновений, а потом ответил:

— Скажи, что через два дня, на закате, Персеполь увидит меня и мою конницу.

Посланец вышел и вернулся к лодке, а царь тут же вызвал Диада из Ларисы, своего главного инженера.

— До завтрашнего вечера мне нужно построить мост через Араке, — объявил царь, прежде чем предложить ему сесть.

Диад, уже привыкший к просьбам сделать невозможное в невозможные сроки, и глазом не моргнул:

— Какой ширины желаешь?

— Как можно шире: нужно как можно скорее пропустить всю конницу.

— Пять локтей?

— Десять.

— Десять так десять.

— Думаешь, получится?

— У меня когда-нибудь не получалось, государь?

— Нет, такого не было.

— Однако я должен начать работы сей же момент.

— Как хочешь. Можешь отдавать приказы от моего имени кому угодно, даже военачальникам.

Диад вышел, собрал десять бригад с топорами, пилами, канатами и лестницами, дал им мулов и лошадей и послал в ближайший лес рубить деревья. Одни стволы были ободраны и обожжены на огне, другие распилены на доски. Триста человек трудились всю ночь, а на рассвете все материалы, уже готовые к использованию, притащили на берег реки.

Диад велел взять заостренные колья и в два ряда, пару за парой, через десять локтей вбивать их копрами в дно, а затем связывать вдоль и поперек досками, создавая боковые ребра и горизонтальный настил для прохода. Сегмент за сегментом мост протянулся до середины реки, где сваи пришлось укреплять большими валунами в качестве волноломов, чтобы разбивать течение реки.

К заходу солнца Александр построил конницу в боевой порядок, подождал, когда будет прибита последняя доска, и пустил Букефала галопом через мост. За ним последовали товарищи во главе четырех отрядов гетайров. За конницей пошла пехота под командованием Кратера.

Они скакали всю ночь и остановились на отдых лишь к концу третьей стражи, перед восходом солнца. Александр, крайне утомленный событиями последних дней и бессонных ночей, глубоко заснул. Нежный воздух плоскогорья, легкий ветерок, долетавший с востока, и роща тенистых платанов и горных кленов создавали ощущение мира и глубокого покоя. Кони свободно паслись у реки и ручья с чистейшей водой близ зарослей ив и кизила, и даже Букефал бегал на свободе в сопровождении Перитаса, который безнаказанно покусывал его за огромные голени. Ничто не предвещало неожиданностей.

Один из сторожевых дозоров отошел немного на запад в направлении царской дороги, чтобы обезопасить лагерь от внезапного нападения с той стороны, и разведчики лишились дыхания, увидев длинную колонну, движущуюся под красными знаменами со звездой Аргеадов. Войско Пармениона!

Они галопом поскакали навстречу.

— Я Евтидем, командир восьмой группы третьего отряда гетайров, — представился старший из дозорных командиру, двигавшемуся во главе колонны. — Отведи меня к Пармениону.

— Парменион позади, в арьергарде, так как мы только что на равнине подверглись нападению индийской конницы. Я вызову Клита.

Через несколько мгновений прискакал Черный. На солнце высокогорья его лицо загорело еще больше, так что он выглядел почти эфиопом.

— Что случилось? — спросил он. — Где вы находитесь?

— Мы менее чем в двадцати стадиях отсюда. Нам удалось пройти Персидские ворота. Царь и солдаты отдыхают, поскольку уже две ночи не смыкали глаз, но как только покажется солнце, мы будем готовы идти на Персеполь. Вы можете продолжать свой марш, а мы двинемся вперед как можно быстрее. Думаю, в свое время царь сам все объяснит.

— Хорошо, — ответил Черный. — Передай от меня привет царю и скажи ему, что мы не встретили серьезных трудностей. А я сообщу обо всем Пармениону. С его сыном Филотом все в порядке?

— В полном. Он принимал участие в бою за ущелье и не получил никаких ранений.

Дозорный вскочил на коня и вместе со своими людьми вернулся в лагерь. Войско уже было готово выступать вслед за Александром, который верхом на Букефале подавал сигнал к отправлению. Солнце окрасило розовым вершины Эламских гор, что возвышались над темной зеленью леса и желтизной стерни на обработанных полях, расстилавшихся по равнине, сколько хватало глаз.

По дороге ступали вереницы верблюдов со своим грузом, крестьяне ехали на рынок на ослах, тащивших за собой повозки со всяким незатейливым товаром. Женщины в ярких одеждах шли к ручью набрать воды; а другие уже возвращались, неся на голове полные кувшины. Казалось, этот день ничем не отличается от других, а ведь он знаменовал исторический момент, когда величайшей и мощнейшей в мире державе будет нанесен удар в самое сердце.

Прозвучал сигнал трубы, и конница рысью пустилась по дороге, подняв густое облако пыли. По мере того как она продвигалась, картина значительно изменилась. При проходе конного войска двери закрывались, улицы пустели, рыночные площади вдруг обезлюдевали. Население пряталось от завоевателей-яунов, о которых ходили страшные легенды.

И вдруг перед глазами царя, ехавшего во главе войска вместе с Гефестионом и Птолемеем, предстало странное и тревожное зрелище: навстречу им по дороге ковыляло странное сборище оборванцев и калек. Они протягивали руки и культи, словно стремясь привлечь к себе внимание.

— Кто это? — спросил царь Евмена, ехавшего чуть сзади. Секретарь подъехал ближе, чтобы получше рассмотреть.

— Понятия не имею. Скоро узнаем.

Он слез с коня и пешком приблизился к несчастным, которых при ближайшем рассмотрении оказалось гораздо больше, чем представлялось возможным. Александр тоже спешился и направился к ним, однако по мере приближения ощутил, как его охватывает странное беспокойство, тревожное смятение… Подойдя, он услышал, как они разговаривают с Евменом. Они говорили с ним по-гречески!

Александр увидел страшные увечья: у одних были отрублены обе руки, у других одна или обе ноги; у некоторых кожа сморщилась от широких рубцов, какие бывают у тех, кого облили кипящей жидкостью.

— Масло, — объяснил один из бедняг, ощутив взгляд Александра на своей изуродованной фигуре.

— Кто ты? — спросил царь.

— Эратосфен из Метона, гегемон. Спартанец, третья сиссития [9]

— Спартанец? Но… сколько же тебе лет?

— Пятьдесят восемь, гегемон. Персы взяли меня в плен во время второго похода Агесилая, когда мне было двадцать шесть. Они отрубили мне ногу, зная, что спартанские воины никогда не смиряются с пленом.

Евмен покачал головой.

— Времена изменились, друг мой.

— Я тоже пытался покончить с собой, и мой хозяин облил меня кипящим маслом. Тогда я сдался и смирился с горечью плена, но когда услышал, что идет Александр…

— Нам передали, чтобы мы шли ему навстречу, — вмешался другой, показывая обрубленные по локоть руки.

— Но зачем эти увечья? — спросил царь дрожащим голосом.

— Я служил в афинском флоте во время войны с сатрапами и был гребцом на «Кризее», прекрасном, новехоньком корабле. Мы попали в засаду, и нас взяли в плен. Они сказали, что так я больше не смогу грести на афинском корабле.

Александр посмотрел на третьего — с пустыми глазницами.

— А ты что сделал? — спросил он.

— Мне отрезали веки и намазали глаза медом, а потом привязали рядом с муравейником. Я тоже служил в афинском флоте. Персы хотели узнать, где укрылся флот, но я отказался сказать, и…

Вперед выходили все новые и новые, показывая свои увечья и рассказывая о своих несчастьях, — с седыми волосами, с голыми черепами, с изъеденными чесоткой руками.

— Гегемон, — повторял спартанец, — гегемон, скажи нам, где Александр, чтобы мы могли оказать ему почести и поблагодарить за наше освобождение. Все мы здесь являемся свидетельством той цены, которую греки заплатили в своей борьбе против варваров.

— Я и есть Александр, — ответил царь, побледнев от гнева, — и я пришел отомстить за вас.